XVIII
— Шастун! Ты совсем попутал? Таня закричала, всплеснула руками и ошеломлённо посмотрела на абсолютно равнодушного к происходившему диалогу Эда. Она не могла поверить в услышанную чушь. — Танюх, да это ж для дела, — ответил он. Эдик извинялся за жутко неловкую просьбу, стоял между ними, как защитный барьер, засунув руки в карманы, и покачивался с носков на пятки кроссовок. Их с Антоном гениальное решение было поистине таковым не только из-за того, что Эд был, по сути, его генератором. Идея показалась прелестной по уровню своего абсурдного детсадовского подхода. Выграновский мало знал о том, как добиться расположения взрослого, самостоятельного, успешного мужчины, который не только социально, но и морально превосходил на голову, а, в случае с Шастуном, на три головы, зато понимал, чем можно вывести на эмоции человека с признаками самовлюблённости. Из пересказа Антона и прошлых их случайных приключений с Поповым Эд сделал вывод, что Арсению Сергеевичу внимание не ново. Выграновский сам видел, насколько препод привык к ухаживаниям со стороны Серёги, как он расслабленно реагировал на его, на первый взгляд, незаметные открывания перед ним дверей и прочие джентльменские штучки, на которые Шастун паталогически пока не способен из-за душевного трёхлетнего возраста. Однако мимо Эдика не прошла и заинтересованность, искра, как говорили по телевизору в женских шоу, которая мелькала между студентом и преподавателем даже в те короткие минуты, когда они просиживали своими задами диванчик студии. «Арсений любит любое внимание», — подумал тогда Эд и заключил, что свирепый вампир Попов будет не очень впечатлен резким сокращением потока пищи для собственного эго. При этом Эдик не нашёл ни единого повода относиться к Попову негативно или оценивать его как человека глупого. Напротив, что-то подсказывало ему, что эти двое стоили друг друга как в попытках превознести себя, так и в скорости самоуничижения. Шастун, услышав от Выграновского: «Тебе надо забить на него хуй, но напоказ», был слишком взволнован, чтобы оценить степень стратегического мышления друга, однако Эд продолжил настаивать на своём. После полуночи, когда на полу от пустых бутылок из-под пива было так тесно, что до туалета проще было не идти, а наполнять тару тут, не отходя, Выграновский тезисы своего коварного плана уже бессвязно и воодушевлённо выкрикивал, а еле волочивший языком Шастун тупо и не вникая кивал. Совместными усилиями они решили привлечь самую тяжелую стратегию — крысу-ревность. Нравился Попову Шастун или нет, было не важно. Эд стремился сыграть на контрасте: почти что сцена поцелуя в университете, затем переключение интереса, не дать Арсению принимать чужие знаки внимания как должное, подстегнуть, подразнить, заставить обратить внимание любым способом. Оставалось дело за малым — найти громоотвод. Парня, способного спокойно принимать театральные ухаживания Шастуна перед Поповым, отыскать не получится, а сам Эд не пил в таких количествах, чтобы переобуться в ориентации. Все ниточки привели к необходимости задействовать очень привлекательную девушку. «Конечно же Таня! Кто может быть красивее, плюс ко всему, кто вообще кроме неё может на такое согласиться?». Если верить словам Шаста, Попов и без того считал их с ней парочкой — идеальное попадание в цель. Эдик по-прежнему не беспокоился, как это может сыграть против него, потому что сомнений в полном погружении Антона в топь под названием «Попов А.С.» не оставалось. Пьяный друг почти не слушал плана и в сотый раз повторял одно и то же: — Бля, Эд, я клянусь! Его кожа такая… ну такая! Понимаешь? Его кожа… Магнит мой был, Эд! Понимаешь? Эд кивал. Он понимал: у человека была кожа, а от влюблённого друга уже подташнивало. Когда на следующий день Таня зашла к ним в комнату и смачно выругалась, споткнувшись о сложенные хозяюшкой-Шастуном в аккурат за дверью пакеты с бутылками, она не разделила энтузиазм парней относительно плана. И, хотя Эдик в двух словах ей всё объяснил, судя по повышенным децибелам, этого оказалось недостаточно. — С какого перепугу я должна подыгрывать? Перед кем? Выграновский подошёл к ней ближе, высунул одну руку из кармана и ласково приобнял девушку, подталкивая присесть. — Дело деликатное, Тань… — начал он. — Без тебя поняла. А клеить тёлок без использования девушки никак нельзя? «Справедливо. Умная она у меня», — подумал Эд. — Можно, разумеется, кисуль. Вот только дело в том, что мы не хотели, чтобы Шаст клеил «тёлок». Видишь ли, — Эд повернулся к Антону, пытаясь понять, можно ли раскрыть карты. Тот решительно кивнул, а затем развёл руками — выбора не оставалось, и чёртик выпрыгнул из табакерки, — дело в мужчине. Таня округлила глаза. На несколько секунд воцарилась тишина, и Эд был готов поклясться, что слышал, как громко крутились в её голове крошки-шестерёнки: ждал, когда сама всё поймёт. — Неужели