XI
Арсений покачивал ногой, закинутой на другую, ждал от Позова вердикта и громко стучал пальцами по кружке. Его аргументы должны были показаться серьёзному и обстоятельному Диме существенными, недаром же Арсений с ловкостью шпиона наблюдал всё это время. Дима молчал, переваривая услышанное. Арс подумал, что тот взвешивал степень его сумасшествия, потому что причина, по которой Попов видел в Шастуне корень проблем, оставалась Дмитрию Темуровичу неизвестной. Позову могло ошибочно показаться, что Арсений невзлюбил парня с первого же упоминания. С другой стороны, Дима должен был понять, на основе своего преподавательского опыта и стажа знакомства с Арсением, что Попов, рассказывая столь щепетильные вещи, не мог фантазировать из злобы. Арс понимал, почему его слова смущали Позова: образ наркокурьера никак с Шастуном не вязался. Чего только стоил его вид по утрам на парах — эдакий счастливый ретривер, светивший своей улыбкой. Что, если эта улыбка была синтетической? Не мог же Шастун упарываться всю ночь и приходить на пары? В его поведении бы точно заметили неладное хотя бы одногруппники. К тому же другие преподаватели тоже его любили. Давать складные ответы на семинарах и записывать все лекции под приходами фактически же нереально! Что-то в рассказанной Арсением истории не сходилось даже для него самого, однако игнорировать такие теории — пустить возможное распространение на самотёк, и на этом фундаменте Попов и планировал выехать. Другие студенты могли оказаться под ударом веселящей чумы, а такое допускать точно, категорически, абсолютно нельзя. — И ты говоришь, что прямо он тебе не ответил, — задумчиво произнёс Позов. — Прямо я и не спрашивал. Дим, слушай, — Арсений, наконец, поставил уже пустую кружку на стол и наклонился вперёд, — я наблюдал эту картинку не раз — стоит, высматривает мужика. Мужик выходит, мутный такой. Ещё этот пакет странный, жёлтый такой, подарочный. Ну, знаешь, бумажный, квадратненький. Как мы Владимировне на день рождения брали под пирожные. — Хочешь сказать, наркоту теперь носят с бантиками? — приспустив очки, перебил Дима. — Да не в этом дело, Дим, я ебу, как её носят? — ответил Арс, раскидывая руками. Попову казалось немыслимым, что Позову требовались ещё какие-то доказательства увиденного, когда дело шито белыми нитями. — Хоть, блядь, в прозрачном! Хоть в авоське! Вот скажи, по какой причине студент может поджидать мужика мутного? Часто сам так делал? — Ни разу. — Вот! А я в юношестве замечал подобные корреляции! — Юношестве? — ухмыльнулся Дима. — Когда? В восьмидесятые? — Заткнись, Дим! Я о серьёзных вещах тебе рассказал. Если ты не хочешь вникать, я пойду в деканат. Вообще, я к тебе по старой дружбе пришёл, вы ж с ним, видать, кореша. — Бля, Арс, — устало выдохнул Позов, — я даже не знаю, что меня больше беспокоит: что Антоха с твоих слов — потенциальный распространитель дури или что в твоём лексиконе присутствуют такие базарные словечки как «кореша». — Смеёшься? Смейся. Вот увидишь — херово всё закончится. Увидишь, когда первые ласточки нашепчут, что движняк по универу ходит, увидишь… — Арс, Арс. Остановись. Я тебя услышал, сядь, — сказал Дима, и дождавшись, когда Попов вернётся на диван, продолжил: — Давай так. Дело, скажем так, щекотливое. Без доказательств не пойман — не вор… — Ты опять его защищаешь! — возмутился Попов. — Блядь, Арс, прошу, дослушай! У тебя гиперфиксация или что? Арсений промолчал, сильно стушевавшись от услышанного, и, вогнав злобу в действие, начал с шумом отряхивать и без того чистые лацканы пиджака. — Сделаем так: я аккуратно всё узнаю, с кем надо — поговорю, а ты пока помолчишь. Дядя Дима порешает вопросик, только не втыкай дяде Диме палки в колеса, уговор? Пристально вглядевшись в Позова, Арсений продолжил насуплено молчать. Он доверял Диме и подставы не ждал, однако его дружба с Шастуном могла сыграть злую шутку. Попов даже придумал короткую и горькую версию развития событий, при которой Позова самого уже втянули в преступную авантюру, но такие бредовые мысли он поспешил отогнать и лишь коротко кивнул в ответ.***
Антону снилось облегчение. Каким оно предстало? Его можно потрогать, в него можно было укутаться, жить в нём, радуясь своему комфорту. Такое облегчение, когда тебя не дергали за рукав ненужные маленькие тревоги, а каждый шаг не сопровождался беспокойством. Во сне он выдыхал, ощущал первый за долгое время вдох, к которому не привязывали мешок с камнями, и голова прояснялась. Все бывшие накануне важными этапы пройдены, и оставалось только наслаждаться микросвободой. С таким чувством стал просыпаться Антон последнюю неделю. Учёба перестала давить, его график наконец-то вошёл в привычное русло — без стрессов, переработок и истеричных опозданий из-за недосыпов. Сбросив Арсения Сергеевича со своих плеч как научного и так не дождавшись пока нового руководителя, Антон бесконечно ценил каждое утро, когда его мысли не посвящались предстоявшей консультации. Их