***
— Да когда же эти лекции закончатся, они что, бесконечные? Ну вот, уже сам с собой разговариваю. Уже и похмелье прошло, и сонливость, и ночь. Идея встать пораньше перед экзаменом, вместо того чтобы всё выучить с вечера каждый раз оборачивалась против меня. Но почему-то каждый раз я ей верил. Пролистав мышкой в конец документа, я выделил всё и скинул на почту одногруппнику: «Распечатай таймс нью романом мелко и принеси на экзамен пж». И все проблемы как рукой сняло. Я достал старый, еле пашущий самсунг и поставил на зарядку. Открыл тяжёлый, постоянно вываливающийся ящик письменного стола, где у моего соседа-отличника должны были заваляться ножницы и какие-нибудь другие канцелярские приблуды. Если повезёт. Затем прошёл к шкафу. Честно, от шкафа там было одно название, потому что это был обыкновенный стеллаж, но единственным местом в комнате, куда можно было сложить одежду, являлся именно он. С нижней полки я вытащил древние грязные штаны, уже бывшие мне по длине как бриджи. Предусмотрительно взял их из дома, потому что в них были глубокие накладные карманы. Вдруг на столе зазвонил телефон. «Мама» — значилось на горящем мониторе в холодном утреннем свете. — Алло. — Привет, сынок. Как дела? — Нормально. На экзамен собираюсь. — Понятно. Позавтракал? — Н… да-а… — Спишь что-ли ещё? Хотелось бы. — Да нет, нет, — я постарался сделать бодрый голос и принялся бесцельно бродить по комнате. Разглядел настенный календарь, в котором дата не передвигалась с момента отъезда моего соседа. Кто вообще сейчас ими пользуется? — А я на дачу еду. Прибраться, грядки прополоть, — уставший голос на конце провода сопровождался громыханием электрички, — ты точно не голодаешь? — Точно-точно, — пробубнил я. — А с ребятами как? Друзей много у тебя? — Да-а… Просто супер. Я попытался вспомнить, ходил ли я куда-то с кем-то кроме Эмиля за этот год. Не получалось. — А экзамен? Готов? Всё выучил? — Ага, — я нагнулся, засовывая пятак в кроссовок, — мне препод думал вообще автомат поставить, но я решил не отрываться от коллектива. — Ну молодец. Может, и девушка у тебя появилась? — Да какие девушки, мам. Тут вздохнуть некогда, — коротко посмеялся я. В этом диалоге почему-то чувствовалось безразличие. Не знаю, как объяснить. Вроде тебя спрашивают о твоей жизни, звонят, интересуются. Неужели такое долгое послевкусие? — Ладно, пойду. Уже выходить пора, — добавил я, — тебе хорошей дороги. — Целую! Бросив трубку, я завалился в кровать, предвкушая ещё целый час спокойного сна, который пролетел как две минуты, потому что я проспал на полчаса и в конечном итоге опоздал. — А вот и наша староста! — ехидничал преподаватель. — И как вы с такой посещаемостью ей остаётесь? — Я работаю, — отрезал я. — Да ладно врать-то. Тяните билет. Вытянув билет, я сел за единственную свободную парту: прямо перед этим старым дедом, с которого уже сыпется песок. Мой одногруппник, выполнявший для меня функцию типографии, заботливо передал мне лекции через парту. Обидно, кстати, слушать от преподавателей такую чушь. Я действительно преподавал английский в детском центре. Оплата, правда, была больше пособием, но всё же лучше иметь какое-то дополнение к стипендии, на которую можно купить только верёвку и хозяйственное мыло. На табуретку уже надо брать микрозайм. Лёша, 2012 Софа мне так и не перезвонила. Я задремал на столе где-то на полчаса, а потом меня разбудили странные звуки под окнами. Сначала тихое шуршание, которое можно было даже не заметить в месте с цикадами и списать на мышей или соседского кота. Звуки становились громче. Затем что-то негромкое врезалось в оконное стекло. «Кому ж там не спиться?» — подумал я и, оторвав прилипшую к стулу задницу, приподнялся к окну и посмотрел вниз. Там стояла Софа. Заметив меня, жестом позвала к себе. Пришлось выходить медленно и тихо, дабы не разбудить бабушку. Бета Аркадьевна имела два священных занятия: огород и сон. Если кто-то отвлекал её от этих двух вещей, этому кому-то следовало бежать куда подальше. Хотя дверь в её спальню находилась в гостиной, так что она не должна была что-то слышать. Но всё равно скрип каждой половицы в гробовой тишине деревянного дома мог меня выдать. Когда я открыл дверь, Софа уже стояла на крыльце. — Что за фокусы? Как тебя родители отпустили ночью? — Ох, мне много есть, что рассказать! — воодушевлённо, задыхаясь от этого самого воодушевления, воскликнула Тарасова. — Что конкретно случилось за эти полчаса? — Ты прочитал мою рукопись? — Я первый спросил. — Я, кажется, обнаружила свою сверхспособность. — Ага, — кивнул я, сонно потирая глаза. — Теперь ты. Прочитал? — Нет. Замотался совсем. — Тогда бери, при мне прочтёшь и скажешь, как тебе. — Чёрт, а нельзя было сказать об этом когда я спускался? — Не подумала, — пожала плечами Софа, — давай быстрее, а то твоя бабушка проснётся.***
