VII
— Антон! Не беги так, подожди, — раздался голос позади вылетевшего из кабинета Шастуна. Он сразу вспомнил эту оптимистичную девушку, Таню, кажется, которой выпала, по её словам, чуть ли не честь быть дипломницей Попова. Последнее, чего сейчас хотел ещё не отошедший от разрывавшего смятения и перекриков с преподавателем Шастун, — это вымещать свой гнев на ком-то малознакомом. Как-то перерос он такие приколы, но, кажется, всё непременно приведёт к этому, стоит только открыть рот. К счастью, Таня заговорила первой. — Привет, заметила тебя, вот, хотела узнать, как твой план? — чуть запыхавшись, совсем наивно спросила она. — Всё в порядке. Знаешь, я спешу… — Я понимаю, что не к месту, просто хотела совет тебе дать — ты попробуй сделать так, как хочет Попов, он помогает потом очень. Считай, инвестиция в будущее образование. — Ага, сделал уже, наперёд, с толком, с расстановкой, я побегу, извини. Стоило парню развернуться на пятках, Таня тут же направилась в противоположном направлении, словно её сегодняшняя миссия в университете заключалась в том, чтобы донести Шастуну такой вялый месседж и испариться без продолжения диалога. На секунду вспомнив обещание, данное другу, будь он неладен, Антон окрикнул её: — Погоди, у меня тоже есть вопросик личного характера, пройдёмся до кофейного автомата?***
До этой минувшей беспощадной среды Арсений убедил себя в чрезмерной горячности в отношении Антона. В планах были сдержанные извинения и допустимые попытки наладить рабочий контакт, но этот ушлый невыносимый парень попытался сорвать его семинар, практически напрямую шантажировал абсолютно точно снятым разоблачавшим видео, даже спрятал улики в телефоне своего друга! Словом, сделал всё, чтобы Попов понял, как сильно ошибался на его счёт. И это напрочь отшатнуло желание Арсения хотя бы минимально урегулировать уже пышущий конфликт. Всё бы ничего, и ходить бы Попову таким же убеждённым в собственной правоте, если бы не одно крошечное «но» — абсолютно идеальный новый план по работе Шастуна. План, который Антон вручил ему накануне, сразу после их перепалки. Доработанный, содержательный, вызывавший даже на этапе второго раздела множество дискуссионных вопросов. «Вкусовщина», — скажет молодое поколение. «Научное возбуждение», — сказал про себя Попов. «Если вдруг у вас появится минутка прочесть…пришлю его вам, как только доберусь в общежитие», — и ведь прислал же, не забыл, каков нос! По стилю изложения, разительно отличавшемуся от предыдущих версий, было ясно, что парень досконально проштудировал всё, что Попов ему скидывал — от электронных учебников до аудиолекций: были термины, выжимки и цитаты, явно взятые из личного правового лексикона покорнейшего слуги. Невозможный человек. Сделал же хорошо, смог же! Тогда на кой чёрт ему сдалось хранить то позорное видео? Интересно, конечно, посмотреть, что там снято, оценить степень грехопадения и обнажения. Видео было — сложно отрицать, когда не отрицал сам Шастун. Значит, предусмотрительная зараза, думал, что оно ему пригодится позже. Впереди же согласование глав, а он их сам писать не захочет, вот и напомнит о себе. Так или иначе, стоило с этим заканчивать, вот только как именно Арсению можно было убедиться, что Антон избавится от видео? Ещё и уговаривать его на это. Унижение высшего порядка. «Мау» заставило выскочить из трясины рассуждений и выдохнуть. Вчерашний ром, неслабо продегустированный в компании Димы и его друга, понемногу отдавался в воздухе, но по-доброму напомнил Арсению о приятных и беззаботных минутах, проведённых в социальной оболочке. Улыбка дрогнула, и рука сама потянулась к телефону. Когда-то найденная из-за конфуза страница в социальной сети сейчас вдруг резко стала интереснее, чем подготовка к завтрашнему рабочему дню.***
