≿————- ❈ ————-≾
Дома без изменений: аккуратно подстриженный газон, круглые кусты, гравийная дорожка до двери, старые качели на веранде и множество ярких цветов. — Яблоня уже зацвела? — интересуется Минхо, зная, что для мамы это катализатор бесконечного количества разговоров. Феликс шмыгает к себе в комнату: стаскивает с дивана мягкие подушки, унося их в другую часть дома. Хёнджин сидит на кухне рядом с отцом, оба улыбаются так, словно знают друг друга всю жизнь. На Хвана, после произошедшего в машине, смотреть не хочется. Кажется, в пустом взгляде теперь кроется опасность. Будто Хёнджин в курсе, как сильно Феликс радуется маленьким победам над старшим и решил биться не на жизнь, а на смерть. Устроившись в гостиной, Ликс пытается прогнать липкое чувство неправильности, притаившееся под сердцем. Феликс рос на этой кухне: кидался кашей в Минхо за большим столом, делал математику с отцом и один раз — тайно, пока никто не видит — целовался с Чанбином. А теперь тут сидит Хёнджин: улыбается, смеётся и с интересом разглядывает каждый уголок. — Закинул сумки в комнату, — отчитывается Минхо, приземляясь рядом. — Прости, за выселение. — Пофиг, — бурчит младший, продолжая смотреть на неправильную картинку. Думать о том, что Хван будет спать в его спальне тоже не хочется. — Комната самая большая, ничего удивительного. Как мама? — Недовольна, что буду в туре четыре месяца. Говорит, за тобой надо глаз да глаз. Хёнджин ей понравился. — Феликс косится на брата в попытке понять, специально он вернул разговор к соседу или нет. Минхо, кажется, ничего не смущает. — Спрашивала есть ли у него кто. — Тогда расскажи ту душещипательную историю, и про папу не забудь. Отправляясь наверх, Феликс планирует спуститься лишь через два дня. Но провести время в гордом одиночестве не получается. Снизу постоянно слышится задорный смех, неловкие вскрики и бурное обсуждение чего-то в купе с не менее бурной реакцией. Ли сильней давит на наушники, мечтая вдавить их поглубже, прямиком до барабанных перепонок, чтобы не слышать чужие голоса. Выкручивает звук на максимум, отчего в голове начинает противно пищать. Телефон вибрирует и спустя пару минут Феликс понимает, чьё имя уловил краем глаза. Младший в недоумении пялится на чёрные буквы и гадает, почему Со не удалил ненужный номер давным-давно. Их предпоследняя встреча закончилась разбитым сердцем Феликса. А последняя разбитым носом Чанбина об кулак заботливого Минхо. Нездоровое любопытство бурлит в мозгу, подкидывает картинки, будоражит, итак, кипящую в венах кровь. Чанбин ведь одногодка Хёнджина, им сейчас двадцать один. На приглашение встретиться, Феликс соглашается. Геолокация прилетает так же быстро, как сообщение оказывается прочитанным. Улизнуть из дома труда не составляет. Никто особо и не интересуется, куда собирается Феликс. Лишь Хёнджин смотрит дольше обычного, а мама не глядя, просит вернуться к ужину. Добираться до нужного места не дольше пятнадцати минут, но Ли всё равно срезает через торговую улицу. Ближе к вечеру она окажется переполнена людьми, звуками, огнями и запахами. Даже идя с закрытыми глазами, Феликс безошибочно назовёт каждый магазинчик. С тех пор как в городе пытались создать место, на котором должны концентрироваться шумные компании, чтобы отвадить народ от парков и дворов, ничего не изменилось. Над головой растянуты тугие чёрные провода, под ногами асфальт в тёмных заплатках. Справа круглосуточный магазин, за ним лавка, где пекут блины с зелёным луком; слева маленькая пивнушка, в которой продают имитацию японского пива, рядом крохотное здание, где оптом скупают винил. Цветные и разного размера вывески громоздятся друг над другом, откуда-то доносится музыка. Постепенно хаос остаётся позади, стекает по спине наваждением и пропадает, стоит Феликсу выйти из шумного закоулка и перейти дорогу к скверу. Геолокация мигает на телефоне красной точкой. От