Мозг — вода, сердце — масло

      Когда с вещами покончено, Феликс, наконец, добирается до тарелки с салатом. Сдирает пищевую плёнку, плотно прижатую по краям, и принюхивается. Живот приветственно урчит.       Минхо прощается с Хваном, попутно за что-то извиняясь. Младший слишком занят расплывающейся во рту мякотью томатов и хрустом салатных листьев, чтобы прислушиваться и обдумывать.       Время едва шесть вечера, режим сна сбит насмерть и реанимации не подлежит.       — Феликс, — старший входит на кухню, разминая затёкшие плечи, — у вас с Хёнджином что-то произошло?       — Ничего, — отвечает Ликс, думая, что вообще-то да, произошло — Хёнджин появился на этот свет, вот в чём проблема.       Салат больше не кажется таким вкусным, как пару секунд назад. Минхо медлит: крутится у холодильника, включает чайник, тонкими ломтиками нарезает бледный сыр.       — Временами у него сложный характер, но человек он неплохой. — Отрываясь от ножа, Минхо смотрит на брата со всей серьёзностью. — Я не прошу дружить с ним, но будь вежлив. Не каждый готов терпеть твои колкости за спасибо.       В очередной раз закатывая глаза, Феликс возвращается к кусочкам перчённой курицы.       — Он начал первый, а милым следует быть мне? Я тоже не хочу терпеть временами плохой характер.       — Недостаточно того, что Хёнджин мой друг? Не будь ребёнком.       Манипулирует, думает Ликс. Бесстыдно давит на братские чувства.       — А тебе тоже не хватало того факта, что мои друзья — это мои друзья, или ты по другой причине гадости о них говорил?       Чайник щёлкает. Минхо смотрит строго, губы сжаты в тонкую полоску. Только когда брат отворачивается, младший выдыхает. Чувствуя, как невидимая рука, сжимающая горло, пропадает.       — Во-первых, это другое. — Феликс едва сдерживается, чтобы не передразнить. — Во-вторых, для всего существуют причины, понимаешь?       — Тогда посвяти в эту причину.       В ответ тишина. Младший доедает салат, ополаскивает тарелку и мысленно расставляет вещи в комнате. Для идеальной картинки не хватает только стола, но какой смысл, если придётся съезжать? Минхо нарезает хлеб, поджаривает его на сковородке и закидывает сверху сыр. Сыр оказывается с кедровым орехом, пахнет потрясающе.       — Я не могу рассказать чужой секрет.       — А это секрет? — морщится младший. — Хёнджин будто наступает в собачье дерьмо голыми пятками каждое утро и только потом идёт умываться. Но если почему — секрет, то конечно.       — Это уже называется сплетничать.       Феликс пожимает плечами, тянется к кружке с чаем, направляясь в комнату, которая больше напоминает склад. Коробки громоздятся друг на друге, пыльные и с помятыми углами. Свободных плечиков не хватает. Младший подозревал что так и будет, поэтому заранее купил ещё, но даже этого недостаточно. Коллекцию комиксов приходится оставить в коробке, задвинув под кровать. Для неё совсем нет места, даже минимальной полки, а хранить где-то помимо комнаты не хочется. Вещей, действительно, много и это с учётом того, что часть из них отправилась в переработчик перед переездом. Любимая жёлтая подушка с махровыми хвостиками на углах ещё пахнет домом. Ликс утыкается в неё носом, вдыхает и тут же чихает. В дверь стучат, на пороге Минхо со шваброй в руках.       — Давай помогу.       Феликс вновь пожимает плечами, закидывает подушку на кровать и относит опустевшие коробки в коридор. Несколько пар обуви занимают место там же. Старший ловко протирает пол, лишь иногда поглядывает на копошащегося уже в ванной брата. У Минхо такой же шампунь, Феликс ставит рядом свою бутылочку, в очередной раз задумываясь о том, надо ли съезжать, если по итогу они уживутся.       — Хён? — Минхо разворачивается вполоборота и выжидающе смотрит. — На кровати коробка. Мама сказала, что это тебе лично в руки.       