VIII
«Разумеется, сообщение не предназначалось мне, он бы не посмел общаться с преподавателем, своим собственным научным руководителем, в таком тоне. Стоп, не собственным, конечно, но всё же руководителем — уважаемым, причём и за пределами стен университета. Не посмел бы просто-напросто. Это перебор даже для Антона с его наглыми выходками. Правда же? Конечно, парень ошибся. Ещё и чушь какую-то нёс. Про видео. Неужели про то самое?» В столь поздний час Арсению давно стало очевидно, что Шастун писал сообщение своему другу. Разумеется, речь шла о том самом фрагменте, где Попов имел честь светить пятой голой точкой. Молясь всем богам, старым и новым, как научил его один из сотни любимых сериалов, он просил самую малость — чтобы этот самый друг не знал Попова лично, не учился с ним в одном вузе и вообще был иностранцем, лучше даже туземцем. Сегодняшняя оплошность Шастуна в очередной раз подтвердила его подлую натуру — было видео, ведь было же! А Попов знал! А Попов говорил! Единственная радость, которая ему оставалась — перечитывать сообщение, где хотя бы минимально, но присутствует попытка Антона выполнить просьбу и избавиться от разоблачавших Арсения улик. Общая картинка выглядела так, словно друг Шастуна противился удалять видео, а Антон активно на этом настаивал (опять же, если Попов прав и сообщение было адресовано не ему). В любом из раскладов положение Попова было паршивым. Ещё не протрезвевший и бесконечно ворочавшийся по нагретой постели, он гонял в голове мысли одну за другой, пытаясь разыскать спасительную, но что бы он не придумал, всё сводилось к тому, что его репутация целиком и полностью в руках каких-то мальчишек-студентов, решивших получить из чужого горя выгоду. Группировка! Организованная, спланированная, сплочённая против него, не иначе. До четырёх утра подлые догадки роем атаковали его и без того затуманенную вином голову. Боязнь публичной казни дамокловым мечом склонилась над ним, и бедный преподаватель уже не знал, на чью здоровую голову перекинуть бушующую тревогу. Рассказывать Позову — бессмысленно. Писать сейчас Шастуну — ещё глупее. Судя по качеству полученного сообщения, парень и сам изрядно припал к градусу, несмотря на будний день. Что он напишет в ответ? «Порстети» вместо «Простите»? Решение оставить всё до утра, а лучше даже обеда показалось единственно возможным. Когда последние размышления иссякли под напором красного полусухого и тяжести век, за два часа до будильника на смену теориям всемирного заговора Попову пришли идеи относительно того, что вообще из себя представляет Шастун. Некая логика здесь присутствовала — хочешь победить врага, сначала узнай его. На первое впечатление, образ Антона у Попова уже сложился — въедливый, спонтанный, чрезмерно самостоятельный, возомнивший себя центром земли. Как только ему жилось с таким набором? В его годы Арсением двигало не чувство превосходства над другими людьми, особенно преподавателями, а другие, более полезные мотивы. Он брал со старших пример, был внимателен и вежлив, даже чаще себе в убыток, но всё же, а этот — что? Шантаж и мелкие манипуляции, будто выскочка на школьном соревновании, ни капли взрослого осознания последствий своих поступков. Рассуждая подобно бранчливой подъездной старухе, подкоркой Арсений понимал, что врал самому себе. Даже не врал, а старательно пытался привязать себе антипатию к Антону, найти повод для очередного оскала в его сторону. И, если рассматривать выходку с исподтишка снятым и фактически подсудным видеоматериалом, резоны имелись более чем. Где-то на уровне интуиции нечто пыталось достучаться до мыслей Попова, чтобы сказать, что не всё так однозначно. Что-то, пока неоформленное в вывод, может, опыт или воспоминания о перепуганном лице студента, кричали, что в чём-то Попов проебался, пропустил важный шаг, который мог рассказать ему об истинной сущности Шастуна. Найти этот пропущенный шаг не составляло, в целом, никакой проблемы. Наигранная доброта и расположенность к студенту могли помочь выудить из