слова сквер тоже одни только буквы. Небольшая, практически голая территория, с фонарями по периметру и гравийными дорожками. Если идти прямиком к деревьям до забора, то попадёшь на давно закрытую тропу, которая ведёт к заброшенному детскому саду. Феликс узнал об этом месте случайно. В конце младшей школы прогуливал математику и ради интереса решил узнать, что огорожено покосившимся забором. Пустое кирпичное здание тогда напугало внушительным видом, а чёрные окна, напоминающие глазницы, преследовали в ночных кошмарах. И уже позже место стало родным и знакомым. На заднем дворе обнаружились качели, Ли приходил покачаться на них в одиночестве, наблюдал за уходящим временем. Чанбин — первый, кого младший привёл сюда, потому что хотел поделиться драгоценным местом с драгоценным человеком. Ли скользит подошвой по траве, подходит к ограждению и проверив, что никто пристально не следит, перепрыгивает. Забор такой же: покосившийся, краска облупилась, ржавчина расползалась по металлу вверх. Дорожка заросла, если не знать куда идти, можно легко пройти мимо. Само кирпичное здание потеряло одну стену, а на других прибавились цветастые рисунки и надписи. На качелях сидит Чанбин, в одной руке сигарета, а в другой телефон. Тёмные волосы, чёлка, закрывающая глаза, чёрная одежда. На секунду Феликсу хочется потянуться за телефоном в карман, чтобы проверить какой сегодня год. Картинка настолько привычная и родная, что в груди щемит. — Привет, — выдаёт Со, ухмыляясь. — Привет, — на выдохе отвечает Феликс, приземляясь на соседние качели. Чанбин, и правда, не изменился. Ухмылка, хитрый взгляд, правда ростом чуть выше и мышечной массы прибавилось. Такие же ментоловые сигареты, запах которых остаётся на одежде даже после стирки. — Зачем позвал? Могли и в кафе посидеть. Старший молчит и пока Ликс скользит взглядом по обвалившейся местами крыше, приходит осознание — ничего из прошлого не осталось. Сердце не трепещет из-за чужого голоса, в мыслях порядок и нет желания заткнуть пустоту чем угодно, чтобы, не дай бог, Чанбину хоть на секунду стало скучно. Ладошки не потеют, колени не дрожат. Человек рядом больше не заполняет пространство, лишая воздуха, мыслей и жизни. Феликс не чувствует ничего, кроме лёгкой тоски по школьным годам, когда отношения — самая важная проблема. — Уедешь, а я останусь разгребать слухи, если нас увидят вместе. Младший пожимает плечами. Скрипит качелью. Не хочет задумываться о том, почему кого-то интересует, с кем люди проводят свободное время. — К тому же, готов поспорить, твой братец всё ещё недоволен окружающим миром. — Ему уже давно не девятнадцать, чтобы… — Чтобы лица бить, — заканчивает предложение Со и ухмыляется. — Наверняка это ты наговорил ерунды. — Видимо, не такой ты классный конспиратор, надеюсь сейчас прячешься лучше. Телефон Со звонит, младший замолкает и отрывает взгляд от травы под ногами. Чанбин хмурясь зажимает кнопку убавления громкости, не отвечает и не сбрасывает. Выкидывает сигаретный бычок в траву, с интересом глядя на Феликса. Точно так же когда-то давно сам Феликс звонил старшему, слушал гудки, сбрасывал и звонил по новой. — И надолго приехал? — Завтра уже обратно. — Объяснять, по какой причине пришлось вернуться на день не хочется. От едкого ментолового запаха уже кружится голова. — Идём? Тебя, кажется, ждут. — Ждут, — снова ухмыляется Чанбин. Качели поскрипывают в последний раз. Феликс оглядывает территорию внимательным взглядом, старается зафиксировать яркую картинку в памяти. Телефон Чанбина вновь оживает, старший недовольно цокает, а потом хватает Ли за запястье и тянет ко входу в здание. — Какого чёрта? Внутри прохладней чем снаружи, и пахнет плесенью. Со уверенно тянет за собой, ступает на каменные ступеньки, поднимаясь на второй этаж. — Молчи и слушай. Тут проход к другому корпусу, лестница там херовая, но спуститься можно. Главное — тихо. Выйдем и