Like a butterfly

Кровь хлещет во все стороны, подобно бусинам с порванного ожерелья. Капли достигают стоящих поодаль людей, украшают незамысловатым рисунком множество пар чёрных ботинок, опадают на мокрую землю. Тот же час их смывает неудержимым потоком воды, стекающим по сточным трубам в узкий переулок, глухо освещенный цветастыми огнями неоновых вывесок. Большая часть алых бусин хлёстко осыпает лицо человека, стоящего ближе всех прочих к жертве. Пятеро подобных чёрным нахохлившимся воронам человек жестоко терзают одного, словно несчастный кусок мяса, до тех пор, пока он не лишается сил. Неспособный стоять на ногах — не говоря уже об оказании сопротивления — мужчина делает несколько нетвёрдых шагов, отступая, пока не врезается в стену. Он вскидывает подбородок, пересекаясь с холодными глазами напротив. Вопрос вырывается сам собой: — Кто ты на самом деле такой, ублюдок?! — Вопросы здесь задаём мы! — за спесивость его наказывают ударом ноги в живот; несколько пар рук, пригвоздив лишённое сил тело к стене, фиксируют его в одном положении. — Думаешь, тебе по силам дурить босса?! Кем ты себя возомнил?! — Меня о тебе не предупреждали… — игнорируя не вызывающих у него интереса пешек, обращается он к человеку перед собой. — Неужели ты из один доверенных лиц Ким Намджуна и всё это время ты просто дурил меня? Нет, за столько времени я бы это понял… Вытирая тыльной стороной ладони чужую кровь, размываемую каплями дождя по скуле и щеке, юноша окидывает человека перед собой бесцветным отрешённым взглядом. По глазам, глядящим сквозь, создаётся впечатление, словно он не думает в этот миг ни о чём, однако следующие слова опровергают это: — Говоришь, тебя обо мне не предупреждали… — он чуть хмурится. — Смею полагать, внедриться в Гукхва, чтобы выведать наши секреты, ты решил не сам — тебя надоумили на это. Не те ли самые, что предупредили о членах доверенного круга лиц, которых стоит остерегаться? Мужчина сглатывает, осознав, сколь много он выдал врагу одной невзначай брошенной фразой. Теперь у них есть все основания пытать его, пока он не выдаст всю правду. Так или иначе, он покойник — сохранит в тайне своего работодателя, его убьют на месте; выдаст, на кого работает — его убьют свои же за предательство. Остаётся надеяться на то, что он сумеет выторговать себе жизнь. В конце концов, заговаривать уши у него всегда выходило превосходно, может, ему ещё удастся обмануть всех и выйти сухим из воды? — Я готов всё рассказать, но не за просто так, — мужчина гадко усмехается, и прихвостни Намджуна, все как один, поражаются подобной наглости. — Ты не в том положении, чтобы ставить нам условия! — рычат возле уха, крепче надавливая на плечо. Мужчина, однако, не прекращает самозабвенно улыбаться, желая убедить всех, что у него есть туз в рукаве, которым он ещё может сыграть. В глазах же его читается напряжение — он изучает реакцию юноши напротив. Если его удастся обмануть… Тот вдруг усмехается. — Думаешь, что сможешь рассказать что-то, чего я ещё не знаю? — Если убьешь меня, тебе никогда не узнать, на кого я работаю и какие цели преследует мой работодатель на самом деле. — Кажется, я только что сказал, что и без тебя всё знаю, — хмыкает тот с едва уловимым раздражением. — Твое настоящее имя — Со Квандон из Синих Тигров. Готов поспорить, если раздеть тебя догола и хорошенько отмыть, мы увидим, как вода смывает хризантему, обнажая тигра. Слова, звучащие как древняя мудрая идиома или сравнение, взятое прямиком из поэмы, означают не более того, что ими сказано. В бандах татуировки являются знаком принадлежности: как тигр, раскрашенный в оттенки моря, указывает на принадлежность к банде Синих Тигров, так и закатную хризантему наносят на тело, когда тебя признают официальным членом Гукхва — банды, возглавляемой Ким Намджуном. — Я… Я могу сказать, где Синие Тигры держат весь украденный товар! Уверен, твой босс вознаградит тебя свыше положенного, если тебе удастся возвратить его товар! — запинаясь, восклицает мужчина, взирая с отчаянием, которое он всё ещё тщетно пытается скрыть за самоуверенной улыбкой. Мимо проносится машина, и свет фар скользит по лицам людей в переулке, выуживая их из тьмы ночи. — За идиота меня держишь? — с холодной усмешкой бросает юноша, и в глазах, на секунду освещаемых белоснежным светом, отражается едва сдерживаемый гнев. — Ты этого не знаешь. А если и знаешь — я уверен — товара там больше нет. Твой босс не настолько глуп, чтобы так рисковать: пока ты знаешь, где товар, это всегда можем узнать и мы, выведав у тебя под пытками. Уже понятнее? Мужчина сглатывает. На лице его, мрачном и мокром от теплого летнего дождя, отражается окончательное понимание того, в каком положении он находится. Он скрипит зубами: — Я могу это узнать! Я могу быть двойным агентом! Юноша с шумом выдыхает, проводя рукой по лицу. Он убирает мокрые пряди назад и с неприкрытой усталостью говорит: — Убейте его. — Что?!.. Нет, постой! — Уверены? — настороженно