***
Роман тоже плохо спал этой ночью, потому опоздал на совещание, о котором секретарша напоминала ему всю неделю. Главы различных лабораторий, финансисты и юристы уже сидели в конференц-зале, когда Роман приехал в Институт. Более пятнадцати человек были вынуждены ждать, но совесть его не мучала. Пожелав всем доброго утра, он занял своё место во главе огромного белого стола и выжидательно уставился на Прайса, сидевшего по правую руку от него. Йоханн, как впрочем и все присутствующие, считали своего босса инфантильным юнцом, Роман был бы рад доказать им, что это не так, но пока не очень-то выходило. Он пытался вникнуть в отчёты и во всё то, что вылетало из заумных ртов ученых, но ему явно не доставало знаний или даже мозгов. Пока он разрешал Прайсу верховодить, но не собирался давать тому спуску. Роман планировал нанять себе помощника, чтобы тот мог приглядывать за делишками доктора. И даже подумывал поступить в университет или хотя бы в колледж, не желая продолжать традицию своей матери пускать работу Института на самотёк. Оливия давала Прайсу очень много свободы, чем гениальный, во всех смыслах, учёный и пользовался, но то время прошло. Раз Роман теперь стоял у руля, он постарается сделать всё, как надо. Когда спустя полтора часа, совещание закончилось, и все вернулись на рабочие места, в конференц-зале остался только Роман и Йоханн. Годфри отчего-то решил, что Прайс задержался, чтобы отчитать его за опоздание, как нерадивого школьника. Хотя прекрасно знал, что тот не позволит — у Романа имелись зубы и он умело ими пользовался, даже когда не впивался ими в чью-то артерию. — У нас проблема с Руманчеком, — выдал Прайс, чем мгновенно привлёк к себе внимание. — И что с ним? — Сегодня он едва не обратился во сне. Я велел вести за ним круглосуточное наблюдение, но вряд ли мы сможем что-то сделать, если он всё же обратиться. Я ведь не могу его заковать в наручники или ещё что. — И что ты хочешь от меня? Разрешения? — Мои люди могут пострадать. От некоторых, конечно, я и сам бы рад избавиться, но быть убитым оборотнем — это слишком жестоко. Роман мог бы напомнить Прайсу о том, что многие его эксперименты более бесчеловечны, чем это, но не стал. — Обращение — это психосоматика, — продолжал доктор. — Психиатр и психолог уже говорили с ним, но опять же всё упирается в его сущность. Мы мало знаем об оборотнях, а Питер не спешит откровенничать. От его матери нет никакого толка, она как курица-наседка, да и вряд ли будет нам полезной, ведь она — человек. — И что ты предлагаешь? — не понимал Роман, к чему тот клонит. — Вы в прошлом неплохо ладили, может пора возобновить эту связь? Годфри некоторое время пристально смотрел на доктора, но затем повернул своё кресло в сторону огромного окна с видом на город и мили вокруг. Знал бы Прайс о чём просит… Но может быть это — единственный способ помочь Руманчеку со всем справиться. — Хорошо, я разберусь с этим, — пообещал он, а внутри всё завязалось узлом, словно противясь. Кажется, организм Романа выработал новый механизм самозащиты, вот только отчего: от душевных потрясений или от зла, что он мог причинить другим?***
Питер был удивлён, когда сразу после завтрака к нему пришёл посетитель. Роман Годфри, облаченный в черные брюки и черную же водолазку с высокой горловиной, с идеально уложенными волосами и идеально выбритым лицом, казался ему чем-то чужеродным. На фоне белоснежных стен и пола, на фоне немногочисленной светлой мебели, он был словно ангелом смерти, пришедшим за душой Питера. Вот только эпичный образ рушился, стоило приглядеться повнимательней. Роман пытался держаться уверено, но явно не чувствовал себя хозяином положения. Питер видел его нервозность в движениях и во взгляде, что не мог по долгу задерживаться на Руманчеке. — Эй? — сказал он вместо приветствия, застыв у самого выхода. Он как будто боялся Питера, и тот находил это забавным. — Эй, — откликнулся Питер, сидя на кровати в позе лотоса. — Не стоило так наряжаться, у нас тут пижамная вечеринка. Он потрепал ткань своих штанов, давая понять, что имел ввиду свой внешний вид, и довольно ухмыльнулся, когда шутка чуть сняла напряжение в парне напротив. Однако, Роман не улыбнулся, и Питер задумался — а способен ли тот на это вообще? Он не припомнил, что за все эти дни лицо Годфри выражало хоть что-то помимо каменной сосредоточенности. Впрочем, когда только Питер очнулся и впал в панику, Роман, удерживающий его, был обеспокоен. Значит всё же он способен на эмоции, и Питеру вдруг захотелось увидеть Романа улыбающимся. Странное желание, если так подумать, ведь даже у самого Питера не было поводов для веселья, но его