попросту не было. Сказать, что Шастун полностью забил на учёбу нельзя, он посещал пары с неизменным рвением. Использовал ли он при этом свой максимальный КПД — вряд ли. Он делал ровно столько, сколько требовалось, чтобы не нарушать только-только выстроенный и от того ещё хрупкий домик, в котором он спрятался. Чтобы вылезти из домика и полностью окунуться в реальную жизнь, требовалось переосмыслить прошлые события, а это значило — размышлять о причинах поведения преподавателя. Этого никак не хотелось. Потому Шастун мирно двигался по привычным маршрутам «общежитие — универ — работа — общежитие», не забивая мозги отвлекавшей рефлексией. Когда Попов сногсшибательно попался ему на парковке, Антон не был готов анализировать последствия этой встречи. Была б его воля, он на километр впредь не подходил бы к этому человеку, разве что продал ему в магазине очередной мешок грунта, но тут уже, как говорится, служебный долг, бабки вынуждали. Оставалось только надеяться, что тот случай столкновения, по праву отнесённый к разряду «раз в год и палка стреляет», был единичным, и Антон уж как-нибудь за этот семестр отойдёт. В субботу он проснулся раньше Эда и не сразу понял, что под ухом шумел не жирный шмель из сна, а его телефон. Входящий звонок высветился контактом «Дмитрий Темурович». Поспешно найдя тапки, Антон накинул поверх футболки халат и вышел в коридор, чтобы не разбудить друга. Звонок от преподавателя в такое время, ещё и в выходной, показался ему удивительным. — Доброе утро! Всё нормально?***
Арсений всегда испытывал легкое волнение перед публичным выступлением. Казалось бы, за годы докладов на конференциях эта реакция могла бы и притупиться, но всегда возвращалась лёгкими покалываниями в кончиках пальцев. Глоток воды успокаивал, и, пробежавшись по листу речи, Арсений окончательно взял себя в руки. Сегодня такая теплая суббота, и перед научным сообществом он готов был предстать в наиболее выигрышном свете. И дело не только в безупречно сидевшем на нём костюме-двойке и белоснежной рубашке. Речь шла о представлении итогов апробации новой методики проведения контрольных мероприятий. Для любого человека вне зала его выводы могли показаться скучной ерундой, непонятными графиками и бессмыслицей, но он на протяжении года тестировал собственную систему, не жалея денег ни на экспертов, ни на услуги айтишников. И вот, его доклад пришли услышать важные административные шишки, а это уже попахивало будущим контрактом, если он сможет доступно и наглядно показать преимущества своей придумки. Поправив перед зеркалом воротник, он уверенной походкой направился по коридору к месту общего сбора. Сегодня Арсений сделает своё дело, как он умел — с шиком, с претензией на хорошие деньги, с патентом на использование системы. Сегодня он будет жечь купюры. — Вы хотите сказать, что система обработает прошлые ошибки? — мужчина из зала, которого Арсений точно вычислил как крупного начальника какой-то структуры, задавал вопрос за вопросом. По его энтузиазму сложно было понять, был ли он заинтересован во внедрении подобного рода автоматизации в своём ведомстве или же попросту пытался разрушить презентацию на корню. Тем не менее, на каждую услышанную нотку скепсиса Арс бросался с реакцией льва. — Более того, она не позволит их допустить! Представьте: проверка любой закупки любого органа власти в обезличенном формате добавляется в систему, где автоматически устанавливаются правила заполнения каждого поля… Мужчина, задавший вопрос, улыбался мартовским котом, и Арсений внутри возликовал — ему хотелось поглотить этого толстосума голосом и движениями у проектора, он даже немного наигранно перемещался. А тот своими репликами как будто этого и добивался — чтобы Арсений говорил и двигался, двигался и говорил. К чёрту бюджеты, он купит все цацки Попова, его авторские права выкупит, если надо. И самого Попова в придачу. Не зря Арсений вбухал столько сил, знаний и средств в этот проект. Уходить с трибуны без перспективы не хотелось. Бурные обсуждения и громогласные впечатления перетекли из рабочего пространства в фуршетную зону. На этот раз, то ли чтобы показать, как управленцы любили местных учёных, то ли чтобы блеснуть перед прессой, стол ломился, как в лучших ресторанах Барвихи. Эмир, как ответственный начальник, общался с потенциальными пользователями будущей системы, наводил мосты, пока Арсений двигался к шведскому столу промочить горло после долгой словесной баталии. Фигура возникла рядом в то же мгновение. Тот самый мужчина с тонной сопутствующих вопросов держал бумажную тарелку с канапе и старался выглядеть максимально непринужденно. Арсений скользнул по нему доброжелательным взглядом и потянулся к бокалу шампанского пока ещё неизвестного качества. — Вы умеете продавать свои мозги, — начал незнакомец. За прошедшее время Попов успел изрядно привыкнуть к его приятному тембру голоса и не ощутил резкости. — Благодарю, вы показались мне весьма заинтересованным