XX
— Спасибо, что без опозданий, — голос Эмира Сергеевича звучал привычно спокойно и в какой-то мере успокаивающе. Для Арсения это значило, что очередное собрание на кафедре не посвящено разбору полётов, а просто нацелено на расстановку неких приоритетов, текущий контроль, не страшно. Копаться в чужой ругани сейчас не сильно хотелось, со своей толком не разобрался, а после вчерашнего и вовсе почти спятил, хотя, если быть честным, все предпосылки имелись и задолго до. Остаток свидания он провёл чуть ли не под боком Серёжи и позволял себе выглядывать только при полной уверенности, что Антон и его компания в их с Лазаревым сторону не смотрели. Послевкусие ощущалось препротивным: лицемерие и полная неудовлетворённость результатом собственных принципов. Арсений проиграл в двух сражениях сразу — так и не смог отвлечься с Серёжей и отдалился от Шастуна ещё на километр. Антон сшиб его с ног своей искренностью: так не поступали люди в привычном для Арсения социуме, так не сближались. А он пёр напролом, раз за разом повторял очевидные факты, как будто они не кололи без анестезии. Обезболивающее Арсений выбрал сам — молчать, по возможности прятаться, искать пути отступления, пока он и, одновременно, Антон не остынут от навязчивых идей. — Эмир Сергеевич, — смешливо обратился Позов, — сложно назвать собранием кафедры вызов только трёх преподавателей. Мы разве никого не ждём? — Нет, Дмитрий Темурович, я писал персонально. Арсений всполошился. Дима, Илья Андреевич и он сам — далеко не основной костяк их подразделения, а поводы вызывать на ковёр именно такой состав в перескакивавших в голове догадках оставляли желать лучшего. — Масонская ложечка? — пошутил Макаров, чем вызвал лишь снисходительную улыбку Кашокова. — Своего рода. Присядем? — Эмир указал на небольшой брифинг около стеклянного шкафа для документов, а сам, открыв нижнюю дверцу, потянулся за коробкой запечатанного дорогого виски. — Мы что-то празднуем? — удивлённо спросил Попов, заняв дальний стул. Макаров присвистнул, а Позов охотливо хлопнул в ладоши. — А какое уже дело-то, Арсень Сергеич? Коли празднуем, так и хорошо. А коли нет — так лучше плохие новости на прогретое горло. Андреич, прикрой дверь на ключ, — попросил он Макарова, а сам потянулся к другому шкафу за одноразовыми стаканчиками. Эмир, дождавшись, пока мини-коллектив рассядется, наполнил импровизированные рюмки, облокотился о шкаф и сказал: — Мне нужны добровольцы, но дело деликатное. Выпьем? Все четверо отсалютовали вверх стаканчиками, выпили и с шумом выдохнули. — За такие напитки предлагают убить, Эмир Сергеич, — чуть откашлялся Позов. Напиток был из коллекционных, это Арсений заметил, и явно просьба заведующего не могла быть связана с простыми заменами в графике пар. — Проверка к нам со следующей недели прибудет. — А у нас настолько всё плохо? — Нет, Илья Андреич, но есть нюансы. — Бабок хотят, что ли? — спросил Позов. — Нет, не бабок, но подставляться, чтобы Воле намекнули на замену заведующего, не хотелось бы, — несколько смутившись, ответил Эмир. — Воля на это не пойдёт, шеф! — заверил Макаров. — Он в вас души не чает, что ни год — грант. — Грант — это не я, а вы, коллеги. Давайте! Они снова подняли стаканчики, отпили, замолчали. Эмир посмотрел на каждого по очереди, поправил очки и продолжил: — Гранты и все ваши достижения дают чести кафедре, но управленцем тут может быть любой их человек, вы же понимаете? Короче, там есть у них молодой парень, сынок одного… впрочем, не важно. — И насколько всё решено? Окончательно? Это что, прощание, Эмир Сергеич? — спохватился Илья. — Нет! Что вы, что вы, коллеги. Я лишь хочу немного подстраховаться. — Что нужно, скажите? — Позов вмиг сбросил весёлое возбуждение и переключился на серьёзный лад. — Есть ряд поручений. — Обсудим! — подключился Арсений. После первой бутылки проверка