— Куда мы идём? — полусонный я непривычно медленно плёлся за Софой, которая втопила по улице спящих дач и бесхозных яблонь. — Честно говоря, не знаю, — промямлила подруга, — но мне всегда хотелось погулять ночью. Даже просто походить по улице. Посмотреть, каково это, когда все спят, а ты один в этой пустоте. — Ну ты б хоть предупредила, а то я толком не спал. — Да ладно. У тебя ещё два с половиной месяца чтобы отоспаться, — она загадочно глазела на меня, видимо выжидая, что я сам обо всём расспрошу. — Ну? Что ты там обнаружила? — Кажется, у меня какой-то дар убеждения. Или гипноз. — А подробнее? — скептически поинтересовался я. — Я зашла в дом. Думала, не разбужу родителей, а они сидели на столе на кухне. Сука, прикинь, в темноте! Меня отец за плечо схватил, я так заорала! — Ближе к делу, — перебил я, посмеиваясь. — Так вот, я начинаю выдумывать отмазку и в итоге несу полный бред. Что у меня телефон сел, что мы с вами гуляли и потерялись. — В целом правдоподобно, — сказал я, хотя если бы я пришёл домой посреди ночи, никто бы вопросов не задавал и, возможно, даже б не заметил, — как это доказывает… — А ты дальше слушай! Когда они начали спрашивать про Влада, я что-то поверила в себя и начала им заливать, что он уехал в лагерь на неделю. Сначала просто об этом сказала, а потом вошла во вкус: «Как вы вообще могли забыть? Вы же путёвку ему оплачивали весной!» — Хм-м, — меня больше расстроила эта новость. Я держал в голове слова Алисы о том, что владеющим способностями разума нельзя заниматься творчеством. — Смотри, недострой! — мы уже перешли поле и подбирались к реке, как Софа завидела вдалеке какое-то бетонное месиво, завешенное лесами. — Давай залезем? — Ты что, никогда про завод не слышала? Завод — ещё одно, а до недавнего момента единственное, жуткое место нашей деревни. Когда-то там собирали автомобили, а с девяностых он стоит брошенный. Сначала там прятались бандиты, барыги и бомжи, сейчас туда поставили ЧОПного пса в будке и загородили всё забором, потому что туда лазали ребята из старших компаний: паркурщики, неформалы, уличные художники и подобного рода персонажи. Даже из Москвы и Твери ездили специально. И естественно, такое место должно было быть окутано разного рода тайнами: кто-то говорил, что там девочка повесилась, кто-то рассказывал, что в подвале какая-то сатанинская секта, а на крыше якобы лежат трупы. Неизвестно чьи, неизвестно какие, но лежат. Естественно, я перестал верить этим байкам ещё лет в восемь, но так ни разу туда и не слазил. — Нет, а что там? — Обыкновенная заброшка. Просто все в округе про неё знают. — Давай залезем? Ты там был хоть раз? — Кстати, нет, — задумчиво ответил я и потихоньку начал просыпаться, — ну, погнали. Взяв подругу за руку, я перенёсся к забору. Сразу в здание, опираясь на предыдущий опыт, было бы опасно. — Где охрана? — прошептала Софа оглядывая здоровый трёхметровый бетонный забор. — С той стороны. Надо придумать как нам пробраться внутрь, — я стал расхаживать взад-вперёд, пребывая в раздумиях, — можно перелезть через забор… Или… Софа? Оглядевшись, я не увидел её рядом. В свете единственного тусклого фонаря я мог различить только собственную тень на длинной острой траве. — Софа? — повторил я громче. Я выбежал за угол и заметил, как моя подруга болтает с охранником. На секунду перепугался. Одноразовый успех во вранье родителям совершенно не показатель того, что она теперь может уболтать кого угодно. — Что ты несёшь? Никуда я вас не пущу, проваливайте! — пробурчал дядька с пивным пузом. От него пахло порошковым картофельным пюре и чаем. «Что и требовалось доказать», — подумал я и в ту же секунду, подняв глаза, заметил, как Софа переменилась в лице, выключила свою привычную задорность и монотонно, спокойно, как мантру, произнесла: — Присмотрись, нас тут нет. Затем я перевёл взгляд на охранника. Его руки, сжимающие дубинку, разжались, ослабели, и она полетела на землю. Глаза стали стеклянными, лицо успокоилось, брови поднялись, придавая