в этом, — чуть усмехнувшись, ответил Арс. — Безусловно. Люблю, когда люди говорят по делу и когда их разговоры о деле совпадают с теми результатами, которых я жду от них. — Приятно слышать. Попов потянул первый глоток и ощутил во рту приятную прохладу напитка. Именно ради этого он столько трындел — холодных и коловших нос пузырьков. И довольных слушателей, конечно. Мужчина напротив молча наблюдал, как Арсений пил, и надкусывал сыр на шпажке. Казалось, продолжать рабочий диалог он не намеревался, но и признаков скуки на его лице Попов не наблюдал. Тот просто стоял и выжидающе смотрел. Решив, что эту паузу должен разбавить именно незнакомец, Попов коротко и из вежливости улыбнулся и предпочёл осмотреть фуршет. Не прошло и минуты, как большой начальник сделал шаг ближе, протянув ему ладонь. — Сергей Вячеславович Лазарев. Попов перехватил бокал другой рукой и спешно протянул ему правую. — Арсений Сергеевич. Можно просто Арсений, но вы, я думаю, уже слышали моё имя. Незнакомец ухмыльнулся и склонил голову на бок. — Да, конечно, на каждом подготовленном экземпляре и каждой копии каждого документа стоит отметка об авторе этой замечательной разработки. Попов Арсений Сергеевич. Я запомнил. Арс чуть смутился, размышляя, не перегнул ли он со своей звёздностью и пометками на раздаточных материалах, как был снова возвращён в разговор. — На самом деле, вы, умы нашей столицы, делаете прекрасное дело — без вас и ваших достижений где бы мы были? На стопке бумажек! Полумёртвые. Попов сдержанно пропустил смешок и потянулся за очередным глотком. — Да, — ответил он, — мы с вами часто пребываем по разные стороны баррикад. Учёные, как по мне, вольнодумцы, в то время как служащие — любители чётких и строгих инструкций. Теперь посмеивался Сергей. — В этом есть доля правды, — начал он лукаво, — меньше импровизации, инициатива наказуема и труднопробиваема, но больше понятных действий. Представьте, вам не нужно раз за разом пробовать новое, до вас всё было опробовано. Например, такими теоретиками, как вы, Арсений. И теперь со спокойной душой мы, маратели бумаг, уж простите мне такую иронию, можем воплощать чью-то идею в жизнь, пользоваться ей. — А не порывает придумать что-то своё? — недоумевал Арс. — Отнюдь. Это не та отрасль, где отсебятина ценится. Скорее, в приоритете умение работать эффективно. Впрочем, я вас уже утомил, Арсений. — Ничуть, — ответил Попов. И не солгал же — да, собеседник порядком удивлял своей открытой заинтересованностью, но разве не так строилась деловая встреча — обсуждение чего-то умного? А здесь так совпало, что Арсений в теме разговора не плавал, как тапок в речке, а полностью разбирался. Помолчав у стола ещё какое-то время, Арсений под чутким взглядом Лазарева потянулся к ближайшей закуске. Рыба со сливочным сыром не была фаворитом его аппетита, но отходить чуть дальше за мясной закуской преподаватель счёл невежливым, ведь они так и не обозначили в диалоге точку. Есть под наблюдением было так же неловко, как и говорить. Единственное, что спасало, так это скорость официанта, с которой он оказывался рядом с полным бокалом шампанского. Они так и продолжали стоять рядом, чего-то ждать, даже после того, как Эмир подошёл обсудить с Сергеем Вячеславовичем детали дальнейшей совместной работы. Сергей уклончиво похвалил рвение Кашокова, но всем своим видом намекнул тому, что он здесь явно третий лишний. Наконец, понимая, что шампанское добралось до мочевого пузыря, и хочешь — не хочешь, а покинуть компанию таинственного уже знакомого незнакомца придётся, Попов без слов кивнул ему, заметив, как тот еле касался своего бокала, почти не отпивал, и направился в туалет. Почему-то показную выпивку Арсений счёл забавной. Помыв руки и чуть ополоснув лицо, он собрался вернуться к гостям, но дверь уборной открылась, и в помещение вальяжно вошёл Лазарев. — Арсений, извините меня, — начал Сергей. — Придётся все же взять себя в руки и договорить о том, о чём не успели. Выбрасывая бумажное полотенце, Попов на секунду завис, перебирая все возможные темы беседы, которых за прошедшее время они ненароком или специально избегали, но так и не понял, о чём речь. Оставалось лишь спросить прямо. — Вы о чём? Сделав шаг, Лазарев выдохнул, но не теряя уверенности и не тушуясь, сказал: — Не согласитесь ли вы встретиться со мной позднее, скажем, сегодня же вечером? Выпьем кофе или любой ваш любимый напиток и пообщаемся. — Про мою систему? — всё ещё недоумевая, спросил Попов. Лазарев приблизился ещё на шаг. — Конечно, безусловно. Расскажете мне, какие у вас наработки имеются. Я готов выслушать советы по её внедрению. В неформальной обстановке, — последнее Сергей произнёс с особой интонацией. Попов, за неимением постоянных отношений, раньше позволял себе грешить однодневными знакомствами с вполне себе ясными мотивами. Рабочая нагрузка неумолимо увеличивалась, подобных движений становилось всё меньше, но навыки распознавать топорный, неприкрытый и