ты запал на Попова? — спросила девушка почти шёпотом. Эд захохотал. — Танюха! Моя Танюха! — он похлопал её, всё ещё шокированную, по плечу. — Я знал, что ты — гроссмейстер! — Я не играю в шахматы… — Похрен! Башковитая! Они вдвоём посмотрели на Антона. Эд — выжидающе, Таня — словно с призывом к здравому смыслу и мольбой сказать, что их тупой план — шутка. Шастун долго молчал, затем, замявшись, произнёс: — Ребят, ладно, давайте не будем, Егор же знает, что вы встречаетесь. — И что? — спросил Эд. — Думаешь, он не охуеет, если увидит, что я флиртую с Таней? — Вот именно! — подтвердила девушка. — Так при нём и не обязательно свои кривые подкаты стелить, — ответил Выграновский. — Предлагаешь мне вывести Арсения, посадить на диванчик и объявить: «Сейчас будет прелюдия?» — уже заметно нервничал Антон. Выграновскому было его немного жаль — совсем отчаялся, но зато больше не ныл про кожу Попова. Истерики Антона для Эда оказались куда более терпимыми, чем озвучка сексуальных фантазий. — Да, блять, хоть так. Ну, Шаст, ё-моё! Доверься ситуации! Егора я возьму на себя, варианты будут. — Хорошо, если Попов до сих пор ничего не понял, даже по тому, что вы в студии были вместе, то этот… как там его? — ответил Антон. Эдик ухмыльнулся — он прекрасно знал, что Шастуну известно имя Серёжи, а потому тот просто сейчас выпендривался, делая такой пренебрежительный акцент. Ещё одно доказательство в копилку прозорливости Выграновского: он же сразу говорил, что Антошка поплыл, сразу! — Богатый хуй, — вставил Выграновский. — Да, — махнул рукой Антон, — он. Он же не такой слепой. — Зачем вы его так называете? — спросила Таня. — Обычный же мужик вроде. Чем он вам не нравится? Парни одновременно повернули головы на неё с немыми вопросами на лицах. Таня посмотрела на них по очереди — на этот раз доходило чуть дольше. — Нет! Ну нет! — она ахнула. — Неужели вы думаете, что они с Поповым… ну… — Башковитая, зая! — сказал Эд. — Я не хотела этого знать… Да вы чего, блин? Я как должна теперь смотреть на них? Думать, что они… Мальчики! Вы — идиоты! Судя по лицу Шастуна, он был расстроен и согласен с ней. Нужна была передышка. Эд сел на табуретку, потянул Таню за руку и усадил к себе на колено, придерживая за талию. Антон сел на кровать и стал ковырять заусенец. Смотреть жалко — обычно уверенный в себе и весёлый пацан загонял себя в угол своими же новыми чувствами, которые ещё, видимо, не принял. Всё, как всегда, на плечах Эдика. И на коленках. — Будем импровизировать, мальчики и девочки. Эти двое посмотрели устало, но с пониманием — Эда не переубедить. Он погладил Таню по ладошке и ещё раз спросил: — Так ты не против? Мы, если что, порепетируем. Пара странных фразочек, и потом больше цирка не будет. Она по-доброму улыбнулась и рукой показала на Антона. — Помочь подыграть — подыграю, конечно, дурни. Но посмотри на него, зай — печальный, как та стрёмная рыба-капля. Сопли да жидкость. Они заржали. — Эй! Я вообще-то здесь! — возмутился Шастун. — Сиди, готовься морально, лох печальный. Танюха тебя в лучшем виде презентует. — Преподнесу на блюдечке Арсению Сергеевичу.***
Арсения шатало, словно после алкоголя. Он не мог сосредоточиться последние два часа, пока покидал работу и добирался до дома. В коридоре стягивал ботинки под жалобное мяукание Сырника, здоровался с ним и колючками, но слышал себя словно со стороны. «Как я мог такое допустить? Что я наделал?» — эти два вопроса повторялись заезженной пластинкой и не давали вернуться к реальности. Арсений подошёл к зеркалу в ванной и стал внимательно рассматривать себя в нём. Он пытался понять, кого видел — всё того же человека, кому можно доверять, кто планировал свою жизнь, обстоятельно подходил к каждому поступку, или человека, слепо тянувшегося к импульсивным поступкам. Антон с каждым днём становился для него циклоном — непредсказуемым природным явлением, подминавшим под себя. С каждым приходом этого циклона Арсений, как метеозависимый, бросался в безрассудства, создавая прецеденты до того компрометирующие и абсурдные, что после, как с похмелья, пытался очнуться и понять, в какой момент его занесло. Антон сдувал кровлю, а под ней прятались незащищенные маленькие человечки-страхи. Без крыши они бегали и паниковали, заставляя Арсения хотеть выпустить их на улицу — побегали бы подальше, лишь бы не шумели. Страхи покидали голову Арса. С каждым таким случаем, как сегодня, он становился всё более терпимым к границам своего безумия. И если раньше его удивляло даже собственное спонтанное решение, например, сменить маршрут дороги домой, то теперь внезапная тяга к прогулке пешком до общежития Шастуна не пошатнула бы ни единый мускул на лице. Арсений смотрел в зеркало и думал, что менялся сам для себя. Старался не думать, а делать в угоду своих желаний. Трансформация не из лучших, особенно в его-то годы, но с этим сложно было