интересуется один из подручных. Очевидно, он не настолько доверяет этому юнцу, чтобы всерьез поверить, что допрос под пытками в самом деле ничего полезного не даст. — Да, — отрезает тот, метая гневный взгляд. — Сделайте так, чтобы его тело никогда не всплыло. — Ты!.. Ублюдок! Будь ты проклят, Пак Чимин! Я уничтожу тебя и всё, чем ты дорожишь! Тот самый юноша, которого столь отчаянно осыпают проклятьями, только грустно усмехается, гадая про себя, что же намеревается уничтожить Квандон, если нет ничего, чем он дорожит. В эту секунду, за шумом проливного дождя и криками отчаяния, на грани слышимости звучит характерный моделям Samsung рингтон. Чимин скорее чувствует, что ему кто-то звонит, нежели и впрямь слышит тихую мелодию. Он достаёт навороченный смартфон из кармана и, бегло просмотрев имя звонящего, принимает вызов и подносит мобильный к уху. Из динамика доносится одна короткая фраза: — В Монсемэри через час, — а следом — быстрые гудки. Очевидно, приказ. Чимин хмыкает, с шумом захлопывая раскладной телефон, прежде чем убрать в карман, и разворачивается, чтобы последовать в клуб Намджуна. На ходу он размышляет о том, что от его скромной персоны может быть надо Ким Сокджину — именно от него поступил звонок, — когда его окликает один из подручных членов банды: — Хённим! Вы уже уходите? Давайте я вас подвезу! Обернувшись на него через плечо, чтобы коротко кивнуть, Чимин бросает едва различимо за неумолкающими криками жертвы: — Спасибо. И хватит уже звать меня «хённим», говорю же: я младше тебя. — Извините! — мужчина кланяется, и в этот момент крик о пощаде гаснет, подобно затухающему огню свечи, когда Квандона точным ударом по затылку лишают сознания. — Я постараюсь больше не проявлять неучтивости с сонбэнимом! Осознав, что ему не удастся достучаться до этого твердолобого подчинённого в своём требовании опустить формальности, Пак тихонько вздыхает и машет ему рукой, веля следовать за собой. Когда они укрываются в салоне авто, их обдает теплом прогретой машины; двери закрываются, отрезая их от внешнего мира, шума дождя и проблеска редких безвкусных вывесок круглосуточных магазинов и злачных заведений. Подручный давит на газ, направляя машину прочь из переулка — в облитые светом улицы ночного Пусана. В дороге он изредка кидает взгляды на юношу, сидящего на соседнем сидении, что, уставившись перед собой, незаметно для себя терзает ногтями мелкую ранку на костяшках. На очередном брошенном якобы невзначай взгляде Чимин не выдерживает: — Хочешь что-то сказать — говори, Паксу. О своих словах ему приходится тотчас пожалеть. Подобно коварному демону, паранойя подкрадывается к нему и мажет по ушной раковине горячим шёпотом, поднимая из тёмных глубин самые большие страхи: Джи Паксу завидует ему, добившемуся в банде за один только месяц бóльших успехов, чем он за несколько лет; Джи Паксу гневается на него за амбиции и незнание собственного места в банде и её иерархии; Джи Паксу презирает его методы и самоуверенность, он не согласен с решением, вынесенным Чимином касаемо судьбы Со Квандона. С ранки начинает течь кровь. Джи Паксу говорит: — Спасибо вам за то, что отомстили за Джухо-хёна. Истина, как и всегда, оказывается сильно отлична от того, что шепчет ему на ухо собственный страх. Пак едва заметно выдыхает, перестав терзать палец; нервозность, подобная дождевой воде — такая же скользкая, посылающая по телу мурашки — сходит с него вместе с каплями. Пускай он и не согласен с тем, что заслуживает благодарность, Чимин кивает. Как бы то ни было, стоит быть честным с самим собой и признать, что его вклад в поиск убийцы Джухо по сути своей не больше, чем везение. Полиция, обнаружив татуировку хризантемы на теле найденного убитым Чхве Джухо, моментально догадалась, что здесь замешаны бандитские разборки — и взялась расследовать это дело без особого энтузиазма. Банда, ожидаемо, выдвинула своего человека вычислить и убить виновного в смерти Джухо, и по итогу эта роль была отведена Пак Чимину. Взявшись расплетать клубок из тысячи нитей, ведущих в никуда, он добился немалых успехов, но это была лишь верхушка айсберга. Чхве Джухо что-то расследовал в пределах банды — и весьма успешно, за что и был убит. Чимину удалось выяснить, что предмет расследований Джухо — кража их товара, дело, сплошь покрытое тайной. Концы вели в воду, и, раз Джухо «убрали», очевидно, те следы, по которым он вышел на виновных, уничтожены окончательно. Пак уже не верил, что ему удастся выяснить что-либо ещё. Тогда-то Со Квандон и напросился ему в помощники, тем самым оказав самому себе медвежью услугу. Он только путал Чимина своей помощью, чем немало раздражал. Паку было невдомёк, чего ради он это делает и — более того — что он делает это намеренно. Ища способ избавиться от Со Квандона, он пытался лишь убрать от себя подальше нерадивого помощника, но неосознанно вычислил главного виновника. Другими словами, всё это — одна сплошная