Старший кивает, протирает пол ещё раз и с хрустом потягивается. Феликс убирает остатки скотча, прилипшие к полу. Минхо вовсю занят презентом, когда младший подходит посмотреть, видит внутри металлическую стойку для приправ и несколько бутыльков с деревянной пробкой.       — Красиво, — бормочет Феликс.       — Я познакомился с Хёнджином, когда помогал приёмной комиссии в выпускной год, — начинает Минхо. Тогда было много поступающих и никому не хотелось растягивать вступительную неделю. Как сейчас помню: пришлось заранее приехать в университет, а добирался на метро в холодину.       Старший достаёт из картонной упаковки пенопласт, морщась из-за противного звука. Внутрь стекляшек заливается кипяток; пар клубится, ползёт по кухне и растворяется. Феликс слушает внимательно, боится лишний раз пошевелиться.       — Хёнджин не только талантлив, но и целеустремлён. Несмотря на то, что наши стили сильно отличаются, я понимал всё, что он пытался показать. Никаких ошибок и недочётов. Остаётся только гадать, сколько времени ушло на отработку.       — Это не даёт ему права так себя вести.       — Не перебивай, — ворчит старший. — Я знал, что он пройдёт отбор. И во время перерыва ускользнул, чтобы сообщить об этом. Но вместо радости, удивления или чего-то ещё, Хёнджин выглядел так, словно у него гора с плеч свалилась. Немного поговорили, и он обмолвился, что исполняет желание за двоих.       — Хён, — вновь перебивает Ликс, — если в конце кто-то умрёт, я не хочу слушать.       Минхо упирается тяжёлым взглядом в брата, тянется к приправам и аккуратно пересыпает их в новые ёмкости. Кухня моментально наполняется запахами: Феликс чихает.       — Когда с работой наладилось, я переехал в эту квартиру и в тот же день узнал, что сосед — Хёнджин. Мы изредка здоровались и формально обменялись контактами, ничего больше. До тех пор, пока однажды я не услышал странный шум за дверью. Выглянул, поинтересовался всё ли нормально, а в ответ получил парочку ласковых.  — Феликс усмехается, думая, что для Хвана срываться на окружающих ни за что — в порядке нормы. — Позже оказалось, что это его отец: отношениях у них не очень. И в тот же день Хёнджин постучался ко мне не совсем трезвым. Бубнил что-то об отце, девушке и извинялся. В конце уснув на диване без сил.       — Удивительно, что ты вообще впустил и не выгнал с первыми петухами.       Минхо тушуется, улыбается воспоминаниям.       — Вообще-то так и поступил. Когда смог самостоятельно стоять на своих двоих, выставил за дверь. — Младший смеётся, чувствуя, как в груди расползается удовлетворение. — Он просидел под дверью полдня, пока я не согласился выслушать. В семнадцать лет Хёнджин встретил первую девушку и любовь.       — Наён? — Минхо смотрит с немым вопросом в глазах, — он повторял её имя, пока был пьян.       Кивнув, Ли продолжает:       — Спустя неделю встречаются, спустя две планируют поступать в один университет. Говорил, что они — две капли воды, разве что вкусы в музыке не сходились. А потом, в один прекрасный день, его отец привёл на ужин женщину — будущую жену. Женщина пришла не одна, а с дочерью. Дочкой оказалась Наён.       Феликс ошарашено хлопает глазами. Смотрит, приоткрыв рот. Медленно осмысляет случившееся и невольно вспоминает Чанбина. Представить себя в такой же истории получается слишком легко. В семнадцать лет подобное равносильно разрушению планеты.       — Хён, уверен, что он не сюжет дорамы пересказал?       Минхо на это хмыкает и лишь плотней закручивает деревянные пробки. Мама с размерами угадала и смотрится чудесно. Феликс хочет верить, что это подарок любимому сыну, а не подношение в честь того, что Минхо согласился приютить Феликса.       — На самом деле, новая ипостась никого не остановила. Они встречались больше года, закончив болезненным разрывом. Хёнджин винит себя во всем, что связано с Наён, а когда становится слишком невыносимо — напивается до беспамятства.       Остаток вечера Феликс проводит в раздумьях: листает ленты социальных сетей, смотрит видео на ютуб, но мысли постоянно соскакивают и уносятся куда-то далеко.