сразу к забору. — А почему? Чанбин вновь цокает, прижимает резко к холодной стене, дышит в висок и как сокол оглядывает сквозь разбитое стекло дорогу перед зданием. Феликс видит немного, но успевает заметить светлую макушку, стремительно направляющуюся к качелям. Чанбин и правда стал немного выше, шире в плечах и гораздо сильней. Но и темноты в глазах стало так много, что зрачки разглядеть невозможно. — Если кто спросит про меня — молчи или соври поубедительней. Я немного вляпался. — Без подробностей поясняет старший на вопросительный взгляд. Ли становится смешно. Сначала Чанбин, который уже в школьные годы был в почёте только у школьных хулиганов. А теперь Хёнджин, который страдает по давно канувшей в лету девушке и периодически напивается до полуобморочного состояния. Качели надрывно скрипят, Феликс бедром чувствует вибрацию чужого телефона и слышит глухие шаги по бетонному полу на первом этаже. Может быть, именно поэтому Ликс полюбил Чанбина так быстро. Всё связанное с ним всегда отдавало опасностью, тонуло в чёрном цвете с ментоловым запахом, заставляя чувствовать себя живым. Конспиратор из старшего всё ещё отвратительный, но компенсирует недостаток умение бегать. И пока Феликс сломя голову несётся к забору, слыша в ушах только свист ветра, лёгкие выжигает недостаток кислорода, а на душе впервые за время отъезда становится легко. Чанбин срезает через узкие улочки, игнорируя большие скопления людей и выдыхается вместе с Феликсом. — Для курящего ты пиздец выносливый, — откашливаясь бормочет Ли. Со смеётся, смахивает волосы с глаз, навалившись на кирпичную стену позади. — Ты изменился, — с неожиданной серьёзностью говорит Чанбин. — Я позвал тебя, потому что думал: ты не будешь против поразвлечься. Феликс большими вдохами пытается успокоить разбушевавшееся из-за бега сердце, ищет в изнурённом разуме колкий ответ. Поясница ноет, и даже лёгкие движения вызывают искры боли. — Хотел воспользоваться тем, кто может быть влюблён в тебя? — На выдохе резюмирует Ли и наконец выпрямляется. Чанбин пожимает плечами. — Я никем не пользовался, Феликс. Ты мне нравился, но ничем хорошим это бы не закончилось. Младший смотрит в чужие глаза и вновь чувствует тоску. Он так сильно хотел услышать именно эти слова, когда был младше. Мечтал об этом, пока сердце сжималось от боли, пока щёки выжигало из-за горьких слёз, пока уставший мозг до отключки продолжал генерировать причины, по которым Со ушёл. — Почему не сказал раньше? — шепчет Ли. — Ты бы не отстал тогда, — смеётся Чанбин. Спустя пять минут узкая улочка становится шире, разделяясь на две стороны. Чанбин вновь ухмыляется, прикладывает два пальца к голове и моментально смешивается с толпой. От сегодняшнего вечера остаётся только ментоловый запах на одежде. До дома Феликс добирается без приключений. На кухне горит жёлтый свет, в гостиной на беззвучном работает телевизор, а на маленьком столике раскиданы карты Уно. Отец на заднем дворе жарит мясо, звонкие восклицания Минхо разбиваются о стеклянную дверь и остаются на улице. На кухне накрыт стол: несколько соусниц заполнены доверху, в большой миске салат. Феликс на цыпочках пробирается в комнату, вытаскивает из сумки свежую одежду и так же тихо проскальзывает в ванную. Стягивает футболку, засовывает в стиральную машинку, подсыпает побольше порошка. Вода журчит, смешивается с белыми гранулами, превращается в пену, жаль, что противоречивые чувства внутри груди не растворяются так же просто. Младший сидит на краю ванны, подгибает пальцы на ногах из-за холодного пола и смотрит на собственные ладошки. Ли знал, что Чанбин остался в родном городе. Из уст бывших одноклассников знал, как протекает жизнь большинства. Иногда даже скучал, как скучали и остальные: по беззаботной жизни, огромному количеству свободного времени и долгим летним каникулам. И теперь, встретившись лицом к лицу с человеком, который