Пришлось встать с просиженного, но пока ещё не ободранного кожаного кресла, чтобы долить кипяток в уже остывший кофе. Ладони, как всегда, мёрзли, хотя октябрьского холода не было и в помине. Попов к этому привык, даже пару раз шутил про горячее сердце, а потом просто смирился с реалиями низкого давления и прошлой зимой купил перчатки. Греясь о кружку, он подошёл к окну, чтобы рассмотреть внутренний университетский дворик. Хорошо, когда меняли пары — кафедра опустела, Эмир уехал на конференцию, и только Наденька без конца гоняла какие-то очередные анкеты для студентов через полумёртвый старенький принтер. За окном тоже было малолюдно. На пропускной в пластиковой будке у шлагбаума сидел охранник с кроссвордом, пара прогульщиков курила, кто-то не спеша подходил к зданию — тишь и уют. Пить кофе под картинку уже понемногу желтевших и опадавших листьев ощущалось романтичным, как будто Арс наблюдал за экспонатами на выставке, особенно, если представить, что в руке держал дорогое шампанское. Попову было достаточно и того турецкого варева, что было, а остальное он мог додумать и сам. Пока что привычная скука не напала, ещё не предчувствовалось того упаднического состояния, когда мозг противился холодам и автоматически напоминал об одиночестве. Может, у людей на биологическом уровне закладывали желание сблизиться с кем-то к зиме как раз из-за этого? Чтобы было, от кого греться и подпитываться, и не столько телом, сколько душой? Сейчас Арсений грелся только томами свежераспечатанных лекций, искусственной занятостью и прокрастинацией. Когда особенно сильно прижимало — пледом. Так или иначе, времени на размышления о поиске нагревательного прибора (или его более сложной альтернативы в виде человека) не было, и только теперь, смотря на расслабленных студентов, Попов впервые за долгое время вспомнил, каково это — хотеть чьего-то тепла: чтобы рядом, чтобы проняло. — Арсений Сергеевич, на вторник в расписании стоит консультация у бакалавров. Они спрашивают… Милая, но загнанная Наденька не дала мыслям Попова, взмывшего на своём летающем кораблике, коснуться верхушки вон того дерева и просто щипцами выдернула в реальность. Так всё это и работало долгие годы: увидел дырку, через которую сквозило одиночество — заткни немедленно. — Я помню, спасибо. Напиши старосте, что всё будет, и пусть методички в библиотеке возьмут, — спокойно и размеренно ответил Попов. Конец рабочего дня не ознаменовался бедствиями глобального масштаба — пара неудов, на которые пришёлся только один блестящий ответ, среднего качества кофе и новые сообщения в чатах о растениях. Будни флориста какими-то научными переворотами не свержены, обыденность учёного не заросла лианами. Баланс. По дороге домой Попов вспомнил, что несчастный кустистый хамецереус так разросся, что «детки» скоро расколют горшок. Такими темпами отец семейства не увидит красных мелких цветочков, которыми так славился этот колючий друг и которые, по словам хозяйки цветочного, он должен был буквально вот-вот разразиться. Ангелина была, по обыкновению для этого времени, уставшей и не склонной к разговорам о колонизации кактусами мирового сообщества, однако это не помешало Попову показать ей дюжину свежих фотографий из его продвинутого аккаунта начинавшего растениелюба. Примерно нулевая ответная реакция Ангелины на «редчайшие кадры утреннего солнца, пробиравшегося через тесные колючки» цереуса его не опечалили. Это был тот редкий случай, когда мужчину вдохновляли просто выплеснутые наружу собственные слова о любимцах, не ожидавшие завязки с ответными репликами, но так долго сдерживаемые внутри. Был бы на голосовых связках ремень и фильтр для отдельно взятых разговоров о выращивании этих иголок, у Арса от натуги он бы треснул давным-давно. Как славно, что была Ангелина и её частое «угу». Это спасало. Вдохновившись своими достижениями и прихватив с собой из магазина грунт и новенький горшок с подставкой, Попов, полный решимости, направился в продуктовый, чтобы пуститься во все тяжкие и прикупить бутылку неопробованного доныне вина. Она бы стопроцентно закрепила покупку и посулила хамецереусу долгие годы жизни в новом доме. Пересадка цветка заняла не больше двадцати минут. Его фотосессия — час. Ещё час ушёл, пока Арсений отвечал на комментарии. К моменту, как Попов в сотый раз пересмотрел опубликованные им фото, бутылка уже была пуста наполовину. Весёлость! Вот она, чертовка, ради которой люди с вожделением откупоривали только-только купленный алкоголь. К чему Арсений вообще сегодня грузил себя волнениями, если после бокала красного полусухого его подписчики и приятели, к тому же разделявшие его интересы, становились такими остроумными ребятами? Они понимали его