него нужную информацию. Загвоздка заключалась в ответе на вопрос, зачем Арсению это было нужно. Какое ему, к черту, дело до внутренних скелетов какого-то студента? По-хорошему, ему бы как можно скорее написать на него докладную или отказаться от него как от диссертанта, чтобы не допускать разрастания конфликта и нарушения всех существовавших правил. Вот только нюансов слишком много. Парень не прост. Чем ответит он на такие действия — не ясно. К тому же, Арсений дал согласие — Димке пообещал, подстраховал его, а Позов ещё ни разу не подставлял Попова. Хотя, Дима бы понял. Это же не одно и то же — это из ряда вон! Был бы Арсений менее тревожным и знал бы больше нужных аргументов наперёд, он бы не побоялся обратиться и с заявлением в полицию. Варианты этого заявления пугали больше, чем факт обращения. Что бы он там написал? «Я под наркотиком, который получил от кактуса, обнажал ягодицу перед незнакомым продавцом магазина, куда ворвался без разрешения в нерабочее время, потому что искал помощи там, а не в больнице». «В нетрезвом уме и с мутной памятью я обратился к неравнодушному работнику, а он воспользовался моей уязвимостью». «Меня незаконно снимает голым мой студент и распространяет видео по друзьям». Такие вступления точно похоронят не только карьеру Арсения, но и остатки его самооценки. Грёбанный Шастун с его гаджетом. Как бы ни старался Арсений уснуть, рассуждения не могли себя исчерпать. Он тщательно протаптывал тропинки от одной идеи к другой, пытаясь разоблачить и окончательно раскусить Шастуна, искал его слабые стороны, на которые можно надавить, но тут же понимал, как низко опускался в своих глазах. Глазах. Глаза Шастуна всегда его выдавали. Если тот нервничал, зрачки бегали по лицу Попова, как подстреленные кролики, от мочки к носу, от носа к бровям, не пытаясь остановиться. Тогда на курилке, когда они только-только условились быть партнёрами… Боже, Арсений, какими еще партнёрами?! Пусть будет коллегами, хотя бы. Как назвать это? А, впрочем, плевать. Вот тогда глаза Шастуна были другими. Уставшими, холодными, прямой уверенный взгляд и серая поволока. Ни толики буйства или беспокойства. Ему было плевать, как и большинству магистров, с кем писать эту чёртову работу. На лице читалось: «Отъебись, глубокоуважаемый Сергеевич, от меня, дай посижу, покурю, решайте всё с Позовым сами». А вскоре спокойствие улетучилось, как и тёмно-зелёный холодный оттенок радужки. Его вдруг подсветило. Не яркими искрами, не внушающим тепло оттенком, а взбудораженным, перенасыщенным цветом, словно молочный коктейль перебили в сплошную пену. Может, уверенность Шастуна в собственных способностях была настолько сильна, что он решил, будто сделает всё с первого раза, а Попов его спустил на землю? Уязвлённое эго умника двигало им? Ведь не мог же Попов быть настолько требовательным и педантичным, чтобы придираться на ровном месте? Разумеется, нет. Его отношение к Антону было ровно таким же, как и к другим студентам. Дело в самом Шастуне, раз за разом пересекавшим рамки принятого. Хотя, если быть до конца честным, рамки дозволенного были нарушены ровно в то роковое воскресенье. И даже этот факт не позволял Шастуну считать элементарную субординацию шуткой. Врываться на чужие занятия, искать Попова вне назначенного времени, хамить, взрываться и надоедать своими недоделками. Невыносимый. До ужаса невыносимый и невозможный этот Антон. На этой заезженной мысли Попов задремал, еще не зная, что до звонка ненавистного будильника оставался всего лишь час.***