почти лобовой флирт сохранились у Арсения в прошивке. Он моментально пробежался по короткому списку признаков. Касаний не было, оно и понятно — двое статусных мужчин в окружении половины сотни не менее статусных мужчин и женщин, это можно было опустить. Улыбка — зазывавшая, комплименты — рабочие, притянутые, обоснованные и объективные — почти каждый в зале выражал восторг потенциальным совместным контрактом, но, в целом, комплименты интонацией Сергея считались, можно было приписать. Юмор — тоже своеобразный в имевшейся обстановке. Открылся — допустим. Главным для Арсения доказательством стал взгляд. Внимательный, он впивался в самое нутро, что-то изучал, прощупывал почву. Только по этому лоснившемуся взгляду можно было сделать однозначный вывод — Арсений, Господь свидетель, — да, этот, в пиджаке, хотел тебя! И не просто хотел, а Токио Хотел. Попов подавил усмешку, чтобы не растерять серьёзный вид, решился на активное взаимодействие. Настойчивое присутствие Лазарева навевало фантазии о том, как мог закончится этот вечер. Игривость шампанского смешивалась с искрами собственной легкомысленности. — Что ж… Проскользившие по фигуре Арсения глаза, размытые домыслы и еле ощущаемое запястьем касание чужих пальцев подтвердили догадку. Лазарев подошёл ближе, достаточно, чтобы полностью завладеть вниманием и пространством, но при этом безопасно на случай, если кто-то вдруг резко откроет дверь. — Что скажешь? — голос напротив прошелестел с едва уловимой просьбой. — И давно мы перешли на «ты»? — Ещё не перешли, я только предлагаю, — ответил Сергей, наклонив голову в ожидании решения. Арсений подсчитывал собственные «за» и «против», взвешивал допустимость предложенного, но сдался почти так же быстро, как и ввязался в эту авантюру. Для Арсения новый знакомый был хорош. Чёрт возьми, он определённо был привлекателен: немного близко посаженные глаза делали его строгий образ чуть добрее, а улыбка явно была помногу раз отрепетирована перед зеркалом. Но больше всего Арсения подкупили мягкие подушечки пальцев, которыми Лазарев мимолетно провёл по выступавшим на запястье венам. Арсений изнывал по прикосновениям, не связанным с иголками кактусов. Всё сложилось молниеносно, немного взбалмошно, и Попов, ощутив себя сильно навеселе не от пары бокалов, а от интриги вечера, уже прыгал в такси вслед за Сергеем, чтобы отправиться на ужин, к которому он не притронется, потому что за время фуршета попробовал всё, к чему мог дотянуться, но на ужин, который необходим, чтобы соблюсти некое приличие перед вероятно неприличными последствиями. Арсений попросту не мог направиться сразу в объятия, он считал себя не из таких. Хотя заметно хотелось таким стать. Ужин продлился быстрее, чем заняла дорога к нему. Сергей учтиво и с нескрываемым интересом пытался вытащить из Попова толику информации, чтобы подтвердить, что их ожидания от исхода вечера совпадали, но прямо затронуть эту тему себе не позволял. Оба знали, что путь к постельным разговорчикам должен быть скрыт под минимум тремя замками и смиренным наблюдением потребления десерта.***
— Антон, прости за ранний звонок, но, боюсь, как бы никто меня не опередил, — спешно, словно опаздывая на важную встречу, начал Позов. — Слушаю, — неуверенно ответил Шастун. — Вы насчёт научного? Уже нужно писать заявление? — Нет, погоди. Пока вопрос думает ещё Эмир. Эмир Сергеевич. Короче, в понедельник нагрузку на собрании пересмотрит. Я насчёт другого. Эм. Я даже не знаю, как правильно спросить у тебя, потому спрошу прямо: Шастун, отвечай мне честно, блядь, я тебя умоляю. — Дмитрий Темурович, вы меня пугаете. — Мне странно это спрашивать, но разговор крайне и крайне серьёзный, Антон. — Я уже понял. — Антон… Скажи мне, как на духу — ты употребляешь? Тишина в трубке. Смятение Шастуна в этот момент выросло до Эвереста. Он ждал нагоняев, страшных новостей о смерчах, полетах по Москве бабушек на мётлах или злых духах, из-за которых занятия в универе отменились на пожизненно, но не такого. И правда, серьёзный разговор. — Это с чего вы решили? То, что я на пары хожу регулярно? — попытался отшутиться Шастун. — Я попросил ответить мне честно, Антон. — Да, Господи! Конечно же не употребляю. Пиво если только, но, судя по всему, вы не о нём спрашиваете. — Не о нём. — Дмитрий Темурович… В чем дело? С чего вы… — Антон, ты уверен? — нервничая, повторил Позов. — Естественно, я уверен. А случалось, что люди употребляли по незнанке? Хотя, погодите, вот в клубы же ходят, им там подсыпать могут, ну мало ли, я не знаю. Я в клубах сто лет не был, работы много. Ещё если какой враг, может, где-то в еду, но тогда по-любасу что-то ощущать надо, они ж, солевые, плывут все, я… — Замолчи, Антон, не тараторь! — не выдержал преподаватель. Антон выдохнул, полный недоумения, и халатом заскользил по стенке тамбура вниз. — Тебя подозревает в употреблении преподаватель, — заметно тише добавил Дима. Шестерёнки Шастуна закрутились с невыносимой для мозга