≿————-　❈　————-≾

      Спустя две недели младший чувствует себя, как рыба в воде: покупает стол и несколько подвесных полок. Ведь нельзя хранить коллекции в коробках под кроватью, а стол продавался по скидке. И, даже несмотря на то, что в кошельке пустеет на пару тысяч Феликс доволен.       Подработка в крохотном журнальном издательстве приносит такие же крохи, но по после испытательного срока начальство обещало взять на полную ставку. Минхо посмеялся над наивностью брата, но младший уверен — возьмут. Ведь стоило сказать, куда он поступил, как начальник, имитируя горн, тут же завыл и начал в красках описывать, как сам учился там пару тройку лет назад.       Хёнджина за две недели не видно и не слышно. Ли ненароком цепляется взглядом за чужую дверь каждое утро и вечер, но от принятой позиции — тотального игнорирования — отказываться не собирается. Даже с Минхо никаких стычек, может лишь потому, что брат вечно пропадает на работе и плотно готовится к предстоящему туру.       — Ага, — бормочет Феликс, понимая, что всё прослушал.       Мама звонит раз в неделю. Рассказывает, как в родительском доме пусто и тихо. Корит сыновей, ведь они не звонят сами.       — Передай брату, — вновь настойчиво просит женщина.       Когда дом маячит на горизонте, Ли прощается, открещивается от посылки, которую хочет отправить мама и убирает телефон поглубже в карман. Минхо снова ночует на работе. Перспектива провести пятничный вечер в гордом одиночестве за просмотром бессмысленной ерунды и подготовке к завтрашней работе — подарок богов не иначе. Даже лифт ползёт вверх не так раздражающе медленно.       Феликс достаёт ключи, по привычке кидает взгляд на соседскую дверь и замирает напротив собственной. Из квартиры доносится мужской смех, слишком громкий и высокий. Минхо бы не вернулся без предупреждения, а запасные ключи только у консьержа.       Чем дольше Феликс стоит под дверями и обдумывает план ночёвки в подъезде, тем громче становятся звуки по ту сторону. Не выдержав и тихо щёлкнув замком, Ли с грохотом открывает дверь, вваливаясь внутрь. В ответ на него уставились два парня, одного Ликс знает. На шум подтягивается и Хёнджин.       — Приют для бездомных животных в другом здании, — сквозь зубы бормочет Феликс, принимаясь расшнуровывать кроссовки.       Хёнджин выпад игнорирует, ставит на столик металлическую миску, наполненную чипсами, и снова уходит на кухню.       — Привет? Ты — Феликс, да? Меня зовут Ким Сынмин, я — школьный друг Хёнджина. — С дивана подрывается темноволосый паренёк, откидывает назад густую чёлку и широко улыбается. — А это Чан, приятно познакомиться.       Чан на своё имя кивает. Ли смотрит в ответ с недовольством и возвращает парню его же грубое поведение ещё в первый день в лифте — молчит.       — А припёрлись сюда зачем? Или Хёнджин пропил ключи и теперь официально спит на несчастном диване?       Сынмина грубость не смущает. Он оглядывается назад, словно там появится школьная доска, на которой вместо формул ответ. Встречается взглядом с Чаном, который пожимает плечами.       — Традиция, — отвечает вернувшийся Хван с ещё одной миской, — раз в месяц мы смотрим бейсбол.       — Я раньше играл, — влезает Сынмин, — поэтому этой традиции уже много лет. Прости?       Феликс закатывает глаза, подхватывает рюкзак с пола и уходит в собственную комнату, напоследок как следует хлопнув дверью. Вопрос — «почему бы не собраться в другом месте» не получается трансформировать во что-то достаточно колкое, поэтому Ликс откладывает его до лучших времён.       