случайность. Заслуги Чимина здесь нет, и не сказать, что он особо собой гордится. К сожалению, Паксу этого не объяснишь. — Я не приму эту благодарность, — говорит и сразу морщится, когда бусина воды с волос опадает на слипшиеся ресницы. Паксу неожиданно смеется, по-доброму улыбаясь: — Имеете в виду, чтобы я не говорил вам за это спасибо? Юнги-ним вас случайно не кусал на днях? Нет — к счастью, Мин Юнги он не видел больше половины месяца. И всё же, гложимый любопытством, Пак не может не поинтересоваться, чем навеяно это предположение. Прищурив один глаз, в который угождает влага, второй он настороженно скашивает на Паксу, интересуясь: — Причём здесь он? — Вы не знаете? Хённима легче убить, чем заставить принять благодарность. Чимин не выдерживает и протирает глаз. Странная черта, думает он — и ведь совершенно не вяжется с образом Юнги. Но Чимин больше не удивляется, слыша подобное об этом психе. Послушать бандитов Намджуна, так его правая рука некто вроде Робина Гуда — могущественный и смертоносный, но не лишённый благородства. Ежели спросить Чимина, он ответит, что всему виной склонность людей романтизировать жестокость, не более. В памяти, однако, как на зло, всплывает задание месячной давности, которое Мин ему поручил намеренно, чтобы поднять репутацию в банде. И всё же, пускай он и не отпетый мерзавец, но уж точно не благородный преступник, неотступный от своих идеалов — этот образ существует только потому, что Юнги является человеком расчётливым, планирующим каждое свое слово и действие так, чтобы все далеко идущие последствия играли ему на руку. — Может, он просто социопат? — нарушает Пак тишину неожиданным фырканьем. — Это бы многое объяснило. Паксу только посмеивается несмело, не решаясь открыто поддержать чью-либо сторону. Вскоре Чимин просит притормозить на подъезде к клубу и выбирается из машины, не забыв обменяться с Паксу прощаниями. Он смело ступает в рассадник похоти и пьянства, не удержавшись, однако, от того, чтобы нацепить на лицо брезгливое выражение. Дождливая погода играет ему на руку: только завидев его напрочь промокшую фигуру, все сотрясающие танцпол тела расступаются перед ним, открывая свободный путь к лестнице, ведущей на балконы. Как правило, за одним из тамошних столиков, расположенным вдали от цветомузыки и громких звуков, которые так же по каким-то причинам зовутся музыкой, любит собираться круг доверенных лиц босса. Раз Сокджин назначает встречу в Монсемэри, именно там его и следует искать. Вспомнив о том, что Паксу прервал его в тот самый момент, когда он гадал о мотивах Кима, Пак вновь возвращается к размышлениям. Дело, по которому его вызвали, скорее всего, относится к Со Квандону. Если бы Чимин не обратился за помощью к Киму, ему бы так и не удалось узнать, что Квандон действовал не самостоятельно, а от лица банды Синих Тигров. Вероятно, Сокджин, как причастное лицо, желает узнать результаты расследования — благо, Чимину есть, что сказать в своем отчёте. Приди Пак на поклон к Киму с пустыми руками и усомнись тот вдруг в компетентности подчинённого, его нельзя было бы обвинить в несправедливом суждении. Ступив с лестницы на гладкую поверхность чёрного пола, Чимин непроизвольно метает взгляд вправо, ища глазами знакомые лица, даже по прошествии месяца не вызывающие у него особого восторга. Окружающие дальний столик клубы сигаретного дыма, просвечиваемого вспышками пурпурного неона, постепенно рассеиваются, и Пак против воли сглатывает. Из всей четверки, носящей гордое звание «авторитетов» в Гукхва, курит только один — именно его-то и хотелось видеть меньше всего. Уже без прежней уверенности Чимин направляется к своим хённимам, собирая на себе их взгляды, один за другим, словно пущенные в него градом горящие стрелы. Лишь замерев у стола, ошеломляюще пустого в сравнении с тем зрелищем, что он представляет из себя обычно, Пак понимает, что явился поспешно — Сокджина здесь нет. — Вы только гляньте, кто соизволил почтить нас своим присутствием, — присвистывает Мин, завидев новоявленного. Хосок, в своих чёрных одеждах и пальто, накинутом на плечи, как никогда походящий на гангстеров тридцатых, салютует ему шляпой с дальнего угла стола. — Хватит, хённим, — журит Чон своего старшего. — Ты знаешь, что он здесь не по своей воле. Рад видеть, Чимин. Сокджин-ним подойдёт позже, можешь дождаться его здесь. Чимин склоняется в благодарном поклоне и отходит на несколько шагов, замирая неподалёку у стола. Руки сами собой складывается за спиной, а глаза врезаются в пол, на который, капля за каплей, с его волос и одежды стекает грязная дождевая вода. Вскоре у его ботинок образовывается лужа, достаточно большая, чтобы отразить нависающего над ней парня с бесцветным взглядом. Ритм сердца постепенно накладывается на громкие басы, идущие вибрацией по костям. Слепящие цветные вспышки находят отражение в водной глади, музыка вливается в тело бурным потоком, сбивающим с ног. Все чувства перегружаются, и