не смириться: вывод сделан на основе нескольких раз. Одних и тех же грабель. От них на лбу уже проявилась борозда. Арс стал растирать лицо, затем умылся в попытке немного взбодриться и отправился в зал. Упав прямо в костюме на диван, он закрыл глаза, чтобы снова, как и полчаса до этого, воспроизвести всё в мельчайших подробностях по памяти. Он одним быстрым движением правой руки расстегнул пуговицу на левом рукаве рубашки, глубоко вдохнул, как учили в видеороликах с йогой, затем осознанно и контролируемо выдохнул. Коснулся средним пальцем кожи над венами. Тело пробило мурашками. Это чувствительное место всегда сводило Арсения с ума, заставляло теряться в чужих руках. Однажды бывший любовник пробовал погладить его руки, но то было не похоже на трепетную и опасливую ласку. Тогда парень просто хаотично провёл, не заметив, как сильно в Арсении отозвались эти ощущения. Арс полностью погрузился в них, представив, что вторая рука принадлежала не ему. Кончиками среднего и безымянного пальцев он водил туда и обратно от запястья до середины своей раскрытой ладони, заметив, как организм отреагировал теплом внизу живота. Не было похоже на обычную прелюдию, где движения делали, чтобы намеренно завести и вызвать физическое желание для логичного продолжения. Возбуждение накрывало просто от мысли, насколько сильно такие, казалось бы, невинные действия могли заставить просить ещё и ещё. Он, не надавливая, бережно гладил свою кожу, почти сцеплял и снова отводил пальцы, подушечками вёл вдоль них, чуть жёстче нажимая в особенно чувствительных местах. Когда головка члена стала уже неприятно потираться о ткань брюк, Арсений раскрыл глаза, поспешно расстегнул ремень и спустил трусы ниже, чтобы ни на что не отвлекаться. Хотелось большего, скорее остудить себя, сбросить наваждение, но мягкость касаний была так притягательна, что отрывать руку от руки казалось преступным. Член изнывал, и лишь раз Арс сильно сжал его, чуть всхлипнув. Левой рукой он стал гладить себя внизу живота, так же дразняще и медленно, как и до этого, играл с самим собой. Правой рукой он снова провёл по члену, размазал выступившую смазку и затем остановился, пробуя перевести дух и не торопиться. Перед глазами возникла ещё свежая картинка — Шастун напротив, его увешанная побрякушками рука на собственной, расфокусированный задний фон и горящие щеки. Как же Арс хотел, чтобы этот парень коснулся его головки прямо сейчас. От этой мысли он резко дёрнул по члену, почувствовал, что фантазия не утихомирила, а, наоборот, только усилила возбуждение, стал рвано и сбивчиво надрачивать себе правой рукой, пока левой гладил все открытые от тесной одежды участки. Тело просило быстрее, и Арсений стал двигать бёдрами вверх, усиливая и торопясь. Неосознанно обхватил головку в тугое кольцо пальцев, подтянул к ней левую руку и потёрся от ладони вверх. Из горла вырвался глубокий требовательный стон. Он подмахнул бедрами ещё раз, размазал каплю предэякулята по коже запястья, крепко прижал уздечку к нему и, ускорив темп, кончил на закатанный рукав. «Наконец-то». Отдышавшись с минуту, он рассмотрел следы на одежде и животе. Воображение, наплевав на разрядку, продолжило подкидывать сюжеты, по которым после такой сладкой пытки Антон приблизился бы к нему и кончиком языка слизал бы каплю спермы с ладони. От затылка вниз по спине снова пробежали мурашки: яркие вспышки запретного желания, но уже опавший член лишь немного заинтересованно колыхнулся. Дух жаждал, а плоть увяла и требовала покоя.***
За окном почти стемнело, хотя не было и семи часов вечера. Со вчерашнего дня в голове Арсения успело произойти с полсотни революций и восстаний, каждая из которых напрочь не принимала даже в зачатке позицию предыдущей власти. Одни мысли погоняли другие за чрезмерную трусость, затем откуда-то рождались новые идеи, кричавшие, что Арсений лишь прикрывает своих истинных демонов и на студента уже давным-давно положил глаз. Новые подошвы рассудка тут же растаптывали прошлые и призывали образумиться, сменить фокус внимания и переключиться на то, что не наказывается моралью общества. Или хотя бы вновь вернуться к варианту стабильности — присмотреться к Серёже, дать шанс ему и себе на спокойное будущее двух взрослых, пусть и слегка искушённых мужчин. Чай на этом этапе рассуждений слегка горчил. Варвара на форуме ругала Арсения за «почти загубленный!» отросток «Царицы ночи». Арс не сильно доверял её мнению, потому что использовать на форуме прошаренных кактусоводов такое тривиальное название считалось моветоном. Сам Арсений при любом случае писал название растения по каталогу. При должном настроении добавлял даже латинское наименование, чтобы уж точно не ошибиться в теме беседы. Это придавало его увлечению какой-то научный подход, которым он гордился в любом деле. Рассказывая форумчанам о подозрительных рыжих пятнах на никакой не «Царице ночи», а благородном селеницереусе, он пышел праведным гневом от того, что некая Nina1974 разбиралась в болезнях цветка лучше него, несмотря на то, что обзывала его народным, непризнанным официально названием. «KaktuArs, так содержать растение нельзя! По фотографиям видно, что оно у Вас крайне раскормленное и изнеженное. Отсюда и проблемы. К зиме, начиная с первых осенних заморозков, кактусам, по общему правилу, положена сухая светлая холодная зимовка без полива. Летом для Царицы у Вас должно быть содержание на южном окне! И то, при условиях ограниченного полива. А что мы видим? Ваше растение, при всей его неприхотливости, я бы даже летом поливала раз в 3 недели примерно и с притоком свежего воздуха! Почва бедная, каменистая, без органики. Если послушаете моего совета, то к солнцу кактус приучайте очень осторожно, растение Ваше в таком состоянии, что может фатально обгореть даже на октябрьском московском. При правильном содержании растение закалится, и заболевание, скорее всего, остановится». Арсения поругали и рекомендовали раздобыть солнце. «Умничает, ёк-макарёк, ты посмотри на неё! Конечно, сидит с утра до ночи дома, что ей ещё делать, кроме как горшки переставлять с окна на окно?». Арсений нервно захлопнул крышку ноутбука и огляделся. Бедный цветок. Только верный пользователь Matvey написал слова искренней поддержки: «Сложно сказать по фото, или последствия поедания паутинным клещиком, или что-то грибковое, или даже вирусное. Против клещика растение обработайте, а если это всё же заболевание, с вредителем не связанное, то оно не фатально». Арсению стало жаль свою бедную Царицу, придётся её спасать. «Вдруг и правда клещики?». Время не позднее, магазин под боком, но только на этапе натягивания спортивных штанов у Арсения сработал ручник — резкий стоп и быстрая попытка вспомнить расписание Антона. Если вдруг окажется, что он должен работать, все планы на спокойный вечер грозили кануть в Лету. Арсений пока не придумал ни единого остроумного решения сложившейся ситуации: снова делать вид, что ничего не было, пафосно проигнорировать присутствие Антона или попытаться строго высказаться насчёт ситуации в университете. По-хорошему, неплохо было бы и извиниться. Понятно, что Арсений контролировать свой организм моментами не мог, но прекратить в самом зачатке то, что только начинало его провоцировать, был в силах. Был, но не стал. Хотелось утопиться в самообмане и продолжать думать, что всё его бездействие вызвано вопиющей обескураженностью, но нет. Лишь в первую минуту, до первого касания. Чёртов Шастун словно нажал на кнопку «заморозить сопротивление», до того осторожными казались его действия. Как будто он боялся спугнуть Арса одним неловким движением, а Арсению это льстило. Чужие мысли о том, чтобы сделать ему приятно. Чужое желание дотронуться до него так интимно, чтобы не походило ни на какие развязные вещи. Арсений не знал, как сам Шастун видел всё то, что случилось. Может, он обкуренным шатался по району в ожидании консультации, а там уж его и накрыло. Может, гормональные уколы какие вколол так, что тестостерон зашкалил, и пришлось пускать его в нужное русло. «Какая чушь!». Арсений себя страшно раздражал. Не только попыткой вывести поведение Антона в ранг сексуальных домогательств, но и за полные глупостей наговоры, в которых не было и толики правды. Если бы не Матвей с форума и его советы по спасению кактуса, Арсений бы ни за что на свете не ввязался в такую авантюру — идти в цветочный салон без стопроцентной гарантии, что Антона там не будет. Можно было узнать о наличии отравы в магазине по телефону, чтобы никуда не идти, оформить доставку, но номер Ангелина не оставляла, каждый раз придумывала повод напомнить про сайт магазина. Арсений сайтам не доверял — вдруг что-то из нового не успели разместить, как тогда знать, что ассортимент актуален? Да и куда проще было спросить живого человека, чем прочесть сотню рекомендаций форумчан, а то и их ругань про марку препаратов от клещиков. Клещики. Они словно жрали Арсения изнутри. Мелкие гады прыгали в районе грудной клетки, пока он спешным шагом двигался по улице. Спортивная куртка оказалась слишком лёгкой, а ветер слишком порывистым, чтобы запросто отличать зябкие ощущения неминуемо наступившего похолодания от волнения. Он увидел их за стеклянной дверью. Таня стояла, опёршись локтем о кассовый стеллаж. Эдуард, крайне экспрессивный друг Антона и Егора, которого Арсений запомнил самым шумным из их компании, сидел на перевёрнутом пластмассовом ящике посреди прохода в подсобку и что-то активно рассказывал Шастуну. Тот стоял за кассой и, судя по пристальному взгляду, внимательно слушал. Арсений застыл, полагая, что у него есть все основания совершить позорный побег. Может, до этого Антон пересказал им свой постыдный случай в университете с «одним преподавателем», и сейчас