Будильник не стал для Попова номером один в рейтинге ненависти на сегодняшний рабочий день. Понимание, что сил хватит ровно на то, чтобы войти на первую пару, а не проводить занятия весь день, менять при этом аудитории, пытаться говорить внятные вещи и глотать литрами дешёвый кофе, ударило Арсения по макушке молниеносно. Усталость была настолько ощутимой, что все запланированные контрольные тестирования он решил запустить именно сегодня, пытаясь минимизировать общение со студентами. Узнав, что большая часть группы третьего курса отправлялась на конференцию, он с едва скрываемым счастьем отпустил остальных с ними, добавив, что присутствие на чужом публичном выступлении разовьёт в студентах навык оценивания их работ. Была ли в этом научная или педагогическая правда — Арсения мало волновало, потому что стоило студентам разойтись, как он метнулся на кафедру дожидаться последнюю, слава богам, на сегодня пару, и желательно в положении лёжа на диване. Не обращая внимания на шум беседы, Арсений скромно присел в угол и прильнул к мягкому подлокотнику, закрыв глаза. На приветствие от Макарова он лишь показал пальцем, что всё хорошо, и больше участия в местной жизни не принимал. Спасительные пятнадцать минут должны были помочь пережить остаток дня, а вечером, когда он наконец скинет с себя такую плотную рубашку, наденет пухлый махровый халат и польёт растения, он будет в безопасности. Только бы немного покоя. Ворвавшийся на энтузиазме Дима перебил его планы в один миг. — Здорово, Илюх, а что с ним? — обратился Позов к Макарову, указав на Арсения в углу дивана. — Пытается уснуть. Видать, ночка выдалась ого-го. Дима, пребывая, очевидно, в прекраснейшем расположении духа, решил выплеснуть немного бодрости и на Попова. — Ох, Арсений Сергеевич, что или кто тревожил ваш сон? — в ответ на это Наденька в своём привычном закутке за компьютером громко хихикнула. Если бы только у Арсения была лицензия на убийство… — Походу, тормошили всю ночь, — подхватил Диму Макаров. Теперь Арсений мечтал о лицензии на совершение групповых убийств. Разбитый вид Попова, всё ещё державшего глаза закрытыми и откинувшего голову, Позова ничуть не смутил, и он в два шага уселся рядом с ним, тормоша настолько раздражающе, что Арсений был готов сойти с катушек каждую секунду. — Отъебись, — процедил Попов так тихо, чтобы окружавшая интеллигенция не расслышала. — Понял, не дурак, не бесись, я только лишь волнуюсь. И кто она? — С тобой максимально сложно не беситься, Поз. Кто она? — не разлепляя глаз, вторил Арсений. — Загадочная причина тотального недосыпа. Ты ж, как в армии — по распорядку всё, а тут такие отклонения режима. Если никто не нуждался в твоей экстренной помощи, а это невозможно, потому что ты не врач, а всего лишь преподаватель, то причина должна быть, как минимум, горячая. — Всего лишь преподаватель сейчас тебе въебёт, Дим. По-хорошему прошу — отъебись, по-дружески. — Понял, молчишь, значит, только наклёвывается. Ничего, я рад за тебя, братан, — ответил Дима и, похлопав по плечу бренное тело, взял кружку с кофе и направился к окну. «Продержаться еще два часа. Два часа, и ты свободен». В любой другой день Попов, с присущей ему скрытностью, счёл бы веселой игру в «Угадай, почему я не спал». Накинул бы пуху и несколько вымышленных фактов — это было бы только на руку. Наличие придуманной подружки, слухи о нём, как Дон Жуане — всё в сумме давало неплохую композицию, пригодную для прикрытия. Только не сегодня, когда ночью чёртовы часы он думал о Шастуне и тем самым пустил весь свой день по пизде. Шастун пустил его день по пизде. Липучими, цепкими пальцами… — О, Шастун объявился, — заметил Дима, по-прежнему наблюдая в окно. Попов раскрыл глаза сиюсекундно, ощутив расползавшееся по телу раздражение, словно мелкие удары током. Это паранойя, гиперфиксация или просто так совпало, но заинтересованность услышанными словами и ещё не увиденным человеком стряхнули дремоту. Стараясь не выдавать встревоженного вида, Арсений быстро переключил тумблер на актёрское мастерство, вальяжно потянулся и стал медленно подходить к Диме. — Что он там, опять прогуливает? — Для пущего эффекта небрежного вопроса даже изобразил, что зевал. — У всех, как видишь, романтика, не только у тебя, Арс. Попов пригляделся. Шастун стоял у выхода из ворот университета и разговаривал с Таней. Опыт молниеносной оценки и преждевременных выводов в очередной раз сыграли против Попова. «Расстояние — близкое, улыбка — не разглядеть, но как будто расслаблен, общается — жестикулируя, явно не по учёбе, торчит тут, как ось земная». — Ну, да, Дим, соглашусь. Если б эта романтика ещё за него работала над диссертацией, — скептично сказал Попов, ощутив, что наигранное безразличие вот-вот улетучится. Немыслимо! Увидеть девушку один раз, украв положенное ей академическое время на беседы с преподавателем, и тут же подкатывать к ней? Вполне в духе Шастуна. Впутать девчонку в свои планы, сблизиться, чтобы разузнать подробности об Арсении, найти проколы, наверняка узнать, как подступиться. Это манипулятор высшей степени, которого немедленно нужно вывести на чистую воду. Попов взрывал в голове башни и натачивал стрелы.***
Таня, встретив Шастуна во дворике, выплёскивала в его уши ведёрко впечатлений прошедшего вечера. Эд вернулся в общежитие под утро, но Шастуна будить не стал. Оставил на бумажке: «Было заебись!» и положил на стул Антона. Антон же, проснувшись на пары, не посмел, в свою очередь, в такую рань дёргать друга, посчитав, что послевкусие первого свидания всегда стоило шлифовать крепким младенческим сном. Особенно удачное. — Привет, Тань! — Антон поздоровался с ухмылкой человека, единственно знавшего в окружении весь происходивший накануне бардак. — Как дела? — Антон! — чуть смутившись, но явно без упрека ответила девушка. — Эдик спит? — Ещё бы. Я понятия не имею, во сколько он пришёл от тебя. Не напугал? Как ты могла заметить, он — парень эксцентричный, но хороший. — Я поняла это с самого первого сообщения. Нет, не напугал, — продолжая смущаться, Таня улыбнулась открыто и искренне, но, судя по лаконичным ответам, сплетничать о подробностях свидания не стремилась. Получив ответную улыбку от Шастуна, означавшую «не хочешь — не говори, и вообще, это не моё дело», она, спохватившись, сказала: — Была уверена, что увижу тебя в универе раньше, чем его, потому огромная просьба, передай. — Девушка зарылась в сумку и достала толстовку Выграновского. — Он забыл вчера… когда отдал мне…ну, чтобы я не мёрзла. По степени покраснения щёк Антон вычислил вероятный процент успеха своего своднического таланта и, кивнув, без лишних вопросов принял вещь из её рук. Таня уже попрощалась, но остановилась и среагировала на звук уведомления. Не успел Шастун ответить ей, как неожиданно для него, она нахмурилась и выругалась: — Блять, как быстро-то. — Всё нормально? — Попов пишет: «Предлагаю обсудить завершающую часть твоей статьи в понедельник». Не совсем-то я готова в понедельник. Перебор, есть ведь ещё два месяца на публикацию, — ответила она. — Пошли его. — Гонишь? Конечно, я буду в понедельник, с ним легче будет, просто рановато. — И чего ты с ним соглашаешься?***
Писать аналогичное сообщение Шастуну Попов не мог. Он точно придумал гениальный план, как можно вывести парня на чистую воду, но с его реализацией вышла нестыковочка. Если в диалоге с Таней, сугубо рабочем, они всегда обменивались временем и исключительно ссылками на учебные материалы, то диалог с «Колдуном» пестрил последним ослепляющим «Простите, ошибся» от явно выпившего студента. Арсений получил этот ответ полдня назад, но за это время уже успел изрядно подорваться на собственных же кознях. Делать нечего, конечная цель — а именно доблестная защита ни в чём не повинной девушки от дьявольских лап кровожадного Шастуна, стремившегося, по всей видимости, без веских причин утопить Арсения и за его счёт протоптать себе путь к лёгкой сдаче работы, стоила усилий над собой. Попову пришлось взять себя в руки, уподобиться взрослому и сознательному человеку и просто положить большой увесистый… И просто закрыть глаза на ночную выходку студента. Поднявшись на высший уровень принятия, Арсений написал:Вы
15:47
«Добрый день, Антон. У меня возникло окно в понедельник, в 15.00. Рекомендую посетить мою консультацию и определить основные тезисы первой главы. Настоятельно прошу до этого времени подготовить список необходимых для неё научных источников, ориентируйтесь на современные данные, а также названия пунктов Вашего плана.
С уважением, А.С. Попов.».