дни были похожи один на другой, и скука просто убивала. — Хочешь немного прогуляться? — вдруг предложил Роман, и Питер решил, что ослышался. — Я подумал, что наверное тебе надоело здесь торчать и… — Погнали! — Выпалил Питер, вскакивая с кровати. Правда он немного себя переоценил — рана под ключицей неприятно потянула. — Чёрт, — выругался Руманчек, прижимая ладонь к груди. — Ты в порядке? — нахмурился Годфри, моментально оказываясь на пару шагов ближе. — Да, просто… Забей. Прайс сказал, что у меня иммунитет ослаблен, поэтому регенерация происходит дольше чем обычно. Они вышли в светлый длинный коридор, и Питеру показалось, что стало легче дышать. Было странно идти рядом с Романом, который был выше его на пять дюймов, а ещё идти так близко, едва не сталкиваясь руками из-за узости коридора. Руманчек чувствовал себя неловко, всё ещё одетый в пижаму и домашние тапочки, рядом с представительным Годфри. Когда же они зашли в лифт, где было огромное зеркало, Питер не сдержался: — Блять, ты точно хочешь со мной куда-то идти? Посмотри на меня, я похож на бездомного, — махнул он на своё отражение. Парень совсем забыл, что ко всему прочему у него борода и отросшие волосы. Роман лишь пожал плечами. — Если хочешь, можем съездить в парикмахерскую, там тебя приведут в порядок. — Что, правда? — удивился Питер. — То есть прямо «съездить»? — Ну в Институте тебя могут только побрить наголо, если хочешь… — И упустить возможность выйти на улицу, шутишь? А нас выпустят? Но Питер сам понял, на сколько глуп был последний вопрос, когда, выйдя из лифта, они оказались в просторном холле, где несколько присутствующих людей почтительно поздоровались с Романом и не обратили никакого внимание на Питера. Забрав своё пальто у женщины за стойкой, Роман уверено направился к выходу. Руманчек старался от него не отставать, но едва не врезался тому в спину, когда Годфри резко затормозил. — Надень, — протянул он Питеру своё явно дорогое пальто. Руманчек послушался понимая, что пижама вряд ли спасёт от осенней прохлады. Идти в тапочках по покрытому тонким льдом асфальту оказалось тем ещё приключением, но Питер нисколько не жалел, радуясь, что наконец выбрался из помещения. Из любопытства он обернулся и взглянул на здание. Огромный небоскрёб из светлого метала и стекла возвышался над ними, совсем как тот, который он видел однажды во сне. Когда, спустя пару минут, они оказались на парковке, Роман подвёл Питера к красному раритетному «Ягуару», и Руманчек на долю секунды потерял дар речи. — Кто ты, парень?! — Сегодня, просто водитель, — бросил ему Роман, забираясь в машину. Питер направился следом, и как только за ним захлопнулась дверь, носа коснулась целая какофония запахов: натуральная кожа салона, приятный аромат освежителя воздуха, а ещё запах дорогого парфюма и самого Романа, исходивший как от него, так и от пальто, надетого на Питера. Они уже выезжали на дорогу, когда Питер всё ещё рассматривал с восхищением нутро «ягуара». Совершенно неожиданно, позади себя он обнаружил детское кресло. Но не успел спросить об этом, потому что увидел в окне надпись на небоскребе: «Годфри». Институт принадлежал Роману или его семье, и это потрясло Руманчека. Он медленно перевел взгляд на парня, сидевшего за рулём, и задумался над тем, каким должно быть удачливым сукиным сыном был, раз водил дружбу с ним.***
Роман старательно пытался вникнуть в текст статьи журнала, лишь бы не обращать внимание на то, как Питер флиртует с привлекательной администраторшей. Он всегда считал Руманчека обаятельным, ведь в первые же недели в их школе Питер умудрился подружиться с замкнутой Шелли и завоевать доверие Литы, которая поначалу смотрела на неопрятного цыгана свысока. Что уж там, он очаровал всех, несмотря на то, что был не из их круга, и привязал к себе так быстро, что они и сами этого не осознали. Питер был привлекательным, харизматичным и чутким, поэтому немудрено, что девушка, которая любезно позволила им подстричься вне очереди, тоже повелась. Роман не удивится если перед их уходом, она сунет Питеру в руку записку со своим номером. Интересно, позвонит ли тот ей? Впрочем, нет, Роман не хотел об этом думать. Парикмахером же был парень. Роман сам посещал этот салон и знал всех его работников, хотя едва ли сказал им пару предложений за раз. Молодого барбера с окрашенными в блонд волосами звали Мартин. Роман бы и не вспомнил, если бы тот сам только что не представился. Одно Годфри знал точно: Мартин — гей и совсем этого не скрывал. Ему вдруг стало любопытно, как Питер отреагирует на заигрывания парня. Те были обычной манерой общения жеманного барбера, конечно, нравилось это