Эдик давал ему подробную инструкцию, как подать заявление в полицию. С другой стороны, у Арсения в запасе была собственная котомка ответных претензий. «Как можно было в очередной раз вляпаться в нелепую ситуацию из-за Шастуна?». Предугадывая, как бы Шастун преподнёс друзьям их случайное сближение, Арсений перечислял в голове названия неудачных миниатюр из КВН. «Случай в топорщащихся штанах». «Однажды в стояковой». «Представьте ситуацию — вас гладит студент». Было страшно думать, что Антон всё растрепал. Щеки порозовели, но Арсений не понял — от очередного порыва ветра или от трёх пар глаз, устремлённых прямо на него. Его заметили. Позорно, постыдно, провально, скандально, бесславно и зазорно. Арсений хотел бы обратиться к себе минутой ранее и настоять на побеге, но стимул спасти растение от жравших его паразитов казался сильнее каких-то сплетен. Он потянул на себя дверь и сделал уверенный шаг внутрь помещения. Пан или пропал. Его встретили одновременные: — Здравствуйте, Арсений Сергеевич. Арс замешкался и зачем-то протёр ноги о видавший виды коврик, несмотря на сухую погоду. — Добрый вечер. Антон, не поможете? Арсений, как по визуальному справочнику, распознал все сменившиеся на лице Антона в этот момент эмоции: в глаз попала капля раскалённого масла, наступил на дождевого червя, вошёл в лифт за девушкой, облитой флаконом парфюма запаха ванили, прошёлся по помытому, стало неловко, затем будто выскочил в неглиже на балкон, полный фотографов, изумился их наличию на частной собственности и попытался прикрыться. И всё это за пару секунд. Да, Арсений любил преувеличивать, и будь весь представляемый им спектр правдив, Шастуна, вероятнее всего, ударил бы инсульт. В меру быстро, но всё же с опаской, Антон приблизился и обеспокоенно спросил: — Что-то… произошло? Арсений многое хотел бы на это ответить. Произошло всё разом, мыслимое и невообразимое — буря, от которой он хотел сбежать, чтобы не признавать факта, насколько не прочь ощутить её вновь. — У моего селеницереуса… клещики… Будь это порно, Арс бы сохранил реплику в качестве главной завязки сюжета, но судьба оказалась благосклонной к нему и букетами такого рода не одаривала. — Селеницереус… Это которые однодневки? — уточнил деловито Антон. — Именно. Царица ночи! — зачем-то добавил Арс, хотя часом раньше его мутило от этого словосочетания. — Я в курсе, да, в народе так прозвали. Я сейчас. Шастун развернулся и направился к дальнему стеллажу, где в ярких мешках были навалены отравы на любой вкус, присел на корточки, стал копошиться в них, видимо, в поиске какого-то особенного яда. В это время Эд с явным интересом рассматривал Попова, буквально забыв, что таращиться на людей неприлично. Судя по реакции Тани на происходившее молчаливое принюхивание, речь до прихода Арсения в салон явно шла о нём, иначе какое могло быть ещё дело Выграновскому до преподавателя, которого он и видел-то раза два. — Как у вас дела? Больше не ходите послушать нас почему-то, — вдруг дружелюбно заговорил Эдик. Арсений в ответ натянул вежливую улыбку. — Да, в общем-то, всё хорошо, спасибо. Работы навалилось, вот, Таня знает: подготовка студентов идёт полным ходом. Как-нибудь обязательно приду ещё, вы очень талантливы, и музыка у вас, я уверен, очень перспективная. — Да, мы тащим, Арсень Сергеич, — горделиво сказал Выграновский. — И вы приходите. У меня, понимаете, — он встал и подошёл ближе, посмеиваясь, — в том, чтобы вы пришли, прям очень большой интерес! Арсений напрягся. Шастун с небольшим мешочком чего-то сыпучего, двумя крошечными флаконами жидкости и пульверизатором в придачу уже готов был оформлять покупку, но не решался влезать в диалог. — Это какой? — с кривоватой нервной улыбкой спросил Арс. — Ну, Серёге, дядьке Егора, похоже, что скучно одному сидеть там, он же очень такой, как я понял, компанейский мужик. А что до нас, давайте уж прямо: он неплохо помогает бедным студентам. — Вот как, — Арсений поправил очки средним пальцем и нахмурился: разговор по его меркам был чрезмерно прямолинеен. — Короче, за студию платит. Вы уж простите, я как на духу. И да, это вообще не моё дело! — спохватился Эд, но Арсений по тону понял, что всё это напоказ. «Обнаглевший какой!». Накрыли серьёзные переживания о том, как же со стороны остальные видели его присутствие в студии. В моменте ему было весело и легко просто проводить время в компании Серёжи, будто лишь друг пригласил друга отвиснуть от нечего делать. А что, если ребята со стороны изначально видели парочку геев на музыкальной тусовке? «Нет, точно нет, ведь тогда бы никто спокойно реагировать на них бы не стал». Внезапно Арсения пробило дрожью — Егор вполне мог знать о вкусах своего дяди! Мог выдать всё это Эду, тот — Шастуну, и теперь за молчание они решили, что Арсений согласится быть завсегдатаем Сёрежиных будней, который неизменно будет хотеть послушать