отчётов по практике пошла гораздо активнее. Четверо мужчин на глаз разделили внушительные кипы поровну и сверяли их с заданными образцами. Те экземпляры, которые, на взгляд Эмира Сергеевича, хотя бы немного отдавали водой, содержали слишком избитые фразы или, напротив, чрезвычайно бросались в глаза, откладывались в отдельную стопку, чтобы завтра Наденька нашла себе задание поинтереснее, чем включать кофемашину. — Она нас проклянёт, — многозначительно заметил Позов, затянувшись электронной сигаретой. На запрещённое в стенах учебного заведения поведение никто не обратил внимания — кафедра уже была по запаху сродни бару. Они просидели почти три часа, и если бы не ритмично потребляемый виски, головы бы преподавателей давным-давно вспухли от такого массива распечатанного текста. Арсений на удивление не ощущал усталости. Его подбадривало бравое чувство принадлежности к мелкой афере этой сплочённой компании. Ему искренне нравился Эмир и то, как он вёл себя с подчинёнными — без лишней мишуры, но и не спустя рукава. В душу и учебный процесс без предупреждения не лез, но и попустительского отношения не допускал. Словом, сохранить устоявшийся порядок вещей хотелось от всего сердца. И, возможно, именно это и послужило тому, что в конце, когда на столе осталось всего несколько папок, и преподаватели, чуть протрезвев, вспомнили о времени и решили собираться домой, Арсений предпочёл навесить себе ещё небольшой бонус в виде: — Ничего страшного, я сейчас закончу эти и тоже пойду. Трое пошатывавшихся мужчин одновременно и удивлённо взглянули на него, но в силу уже и без того размякшего состояния спорить и благородно отговаривать не стали. — Ключ в двери, Арсений Сергеевич, вы его потом на вахту не сдавайте, это мой персональный. Завтра отдадите. Всё равно у меня пары с обеда, — сказал Кашоков. Под весёлые смешки они покинули помещение, а Попов выдохнул и вернулся к работе.***
Шастун сидел на подоконнике в лестничном пролёте между вторым и третьим этажом. Народу практически не было, шла предпоследняя пара, за окном уже начинало темнеть, но ему нужно было дождаться Варнаву — та обещала принять у него три реферата по пропущенным лекциям. Антона такой подход вполне устраивал: приходить к восьми утра и слушать пусть и не монотонный, но всё же монолог, казалось пыткой. Благо, преподаватель насилием не занималась и вполне считала за отработанный пропуск отформатированный до блеска текст. В коридоре третьего этажа послышались знакомые голоса. Позова Антон узнал первым — больше всех довелось беседовать, а остальных додумал уже сам. Когда трое преподавателей подошли вплотную к ступенькам, Шастун невольно обратил внимание на их странное поведение — они словно шли по батуту, а не твёрдому фундаменту лестницы. — Ой, блядь, — оступившись, выругался Илья Андреевич, и Антон с непривычки округлил глаза. Они заметили его спустя несколько шагов и резко выпрямились. Будто он — недоразвитый идиот, который не смог бы отличить изрядно выпившую компашку от трезвой. — Добрый день, Шастун! — поздоровался Кашоков, а остальные вслед за ним чуть веселее обычного сказали: «Привет». Шастун бодро ответил и поспешил спрыгнуть с подоконника. — А у вас разве есть пары? — деловито спросил Эмир Сергеевич. — Нет, я жду, когда эта закончится. Мне нужно к Варнаве. — Так нет никого уже на кафедре! — икнув, проговорил Макаров. — Я забыл! — протянул Позов и стал копошиться в сумке. — Я тогда пойду? — рассматривая троицу, неловко и расстроенно сказал Антон. — Нет, подожди! — окрикнул Дмитрий Темурович. — Вот это отнеси на кафедру и чеши. А то я сам уже… нет, не пойду снова. — Так там же никого нет?.. — Постучи сильно и отдай, там ещё Попов не ушёл. То есть Арсений Сергеевич. Они прошли мимо Антона вниз по ступенькам, оставив его с папкой наедине. Наверху сидел Арсений. Один, если верить