Отправить. Выдохнуть.***
Выдох. Вдох. Шастун чуть не сдох. За время общения с Арсением Сергеевичем он даже стал привыкать к его манере и спонтанности, но только не сегодня. Пусть бы недельку, для приличия, не появлялся, а лучше — месяц. Рана вчерашнего самострела в виде позорного сообщения ещё не затянулась, а Попов уже тут как тут. С другой стороны, хотелось засчитать ему в копилку нарочито подчеркнутое желание проигнорировать допущенный Антоном проёб. Ну, было и было, что уж размусоливать? Был бы вместо Попова Позов или Макаров, Антон бы смело позвонил наутро и сообщил, что нажрался и перепутал чаты. Любой из них наверняка бы посмеялся, ответив нечто вроде «С кем не бывает?». А вот с Арсением такой формат далёк от реальности.Вы
15:49
«Добрый день. Спасибо. Я приду»
Никаких тебе скобочек и смайликов. Здесь всё серьёзно.***
В воскресный вечер накануне консультации Шастун упахивался в магазине. Поставку нужно было провести по базе ещё позавчера, но в пятницу его ждало одеяло и заёбанность, с которыми отменить встречу он никак не мог, к тому же Ангелина особенно на дате не настаивала. Выбор стал очевиден, и Антон отложил дела в долгий ящик. Копаясь в коробках с грунтом и отвлекаясь на приложенные к ним счета, Шастун спринтом бегал к компьютеру, проверял то артикул, то название товара, поторапливал сам себя и бесконечно смотрел на время. До закрытия оставался час, и хотелось со скоростью Флэша закончить все именно сегодня, чтобы завтра ничего не мешало прийти в общагу и вздернуться после очередной ожидаемо провальной встречи с преподавателем. На этот раз Антон сделал попытку пройти все круги ада с первого раза и накатал для Попова больше двадцати названий книг, на основании которых он якобы напишет первую главу. Даже ему самому было ясно, что Арсению Сергеевичу все эти слизанные с чужой работы источники покажутся недостаточными, но лучше уж переделывать, чем быть проклятым одним только взглядом за пустоту. «Это уже не ново, это уже устарело, это не по теме, Шастун», — кривлял Попова в своей голове Шастун. Такая терапия предугадывания поведения научного хотя бы немного снижала тревогу, отложенную на завтра. Он расправился с последней коробкой, убедился, что все счета проведены, выглянул из подсобки в зал магазина: — Ангелин, всё, закончил, — обратился к хозяйке, стоявшей у кассы. Всплывшая перед ним картинка показалась галлюцинаций настолько, что Шастуну пришлось проморгаться. Через прилавок от Ангелины стоял катастрофически счастливый Попов, который с широченной чеширской улыбкой показывал ей какие-то снимки на своём телефоне. — Даже здесь, видишь, оттенок отличается. Справа цветочек как будто темнее… Лицо Ангелины было каменным, а Арсений застыл на полуслове и резко выпрямился, забыв о том, что занимало его секундой ранее. — Добрый вечер, Антон. — Здравствуйте, — Шастун инстинктивно попятился. Расстрел гляделками нарушила Ангелина, едва спасенная от сиквела «Я и мои новые достижения в выращивании цветов» от режиссера А.С. Попова. — Ты заявки поставщикам смотрел? — обратилась она к Антону. — Да, приняты. Придут в среду. — Отлично, тогда поставь вот эти, — она указала на совсем крошечные суккуленты, рассаженные ею по отдельности, — где посвободнее на полке найдёшь, и сворачивайся. Обернувшись вновь к Арсению, она попрощалась, сославшись на срочную проверку счетов, и скрылась в подсобке. Шастун последовал её поручению и направился к ящику с растениями под прилавком. Выпрямившись, он столкнулся с внимательным и настороженным взглядом Попова, который после «Пока», кинутого Ангелине вслед, так и не сдвинулся с места. — Напоминаю о завтрашней консультации, — отмирая, чеканно проговорил Арсений. — Да, я помню. — В три часа. — Помню, да, спасибо. Я буду. Арсений не уходил. Только смотрел, прямо и выжидающе. Что ещё нужно сообщить и без того заёбанному Шастуну? Антон, заминая неловкую паузу, направился к полкам в зале, поставил ящик перед собой и наклонился, выуживая первых переселенцев на витрину, как тут же заметил пару кроссовок Попова рядом. Выпрямившись и так же ровно и в упор оглядывая преподавателя, он