шутки, болтали, вон, даже «Хризантемка» оценила каламбур про пересадку волос, когда кактус не дорос. Арсений хихикал, как мальчишка, забыв про то, что люди его статуса, возраста, профессии и других любых категорий уже должны, по-хорошему, готовиться ко сну, чтобы в восемь утра нового дня не чувствовать себя так, словно тебя колотили бетонной сваей. Попов не хотел, его радовала приобретённая искусственная беззаботность, и хотелось транслировать её на как можно более широкую аудиторию. А эта самая широкая аудитория его сочатовцев, состоявшая, в основном, из работающих женщин, которые давно уложили маленьких детей, отправили учить уроки подростков и заперли мужей смотреть футбол, имела шалость побыть онлайн от силы полчаса, после чего число пользователей в сети существенно снижалось — оно и понятно, куда им гнаться за активностью Арсения в круговерти быта. Выбора не было: пока энергия не угасла, а бутылка ещё не опустела, стоило сконцентрироваться на ком-то конкретном, чтобы с чувством выполненного социального долга завершить свой трудный день. Просмотр, пролистать, вкладка «Контакты». Telegram выдал страшное — «Колдун» в сети.***
Шастун не был мастером подбора деликатных слов, потому, а также по причине абсолютной незаинтересованности персоной Тани, мигом выложил ей все карты — и про Эда, и про его отнюдь не дружеские интересы к пока ещё незнакомой девушке. Не особенно-то Антона волновала линия любовной истории соседа, и он с простотой лавочки отвечал на все Танины любопытные вопросы о выразившем благосклонность Выграновском. Кивнув подряд несколько раз в ответ на предсказуемые вопросы а-ля «Высокий?», «Красивый?», «Одинокий?», Шастун поймал себя на мысли, что девушки, в большей своей доле, влюблены в любовь. Такой плоский факт — парень узнавал у друга о тебе — взорвал девушке мозг мелкими бесами-фейерверками. Как ни крути — её голова ещё час назад была забита парами и душными преподами ровно до момента, как она узнала эту новость. Взять для закрепления результата страсть ко всему новому и неизведанному, приправить окружающей рутиной и вуаля — ей уже всё виделось загадочным. Хотя всё очень легко было разрушить. «А фотку покажи!», — банально этим. Шастун наотрез отказался быть Тиндером, сказав, что даст Эду ссылку на Танину страницу, а там уже она и оценит. «Рыночные отношения завязаны на внешнем виде товара», — мрачно заключил Антон, и этот псевдоглубокий разговор с самим собой о мнимом знании психологии женского поведения внезапно рассмешил его до колик. Ему бы хотелось, чтобы Таня решила, что Антон просто весёлый парень. Хотя сам подумал, что рехнулся, раз вёл мысленные нуарные монологи. — Спасибо тебе за кофе и за компанию, но мне пора, — сказала девушка, смяв бумажный стаканчик, — позже, надеюсь, твой друг не зассыт и добавится. — Он не из таких, куда там! — прихлебнув, скорее для вида, чем из желания допить, последние капли, ответил Шастун. — Удачного дня, не хворай, там, всех благ, успехов. Её хрупкая фигура скрылась за дверями главного входа в университет. Да, если бы Антон и впрямь знал девушек, он, пожалуй бы, сразу шёл к таким, которые не стеснялись сказать «зассал», даже если это касалось описания проступка кота в квартире, а конкретно порчи этим котом имущества. Но он девушек так хорошо не знал. Побаивался и даже иногда обходил стороной, как нервную, но спящую собаку. Всегда опасался сказать не то, что должен, промолчать там, где надо толкнуть душещипательную речь, словом, был не подходившим к девушкам разного рода. Не то чтобы желание сблизиться с какой-то конкретной девушкой теплилось, да и убеждение в своих вкусах, как таковое, вроде бы устоялось. И всё же Антон иногда думал: «А что, если бы я тогда не предложил тому парню поцеловаться?», «А что, если бы он воспринял мои слова в шутку или, того хуже, вмазал бы мне по роже, как бы я тогда знал, чего хочу?». Единственный и пока ещё неулаженный в голове факт полупьяного секса с тем, как показалось, симпатичным парнем, так и не пустил гнилые корни — у Антона не было после него ни вереницы партнеров (так сказать, для закрепления результатов эксперимента), ни вереницы партнерш (для ситуации, в которой Антон бы вдруг резко решил отрицать случившееся). Не было ничего. Просто