музыку! Чёртовы студенты — очередная подлость! Он приводил бы Серёжу, тот бы платил, они развлекались, тешась своей уловкой. «Этому не бывать», — заключил Арсений. — И в самом деле, не ваше, Эдуард. — Ого, — удивился Выграновский. — Меня так матушка зовёт, если я с первого раза не откликаюсь. Простите, просто приходите к нам послушать, идёт? — Эд, пятясь, отошёл ближе к Тане. Она выглядела встревоженной. Наверно, Арсений показался своей репликой слишком резким, да и плевать, в общем-то. Выграновский сам перешёл черту идиотскими намёками, решив, что из Арсения можно сделать лоха. «Вообще, конечно, довольно часто можно, но не сейчас», — подумал он, развернувшись к выходу. — Арсений Сергеевич — а гербициды? — почти с мольбой вскрикнул вслед Антон. Отвратительная неловкость, и снова минус очки с личного рейтинга самооценки. — Да, конечно, чуть не забыл, — Попов попробовал сделать вид, что это лёгкая спешка, а не олимпийский спринт из магазина. Антон осторожничал — медленно и аккуратно протягивал терминал для оплаты ближе, чуть ли не кончиками своих проклятых мягких пальцев придерживал пакет с покупками, а когда устройство с первого раза карту Арсения не считало, словно по вуали, протянул ладонь вперёд, указывая на второй терминал. — Может, вставите? Эд и Таня обернулись так резко, что Арсений ощутил потоки воздуха. Ему точно не послышалось, но он, заворожённый, переспросил: — Вставить? Антон почему-то замолчал, натянутый, как струна, но с лицом, видевшим все потрясения Вселенной. — Да, пожалуйста. Иногда тупит. — Очень часто, — вклинился Выграновский, за что получил задуманный как незаметный пинок от Тани по голени. Арсений просто купался в собственном стыде. Обтирался им, как лечебными грязями в самом бюджетном санатории Анапы — методично, похлопывающими движениями по щекам, чтобы впиталось хорошенько. Лучше бы он не приходил или сменил адрес, подальше от магазина, в другой район или вообще в другой город. Туда, где ему не будет казаться, что простая покупка превратилась в цирк, в котором он давал представление. Уже знакомые пальцы коснулись его собственных. Он не заметил, как подвис, пока Антон пытался помочь ему вставить карту в терминал. — Так должно получиться, — поторапливал Антон, явно не понимая, почему такой бытовой процесс затягивался. Попов подчинился, и когда наконец услышал заветное: — Спасибо, оплата прошла, — как грабитель, выхватил пакет и рванул широким шагом на улицу. Только оказавшись на свежем воздухе, он позволил себе выпустить адреналин и метнуться к ближайшей кирпичной стене. Пульс зашкаливал и отдавал в виски, как после стометровки. И всё из-за пальцев, которые вновь его коснулись.***
— Что это вообще было? — шокированный, как и сам Антон, поведением научного Эдик таращился на дверь. Попов вёл себя настолько странно, что, будь они не знакомы, Антон назвал бы его сумасшедшим. Сначала он будто оцепенел и не слышал, как Шастун пытался оформить его покупку, после вращал головой вокруг себя, пугаясь каждого шороха. Антон слышал их с Выграновским разговор, и, хотя друг переборщил с намёками, всё же грубостей себе не позволил. Во всяком случае не на такой увесистый объём, чтобы пятки Попова так сверкали. — Я сам не понял, братан. Понадобилась лишь секунда, чтобы Антон воспринял внутреннее чутьё. — Я сейчас. Он, не дождавшись одобрения, оббежал прилавок и метнулся вслед за Арсением Сергеевичем. Позади от Тани донеслось что-то вроде «романтичный поступок», но Антону было плевать. Его энциклопедия состояний Попова А.С. пусть и была сравнительно тонкой, но пометку о «решать проблемы как можно раньше» уже содержала. Он не удивился, заметив Арсения неподалёку, ещё там, в салоне, почувствовал, что вполне сможет догнать его и расставить все точки над i. Вот только какие именно, пока не знал. Шастун хотел выглядеть непринуждённым, но пришлось поторопиться, чтобы сократить расстояние. — Арсений Сергеевич! Зачем крикнул, находясь уже в паре шагов, Антон не знал, но это сработало — его заметили. Теперь просто так Арсений уйти не сможет — слишком вежливый. Вид явно не расположенного к продолжению беседы человека несколько пугал. — Я хотел бы сказать вам кое-что… Пожалуйста, не уходите! — всполошённо прикрикнул Антон, заметив, как с его приближением Арсений старается спешно ретироваться. — Мне кажется, нам есть, что с вами обсудить! Попов замер на месте, стоя к Антону спиной и прижав к себе несчастный пакет с отравой. Шастун снова ощутил себя человеком, способным решить исход ситуации, тем, кто либо освободит прямо сейчас другого, скованного кандалами, либо навесит новые, ещё более тяжелые. Своими словами, действиями он каким-то удивительным образом влиял на Арсения Сергеевича и, чёрт, так сильно это чувствовал, что был готов поклясться, что не обидит. Как с кем-то, кого хотелось сберечь от грусти. Антона не распирало ощущение