памяти этих выпивох, но попытка — не пытка. Каждый шаг словно увеличивал вес ноги. Казалось, что к моменту, когда Антон подойдёт к двери, его тело попросту не сможет сдвинуться от дополнительного груза. В коридоре освещение частично выключили в тех пролётах, где пар по расписанию уже не было, и эта обстановка только усиливала волнение. Ему буквально вложили в руки повод, даже не так — шанс на последнюю попытку. Если бы Антон не знал Позова, решил бы, что всё это подстроено от и до: Арсений, одинокий, и, судя по сопутствующей компании, подвыпивший, в закрытом безлюдном помещении. У Шастуна перегорали лампочки, отвечавшие за похотливые мыслишки. Постыдно и чрезвычайно некстати, поскольку соблазнять Арсения он бы не решился, но фантазию остановить трудно, особенно когда одни из самых смелых её сюжетов воплощались на глазах. У двери Антон осторожно постучал. Пожалуй, слишком тихо, раз в ответ не услышал в помещении даже шороха, возвещавшего о движении. Он повторил. Затем снова и снова. Стало страшно, что пьяный Позов всё напутал, и внутри никого не было, а до полоумия ворчливый охранник вот-вот увидит его в камеру и прибежит с расспросами. И только он собрался набрать Дмитрию Темуровичу, чтобы уточнить, верно ли понял поручение, как ключ в замке провернулся, и с лихим размахом дверь на кафедру распахнул сильно помятый Попов. Оба замерли. Попов быстро стал тереть глаза. Видимо, опрокинуто было достаточно, чтобы списать приход Шастуна за собственный приход. — Добрый вечер? — осторожно сказал Шастун, протягивая одновременно папку. — Позова встретил, он просил оставить тут, на утро. — А где он? — Так… они ушли же. Только что. — А! — нарочито весело воскликнул Арсений, и Антону показалось это слишком громким для царившей на этаже тишины. — Виски хочешь? Проходи! Шастун ошалел. Он ожидал гримасу или нечленораздельное ворчание, но чтобы с порога ему предлагали накатить — да чтоб он так жил всю жизнь. Не позволив себе выказать радость, Антон проскользнул внутрь и боязливо повернул за собой ключ: теперь стрематься каждого шороха не было необходимости. И пусть он не надеялся оставаться наедине с Поповым дольше штрафного стаканчика, если такой ему перепадёт, но даже эти несколько минут не хотелось в их пространство впускать никого извне. Арсений весьма не грациозно стал обшаривать полку. — Представляешь, одна закончилась пока мы тут… работали! Но где-то есть ещё, я точно слышал! Антон придвинул к себе стул, сел на его край и продолжил следить за шоу. — Может, не будем тогда трогать запасы всей кафедры? Арсений резко повернул голову с невероятно оскорблённым выражением лица. Если бы был в состоянии быстро подскочить, он от злости сейчас снёс бы Антона за такое хамское и несвоевременное ограничение его в градусе. — Я пашу здесь, для этой кафедры, и имею право пользоваться её ресурсами, Антон! Намотай себе на ус! — и почему-то засмеялся. Шастун усмехнулся в ответ и спорить не стал. Следом за только что распечатанной бутылкой на стол обрушились два пластиковых стаканчика, один из которых явно уже использовался. Его Арсений подтянул к себе. «Ишь, бережливый». — Ты никому не говори, понял? Шастун понимающе кивнул. Выпили в полной тишине. — Ещё? — откашлявшись, спросил Арсений. Антон покачал головой. Ему пока что здравый рассудок был нужнее пелены перед глазами. Арсений плеснул себе немного, но, скорее, для поддержания процесса, чем из-за тяги к спиртному, затем встал, оперевшись бедром о стол. Чтобы не рассматривать нависавшего перед собой преподавателя, Шастун повернул голову на разбросанные бумаги. — Что-то срочное? — Так, — Арсений скривился, — кафедре подкинули проблем неожиданных. Ничего неразрешимого, но время все же отняло. Попов стал рассматривать жидкость через стаканчик, вертеть его, как диковинку, но разговор продолжать не спешил. Ткань