эпизод, который возник, закончился, а мир и целостность земной коры под ногами Антона после всего этого не пошатнулись. Для Шастуна это не стало переломом, борьбой или чем-то критическим. По простоте и открытости душевной организации или, проще говоря, нежеланию парить свой мозг, Антон пришёл к выводу, что его предпочтения и принятые к сведению мысли о привлекательности мужского пола нормальны ему в той же мере, в которой они были нормальны, к примеру, тому парню, и, соответственно, совместное решение априори не судят. И раз его вкус, пусть пока один раз, но всё же с кем-то сошёлся, найдутся и те, с кем сойдётся и во второй. А не сойдётся, что ж, опять же, планета не схлопнется. В минуты глубокого самокопания Антон даже пытался найти своей симпатии к мужчинам рациональную причину, мол, проблемы в семье давили, запутался, а этот человек был лоялен, добр или расположен, но какие бы выдуманные аргументы он не причёсывал, результат не менялся — он спал с тем парнем просто потому, что хотел именно того парня, а парень ответил взаимностью. Не спал он с девушками просто потому, что, очевидно, пока не хотел ни одну из них. Захочет ли? Кто знает. Хотели ли девушки его? Он не был осведомлен. Такое упрощение общей картинки давало Антону огромное поле, чтобы пораскинуть мыслями. Даже сейчас, поговорив с Таней и представив, что он смог бы точно так же, как Эд, даже через друга, заинтересовать какую-либо девушку, Антон не понимал, стоило ли этому радоваться, если внутри у него самого ничего не шелохнулось. Пожалуй, сигареты считались вредной привычкой ещё и потому, что давали возможность заткнуться и думать. А думать, как заведено, вредно. Лучше написать Эду, обрадовать, что ли.***
Вернувшись вечером в общежитие глобально охуевшим от колоссальной усталости сего мира, Шастун, ожидаемо, столкнулся с новой волной атаки нетерпения Выграновского. Мало того, что Эд в течение дня закидывал его сообщениями, где из череды «Ого», «Братан», «Зырь» и прочих околословных выражений можно было выделить только «Клёвая», так ещё и решил выплеснуть Антону скопившийся за день ком эмоций, только уже в формате пересказа. — Братан, я отвечаю, буду тебе должен, вот, хочешь, понравится тебе какая — отвечаю, братан, не застремаюсь, подойду, познакомлю вас, как ты мне сделал. Как близкий, сечёшь? Ты мне, так сказать, руку протянул. Нет, даже не так, дал мне не рыбку, а удочку, леску мне помог натянуть, вытащить карася здоровенного такого, когда, знаешь, сам уже сутки сидишь, долбишься с этой наживкой, подкармливаешь, а эти — ни в какую не клюют, они все пресытились, знаешь, и ты такой, мол, братан, вот, справа, новый пруд, окунись сам, с головой, не бойся намочиться… — Эд! Остановись! Ещё одна рыболовная метафора, и я, клянусь, куплю самый здоровенный крюк в «Мире охоты» и в очко тебе… — Понял, понял, братан, но ты пойми, это, блин, это ваще! Не рыбка, братан, русалка! Она умница какая! Ты знал, что она блины печёт? Стопудняк, не знал! — А мне зачем это знать? Я видел её дважды. — Вот! А я её ни разу не видел, она, получается, мне душу раскрывает, братан, делится, сечёшь? О себе может рассказать. — Она охуеет, когда ты о себе ей расскажешь. Особенно как рыбалку любишь. — Заткнись! Не люблю я рыбалку, так, к слову, знаешь, наитие, братан. Точно! Это она меня уже вдохновляет! Я б и трек ей написал, ну, знаешь, что-то вроде «Тёмные воды, спусти меня, вроде… читаю, выходит, тебя вижу…». — Я в мутном броде…– с отчаянным протяжным «О» подхватил Шастун. — Точно, братан, видишь! Это Танюха всё. Она так действует — муза, стопудово. — Ага, муза, давай ты наушники наденешь, я заебался, как чёрт, сегодня, веришь? — Антон скинул рюкзак и завалился на кровать. — Ты без смены сегодня? Чисто универ? — чуть успокоившись, спросил Эд. — Да, идеи? — Ну, чел, я тебе горы свернуть обещал, потому, так и быть, пивасом сегодня угощу. Не хернёй этой, прочищенной через шланги, а нормальным, стекло, хочешь? — Я с места не сдвинусь, — решительно ответил Шастун. — Не вопрос, Шаст, я шуриком — в магаз и обратно. Сухари, какие хочешь, выбирай. — Ты серьёзно? Пьянка среди недели? — Бля, Антон, я, веришь, духом воспрял. Ты мне тут не говнись, пока предлагаю, студентик. Эд спешно направился рыться