В дверь стучат и Ли едва находит в себе силы не открыть её с ноги. Хёнджин снова в дверном проёме, будто за пределами порога соль, а он — злой дух.       Хван выше младшего на голову: смотреть грозно снизу вверх не получается. Ликс отворачивается, проглатывает мысли о том, как это — обнимать кого-то, выше тебя и принимается доставать из рюкзака барахло. В груди из-за ярких картинок щекотно и вдохнуть получается с трудом.       — Можешь пойти ко мне, если не хочешь слушать наши вопли.       Феликс замирает с футболкой в руках, по собственному сердцу ориентируется, насколько мысль удачная. Сердце, кажется, очень даже за, но умом младший понимает, что это приведёт лишь к проблемам.       — Обойдусь, — отвечает Ликс и сам себе даёт мысленный подзатыльник за то, как слабо звучит голос.       Хван продолжает стоять, скользит взглядом по комнате, задерживается на полках с комиксами и недавно купленными учебниками. На лице никаких эмоций, словно смотря перед собой, он не видит ничего кроме пустоты. С таким взглядом люди обычно выбирают хлеб в магазине, а не разглядывают чужой интерьер.       Феликс не хочет грубить, а ещё ему наплевать, и злость в подобной ситуации — показатель обратного. Поэтому парень молча проходит на кухню, чувствуя, как тяжёлый взгляд скользит следом.       В холодильнике лежат пластиковые контейнеры с запиской от Минхо. Ликс улыбается, но всё равно тянется к уже уменьшившемуся сыру, горчице с зёрнами и горстке черри.       Бормоча что-то под нос, Чан встаёт с насиженного места. Феликс краем глаза замечает, как Хван напрягается, скрещивая руки на груди.       — Ты, получается, младший брат Минхо?       Ли поворачивается в сторону говорящего, натыкаясь на внимательный взгляд, теряется, из-за количества эмоций на чужом лице. Лёгкая улыбка, руки за спиной, расслабленное тело — вежливый интерес.       — Ага, — отвечает младший, отворачиваясь к разделочной доске.       — Он говорил, что ты нашёл работу.       Чан, действительно, выглядит заинтересованным в пустом разговоре. Ли понимает, что если у Хвана характер петуха, то его друзья могут быть совершенно другими людьми. Но дружить с кем-то, потому что они — друзья брата, не в характере Ликса.       — Ага, — Бан намёков не понимает.       — Прикольно, а поступил куда?       — В университет искусств, на журналистику.       — Матч начинается, — вклинивается Хёнджин.       Феликс доделывает второй бутерброд, не отрывая взгляда от доски. Чан вздыхает слишком наигранно.       — Не забивай голову его поведением, — уже тише говорит Хван, когда старший возвращается на диван. — Либо он слишком общительный и пытается подружиться со всем. Либо настолько в себе, что пройдёт мимо, не заметив.       Ополаскивая доску и подогревая бутерброды в микроволновке, Ли помалкивает. Обернувшись назад, Хван перебирает ключи в кармане, после недолгих размышлений опускает их на кухонный стол.       — Иди.       Упаковка из-под помидор отправляется в пакет для мусора. Феликс настроен решительно.       — И тут нормально.       Хван подходит вплотную, расставляет руки по обе стороны от Ли, упираясь в столешницу. Феликс ведёт себя, как обиженный ребёнок, но от мысли, что старший злится из-за него, в груди цветком распускается садистское удовольствие.       — Я останусь здесь, — ещё раз произносит Ликс, скрещивая руки на груди.       