скоростью. — Погодите, кто? Скажите, кто? То, что я не принимаю дурь, однозначно, значит, я насолил кому? Дмитрий Темурович, это неправда! — Не важно, кто, важно — есть ли этому подтверждение. Пока это не вышло на уровень деканата, я в силах на что-то повлиять. Мы можем с тобой обсудить все стороны… — Я не принимаю, что за чушь! — сорвался и выкрикнул Антон, закипая. Какая-то сука решила выпереть его из универа, подосрать ему все планы, и, что-то Антону подсказывало, что одну такую суку он знал. — Хорошо, если так. Антон, послушай. Прекрати тереться с мутным мужиком своим. Я понятия не имею, что тебе от него нужно, если вы не долбитесь дрянью, я рад, поверю. Но давай без подозрительных движений, хорошо? Последняя деталька пазла сложилась в картинку. Грёбанный Попов. Сука, ну кто же ещё? — Это Арсений Сергеевич вам наплёл, да? — расхохотался Шастун, не веря происходившему сюру. — Не важно. Доносы, как водится, анонимные. — Да какая там анонимность? Дмитрий Темурович, я вас уверяю, что с мужчиной я не знаком, отношения к нему никакого не имею, просто имел неосторожность идти за ним до поворота, чем и вызвал у Попова ряд вопросов. Это все херня полная. Абсолютная чушь. — Даже если так. Почему он так убежден в обратном? Шастун снова расхохотался. — Конец анонимности вашей! Ну ничего, я поговорю с ним, Дмитрий Темурович, всё нормально. Зря он ляпает. Позов вздохнул. — Шастун, я тебе так скажу, зря или нет — его дело. Он имеет право сообщить о своих подозрениях всему руководству. Другой вопрос, что до сумбура и запятнанной репутации доводить бы не хотелось. Реши вопрос и объяснись как можно скорее. Моё дело — предупредить, я сделал. Хуйни не навороти, я тебя умоляю. — Вас понял, сделаю, — отрапортовал Шастун, кладя трубку. Прильнув головой к стене, он в очередной раз задумался, за какие грехи вселенная посылала ему задницу Арсения так, чтобы он бесконечно оказывался в заднице сам.***
Спустя пятнадцать минут Арсений начал понимать, что вот-вот достигнет предела и лопнет от нетерпения. Учтивость и галантность Лазарева подкупала, его джентльменские и явно выточенные обходительность и расположение к Арсению давали практически зелёный свет, но уже порядком для мерок Попова подзатянулись. Не то чтобы он был против светских раутов перед интимом, просто сегодня, как он заключил, обстановка максимально располагала к совершению приятных безрассудств, которые или станут поводом глубочайшей рефлексии (а такое Арсению надо, дайте две), или выпустят из Попова скопившуюся и ни грамма не растрачиваемую сексуальную энергию, которая самостоятельно никак не хотела утихомириваться. Когда официант, проходивший мимо, замешкал, поправляя бокал на подносе, Арсений, не обращая внимания на рассказ Лазарева, резко позвал: — Простите, можно вас на минутку? Официант, и без того загруженный в прямом и переносном смыслах, устало подошёл, чтобы услышать короткое: — Рассчитайте нас, пожалуйста, — и, кивнув, направиться к стойке за терминалом. Сергей ухмыльнулся, не обидевшись на прерванный монолог. — Пора? — Думаю, с едой и десертами нужно уже завязывать, — откидываясь на спинку диванчика, ответил Арсений. — Насчет десерта я бы повременил… — и в этой метафоре Лазарева Арсений окончательно утопил свои сомнения в продолжении банкета. Арсений не возражал на единолично уплаченный счёт, вызов такси и даже без особого любопытства слушал разговор Сергея с администратором какого-то крутого отеля. Хотелось Лазареву напустить пуха, чтобы привлечь Арсения — тот был не против. Внимание всегда составляло важную частичку его возбуждённости. Номер оказался категории «люкс», и стоявшая посередине ванной комнаты огромная посудина, в которой искупались бы двенадцать человек, была тому подтверждением. То, что кровать соответствовала королевскому размеру, Арсений предпочёл не думать, а сразу присел на край небольшой софы. — Нравится? — спросил Лазарев, оттягивая тугой галстук. — Хороший номер, — спокойно ответил Попов. Ему не хотелось выглядеть очарованным, словно его, как провинциалку, богатенький мужик привёз в цивилизацию. По долгу работы он бывал в «люксах» регулярно, но забота на первом свидании, если это можно как-то схоже охарактеризовать, всё же прельщала. Лазарев подсел рядом, не транслируя ни капли смущения. Двое взрослых мужчин, вроде не наивны, чего уж тут маски неизвестности держать. — Заказать что-то в номер? Ещё шампанского? Особые предпочтения? — Шампанское — было бы хорошо. Не против, если я воспользуюсь душем? — спросил Арсений. — Все пространство — в твоём распоряжении на эти сутки. Хочешь — душ, хочешь, закажем дженгу? — чуть ли не мурча, ответил Лазарев. Арсений засмеялся. — Хочешь разбирать башенку до утра? — Почему же, есть же и твистер! Там, правда, гибкость нужна. Придётся чуть размяться, — ответил Лазарев. Арсений, ухмыльнувшись, скинул пиджак и, уже скрывшись за дверью ванной, крикнул: — В таком случае, ты начинай. Правая рука — на красный. «Скромники