Чимина охватывает до дрожи мерзкое ощущение, словно его силой окунают в воду. Вот почему он не любит клубы. — Эй, Хатико, — по телу бьёт крупная дрожь, когда на него без предупреждения кидают воняющий одеколоном пиджак. — Если что, тебе необязательно покорно ждать тут, ты можешь сесть с нами. Чимин стягивает с головы скользящую в руках вещь алого, как лепестки роз, цвета, поднимая ничего не выражающий взгляд на стоящего перед ним Тэхёна. — Я не посмею, — отвечает он, возвращая пиджак. Ким презрительно фыркает, убирая за ухо волнистую прядь волос, выбившуюся из пучка на затылке. — Вот поэтому я и не люблю иметь дело с щенками вроде тебя! — ворчит он, выхватывая пиджак, чтобы накинуть его обратно на мокрые волосы Чимина. — Такие, как ты, настолько привыкли страдать, что разучились принимать помощь и, что намного хуже того, благодарить за неё! Я сказал тебе сесть, так сядь и не выёбывайся! Тебе сложно, что ли? Хребет сломается, если хоть раз не будешь строить из себя мученика? Чимин метает оскорблённые взгляды в перерывах между яростным протиранием его волос. Не выдержав, он восклицает: — Я не строю из себя ничего. И я не щенок. — Да-да, — закончив с жестоким актом заботы, Тэхён хватает Пака за шиворот и толкает к столу, накидывая свой пиджак ему на плечи. — Садись. Чимин замирает на секунду, представ перед сложным выбором. Он может занять место рядом с Юнги, который скорее использует его как пепельницу, чем позволит спокойно сидеть рядом, или с Чонгуком, ребёнком, что облачён в чёрную кожу и пьёт молочный коктейль с до того убийственным видом, словно в стакане у него раскалённый свинец, который он употребляет на завтрак с хлопьями вместо молока. В конечном счёте из двух зол выбор падает на меньшее — Чимин занимает место рядом с Чоном и тотчас оказывается зажат с другой стороны Тэхёном. От подобного соседства он строит столь неприязненное выражение лица, что может сложится впечатление, будто именно Пак тот, кто делает здесь всем одолжение. Его настрой моментально выводит Тэхёна из себя: — Мне слово «спасибо» тебе на языке вырезать, чтобы ты научился быть благодарным?! — до его слуха доносятся фырканье товарищей, однако Ким с завидным упорством делает вид, что не слышит их. — Я милостиво протянул тебе свой пиджак, усадил с нами за один стол! Я ожидаю заслуженное: «Спасибо, хённим»! — С какого хрена мне звать тебя «хённим»? — язвит Чимин, намеренно не глядя в его сторону. — Может, с такого, что я старше тебя?! Чимин отвечает с деланным равнодушием: — Насколько я слышал, мы ровесники, значит, я могу оказаться старше. Тогда это тебе придётся звать меня хённимом. Тэхён криво усмехается: — А где доказательство, что ты старше? Чимин достаёт из внутреннего кармана куртки паспорт и с невозмутимым видом протягивает Киму свой главный аргумент в споре. Со скучающим выражением на лице он обводит стол глазами, ища что-то крепкое, но натыкается только на коктейли, пускай и алкогольные. Такое ему не по вкусу, поэтому остаётся только вздохнуть с разочарованием. Перед Юнги и вовсе одна лишь пепельница стоит, и сам собой возникает вопрос, не трезвенник ли он? С другой стороны, Пака уже ничего не способно удивить. — Ты родился третьего августа? Кроме этого, пожалуй. Чимин поднимает на Тэхёна недоумевающий взгляд и, увидев нешуточное сомнение на его лице, выхватывает паспорт из рук. В самом деле, в строке с датой рождения значится третье августа. Он несколько раз читает про себя эти цифры, словно ожидает, что в один момент они сложатся в другие, но ничего подобного конечно же не происходит. Дата остаётся той же. Всё это кажется более запутанным, если вспомнить, что Намджун имел полный доступ к его сумке и её содержимому. Он даже позаимствовал фотографию из его старых документов, так почему же дату указал неверную? Ким что, шутки ради назвал произвольное число? — Не понимаю… — бормочет Чимин. — Что не понимаешь? — уточняет Хосок, опираясь локтями на стол. — Здесь неправильная дата. Я родился тринадцатого октября. Ладно, третье число, это могла быть банальная опечатка, но почему август? Остальные недоумевающе переглядываются. — Чёрт, — Пак прячет паспорт, раздражённо вздыхая. — Мне нужна нормальная выпивка. Незачем разбираться с этим сейчас, он просто спросит о дате у Намджуна, как только этот трус соизволит наконец показаться на глаза. За этот месяц стойкое убеждение, что Ким умышленно держится от него подальше, не имея на руках ответов, которые не выдадут его тайны, только закрепилось. За четыре недели, что Чимин бегал по поручениям, поступающим от верхушки, ему ни разу не довелось увидеться с Мин Юнги лишь потому, что он всеми силами этой встречи избегал. Но Намджуна-то он не избегает. — Ты, кажется, хотел сходить себе за выпивкой, — безучастным тоном напоминает Юнги, отвлекая от размышлений. Более чем ясный посыл. Может, Тэхён и не против компании Пака, вот только к Юнги это явно не относится. Чимин приподнимается, стягивая с