Сердце комом застряло в глотке. К желудку приливает кровь, отчего в ушах звенит. Хёнджин не двигается, взгляд не отводит, в отличие от младшего дышит размеренно и спокойно. Скользит взглядом по чужому лицу.       Ли хорошо знаком с этими ощущениями в теле — желание. Хёнджин красивый. Несмотря на характер интересный и из-за закрытости кажется не таким, как остальные. Феликс лишь очередной раз убеждается: до тех пор, пока банальное желание не отступит, от Хвана лучше держаться подальше.       Хван тянется к ключам и вкладывает их в задний карман младшего. Небрежно отстраняется и уходит к телевизору, где Чан с Сынмином на повышенных тонах обсуждают начавшуюся игру.       Ключи в кармане ощущаются раскалённым кирпичом. Забрав тарелку с бутербродами, Феликс скрывается в комнате. Падает навзничь на кровать, прислушиваясь к нарастающему шуму.       Спустя два часа Ли слышит хлопок двери и удаляющиеся шаги. Из-за громкой музыки в наушниках тишина кажется странной и непривычной. Выходя наружу, Феликс натыкается лишь на гору тарелок у раковины и пустую коробку из-под пиццы.       Ополаскивая собственную тарелку, Ли автоматически перемывает и тарелки, стоящие в раковине. На каждой из них нарисован маленький Ирис, который под струёй горячей воды становится жёлтым.       — Феликс? — Голос Хёнджина вырывает из мыслей.       Младший вздрагивает, смотрит на тарелки, решая отыгрывать до последнего: проводит несколько раз губкой и ополаскивает.       — Ага, это моё имя.       — Спасибо за посуду, — хмыкает Хван, — но я бы справился сам.       — Прости, — бормочет Ли и тут же прикусывает язык, отвешивая себе мысленный подзатыльник.       — Всё нормально, — произносит Хван, но настолько сухо и безэмоционально, что Феликс ещё больше тонет в неловкости.       Рядом с Хёнджином организм сбоит, сигнал в нервных окончаниях двоится, заставляя сердце в панике танцевать кордебалет. Кровь приливает к мозгу и быстро реагировать колкостями не получается. Тишина давит на уши ощутимым грузом: протирая тарелку сухим полотенцем, Феликс отвешивает комплимент:       — Посуда красивая.       — Ага, купил на какой-то выставке, — так же сухо, отзывается Хван, — вернёшь ключи?       — В комнате на столе. Слушай, предупреждай в следующий раз, ладно?       Мыча что-то отдалённо напоминающее согласие, старший пропадает из поля зрения. А вернувшись, молчаливо забирает тарелки из сушки. Заметив в мусорном ведре небольшую бутылку, Ли бесцеремонно интересуется:       — А тебе не вредно пить столько?       Надев обувь, старший впервые за всё время говорит тремя достаточно длинными предложениями:       — Да, мы познакомились не в очень хороших обстоятельствах. Но это не значит, что я всё время себя так веду. И нет, не опасно, я сегодня не пил.       Снова повисает неловкое молчание. Ли производит впечатление маленькой чихуахуа, которая откусит руку по локоть, если дать ей лизнуть палец. И вместо того, чтобы сказать в ответ что-то искреннее или честное и эволюционировать до таксы, Ликс выбирает отгрызть руку по локоть.       — Это ведь из-за Наён?       Хёнджин заметно напрягается, на несколько секунд опускает глаза в пол, а когда подымает, смотрит с болезненной тоской. Младший, на самом деле, не ждёт услышать ответ, поэтому спешно дополняет:        — В ту ночь ты постоянно повторял это имя, вот и всё.       — Спокойной ночи, Феликс, — бормочет Хван, берясь за дверную ручку.