грозному усатому охраннику невинно глупое выражение лица. Он приоткрыл рот, будучи готовым впитывать всё что угодно. — Ты забыл запереть ворота, поверни ключ ещё раз. Мужичок вытащил ключ из нагрудного кармана и вставил в висячий на воротах замок. Тот разомкнулся и бетонные глыбы отворились. — Спасибо, я что-то сегодня рассеянный. Софа с упоением наблюдала за своей маленькой пакостью, а когда проход остался открытым, сказала: — А сейчас ты очень хочешь спать. У себя дома. Охранник кивнул, развернулся и поплёлся к своей будке. Я замер, наблюдая за тем, как он действительно выключает свет, собирает вещи и уже закрывает помещение. — Офигеть, — пробубнил я. — А я говорила! — с грохочущим ликованием воскликнула Тарасова. — Пойдём! Завод оказался гораздо больше, чем я всю жизнь думал. Вполне закономерно, ведь я никогда не видел его вблизи. На улице валялись ржавые автомобильные запчасти и прочий металлолом, который, как мне кажется, не имеет никакого отношения к машиностроению. Вход в главный цех открылся после оглушающего лязга ржавых ворот, оставлявших за собой поднявшуюся пыль. Она заставила нас громко закашляться. Софа отряхнула свой обтягивающий тоненький сиреневый кардиган: — Знала бы, не одевалась так сегодня, — она сняла уже потрёпанную этим днём кофту и, смяв, убрала в свою сумку через плечо, оставшись в летнем платье в мелкий цветочек. — Никогда не пойму, вас, девчонок, — задумчиво сказал я, пока мы обхаживали пустой цех с потолком в метра четыре, — ты всегда так одеваешься, как будто мы на дискотеку собираемся. — Влад прав, тебе нужно идти на учителя, прям как моя математичка говоришь, — пробурчала подруга, аккуратно обходя обломки бетона на пыльном полу своими лакированными туфельками. — Ненавижу математику, — фыркнул я и посмеялся, — тебе самой-то удобно в этом ходить? — Нет, конечно! — раздражённо воскликнула Софа, вложив в этот возглас не столько громкости, сколько эмоций, а именно грусть, гнев и, мне показалось, даже обиду. Я слишком поздно подумал о том, что стоило не начинать этот разговор. Мне ведь было известно, какие у Тарасовых родители. Не исключено, что их бзики казались и одежды. Эта мысль как-то засела у меня в ту минуту. То, о чём я никогда не беспокоится — родительская гиперопека, — являлось ежедневной занозой в жизни моих друзей. Лучше бы молчал. Софа уловила неловкость этого разговора и сказала: — Ну что, будешь читать мою рукопись? — Точняк, — я начал рыскать глазами в поиске места присесть, — о, как удачно здесь лежит бетонный столб. Присев на него, я достал зелёную тетрадку, самую обыкновенную, на двадцать четыре листа, с тонкой прозрачной обложкой. Она изрядно потрепалась, но Софа не стала меня упрекать. Погрузившись в чтение, я начал первым делом улавливать литературный стиль Тарасовой. До сюжета добраться мне было тяжело, приходилось перечитывать по несколько раз. Я заметил, что Софья редко использует длинные предложения, в основном повествование шло незамысловато, гладко, словно кусок мяса, скользящий по масляной сковородке. «Краткость — сестра таланта», — подумал я до того, как добрался до непосредственного сюжета первой главы. И вдруг мне стало совершенно очевидно, почему предложения были настолько лёгкими. Что-то здесь было взято из Гарри Поттера, например, главная героиня, живущая в чулане, пока в остальном доме живут противные родственнички, описывать которых Софа не рвалась. На последний фильм, мы, кстати, ходили вместе с Тарасовыми, и Софья всячески отрицала эту серию книг, утверждая, что это полный бред. Дальше я увидел обрывки «Сумерек», хотя вообще-то любого подросткового фильма со всеми клише. Главный красавчик школы, заметивший серую мышку, сколько такого уже вышло? Признаться, от Софы я ожидал большего. Нет, конечно семиклассница не может писать так же, как гений классики, но я был уверен в том, что она способна на оригинальность. Возможно, кто-то предпочтёт проверенный путь в лице сборной литературной солянки из того, что уже когда-то сработало, чему-то новому, но, может быть, не совсем ясному, что может вызвать недоумения и споры. Однако Софа, как я думал, последний человек, который будет придерживаться шаблонов в творчестве. Это даже звучит бредово: «шаблоны» и «творчество». — Ну как тебе? — задыхаясь от нетерпения спросила подруга, как только мой взгляд перестал бегать с линии на линию и остановился. — Неплохо, — выпалил я не