плеч промокший пиджак, и протягивает его владельцу, когда тот встаёт, чтобы освободить проход. Прежде, чем Пак отходит достаточно далеко, ему удается услышать неожиданное ворчание Тэхёна: — Зачем прогнал его? Ким падает на кожаное сидение дивана и подкладывает ладонь под щеку, глядя на Мина с укором. — Кто знает, может уже завтра наш узкий круг ожидает пополнение. Не думаю, что Сокджин-ним его вызвал сюда, чтобы хорошо провести вечер. Пора привыкать к его компании. — Привыкать? — в голосе Юнги слышится насмешка. — Пожалуй, воздержусь. Он пока ещё не входит в круг доверенных лиц Джуна, но вы уже ведёте себя так, будто это свершившийся факт. Более того, он даже не член банды. Хочет сидеть с нами за одним столом? Пускай добудет себе это право кровью. Звучит как бред, тем не менее, он прав — Чимин в самом деле является членом банды лишь формально. Пока что он ещё не вступил к ним официально и, грубо говоря, находится на испытательном сроке. Однако, как только срок подойдёт к концу, предполагается, что Чимину на кожу нанесут в огненно-розовых красках хризантему, впрочем, и этот момент на самом деле под вопросом. Согласно сделке, выплатив долг, он обретёт свободу от Намджуна и дел банды, но разве не станет татуировка символом того, что бремя бандита с ним на всю жизнь? Сплошные вопросы, и с каждым днём их становится всё больше, а Намджун пока не готов ответить ни на один. С кого в таком случае требовать ответов? С его правой руки, что ли? Нет уж, чёрта с два Чимин обратится к нему. Заметив его на подходе к барной стойке, уже знакомый пожилой бармен салютует стаканом с виски, что янтарной волной скользит по дну. Как часто то бывает, компания на этот вечер не заставляет себя ждать — только Пак опускается на сидение, принимая в дар источающий крепкий аромат напиток, как его окликают голосом сладким, но не без терпких ноток: — Господин До угощает настолько хорошей выпивкой только членов семьи Ким Намджуна, его близких друзей и тех, кто готов отвалить за это немалые деньги. На последнего ты не походишь, так кем же ты ему приходишься: дальним родственником или хорошим другом? Чимин вынужден хорошенько напрячь слух, чтобы быть способным разобрать сказанное в стоящем шуме. — Ни то, ни другое, ни третье, — отвечает он сдержанно, окидывая свою собеседницу хмурым взглядом. Девушка, заметив интерес к своей персоне, скалится в излишне добродушной улыбке. Одной рукой она небрежно убирает за ухо прядь обстриженных по плечи волос кричаще рыжего цвета, в другой же Чимин замечает такой же стакан виски, как и у него. Невольно он задаётся тем же вопросом, что и незнакомка. — В таком случае остается только одно, — выносит она вердикт. — Деловой партнер Ким Намджуна? — Это больше похоже на правду, — пожимает плечами Чимин, не разрывая зрительного контакта. — Значит, ты тоже? Рыжеволосая незнакомка кивает своему собеседнику с донельзя скорбным лицом — словно нет участи печальней, чем иметь общие дела с Намджуном, — и поднимает ему на встречу свой стакан. Пак незамедлительно отвечает; звук биения стекла о стекло тонет в громом ревущей музыке. Осушив половину напитка в несколько глотков, рыжеволосая опускает стакан на столешницу и обращает всё своё внимание на юношу перед собой. — Выглядишь противозаконно, — она тянется пальцами к его влажным чёрным прядям, но удерживает себя от вторжения в чужое личное пространство. — Есть планы на этот вечер? Этого следовало ожидать, однако Чимина, не привыкшего к женскому вниманию, столь откровенный вопрос заставляет в изумлении округлить глаза. В следующую секунду он цепляет на лицо маску невозмутимости и незаметно для себя отстраняется от собеседницы. — Я не строю планов с незнакомцами. — Ого, прямо-таки воплощение невинности. Прости, я излишне прямолинейна, не так ли? — не дожидаясь ответа, она весело говорит: — Признаю, водится за мной такой грешок. Мое имя Чу Ханбёль, могу ли я узнать твоё? Так и не найдя достойных причин оставить её без ответа, Чимин называет свое имя. Лисьи глаза Ханбёль загораются озорным блеском, и она откровенно пробует ритмичное и звонкое, словно бой барабана, имя на вкус: — Пак Чимин… Значит, планов с незнакомцами не строишь. Но теперь мы, можно сказать, знакомы. Смогу ли я удостоиться хотя бы твоего поцелуя? От неожиданности просьбы Пак мгновенно заливается румянцем, вдобавок к этому давится обжигающим горло напитком. Разразившись хриплым кашлем, он бьет себя по груди. Его одолевает чувство, словно он местный деликатес — сначала Тэхён с его пошлыми шутками, теперь Ханбёль. Как только ему удается прийти в себя, следует незамедлительный отказ: — Ну уж нет. Ханбёль дует пухлые губы: — Неужели это окончательный ответ? Мне казалось, каждый парень вроде тебя будет только рад, если его первый поцелуй будет украден столь ослепительной красавицей. А уверенности в себе ей не занимать. Что гораздо хуже, её опыт и наблюдательность позволяют с удивительной лёгкостью читать людей, иначе