теряют много возможностей», — подумал Попов. Спустя двадцать минут он вернулся к Серёже, уже разливавшему игристое по бокалам. Сергей обернулся на звук шагов, и Арсений заметил, что помимо бутылки тот успел открыть и вполне завораживающий для преподавателя вид — голый торс из-под расстёгнутой рубашки. Мысль, что намёки Лазарева феерично прямолинейны, заставила улыбнуться. Подойдя вплотную и поправляя пояс гостиничного халата, Арсений принял бокал из осторожных рук. — Тебе очень к лицу, — отметил Сергей, кивая на смену образа. — Я вообще-то ждал, что ты уже расстелил твистер на пол, подумал, что брюки будут сковывать движения, потому принарядился. Выхожу — ничего нет! Видимо, зря… — Очень даже не зря. Лазарев отпил половину, словно заглушал последние зачатки волнения. Попов, чувствуя, как сменилось настроение в комнате, последовал его примеру и поставил бокал обратно на столик. Он смотрел в карие глаза, и его нетерпение и ожидание разнеслись по телу мелким электрозарядом. Сергей, словно считывая, что тот самый момент настал, подошёл вплотную к Арсению, накрыл его щеки ладонями и прошептал: — Мы и без игры прекрасно можем узнать степень допустимой гибкости, правда? Отпуская тормоз, он впечатался в губы Арса и стал жадно целовать, получая долгожданную награду. Арсений охотно ответил, пытался проявить инициативу, но быстро понял, что Лазарев ему этого не позволит, и просто отдал на растерзание собственный рот. Ласки Сергея были тягучими. Похоже, Арс заполучил мужчину, которому льстило, когда партнёр растворялся под его напором, который довольствовался удовлетворением не себя, а любовника, и жаждал раз за разом воочию видеть результат своих трудов. «Эффективность во всем», — вспомнил некстати Арсений их разговор накануне и усмехнулся. Лазарев, кажется, принял подавленный смешок за полустон, дававший зелёный свет продолжать, и начал спешно развязывать слабый узел пояса. Развязав, но не раскрыв халат, он продолжил отмечать прикосновениями все доступные участки тела так, что Арсений подумал, будто похож на глиняный горшочек с гончарного круга. Дурацкие ассоциации не покидали голову и мешали сосредоточиться на очень даже горячем процессе. Лазарев оглаживал одной ладонью поясницу, второй за шею притягивал к себе, чтобы углубить и без того бешеные поцелуи, в то время как руки Попова уже пробирались за границу брюк. Ловкими движениями Арсений расстегнул на Сергее ремень. Каждый его шаг кричал о нетерпеливости, но Попов решил, что медлить не имеет смысла: они оба были возбуждены до выступавшего на лбу пота. Он сжал через боксеры налившийся член Лазарева, и Сергей, не ожидая этого от него, в ответ обхватил ягодицу, вжав в себя как можно ближе. Стоять, задыхаясь друг от друга, покачиваться в такт поглаживаниям казалось уже невозможно трудным, и Попов, разорвав поцелуй, подтолкнул Лазарева к кровати. Оказавшись около неё, Сергей вмиг развернулся и, поддерживая за талию, обрушил Арсения на спину, накрыв собой. — Ты ослепляешь меня, Арс. Ты картина, — он снова накинулся с поцелуем, переходя от губ к шее и снова возвращаясь под звуки рваных выдохов Попова. — Ты выглядишь как … Боже, у меня слов нет, какой ты… — он оставил языком мокрую дорожку от впадины ключицы до подбородка, заставляя Арсения прогнуться. Арсений не отвечал на горячие речи, только раз за разом переставал ловить связь с собственным дыханием, полностью уходя в ощущения. Сегодня он хотел получить всё, чего ждал, чего заслужил, что помогло бы выдохнуть и переключиться от серых будней. Он хотел чувствовать себя желанным, соответствовать планке горячего серьёзного мужчины, понимать, что он привлекал его, отдаться и, в конце концов, разрядиться. Лазареву, казалось, этого более чем хватало. Его расфокусированный взгляд красноречиво говорил всё, что Арсений не мог разобрать в его тихом восхищенном шёпоте. Сергей привстал, опираясь коленями по обе стороны бёдер Арса, и полностью раскрыл его халат, наслаждаясь видом. Обычно, впервые раздевшись перед партнёром или увидев его голым, Попов смущался и часто этим боялся испортить весь процесс, но сейчас организм так настойчиво требовал секса, что вот так лежать на спине и следить за реакцией казалось откровенной пошлостью, которая заставляла ещё больше возбудиться. Серёжа лёгким медленным касанием провёл от головки к яичкам, заставив Попова рвано выдохнуть и капризно заёрзать на простыне. — Я уже готов, ну же, иди сюда, — канючил Арс. — Дай мне налюбоваться, умоляю. Я сорвал куш. Попов начал злиться от ненавязчивых и почти пуританских ласк. Вот почему, когда хотелось просто траха, сложно было просто быстренько трахнуться, а потом уже решать остальные вопросы? Хотелось смотреть — да пожалуйста! Как в Третьяковке. Только давай сначала разберись с этим всем. Под «этим всем» Арсений имел в виду член, на котором уже выделялась смазка, размазывающая по животу. Лазарев, до сих пор одетый, начал опускаться поцелуями от груди до