далеко не всем, но Мартин был профессионалом своего дела, поэтому отказываться от его услуг по такой нелепой причине было бы глупо. Питер реагировал спокойно, ничем не выдавая пренебрежение или отвращение, если таковое вообще испытывал. Казалось, он с удовольствием болтал с Мартином и смеялся над его шутками, ничуть не смущаясь. Это заставило Романа задуматься, замечал ли Питер когда-нибудь его интерес к себе? Годфри знал, как опасны все эти мысли. Однажды он поддался им, как и своим чувствам, и поцеловал Питера. Всего лишь раз, но затем испугавшись, что потеряет его навсегда, внушил ему всё забыть. После он не единожды думал о том, что надо было внушить и себе — слишком болезненными были эти воспоминания. Но теперь он утратил такую способность, больше Роман не мог промывать никому мозги, и может это к лучшему. Погруженный в свои мысли, Годфри на какое-то время упустил из внимания всё, что происходило в зале. Когда его окликнули, и он оторвался от журнала, увиденное ошеломило. Питер стоял перед ним с новой стрижкой, куда более привычной, чем та, что была каких-то сорок минут назад: чуть вьющиеся волосы закрывали уши, придавая Питеру бунтарский вид. Но что действительно поразило — это его чисто выбритое лицо. Роман никогда раньше не видел его без отросшей щетины, отчего сейчас лишился дара речи. Питер выглядел младше своих лет и оказался весьма миловидным. Роман никогда бы не подумал, что именно это — истинное лицо Руманчека, который слишком искусно прятался за брутальностью бороды и лёгкой неряшливостью в одежде. Ему шла эта расхлябанность, но она так не вязалась с тем, что Роман наблюдал сейчас. — Что? — спросил Питер. — Почему ты так на меня смотришь? — Ничего. Просто… — Роман неопределенно взмахнул рукой в воздухе. — Ты похож на мою бывшую. Питер в отместку пнул ботинок Романа, о чём тут же пожалел — тапочки, что всё ещё были на ногах, явно для этого не подходили. — Готов к походу в магазин? — спросил Роман, как только они, расплатившись, оказались на улице. — Это точно нормально, что ты тратишься? — стушевался Питер. — Я вряд ли скоро смогу всё тебе вернуть. — Мой трастовый фонд не обеднеет от пары тысяч. Тем более, я хочу обратно своё пальто. — Чёрт, а я так надеялся оставить его себе. Роман ничего на это не ответил, но, не предупреждая, нырнул рукой в карман пальто за сигаретами и, вытащив одну из пачки, закурил. Питер наблюдал за ним. — А я курил в той своей прошлой жизни? Роман кивнул и протянул пачку Питеру, затем чиркнул зажигалкой снова, теперь для него. — Итак, мы вместе учились и тусили, — произнёс Руманчек спустя пару затяжек и лёгкого приступа кашля. — И что мы делали? — Разное, — Роман повел плечами. — Сначала искали вместе варгульфа, который убивал школьниц, затем пытались выследить убийц-фанатиков. — Я смотрю, в этом городке скука-смертная, — хмыкнул Питер. — Ага, это ты ещё про летающую рептилию с крыльями в десять метров не слышал. Питер снова закашлялся. — Что? — Идём, — хмыкнул Роман и зашагал через дорогу к магазину одежды, расположенному неподалёку. Спустя ещё сорок минут они закинули несколько фирменных пакетов на заднее сидение «Ягуара» и направились в кафе на другом конце города. Пока Питер мучал радиоприёмник на наличие «приличной» музыки, Роман невольно его рассматривал. В светлой рубашке, одетой по верх белой футболки, в чёрных джинсах и кожаной байкерской куртке Руманчек выглядел совсем как несколько лет назад. Куртка была не совсем по погоде, но Роман не мог отказать Питеру в покупке, не тогда, когда глаза цыгана так горели при виде неё. Тем более Питер смотрелся в ней действительно горячо, даже лучше, чем в своей прежней. И в конце концов, потом Роман всё же уболтал парня купить пальто потеплее. Годфри не мог не заметить, как Питер воспрял духом и повеселел за этот день. Ему явно насточертело коротать дни под присмотром прайсовских крыс. Да и сам Роман ощутимо расслабился. Было немного странно снова общаться с Питером спустя столько лет, снова обмениваться дурацкими шутками. Иногда Роман даже забывал о потере памяти и то, что ей предшествовало. — Каково это, видеть повсюду своё имя? — спросил Питер, когда они проезжали мимо заброшенного завода, принадлежащего семье Романа. — Забавно, ты меня уже однажды спрашивал об этом. — И что ты ответил? — Что я будто торгую своей задницей. Питер усмехнулся. — Должно быть я тебе нехило завидовал: тачка, бизнес… — На самом деле, думаю, ты мне не особо доверял… поначалу. Постоянно возводил стену между нами, показывая, что мы разные. — Но ведь так и есть. Роман повел плечами, делая очередную затяжку сигаретой. — А разве так не интересней?..