когда-то одним взглядом заставлял ноги подгибаться, не чувствовать совсем ничего — до странного неправильно и грустно. Ликс перерос самого себя, даже не заметив. — Феликс? — младший вздрагивает, поднимает взгляд к двери и видит Хёнджина. — Ты чего тут расселся? — Хён, — Ли прикусывает щёку изнутри, пытается собраться с мыслями, но не может. Хван смотрит с интересом, молча заходит и так же молча принимается отмывать руки от чего-то жёлтого. — Завтра, наверное, снег пойдёт, раз ты меня хёном назвал. Феликс закусывает губу и принимает, как он считает, единственно верное решение — молчать. Хёнджин напевает под нос, кидает заинтересованный взгляд на стиральную машину, присаживается на край ванны. — Ты курил за гаражами, поэтому решил одежду постирать? — Нет, мам, — огрызается младший, — я рядом стоял. Хёнджин смеётся, а у Феликса от этого звука по спине ползут мурашки. Младший только сильней сутулится, мечтая сбежать обратно в комнату, спрятаться за толстой дверью от чувств. Хван никуда не уходит, сидит рядом вытянув длинные ноги вперёд и ждёт. Когда стиральная машинка щёлкает, наблюдает как Ли переключает её на режим сушки. А когда и с сушкой покончено, Феликс первым нарушает молчание. — Не говори никому, что я тут стирку устроил. — Если расскажешь, почему нужно молчать, то пообещаю. Младший безуспешно пытается разгадать на чужом лице хоть один секрет. Всегда холодный и отстранённый Хёнджин, не реагирующий на колкости в свою сторону, с вечно тоскующим взглядом; сегодня улыбается, смеётся и, кажется, возомнил себя матерью Терезой на час. — Я, — Феликс понимает, что рассказать коротко не получится и решает не врать лишь потому, что сам знает о прошлом старшего, пусть и от брата, — виделся сегодня со старым другом. Первая школьная любовь. Он курит те же сигареты. Все в этом доме знают этот запах. — Запретная любовь, — с пониманием говорит Хван и чуть улыбается. До Феликса не сразу доходит, почему старший так реагирует. А когда понимает, извинения, рвущиеся наружу, приходится проглатывать силой. — Не расскажешь? — ещё раз переспрашивает Ли. Хёнджин кивает, наклоняется к Феликсу, чуть втягивает воздух и шёпотом произносит: — Только вот волосы всё равно пахнут. Младший замирает, скользит по чужому лицу взглядом и всё, чего сейчас хочется — коснуться кончиками пальцев мягкой кожи. Провести по скуле, очертить линию подбородка, зарыться в густые волосы. Хёнджин не отстраняется. Дотрагивается рукой до колена Феликса, чуть сжимает, скользит вверх по бедру, касается поясницы. В тёмных глазах блестят звёзды и на секунду Ли кажется, будто на него смотрят как на самое драгоценное, что случилось с этой жизнью. Младший напрягает каждый мускул в теле, считает от трёх до пяти, лишь бы не выдать панику чем-либо. В руках Хвана остаётся плавиться, умирать и возрождаться. Старший целует аккуратно: касается губами, будто пробует на вкус. Феликс не отталкивает, тянет на себя, заставляя сильней вцепиться в край ванны, умоляя сдаться. От Хёнджина пахнет дождём и сырым асфальтом, а приглушенный поцелуем стон, звучит громче раската грома. Воздуха не хватает. Кожа горит от прикосновений. Тело не слушается, а разум отключился и давно блуждает где-то в мечтах. Хёнджин закидывает руки младшего себе на шею, балансирует на узком краю ванной и чуть прикусывает Феликсову губу. Младший жалобно хнычет и в этот же миг Хван отстраняется. Дома так же тихо. Осознание, где оба находятся, и кто мог застукать, приходит не сразу. Феликс молчит, касается пальцами покрасневших губ и пытается отдышаться. Вдох получается рваным, слишком громким для неожиданно возникшей тишины. Хёнджин сидит с закрытыми глазами и давит на переносицу. — Не надо было этого делать, — на выдохе произносит Хван. И Феликс благодарен всем богам мира за то, что старший сидит с закрытыми глазами. Потому что последнее чего хочет Ли — увидеть разочарование, подаренное ему ещё в первую встречу вместо извинений.≿————- ❈ ————-≾