властности, смешанное с былой наглостью. Вчера в университете он глумился, скалился, внутри танцевал на костях сожжённой авторитарности своего научного. Тот позволил, чтобы лидер сменился, Антон ощутил, что ему словно дали молчаливое согласие. Он не мог описать, как именно понял, что перейти границу стоит, несмотря на всю абсурдность. Там, около стола, была игра — Шастун в ней вёл. Вёл прямолинейно, подбивал и провоцировал. Арсений, пусть и шокированный, но отдавал частично себе отчёт, что его волю не пнут, не растерзают и ей же не будут перечить. Пакт о нападении, где один — ведущий, а второй — ведомый, и это, только сейчас понял Антон, стало рычагом всего запущенного механизма. Шалость оказалась взаимной, но это было вчера. Сейчас Антон подкрадывался совершенно к другому человеку. К тому Арсению, который не смог собраться и понять, что же произошло. Антон, впрочем, тоже не до конца, вот только смелости в нём при виде сидевшего у стены какого-то обшарпанного здания прямо среди улицы и тут же подскочившего Попова, прибавилось в разы. Он должен хотя бы попытаться объяснить, чтобы этот человек не ушёл… таким. — Что ты хотел, Антон? — вполоборота спросил Арсений. Никаких «вы» или «Шастун» — как вселенская усталость. — То, что произошло вчера… — начал Антон, но его перебили. — Я прошу тебя забыть и более к этому не возвращаться, — Арсений почти успел совершить резкий рывок вперёд, но Шастун будто предугадывал, что просто всё не выйдет, и перехватил его за плечо. Попов от неожиданности развернулся и случайно стукнул Антона пакетом о бедро. Оба замерли. Ладонь Шастуна пекло, будто над конфоркой. Если его воспоминания о касании маскировались так неумело, что даже от ткани на теле Арсения готовы были расплавиться, то что творилось с самим Арсением, Антон боялся даже предположить. Они мучали друг друга эти секунды. Убрать руку с плеча равнялось целиком упустить момент, уже, скорее всего, надолго забетонировать то, что было пока свежим и всё ещё открытым. Антон не должен был отпустить его просто так. — Я не уберу, — металлическим тоном процедил он, кивая на плечо. — Антон, я прошу, — Арсений попытался вывернуться, но крайне вяло, потому лишь немного отшатнулся, так и не сбросив хватку. — Вы не услышали. То, что было вчера — я не знаю, что в этом может быть плохого. Но я же вижу, как вы беситесь! Попов собрался ответить, надул в возмущении грудь, но Антон не дал ему начать. — Хорошо, ладно! Не беситесь! Вам явно неловко, странно, может, вы считаете меня последним идиотом за то, что я делал, но я не буду об этом сожалеть и тем более извиняться. Это случилось. И вам понравилось, я видел, — последняя фраза далась Антону сложнее всех предыдущих, своей честностью она резала его голосовые связки, но он был готов эти слова даже прохрипеть. Он не должен был отпустить его просто так. — Так не должно случаться, Антон. Никогда. — Переживаете, что я трепло? Снова подозреваете меня в чём-то? Хотите что-то сказать? — Антон раздражался, этот невыносимый человек никак не мог оттаять, не принимал ничего из услышанного на свой счёт. — То есть, по-твоему, — подойдя вплотную, прошипел Арсений, — нам стоит вместо консультаций устраивать… нечто подобное? Антон не мог понять — тот злился, намекал или хотел попросту ударить его, но даже такая реакция не заставила зеркалить выплевываемое раздражение. Только бы не сбежал. — Я не знаю. Но это не повод шарахаться меня. — Я не шараюсь, Шастун. Я веду себя, как взрослый человек. — Сбегая от разговора? — Нет! — закричал Арсений, не выдержав, и проходившая мимо женщина тут же наградила его взглядом, полным осуждения. Это подействовало отрезвляюще, и Арсений, уже заметно тише, продолжил: — Я не считаю нужным избегать тебя, но и сближаться с тобой смысла не вижу. Рабочие отношения мы выстроить не можем — не получается! Я не знаю, болезнь это какая, Шастун, или у меня на тебя хроническая аллергия, или чёрт знает, какими ещё странностями мой организм тебя отторгает, но так быть не должно! Шастун достигал предела. Слушать это сумасбродство больше не было никаких сил. Он рывком дёрнул рукав Попова на себя и потянул за него в крошечный переулок, где из обитателей были только картонные коробки из подсобки местного продуктового магазина. Закрыв Арсению своей спиной обзор на тротуар и, одновременно, скрывая его от внешнего мира, Антон встал вплотную и прошептал: — Стояк, Арсений Сергеевич — это не симптом аллергии. Неужели об этом не написано в ваших умнейших пособиях? На выплеске он вскинул ладони к щекам Арсения, потянулся вперёд и впечатался губами в губы. Всего секунда чего-то слишком далёкого от поцелуя, лишь касание с крепко зажмуренными глазами, но всё тело прошибло током до шума в ушах. Антон тут же отпрянул, но не выпустил лицо Арсения. Тот, обескураженный, почти парализованный, смотрел в упор, как на умалишённого, а