раздумывая. — Неплохо? — Да, вполне нормально, — пробубнил я, аккуратно откладывая тетрадь на бетон, будто бы она была покрашена или чем-то запачкана. — А вот хотелось бы поподробнее! — Слушай, давай на крышу заберёмся, мне интересно, что там, — я не стал ждать её ответа, просто пошёл дальше в поисках лестницы или чего-то похожего. — Нет, подожди! — Софа подорвалась, захватив тетрадку и торопилась за мной. Я спешил куда глаза глядят, лишь бы не отвечать на неудобные вопросы, отдавая себе отчёт в том, что это совершенно бессмысленно, потому что Тарасова будет клевать меня своими вопросами как дятел. Не сейчас, так потом. — Куда ты так рванул-то? — крикнула она, наконец догнав меня и схватив за запястье. В эту же секунду мы оказались на верхнем этаже. Это я понял, когда врезался взглядом в окно, из которого мелко было видно Волгу и обрывок Петровского. На этот раз обошлось без травм, но я подметил, что это перемещение было неосознанным. — Ого! — восхищённо разинула рот подруга, обхаживая большую комнату с окнами в пол, местами выбитыми. — А это что, Алиска? Я резко выпрямился, как струна. Заметив это, Софа спросила: — Ты чего? — Ничего. Где ты её увидела? — я спокойно подошёл к Тарасовой. Та указала на одно из окон. Внизу благодаря свету фонаря я разглядел знакомую рыжую макушку. А рядом с ней не очень знакомую и кудрявую. В руках у силуэтов было по банке пива, в зубах по сигарете. — Интересно, с кем это она? — выпалил я, снова не думая. — Не знаю, — пожала плечами Софа, — какая разница. Ты, кажется, на крышу хотел? Я помялся, думая, что ответить. Наверняка через несколько минут она вспомнит про свою рукопись и будет тюкать меня расспросами. К разговору я был не готов. — Знаешь, я что-то плохо себя чувствую, голова болит. — Чего это ты? — Не знаю. Давай по домам? — Ладно, — печально вздохнула Софа, — перенесёшь? Взявшись за руки, мы очутились у дома Тарасовых. Ранний летний рассвет, которого не было видно в тёмной заброшке, заставил меня поморщиться. — Если завтра всё нормально будет, пойдёшь со мной в больницу к Владу? — Ага, — спешно и бодро отчеканил я, затем вспомнил, что я прикидываюсь больным и слабо пробубнил, — спокойной ночи. А спешил я обратно, на верхний этаж брошенного завода. Растворившись в поле зрения Софы, я вернулся к тому самому окну. Затаившись у грязной и пыльном стены, окончательно похоронив эти джинсы, я стал слушать и подсматривать. В ночной тишине с четырёхметровой высоты было прекрасно слышно, о чём говорят Алиса и кто-то. — Дай зажигалку, пожалуйста. В ответ тишина, через секунду треск колёсика. — Ну что, куда поступать будешь? — добавила Герасимова. — Лис, — «Лиса» — с ударением на «и». Когда-то я уже слышал это прозвище, но не знал, о ком идёт речь, — ты правда хочешь об этом поговорить? — я узнал голос Киры, того самого хулигана, которого боялись все дети и проклинали все взрослые. Выглянув, я разглядел и его лицо. С прошлого лета он сильно изменился, будто бы стал больше, если не совсем шкафом. На кудрявой голове уменьшилось количество волос, пропала шевелюра, прикрывающая лоб. Остался аккуратный барашек цвета горького шоколада. — Это просто вопрос, — непривычно мягко для себя сказала Герасимова, — я-то тоже в Москву хочу. Круто, если вместе поступим. — Не знаю, я, может, ещё в десятый пойду, — Кира хлебнул пива и приобнял Герасимову. «Только не говорите мне, что они встречаются», — подумал я и тут же об этом пожалел, потому что парочка начала целоваться. Во мне вскипело что-то непонятное из злобы и зависти. Я, конечно, не ожидал, что Алиса начнёт со мной встречаться, но тем не менее, видеть с кем-то другим мне её не хотелось. Мне и так эта влюблённость удовольствия не приносила, а теперь я ещё и буду думать о том, что у неё есть парень. Я старался не смотреть на происходящее, но тем не менее, головы от окна не отрывал. Похожее ощущение происходит, когда ты смотришь кино с родителями и начинается постельная сцена: уйти не можешь, поэтому сидишь и разглядываешь занавески. Алиса и Кира прекратили. Это я понял по оранжевому огоньку внизу. Однако запах табака я почему-то почувствовал у себя за спиной. В этот момент всякая ревность отошла на второй план, потому что сейчас мне нужно было собрать волю в кулак и просто обернуться. — Не спится? — Шилов навис надо мной, сложив ладони на коленях. Он был в том же выглаженном костюме, с той же щетиной на приятном лице с серыми глазами.