Ужин проходит в той же весёлой атмосфере. Минхо продолжает спорить с отцом. Мама допрашивает Хёнджина об учёбе, работе и личной жизни. Феликс с усердием пережёвывает мясо и с таким же усердием старается не вслушиваться в диалоги. От внутренних ликований осталось пустое место. Хван, сотканный из противоречий, всё вокруг себя обращает в такое же противоречие. Лицо искажается болью после горячих поцелуев, а чужая история о закончившихся отношениях вызывает улыбку. Феликс чистит зубы перед сном, смотрит на бортик ванной, искренне пытаясь понять, но не понимает. Уснуть не получается. В голове роятся мысли, жужжанием отгоняют сон. Ли тянется к телефону, щурится от белого света и тихо стонет в подушку, когда видит перевалившее за полночь время. В дверь раздаётся лёгкий стук, Феликс знает кого увидит на пороге. Хёнджин просовывает в щель голову, окидывает взглядом комнату и входит. — Можем поговорить? — без прелюдий начинает Хван. Ли кивает, хотя хочется только плеваться колкостями, чтобы Хёнджина тут же сдуло из комнаты. — Если собираешься рассказывать о том, как неправильно целоваться с братом лучшего друга, то можешь не утруждаться. Феликс закипает, сжимает руки под одеялом в кулаки и едва сдерживается, чтобы не повысить голос. — Почему злишься? — Хёнджин садится посреди комнаты, внимательно глядит на парня перед собой, а на лице ни эмоции. — Хочешь, чтобы я извинился? — Нет, — огрызается младший, — пытаюсь понять, чего хочешь ты. — Мне не нужны отношения, Феликс. — Не понимаю, — бормочет Ли. — Говоришь, что не хочешь отношений, но целуешь без повода. Вечно смотришь так, будто я тебе противен, но при этом предлагаешь поговорить. Скажи, как есть. — Я хочу тебя. — На выдохе произносит Хван, зарываясь пальцами в волосы, оттягивая чёлку назад. После секундной паузы, смотря в пол, продолжает: — Но не хочу остального. Мне не нужны отношения не только с тобой, а хоть с кем-то. Младший смотрит в тёмную стену, усилено продумывает ответ, но слов не находит. Чувства превратились в кристально чистую воду и теперь стремительно топят тело изнутри. — И? — И, — продолжает Хван, — поэтому я предлагаю держаться подальше друг от друга. — А если я не соглашусь? — Хёнджин морщится, смотрит внимательно, пытается распознать чужие эмоции. — Ты Сумерки пересмотрел? — Феликс игнорирует каблук, игнорирует здравый смысл и собственное паникующее сердце. — Я тоже не хочу отношений. — Но? — Но хочу тебя, — кивает Ли. Чем дольше старший молчит, тем сильней проклинает себя Феликс. Во рту сухо и вязко, в комнате становится слишком тесно и душно. — Окей. От неожиданности Ли почти что давится собственной слюной. Смотря на Хёнджина, ожидает колкого продолжения или неприятной шутки. Ведь не мог Хван согласиться так легко и быстро. — Но с одним условием: это всего лишь секс. Никаких чувств или эмоций. Прямо сейчас Феликса это устраивает. Может быть, он тоже испытывает банальное влечение, которое пройдёт, как и всё остальное. Ведь даже любовь к Чанбину прошла, хотя казалось, что его отсутствие убивает. Хуже уже не будет. — Отлично, — соглашается Ли и откинув одеяло в сторону, сползает на пол. Хёнджин медлит, смотрит оценивающим взглядом и только после притягивает к себе. Целует резко, проводит языком по губам, прикусывает и оттягивает. Ли пользуется полученной возможностью: скользит ладонями по плечам, спине, залезает под футболку, царапает короткими ногтями. Хван дёргается, сдавленно стонет в поцелуй и напирает сильней. Тянет Феликса за бёдра, усаживая к себе на колени, а у младшего сердце стучит птицей, готовой пробить грудную клетку. Оторваться получается с трудом. Хёнджин выдыхает, утыкается лбом в Феликсово плечо и мелко вздрагивает. Младшему слишком тепло, слишком уютно и слишком правильно с тем, о ком он не знает совсем ничего. Добром это точно не кончится.