не решился спросить его многозначительное «ЧТО?», а лишь кивнул на горшочек, мол, работаю я, дядь, говори уже. — Удалось собрать список литературы? Шастуну стало понятно, что пока Арсений не повторит в устной форме всё, что до этого писал, он не отстанет, но разговор даже на такие отвлечённые от настоящих бед темы всколыхнули в парне беспокойство. — Да, я его уже сформировал. Если хотите, могу заранее прислать, как только доберусь домой. — В этом нет необходимости, — быстро ответил Арсений, поправив резинку на рукаве худи. Разговор, и без того не вязавшийся с первой минуты, стал тяжелее грозового облака. Шастун пытался сохранить остатки самообладания перед требовательным и таким неопределённым взглядом напротив и молча продолжил расставлять цветы.***
Арсений наблюдал за каждым его движением. Он уже скинул с себя первую шоковую волну от внезапной встречи и мог спокойно укутаться в защиту в виде дежурных вопросов. Да и тот факт, что он рано или поздно пересечётся со студентом здесь, был предсказуем. Просто Попов не привык к незапланированному, оно всегда играло с ним злую шутку. Арсений мельком оглянулся на уже знакомые двери подсобки и за пару секунд прогнал пёстрые картинки когда-то пойманного здесь трипа. Хорошо, что Ангелина не в курсе, и в магазине нет камер наблюдения. Иначе как бы он смог прокормить ораву колючих обитателей своей квартиры, будучи опозоренным, изгнанным из ближайшего магазина, а, может, ещё и безработным? Только ездить на другой конец города, в маркет, а Арсений ненавидел его садоводческий отдел — там сплошь и рядом стояли искусственно крашеные кактусы. От них веяло тоской и промышленностью, а не жизнью и кислородом, как здесь. Утонув в своих «а что если», Арсений не сразу сообразил, как смотрелся со стороны. Невидящим взглядом он проследил за тем, как Шастун один за одним расставил крошечные горшки, повернул их нужной стороной к фитолампе, заботливо пригладил, словно они для него тоже были не просто товаром, а живыми существами. Попов сконцентрировался на плавных движениях мелькавшего перед ним тела, зачаровался длинными пальцами, крутившими стаканчики, как в замедленной съёмке. — Нравится работа? Вопрос, который вылетел так внезапно, ни к чему не вёл, а был лишь результатом работы его бессознательного, заворожённого цветочной каруселью. — Не жалуюсь, — поправив чёлку и обернувшись через плечо, ответил ему Антон. — До завтра, — почти выкрикнул Арсений и пулей метнулся домой. Пусть он сбежал слишком скоро, привлёк этим внимание, зато выпутался из тягучего необъяснимого капкана. «Зачем я пять минут пялился на то, как он работает?» — недоумевал Попов, судорожно запирая дверь квартиры, словно Антон с его цветочной магией вот-вот ворвётся и опять разграбит его склад здравомыслия.***
Тот факт, что Таня и Антон пришли к назначенному времени по отдельности, Арсений уже засчитал себе в копилку в качестве небольшой победы. «Возможно, не всё потеряно, и Шастун не успел присесть ей на уши настолько, чтобы Таня была ко мне предосудительна», — промелькнуло в голове Попова. Антон приветливо поздоровался со всеми и присел рядом с девушкой. «Тревожный звоночек». Понять степень близости Тани с Шастуном по одной только паре было довольно сложно: каждый занимался своим делом, погрузившись в бумажки, и в попытках выведать чью-либо реакцию Арсений, как обычно, решил начать с работы Тани. Ему важно было выяснить, доброжелательна ли она по-прежнему к нему или уже завербована противником. За отведённые полчаса на обсуждение и без того безупречной работы мужчина включил свой максимум обаяния и юмора. Шутки и забавные замечания сыпались из него, как монетки из свиньи-копилки, и когда наступила очередная пауза в разговоре из-за неугомонного и открытого смеха девушки, Шастун, судя по лицу, был готов окончательно взорваться. Арсений внутри ликовал.***