откуда ей знать, что доселе ему ни с кем не приходилось целоваться? К сожалению, пускай в словах Ханбёль есть доля правды, Чимин не торопится получить опыт первого поцелуя с этой лисицей. Непонятно, дело ли в том, что Пак, как она и сказала, воплощение невинности — всё же он надеется, что нет — или в том, что Чу Ханбёль просто не в его вкусе. Да и откуда ему это знать, если собственный вкус для него — непостижимая загадка? Всё же вкус — это предпочтения. Что может предпочесть человек, которого из раза в раз, год за годом, лишали права выбора? — Какой прок от того, чтобы целоваться с кем-то вроде меня? — решается задать столь волнующий его вопрос Чимин. — Чимини, — ласково зовёт Чу Ханбёль. — Разве от поцелуев должен быть прок? Ничего смешнее не слышала. Я вижу прелестного парня, я хочу поцеловать его прелестные губы, и я получаю свой поцелуй. В конце концов, если я не в твоем вкусе, однажды появится человек, который тебе приглянется, и, не имея опыта, ты можешь из страха опозориться так и не решиться на смелые поступки в отношении этого человека. Так почему бы не получить маленький урок поцелуев от нуны? Чимин остается непробиваем: — Благодарю нуну за желание научить меня, но я откажусь. Даже если однажды и появится человек, который ему приглянется, лучшее, что может сделать для него Пак — не приближаться к нему. Он слишком травмирован, чтобы вступать в отношения с другими людьми. Как смеет он мечтать об объятиях и ласке, если малейшее прикосновение вызывает у него дрожь в теле и непреодолимую жажду убийства, за которой скрывается страх снова испытать боль? — К твоему сведению, я баснословно богата. Отлично, теперь она пытается купить его. — Я похож на шлюху? — Между прочим, на секс тебя тут никто не разводит, — хмыкает Чу. — Я прошу об одном поцелуе, это не такая уж и большая жертва. Взамен куплю тебе всё, что только пожелаешь. Оружие? Машину? Квартиру? Не имеет значения. Конечно для неё это не имеет значения, но что насчёт него? Чимин хорошо выучил урок, что ничего не бывает в этой жизни бесплатно — за всё, так или иначе, приходится платить, на тех же, кто не имеют такой возможности, вешают долг. Ему достаточно тех долгов, что у него есть на данный момент. — Нет, — отрезает Пак. — Сомневаюсь, что один поцелуй стоит таких трат. Чу подмигивает: — Твой — стоит. Чимин кривится, вызывая задорный хохот. В миг сделав серьезное лицо, Ханбёль подаётся вперёд, понижая голос: — Ладно, чего ты хочешь? Если не машину и не квартиру, то что? Откровенно говоря, Чимин не намеревается всерьёз раздумывать над этим. Однако же мысли сами собой возвращаются к его необжитой комнатушке на восьмом этаже. Он работает на Намджуна месяц, и, как и было оговорено, каждая вона идёт в уплату долга. Чтобы хоть как-то себя прокормить, Чимин наловчился брать с тех денег, которыми прочие должники Кима пытаются временно откупиться, считанные проценты. К несчастью, взыскание долгов с тех, кому хватило глупости взять в кредит у Намджуна, ему поручают не каждый день. Едва ли этих денег хватает на то, чтобы один раз в день поесть и отдать вещи в прачечную, что тут говорить о дополнительных расходах. Ему до сих пор приходится спать на полу, и не передать словами, какие это муки для его израненного тела. Если уж что и просить за поцелуй… — Матрас. Ханбёль сперва поражённо выпучивает свои раскосые глаза, а потом разражается столь звонким и безудержным хохотом, что чуть не задыхается от смеха. Она усиленно бьёт ладонью по стойке, едва не сбивая с неё свой стакан, и, в конце концов, неизбежно падает с барного стула. Чимин порывается ей помочь, преисполнившись искренним беспокойством, однако рыжеволосая бестия справляется и без его помощи. Отряхнув платье, Чу усаживается на место с невозмутимым видом. — Не зная твоих обстоятельств, не возьмусь судить, насколько глупа эта просьба. Раз мы договорились, с тебя требуется только закрыть глаза и не сопротивляться. Закрыть глаза и не сопротивляться — легко сказать. Для такого человека, как он, которому жизненно важно контролировать ситуацию, сделать это равноценно тому, чтобы обречь себя на смерть. Однако же, как мантру повторяя про себя напоминание, чего ему это будет стоить, Чимин умудряется пересилить страх. Стоит ему сомкнуть веки, на затылок ложится тёплая ладонь, и тонкие пальцы с острыми ногтями зарываются во влажные, пропитанные дождевой водой пряди. Плечи сковывает напряжение, и Пак незаметно для себя пытается отстраниться. Его попытка сбежать веселит Ханбёль, и она смеется. В следующую секунду его губ касаются чужие. Прикосновение ощущается мягким и ненавязчивым, и не сказать, что оно будоражит или сколь-нибудь волнует. Но когда Ханбёль прихватывает его нижнюю губу своими, надавливая на затылок ладонью, Чимину понимает, что в этом есть нечто приятное. Он, однако, так и не решается ответить на поцелуй, и вскоре его обрывают. Чу отстраняется, тотчас складывая руки перед собой на столешнице, и