серых брюк стала единственным центром притяжения для глаз Антона. Какая дорогая и, наверняка, приятная к телу фактура. Швы ровные, особенно у ширинки. Ни одной складки, впрочем, как и других ярких проявлений чего-либо. Будь на месте Арсения не он, а молодая симпатичная девушка, к которой Шастун питал бы однозначную тягу в целях лёгкого флирта и последующего всего, что она захотела, он бы не колебался, сфокусированный на её, например, юбке или штанах. Антон бы пробовал включить обаяние, шутить, разрядить обстановку, чтобы понять, встречно ли желание. С Арсением можно было понять только то, что подливать ему больше не стоило. Тот, видимо, не думая и добавлять ко всему уже опрокинутому в себя, просто сканировал содержимое стаканчика и молчал. О чём-то думал. Шастун осмысливал обстановку и пытался оценить, насколько она уместна для разговора по душам, но говорить, в общем-то, и не хотелось. Антон с удовольствием бы послушал Арсения, если бы тот вдруг решил перейти в стадию откровений и рассказал что-то, пусть даже совершенно неуместное или не связанное с работой. Опыт, что делать в такой ситуации — тревожить Попова, самому что-то спросить, первым перейти к душевной беседе или просто плыть по течению, можно было получить только схожими жизненными обстоятельствами, но всё, что получал Антон от жизненных обстоятельств — пинок. Сильно хотелось пристать с расспросами, но смелости не хватало. Он молчал, молчал и Арсений Сергеевич. За окном уже успело стемнеть, а свет на кафедре никто так и не включал. Настольная лампа на столе методиста позволяла различить все окружавшие предметы, но её мягкий свет одновременно и убаюкивал, всё в моменте казалось слишком спокойным. Почему-то Антона перестало волновать, как на выходе из здания на него посмотрит вахтёр, даже если будет совсем поздно. Он напрочь забыл написать Варнаве. Его гораздо больше волновали мелкие рубчики ткани брюк и дальнейший исход всего этого вечера. — Уже поздно, — нарушил тишину Арсений. — Да. Вам помочь с бумагами? — Нет, оставшиеся работы все нормальные, только сложу, и пора на выход. Шастун воспринял это за сигнал собираться и уходить, только не мог сообразить — уходить одному или дождаться научного. Несмотря на слова, сам Попов не шевельнулся: то ли ждал, когда Антон сочтёт нужным соблюсти приличия, то ли просто завис от алкогольных раздумий. Антон не хотел уходить, он любовался, несмотря на смятение. Смотрел без тени ехидства, с зарождавшимся очарованием и немым восторгом на профиль Арсения, растрёпанную чёлку («Куда ему вообще такая длинная?»), на чётко выделявшиеся скулы и застывшую ухмылку. Шастун понимал, что Попов чертовски красив и катастрофически сексуален, что ему какой-то пацан-студент за воротник не упал со своими желаниями. Про сами желания Антон и вовсе не думал — слишком уж комично и нелепо они звучали в собственной голове. Хотеть преподавателя, по всем стереотипам всех известных Антону сериалов, должны молодые студентки, девушки, решившие обуять страсть к жизни и к быстрому результату, но никак не он. — Уже поздно, Антон. — Вы уже говорили это, да. Шастун ждал, когда Арсений прямо скажет выметаться, но тот в ответ опрокинул остатки алкоголя, шумно смял стаканчик, бросил его в урну под стол и сделал шаг к нему. — Не собираешься домой? Может, ещё будешь? — он кивнул на шкафчик с бутылками. — Распечатывать виски не будем, но там есть уже начатая настойка. Довольно вкусная. На хвое. Слова никак не вязались с тем тоном, с которым Попов произносил их — вкрадчиво, низко, чуть хрипло. — Нет, ничего не нужно. Почему вы не садитесь? — Стоя думается лучше. — О чём думаете? — Да… О всяком? — Арсений чуть улыбнулся. Антона от этого изгиба губ коротнуло. Он понял, что если не сейчас, прямо в эту минуту, то уже вряд ли в обозримом будущем решится на что-то по-настоящему дерзкое.