Сначала очевидная расположенность и доброта к ней со стороны Попова показались Антону предсказуемыми. Мол, они и в прошлый раз дружно восторгались каждой её строкой, выверяли всё чуть ли не под микроскопом, но сегодня наблюдалась просто беспредельная показуха. Чего Арсений этим добивался? Хотел вновь ткнуть Шастуна тем, что тот у короля бала не в чести? Пытался сыграть на контрасте душки и палача? Так это не новость, дорогой друг, уже плавали, знали, не рассчитывали. Спустя пару минут Антон начал подмечать несвойственные преподавателю вещи. Каламбур — раз, каламбур — два, улыбочка — три. Арсений, мать вашу, флиртовал? В открытую? Антон охуел. Настолько было плевать на присутствие Шастуна? Хотелось подскочить и крикнуть: «Накройтесь, куда вас несёт?». Допустим, Антон не знал своего научного так хорошо, как Таня, но осознание наигранной весёлости сочилось одним единственным объяснением — Попов напролом подкатывал к ней. Закончив диалог на такой же клоунской, на взгляд Антона, ноте, Арсений попросил Таню не затягивать с правками и как можно скорее подготовиться к публикации. Пока девушка собиралась, Антон подсел за стол напротив преподавателя и стал разглядывать его своими сканерами подвоха.***
Арсений попрощался с Таней и облегчённо выдохнул. Эти вытаскиваемые из себя через силу крохи «хорошего парня» изрядно вымотали его и, к тому же, ничего нового не показали. С одной стороны, для Арсения это сулило хороший знак — девушка по-прежнему не настроена против него, значит, не знала ни про видео, ни про конфликт в целом. Однако пристальное наблюдение всё же требовалось, поскольку, если они с Антоном действительно встречались, Шастуну ничего не стоило скинуть ей «прикольный видосик» с участием одного знакомого. Одной ранее незнакомой задницы одного знакомого, если уж точно. Попову стало не по себе, а сверлившие глаза напротив только усиливали его суетливость. — Что ж, Антон, перейдём к твоим источникам. — Арсений протянул руку к распечаткам. — Удалось пролистать хотя бы парочку из них? Сможешь рассказать, почему выбор пал именно на эти? Снова ледяной, строгий и по-арсеньевски поставленный преподавательский тон. Никаких тебе, Шастун, хи-хи, ноль юморесок, даже сборник анекдотов не открыт. — Да, я после каждого писал основные тезисы, вот тут, курсивом.***
Шастун напрягся сильнее. Пока Арсений вдумывался в смысл напечатанного текста, в голове Антона шло мысленное голосование: намекнуть ему, что Таня встречалась с его другом, или не лезть. По природе своей Антон никогда не противился желанию восстановить справедливость, потому посчитал внутренний вопрос риторическим. Оставалось уловить нужный момент, чтобы уличить или, на худой конец, предупредить ушлого преподавателя о том, что его потуги в отношении девушки бессмысленны. Шастун отголоском понимал, что шансы Арсения (с такой-то задницей) заполучить её гораздо выше, чем у Выграновского, с трудом произносившего более пяти слов подряд без мата. Ко всему ещё прибавить возраст, опытность в известных делах и статус в университете. Всё это в сумме стало твёрдым основанием для Антона немедленно вступиться в борьбу за счастье друга. — Таня очень добрая девушка, — внезапно выпалил студент, стараясь выглядеть при этом непринуждённо. Попов медленно поднял глаза, и степень его возмущения резко переведённой темой в неучебное русло можно было вычислить по диаметру округлившихся глаз. — Да, я в курсе, позволите продолжить читать или ещё какие-то сторонние наблюдения есть? — едко ответил ему Попов, вернувшись к тексту. Шастун не дал ему шанса слезть с крючка. — Я только хотел сказать, что она, в силу своей доброты и наивности, может неправильно вас понять, Арсений Сергеевич. Намёк был настолько жирным, что Шастуну показалось, будто губы после сказанного стали лосниться. — Что вы имеете в виду? — ошеломлённо спросил Арсений. — Ваши… ну… — слова под напором бушевавших синих глаз удавалось подбирать всё сложнее, — все ваши замечания, шутки... Короче, выглядело, словно вы с ней заигрывали. Шастун нутром ощущал, что живым ему отсюда не выбраться, но решил додавить мысль до конца: — Вы не подумайте, просто со стороны мне так показалось, вывод сугубо по наблюдению, я могу ошибаться, верно? Скорее всего, Попов в очередной раз пожалел, что в придачу со студентом не спросил с Дмитрия Темуровича сертификат в ближайшую аптеку, чтобы затариться успокоительным. Шастун наверняка в его глазах предстал сейчас как самый невыносимый человек, который, сидя прямо перед ним, в стенах университета имел наглость сделать замечание его явному же флирту со студенткой. А Шастун смог. Его авторитетом просто так не заткнуть, когда речь шла о защите друга.***