испытывающе смотрит на Пака в ожидании его реакции. — Не так уж и страшно… — Страшно? — Ханбёль в удивлении выгибает свою прямую бровь дугой. — Почему это вообще должно быть страшно? — Неважно, — отмахивается Чимин и тянется к своему стакану. Когда он осушает его до дна и откладывает в сторону, на плечо ложится тяжелая ладонь, и сперва Пак думает, что это Ханбёль, однако в следующее мгновение слышит: — Прими мои извинения за опоздание, надеюсь, тебе не долго пришлось ждать. Чимин оборачивается и встречается взглядом с чёрными мягкими глазами Сокджина. В его очках отражаются разноцветные отблески огней, на губах — застывшая холодная улыбка. Мысленно Пак отмечает, насколько нетипично для себя одет Ким. Из всех доверенных лиц их босса он меньше всего переживает о своем внешнем виде, поэтому нередко его можно застать в безразмерных рубашках и толстовках, однако же сегодня узкую талию подчеркивает белоснежная рубашка, на широких, как крылья, плечах плотно сидит пиджак, шею тугим узлом обвивает галстук в тон глазам. Обведя его снизу вверх взглядом, Пак в изумлении вскидывает брови. — Я только что с официального мероприятия, — объясняет свой внешний вид Сокджин. — Сопровождал босса вместо Юнги. Иногда приходится подменять его, если случается такое, что у него нет настроения. — Что сказать… тебе стоит почаще подменять его, — присвистывает близ сидящая Ханбёль, пожирая Кима глазами. — Не знала бы я, какой ты аскет, затащила бы в постель. На секунду Чимину кажется, что обычно мягкий и теплый, как свет солнца, взгляд, которым одаряет Сокджин говорящую, становится холодным и бесцветным, словно поверхность зеркала. Однако наваждение исчезает, и вот Ким посылает рыжеволосой самую теплую улыбку из своего арсенала. — Ханбёль. Не скажу, что рад тебя видеть, иначе это будет наглой ложью. Гляжу, вы с Чимином уже познакомились. Смею надеяться, в этот раз тебе хватило приличия и ты не стала приставать. Сокджину несвойственна грубая и недоброжелательная манера поведения, поэтому Чимину мгновенно делается не по себе, словно вместо его хённима пред ним предстает его злобный близнец. — Я? К Чимини? — деланно удивляется Ханбёль в ответ на вопрос, словно не может поверить, что Сокджину вообще могла прийти такая мысль в голову. Чутье подсказывает Чимину, что лучше остаться верным своему боссу, коим Сокджин фактически является, и Пак раскрывает правду, таящуюся за притворством Чу: — Вообще-то да, приставала. Сокджин не выглядит удивлённым. Он с презрением фыркает и возвращает взгляд на Чимина: — Ты же ей не поддался? — Хуже: он продался, — с невинным видом отвечает Чу, возвращая должок. Рука Кима соскальзывает с плеча Пака и поднимается к высокой переносице. С бесслышным вздохом Сокджин спускает очки, чтобы её потереть, и говорит: — Без понятия, зачем я вообще спросил. Поднимайся, Чимин, у нас с тобой дела. Чимину не требуется повторять дважды: он по первой же команде подрывается с места и следует за Сокджином, не забыв попрощаться с новой претенциозной знакомой коротким поклоном. По правде говоря, он чувствует немалое облегчение, покинув компанию Ханбёль. Создаётся впечатление, что всё это время он находился в когтях тигра, а, может, даже и в острых, со стекающей по ним слюной, зубах. В душе Пак благодарит хённима за спасение и смотрит на его широкую спину, за которой так удобно прятаться от пьяных липнущих тел, уже не с опаской, а с чувством покоя. Словно он ребёнок, которого мать за ручку ведёт домой. Стоит ему осознать, какого рода мысли вертятся в голове, Чимин горько усмехается и с особой жестокостью, направленной больше на себя, чем на свои думы, гонит их прочь. Неоткуда ему знать о том, как ощущается тепло руки матери, её защита и любовь. Этого у него никогда не было, и мечтать о чём-то подобном для него сродни проявлению слабости. По ощущениям путь до лифта напоминает ему попытки выбраться из зыбучих песков. К счастью, в самом скором времени в паре с Кимом он покидает ночной клуб и ступает на ставший за это время не родным, но близким к этому седьмой этаж. Бездумно следуя за старшим коллегой, Пак не сразу осознает, что Сокджин направляется к одной из комнат, вход в которые защищается цифровым замком. В изумлении уставившись на то, как его спутник быстрыми, неуловимыми движениями вводит код, Чимин спрашивает: — Что за этой дверью? — Мой кабинет. Конечно же, чёрт возьми, это его кабинет. Вот и ещё один элемент пазла. На протяжении последних недель Чимин то и дело гадал, где пропадает Сокджин. Как правило, весь квартет крутится где-то в стенах этого здания, ни один из четверки не покидает базу надолго: Хосок и Тэхён проводят свои вечера в Монсемэри, выпивая и развлекаясь, Юнги изредка составляет им компанию, но чаще ошивается на седьмом этаже. Чонгук официально членом банды не является, потому его постоянное присутствие вовсе необязательно, но даже так его времяпрепровождение не является секретом: как и подобает школьнику, с