живота, и Попов уже понадеялся, что ему перепадет минет, как вдруг, наконец насытившись подростковыми притирками, Сергей тихо, но решительно сказал: — Перевернись на живот. С готовностью бойскаута Арсений поменял позу, тут же ощутив, как горячие ладони начали сжимать и массировать его ягодицы. Пытаясь выжать из прелюдии максимум, Попов попытался двигаться навстречу бедрами, потираясь членом о простынь. Голову захлестнула новая надежда — а что, если этот строгий и обстоятельный Сергей любил ласкать языком не член? Простонав от лёгкого укуса в поясницу и приперчённый такой сладкой догадкой, он прогнулся сильнее, явно намекая, что не против, если Лазарев хотел именно этого. Когда Серёжа вдруг встал, сказав быстрое: «Я сейчас», Арс полностью убедил себя, что он направился за смазкой и презервативом, чтобы как следует растянуть и подготовить его и уже приступить к делу. Фантазия о приближавшемся наслаждении с минуту дарила Попову отключку. Пролежав вторую минуту с закрытыми глазами, он внезапно понял, что поиски нужного явно не могли так затянуться. Резко развернувшись, он увидел, как Сергей стоит прямо сзади него, уткнувшись в телефон. Ледяная паника водопадом пронеслась по поджилкам, шок ударил до звона в ушах, и Попов не сразу смог найти в себе звук, чтобы произнести: — Какого чёрта ты делаешь? Убери. Немедленно. Ты вообще охерел? Кто тебе позволил это делать? Лазарев, оторвавшись от дисплея, с недоумением посмотрел на испуганного Попова, всё ещё лежавшего с задёрнутым кверху халатом. — Прости?.. Малыш, есть срочные сообщения, на которые я не могу не ответить. Я сейчас, почти уладил. — Ты лжёшь! — выплюнул в ответ Попов. — Что ты успел снять? Думаешь, тебе кто-нибудь поверит? Арсений подскочил с кровати, на ходу заматываясь в халат. — Немедленно покажи галерею! Ты знаешь, что это незаконно?! Какого хуя? — уже не сдерживаясь, орал Арс. Лазарев стоял, как вкопанный, и ошарашено выслушивал истерику. Затем ровным тоном сказал: — Заместитель написала, и я, кажется, понятия не имею, почему ты на это так взъелся. Озадаченный, он протянул телефон Арсению. Попов, не привыкший к такой открытости (с какой стати взрослому, почти незнакомому человеку отдавать свой мобильник, почти самое сокровенное, по первой просьбе взбесившегося любовника?), принял телефон и, сбрасывая ступор, залез в галерею. Ни одного похожего фото. Он тут же сообразил, что Лазарев мог успеть и удалить снимок. В удалённом пусто. — Снимков нет, — сказал Арсений вслух, по миллиметру соображая, что наворотил. — Я, по правде, не представляю, о чём ты. Срочное постановление никак не могут подписать — руководства нет, а Юля, заместитель моя, орёт, что срок истекает. Просто так она никогда не дёргает. Мне пришлось поднять народ на уши, они организуют всё. Тебя обидело, что я оторвался от процесса? Прости, малыш. — Я не о том подумал… — Попов, застыв взглядом на одной точке, присел, удручённый, на край кровати. Сергей осторожно сел рядом, забирая телефон. — Что ты пытался найти тут? — Себя. — В каком смысле? — Ты подумаешь, что я сумасшедший… Да, Боже! — Попов наклонил голову и зарылся руками в волосах. — Я не параноик, как ты подумал, просто была ситуация… Лазарев посмотрел на дёрганного Попова с сочувствием. Его непонимание сменилось на какую-то заботливую жалость. Ему пришлось стать очередным свидетелем личной драмы поникшего Арсения. — Короче, подставили меня так один раз, Серёж. Я кучу всего проебал, пытаясь это замять, — тихо признался Попов. То ли он счёл это откровение подходившим под ситуацию, то ли шампанское до сих пор им руководило, он не понимал. — Был у меня пару лет назад парень. Ну, как парень... — Трахались, — помог продолжить Лазарев. — Трахались, — подтвердил Арсений. — Он преподом моим был. На пять лет старше всего. И, знаешь, ни хера у него не выходило. Ему нужны были гранты, бабки на рецензии, которые писал ему я, придумывал я, и которые я же и получал. Я влюбился что ли, не понимаю, но соглашался на всё, везде писал его имя вместо себя. А потом перестал. Гордость сыграла, сколько можно было выезжать так? В общем, конкурс объявили тогда. Победителю — полгода практики в Массачусетсе, все плюшки, оплата жилья, дальнейшие перспективы жизни и работы. Короче, ты можешь предположить, по какой причине я здесь, в Москве, а он там. В общем, сейчас меня дёрнуло. Понимаешь, когда я повернулся, мне показалось… Лазарев ласково улыбнулся. — Эй, эй, малыш. Не стоит дальше ничего говорить. Я понял. Ты решил, что я грёбанный извращенец, который захотел расшерить твои фотки? — В общем, да. Прости меня. — Не извиняйся. Проехали. И, к сведению, я с огромной досадой оторвался от тебя, чтобы ответить. Поверь, это было очень важное сообщение. — Окей. Всё равно прости. Они сидели в тишине пару минут. Возбуждение давным-давно спало, и Арсений чувствовал поглощавшую неловкость от сорванного интима. В воздухе больше не царил разврат, а коленки не дрожали от мысли о