на стуле в поисках пары джинсов и кошелька. Уже в дверях ему вслед Антон, смирившись с ситуацией, крикнул: — С красной икрой сухарики! И чтобы кальмар тоже взял! Спустя литровое фильтрованное отступление, неумолимо несшее в пропасть ватных ног, Антон стал понимать восторг, вызванный у Эда общением с Таней. Девушка, наплевав на стереотипы о первых робких сообщениях, была вежлива, писала с юмором, и от быстроты её ответов рушились последние шансы прервать переписку. Подпив, Антон уже совершенно по-доброму смеялся вместе с Выграновским и был по-детски рад за друга, которому по случайному стечению обстоятельств судьба дала возможность не спугнуть девушку своим босяцким сленгом и манерами охранника заброшенного пирса. Эд улыбался, не прекращая, и Антону стало казаться, что вскоре он и сам попадёт под этот неумолимый купидоний расстрел. Только и гляди, вмажет, успевай укрыться. И под ногами мелкие бомбочки-влюбленыши, так и хотелось полопать, как плёнку-пупырку. Время близилось к полуночи, коменда уже час как закрыла главные двери общежития, но окрылённому рэперу, видимо, это показалось пустяком, он был намерен проскочить. Кем бы предстал Антон, если б строил баррикады на пути к их счастью, подумал он, и с мягкостью прикроватного пуфика благословил соседа на поездку в центр, пожелав не пиздануться об бордюр. Оставшись наедине с потяжелевшими веками, парень решил перемолоть остатки незакрытого гештальта. Он ещё раз зашёл в диалог с Эдом, чтобы пересмотреть моменты своего фееричного выступления во сне. «Где только мог Попов увидеть это? На видео метки просмотров нет, Эд из группы удалил. Сам бы ему не скинул однозначно. Как пятеро человек увидели это? Неужели на канал и правда заходили? Чушь какая-то». Даже будучи пьяным, Шастун не мог сообразить, почему за вечер ни разу не упомянул, чтобы Эдик удалил этот позор всей его репутации из телефона. Весь вечер они сидели в метре друг от друга, как и вчера, как и позавчера, как и в день съёмки этого видео, из-за которого, между прочим, он сегодня получил смачную порцию унижения от самого что ни есть требовательного и злобного препода, но, сука, так и не вспомнил сказать об этом сразу же Эду! Как это вообще работало? Шастун, опомнись, ты в себе? Требуй немедленного обеления! Эд как раз зашёл в сеть и что-то написал. Потирая глаза, Антон смахнул уведомление и начал, не читая, печатать в ответ, с трудом различая буквы на телефоне: «Мудиллла, сук, удали вдео! Мое которое. Янехочу, чтобы его смортели». В ответ пришло лаконичное: «???» Секунда. Выход. Вдох. Ещё секунда. Чей это диалог и почему он открыт вместо Эда? Секунда. Свернуть приложение. Открыть приложение. Не глючило, вроде. Ещё секунда. Два непрочитанных сообщения из двух диалогов. Эдик: «Я добрался». «Почему оно не прочитано, если я только что писал ему? Кому я писал?!» Второй диалог. ASS Popov. Онлайн. И «???». «Только не это. Кому угодно, только не ему, умоляю». ASS Popov 23:47 «Доброй ночи, Антон Колдун. Забавно, что именно так ты записал себя в моей телефонной книжке. Если бы не фото профиля, я бы не догадался. Выражаю надежду, что ты готовишься к занятиям, а не подбираешь новые созвучия к фамилии. Кстати говоря, твой план весьма хорош и внушает уверенность в качестве дальнейшего материала. С уважением, А.С. Попов.»Вы
23:49
«Мудиллла, сук, удали вдео! Мое которое. Янехочу, чтобы его смортели»
ASS Popov 23:50 «???» Были ли более провальные ситуации в жизни Антона? Наверняка. Справлялся ли он с ними путём адекватно принятого и взвешенного решения Абсолютно точно никогда. Дрожавшими от волнения пальцами Шастун одно за одним истерично пробовал набрать оправдания, способные хотя бы на долю снизить процент его дальнейших катастроф. Проклятый т9 не помогал, а только усложнял стоявшую задачу, предлагая вместо «накосячил» — «обмывалась», а вместо «сорян» — «Сурен». Решив, что отговорка в духе «Сурен, я обмывалась» явно не станет спасительной, Антон собрался с последними трезвыми мыслями и со скоростью бабушки напечатал выверенное: «Простите, ошибся», — и, тут же откинув телефон, как горячую картошку, зарылся в ком одеяла. Сообщение Эда так и осталось без ответа. Впрочем, парень не был против — в эту самую минуту ему было, с кем поговорить.