понедельника по пятницу он прилежно посещает занятия. Ким Сокджин же, по-видимому, целыми днями сидит здесь. — А я всё гадал, что это за комната… — едва слышно бормочет Пак. — Мог просто спросить, — хмыкает Ким. — Я бы ответил. Как только дверь открывается, Чимин вытягивает шею, но натыкается на стоящую в помещении темень. Когда до него доходит смысл сказанного, Пак решает незамедлительно воспользоваться его советом: — А что тогда в другой комнате? Которая тоже на цифровом замке. — Кабинет босса, соответственно. Один из них, если быть точным, — Сокджин проходит внутрь, но свет включать не спешит. — Правда, он подумывает перенести его отсюда на восьмой в ближайшем году. Был уже на восьмом этаже? Чимин напрягается. Как бы этот невзначай заданный вопрос не оказался проверкой. Если Киму всё известно, и Пак сейчас ему соврёт, не обернётся ли это проблемами? Но ведь может статься и так, что он в самом деле поинтересовался без задней мысли, и честный ответ в этом случае будет некстати. — Там заперто, — находит выход из ситуации Пак — он не отвечает ни правдой, ни ложью, лишь констатирует известный всем факт. Ким усмехается, двигаясь вглубь темноты. — Об этом я не подумал. В следующую секунду Чимин слышит свойственное компьютерам еле слышимое гудение, и комнату в миг озаряют нежные цвета. Два огромных монитора неспешно проходят загрузки, предшествующие началу работы, системный блок загорается бледно-розовым светом — прозрачный, он позволяет разглядеть все его внутренние составляющие, — следом в тон ему загораются клавиатура, мышь и покоящиеся на столе наушники. Предположение об истинной роли, занимаемой Сокджином в банде, не заставляет себя ждать при этой картине. — Присаживайся, — Ким указывает на манящее громоздкое кресло. — Так ты хакер? — интересуется Пак, усаживаясь на предложенное место. По ощущениям, какова бы ни была цена этого кресла, оно её стоит. Мышцы вынужденно расслабляются, и усталость накатывает волной, стоит телу угодить в объятия кожаной поверхности сидения. Оценив впечатлённый вид собеседника, Сокджин усмехается: — Как по мне, это кресло лучше всех тронов этого мира. Отвечая на твой вопрос: да. Босс позволил мне остаться вовсе не за услуги менеджера и секретаря, я хакер, вирмейкер и в целом очень умный и опасный тип. — Опасный? Может, ты ещё и в розыске? — хмыкает Пак и в ответ получает только загадочную улыбку. — Да ну, может, у тебя ещё и имя ненастоящее? — Самое настоящее, — всерьёз отвечают на его шуточное предположение. — Пускай я и дал его себе сам. Впрочем, как мне помнится, я привёл тебя сюда вовсе не для разговоров обо мне. Конечно, мне всегда приятно поговорить о себе, но потехи оставим на потом, — Ким задорно хихикает, а в следующую секунду с тем же ласковым выражением лица интересуется: — Итак, Со Квандон мёртв. Это ты приказал отправить его на корм рыбам? — Ты сам сказал избавиться от него, если сочту нужным, хённим, — насторожившись, отвечает Чимин. Кажется, влияние Юнги сказалось на том, что ему в каждой улыбке теперь чудится угроза. — Ха-ха, я просто спросил, не в укор тебе. Я прекрасно помню, что я говорил, — отвечает Сокджин. Он снимает пиджак и, беззаботно швырнув его куда-то в сторону, опирается задом о стол. — Не удалось выяснить, насколько много известно Синим Тиграм? — Об этом можно не переживать: всей информацией, что у них была, они уже воспользовались, больше сюрпризов можно не ожидать. Ким определенно мрачнеет на этих словах, но это длится не более мгновения. Неожиданно этот разговор начинает казаться Чимину сплошным минным полем, и, к своему сожалению, он не имеет ни малейшего понятия, наступал ли уже на мину, и если да, то сколько раз и каков нанесенный ему ущерб. — Откуда ты так уверен? Ты мастер допросов под пытками? — строго спрашивает Ким, склонив голову на бок. Конечно же, в своих словах Чимин не может быть уверен на сто процентов: они не подтверждены и даже не получены им в ходе жестоких пыток. Он полагается в большинстве своем на логику. Стремясь избежать разбора своих ошибок, Пак переводит тему: — Меня больше волнует другое. Официально для всего преступного мира Ким Намджун продолжает дело своего отца и занимается кредитами, только его избранным клиентам, коих немного, известно о том, чем он промышляет на деле. Но они не могли обмолвиться об этом и словом — ведь утянут тем самым себя на дно вместе с боссом. Стоит полагать, в банде вновь роются кроты? Как вы будете их вычислять и что намерены делать с просочившейся информацией? Не обернётся ли это в дальнейшем катастрофой? — Хм… Мне нравится, в каком направлении ты мыслишь. Теперь я лучше понимаю, почему босс выдвинул твою кандидатуру. — О чём ты? Его глаза будто сияют своим собственным светом, когда Сокджин с холодной, не лишённой изысканности усмешкой говорит: — Босс намерен ввести тебя в круг своих доверенных лиц. Иными словами, сделать из тебя криминального авторитета. И мы здесь собрались именно поэтому.