Антон только и мог, что следить за трепетом ресниц на вытаращенных глазах. — Какого чёрта? — шёпотом спросил Арсений. — Зачем? — его голос дрожал даже на таких низких частотах. — Вас это пугало? Вы поэтому сбегали, что могло произойти что-то вроде этого? Арсений медленно убрал чужие ладони с щёк, но, опустив их, будто ненароком обхватил пальцем запястье. — Так не нужно, Антон. Этого всего не нужно. Взгляд Попова метался, пока не остановился где-то в ногах: ему снова было стыдно. Антон свободной рукой аккуратно поднял его подбородок и заставил смотреть прямо на него. — Раз это уже произошло, нет смысла и дальше убегать. — С чего ты взял, что мне это нужно? — с вызовом спросил Арсений. — С того, что вы прямо сейчас держите меня за руку. Арсений, закатив глаза, одёрнул её. — Ведёте себя как ребёнок, — заметил на удивление спокойный Антон. Он видел метания Арсения между собственными демонами, видел и предполагал, что этот неуравновешенный даже оттолкнуть с силой способен, лишь бы защититься от правды. Арсений не мог сказать словами, что ощущал, только извивался и обрастал ещё большими иголками. Но, чёрт, каждую из этих колючек Антону хотелось зацепить подушечкой пальца, чтобы пригладить. — Мне пора, Антон. Говорить не о чем. — Так уж и не о чем? — Ты же ничего не сказал. По существу. Антон засмеялся. Со стороны, они, пожалуй, выглядели скорее комично, чем подозрительно. Насупившийся высокий и худой мужчина, который, почти вжимался в стену какого-то не внушавшего доверия здания, и парень, выше ещё на голову, склонившийся над ним, с первородной хищной ухмылкой и в странном фартуке. Сцена из подворотни — гопник и строптивый бухгалтер, не желавший расставаться с кошельком. — Конфеты или жизнь, Арсений Сергеевич? Попов нахмурился, снова попытался отшатнуться, но только ещё больше рассмешил Антона, наступив на громко хрустнувший кусок пластика. — Всё, всё, я сейчас всё вам скажу, и более не задержу, идёт? — Ты неадекватен, Антон, — пробубнил под нос Арсений, отряхивая рукава. — Я чувствую что-то… рядом с вами. Оба замерли. Арсений ждал продолжения, Антон — музу на плечо. Та явно от визита отказалась. — Что же? — спросил Попов. — Мне хочется творить глупости с вами. — Это печально. В его ответе Антон услышал тот самый ненавистный преподавательский тон, который Арсений применял всякий раз, когда отчитывал за невыполненные задания. Эту наигранность хотелось стереть ластиком до содранных частичек бумаги, настолько оно казалось лишним. Нет, Антон был не прав, Попов — не щетинистый пушистый кактус, даже не ёж, это, он готов дать руку на отсечение, настоящий дикобраз, который так и стремился каждым своим новым словом проколоть до болючего жжения. — Вы не поняли — меня перестаёт заботить, что обо мне подумают, как я выгляжу, что за чушь несу. Мне просто нравится что-то вам говорить, слушать вас. Только, я прошу, не про работу. Я серьёзно. Я вчера был, наверно, идиотом, да и сейчас, что так в лоб, и прямота эта дурацкая вас бесит. Но я бы не стал, если б не чувствовал, что вам не всё равно. Вам не всё равно. Я вижу! И вот этот момент, он меня тоже подбил, если честно. На всё. У вас было такое, знаете, когда прям физически можно разгадать перемены в себе? Сдвиг по фазе? — Ты в стендап подался? — Стоп, стоп! Дослушайте! — Антон подпрыгнул на пятках. — Это легко — по одному единственному признаку — скучание. Скучать по человеку, который вовсе не близкий, не друг, так, знакомый, важная шишка для вашей учёбы, и его отношение к вашему общению ни грамма не зеркалило за всё время общения твои эмоции. Вот, просто так, появляется человек, которого хочется видеть доставучим спамом на экране телефона. Он занимается в эту минуту совершенно другими вещами. И мысли его заняты своими буднями, своим бытом, работой, а, может, и своим человеком — так же сидит и переключает вкладки чатов, следил за иконкой «онлайн». Вот есть такой человек, это не даёт покоя. И потом там, в университете, я уже знал, что это вы. — Я не даю тебе покоя? Антон, послушай… — Арсений Сергеевич, я не договорил. Вчера было скучание. Но оно не прошло. Дальше будет скулёж, и если вы точно уверены, что я ебанулся… — Не матерись, пожалуйста, — одёрнул Арсений. —… тогда точно можете послать меня туда, куда хотите. А конкретно — обратно на работу. Арсений молчал. Меньшее, чего Шастуну хотелось — вызывать к себе жалость громкими и даже унизительными признаниями в том, что ему настолько не плевать. Ему хотелось мягкости и честности. — Всё это ты должен говорить своей девушке, Антон. Той самой, которая сейчас ждёт тебя на работе. Прости, — Арсений обошёл ошалевшего Шастуна и, подойдя к углу здания, сказал уже громче, — я не могу впутываться в то, в чём сам не разобрался. Антону хотелось мягкости и честности, а вышло: — Идите на хуй, Арсений Сергеевич. Попов не обернулся — просто этого уже не услышал.