скорейшем проникновении. Попов лишь думал, какой он долбоёб по жизни, пока Лазарев, абсолютно умиротворенный и, казалось, беззастенчивый, гладил его волосы и улыбался. — Послушай, Серёж… — Стой, стой. Арсений. Давай поступим так. Думаю, ясно, что мы сейчас не в лучшем настрое. Можно, конечно, продолжить, но что-то подсказывает, что первый блин останется комом, туда ему и дорога. — Прости ещё раз, — ответил Арс. — Прекрати извиняться. Я поеду сейчас к своим, в офис. Предлагаю тебе остаться здесь и хотя бы попытаться расслабиться. Номер оплачен до полудня завтрашнего дня. Всё для тебя. А дальше видно будет, окей? Попов понимал, что толку от продолжения не больше, чем тереться локтем о косяк, и потому лишь сдержанно кивнул. Несмотря на расположенный и такой мягкий тон Сергея, сейчас Арс понимал, что будущего раза не случится. В нём уже разочаровались. Проводив Лазарева до двери номера и получив в уголок губ целомудренный поцелуй, он с яростью скинул с себя проклятый халат и поклялся пролежать в ванне до победного. Завтра воскресенье, ещё день можно ни о чём не думать и предаваться самобичеванию. Так почему бы не начать прямо сейчас? А там, по традиции — в кулачок и на бочок.***
В понедельник утром отчаянное счастье покинуло Шастуна. Он так бессовестно радовался здоровому сну и чистым мыслям, что проебал своё спокойствие в одно мгновение. После субботнего разговора с Позовым он отошёл, в воскресенье окреп и воспрял, а сейчас сгорел заживо. Сегодня во что бы то ни стало нужно было найти Арсения Сергеевича и всеми правдами и неправдами умолять его не заниматься придумыванием херни. Эд наблюдал за сборами друга в универ, как туристы наблюдали за агрессивными шимпанзе в зоопарках. Антон дёргал рюкзак, потом швырял его, когда с первого раза не мог впихнуть внутрь толстовку. Потом под ударом оказался телефон, так некстати разрядившийся всего-то до сносных пятнадцати процентов. Всё, что бесило Шастуна, приносило, по всей видимости, Выграновскому эстетическое наслаждение. — Шаааааст, а Шааааст, — тянул доставуче Эд. — Отъебись, я тороплюсь! — рявнул Антон. — Шастик! По-братски: ёбни ещё турникет на выходе! Ногой. Знаешь, так, чтобы Михална тебя догнала и ка-а-а-к отпиздила! — Пошёл на хуй, шутник. — Ну, Шаст! Жалко тебе? Я даже провожу тебя ради этого. Эд не представлял, какое мегакатастрофическое событие снесло Шастуну башню, но, судя по шуточкам, был уверен, что это одна из тысячи никчёмных мелочей, которыми Антон так любил забивать голову. Это Шастуна бесило. Бесило и то, что Антон знал расклад поведения Эдика в таких ситуациях: два варианта — разговор по душам или заебать Антона до истерики. Второе блюдо, пожалуйста. — Жалко в очке у тебя окажется, если не отстанешь. — Тох, если ты мне так неприкрыто секс предлагаешь, то сорян, Танюха у меня ревнивая, — не унимался Эдик. Шастун, ещё больше взвинченный от полного бардака в голове, лишь устало посмотрел и закинул лямку на плечо. — Та ладно тебе, вали скорее. Кстати, — крикнул Выграновский, когда Шастун уже закрывал дверь, — как там наше дело? Продвигается? Узнал чего про мужика? — Ой, блядь, лучше бы мы не затевали этого… — выдохнул Антон и ушёл. «Идиотский спор, идиотский пакет, идиотский Арсений. Почему бы всем просто так не взять и не отъебаться от меня?», — подумал Шаст, уже подходя к курилке. Оставалось выбрать — испортить себе настроение с утра или загадить его на вечер. Так или иначе, запланированный разговор ни к чему хорошему не приведёт. «Ну и хуй с ним, потерпит. Хотя бы день подышу, как белый человек», — решил он и с наслаждением затянулся.***
Жизнь преподносила Антону множество уроков. Она научила его не быть ссыклом, не ждать подачек и держать обещания. Все эти уроки Шастун усвоил на зубок, но в очередной раз забыл, какой же сукой эта жизнь бывает, преподнося вместо уроков сюрпризы. Не всегда с яркой праздничной лентой. Антон дожидался последней на сегодня пары как обычно — около ворот. Мимо пробежала Таня, уже спешившая встречать Эдика в соседнем корпусе, на ходу здороваясь и показывая на часы. Сегодня она не успевала поболтать. Увы. Сигареты закончились, до ближайшего «Магнита» далековато, и Шастуну ничего не оставалось, как тупо стоять и ждать занятия. Разговор, прокручиваемый в голове, не вязался в единое целое, и Антон, как первоклассник с четверостишьем на праздник, проговаривал про себя только первые фразы, думая, что дальше всё польётся само собой. «Арсений Сергеевич, здравствуйте. Нам нужно поговорить». «Арсений Сергеевич, доброго дня. Есть минутка?». Ага, и сразу Шастун на хуй сходит. «Арсений Сергеевич, доброго времени суток, полуденного жара и румяной копоти. Побазарим?». Сука, как же это сложно… Внезапно Антон понял, что его время на раздумья истекло — Попов собственной персоной покидал двери университета. Выпал тот самый шанс, пора действовать. Шастун плюнул на всё: на кону его учёба. — Арсений Сергеевич, добрый день. Нам нужно срочно поговорить!