Злость Попова достигла такого пика, что осторожничать с шантажистом он был не намерен. Мгновенно стало плевать и на последствия, и на возможные будущие угрозы, потому как речь зашла о, прости, Господи, домогательстве с его стороны! — Шастун, я спрошу тебя очень прямо и единожды: ты не в себе? Ты что-то принимаешь? — Я извиняюсь, если не так понял, но, согласитесь, вы очень лояльны… — немного тише, но с прежней уверенностью ответил ему Антон. — Вы вообще соображаете, что говорите? — Она несвободная девушка, я только это хотел сообщить. — Ваши, Антон, личные дела меня не касаются! Я на грани того, чтобы написать на вас жалобу в деканат за несоответствующее поведение, за несоблюдение учебного плана, субординации и границ общения, и вы, понимая своё положение, решаете, что говорить мне такие вещи — уместно? Я, в отличие от вас, прекрасно способен разделять личную жизнь и работу, хоть это и не ваше дело! Красный от злости Попов ощущал, что закипал, голова начала трещать, словно по ней шарахнули чайником. Шастун молчал, не двигаясь с места, и эта тишина с каждой секундой прибавляла градус в помещении. Попов не выдержал первым. — На сегодня мы закончили. Всего доброго, — металл и безапелляционность сочились из каждой нотки голоса. Шастун словно проснулся и спохватился: — А как же источники, пойдёт? — Пойдёт здесь только один человек, Шастун. Прямо сейчас и в сторону выхода. Меня ваша наглость настолько достала, что я вынужден перевести наше с вами общение исключительно в электронный формат, который, судя по всему, вам по душе. Вы в очередной раз оправдали мои ожидания своим скудоумием, Антон.***
Полный крах. Шастун неосознанно подскочил к преподавателю. Тело предательски потрясывало от волнения и нервного возбуждения, но сейчас это казалось второстепенным. Антону было важно сохранить шаткие прошлые достижения с этим сумасшедшим научным, потеря которых грозила не только срывом защиты, но и в целом пребывания парня в университете. — Арсений Сергеевич, послушайте. Я сказал вам, потому что здесь только вы и я, никого больше. Сказал, потому что мне так показалось. И, раз уже вы сказали, что не смешиваете личную жизнь и работу, давайте просто эту часть разговора, которая не относится к моим источникам, забудем. Попов сжал кулаки, затем потёр переносицу и ответил: — Ваша подростковая ревность настолько же неуместна на этом занятии, как неуместны найденные вами материалы. Мой совет — пропустите пару свиданок, посетите библиотеку, разок углубитесь в материал, подумайте, глядишь, и логика вернётся. А следом за ней и здравый смысл, — Арсений протянул ему бумагу обратно и начал собирать документы со стола, готовясь уходить. По тем же рельсам Шастун проезжать уже не мог: снова сорваться и объяснять все резоны Арсению от и до было бессмысленно. Цель достигнута — Попов теперь в курсе, что шары к Тане не подкатить. Цена, конечно, уплачена за это достойная, но где наши не пробивались? Быть посланным научным стало уже базовой установкой. Медленно обойдя стол, Антон ещё раз посмотрел на Арсения и решился сказать: — Я последую вашему совету, спасибо. Мне прислать вам потом всё на почту, так? — смирение, Шастун, и принятие, само собой. — Так, Антон, так. Скройся уже. Как же ты меня бесишь! — рявкнул Попов. И лицо Антона вновь озарилось спокойной и дружелюбной улыбкой. «Да, да, пошёл я на хер, Арсений Сергеевич, со своей ебучей диссертацией, я понял». — Всего хорошего. — Удачи в личной жизни, — пробубнил Арсений в ответ, и, стоило Антону прикрыть дверь, с силой швырнул что-то в стену. «Бедная папка. Зачем кинул? Ему же всё это самому собирать, всё же нужное, пригодится», — подумал Шастун и побрёл по коридору, представляя, как научный в аудитории истерично подбирал ни в чём не повинные тесты третьего курса.