RED ROOM

Небо вокруг меня было окрашено в темный пурпурный оттенок. Проглатывая собственные крики, я бежала глубже в эпицентр бури, отчаянно пытаясь убежать от того, что преследовало нас. В тот момент я не догадывалась, но тревога разливалась по всему телу, требуя, чтобы я бежала так быстро, как только могла. — Давай же! — окликнула я маленькую девочку, которая внезапно оказалась рядом со мной. Она выглядела испуганной. Ее каштановые локоны были спрятаны под грязным джемпером, она бежала босиком по гравию. Девочка захныкала, когда небо взревело, и отчаянно стала оглядываться по сторонам. Улицы были пусты, и я чувствовала себя так, словно мы были единственными людьми, оставшимися в мире. Однако маленькая девочка бежала недостаточно быстро, и нас могли легко поймать, если она не поторопится. — Ну же! — снова закричала я, протягивая руку, чтобы схватить ее. Она мгновенно отпрянула. — Я пытаюсь помочь тебе, нам нужно продолжать бежать! Девочка покачала головой. Я не могла понять, сколько ей было лет. Ее лицо выглядело зрелым. Глубокие карие глаза внимательно смотрели на меня, ее кожа была бледной и слегка грязной, а тело было слишком маленьким. Слишком худым. — Я не такая быстрая, как ты, — прошептала она, и по ее щекам потекли новые слезы. — Я так устала, и эти звуки пугают меня! Выругавшись себе под нос, я огляделась вокруг, убеждаясь, что вокруг никого нет, прежде чем остановилась и наклонилась так, чтобы мои глаза оказались на одном уровне с испуганным личиком маленькой девочки. — Ты храбрее, чем думаешь! Эти звуки не причинят тебе вреда. Она шмыгнула носом, вытирая его рукавом своего джемпера, и покачала головой, явно не убежденная моими словами. — Но самое плохое произошло в прошлый раз, когда небо злилось точно так же. Я наклонила голову в сторону девочки, не зная, что это значит. Я потянулась, чтобы взять ее за руки. Она вздохнула, когда я прикоснулась к ней, хотя и позволила мне взять ее маленькие ручки в свои. — Что «плохое»? — спросила я. Небо начинало становиться еще темнее, как будто подслушивало наш разговор. Малышка закрыла глаза и покачала головой. — Я не могу тебе рассказать, — прошептала она. — Не могу сказать. Я оглядывалась, жалея, что рядом нет другого взрослого, который мог бы помочь ей. У меня никогда не получалось ладить с детьми. — Ты можешь доверять мне, — пообещала я. — Что произошло во время шторма? Она так быстро замотала головой, что капюшон ее джемпера слетел. Ее каштановые волосы были длиной до плеч и жирными, как будто она не мыла их неделями. Судя по ее одежде, я боялась думать, что это было правдой. Мне было лишь интересно, где сейчас ее родители. — Я не могу тебе сказать, — повторила она. — Тебе нужно самой вспомнить. Я в замешательстве уставилась на маленькую девочку. Зачем мне это вспоминать? Как я могла вообще вспомнить, если это были ее воспоминания? Опустив взгляд на крошечные ручки маленькой девочки, я медленно повернула их в своих. Мои движения остановились, когда я заметила маленькую родинку возле ее большого пальца, точно в том же месте, где такая же была у меня. Невозможно… Я ахнула, мои глаза снова встретились с испуганной маленькой девочкой. На этот раз она была той, кто смотрел на меня с жалостью. Эмоция, которая была далеко за пределами ее возраста. — Ты должна вспомнить, — повторила она, убирая свою ладонь от моей и кладя ее мне на щеку. Прошло электричество, которое ударило по моей коже, заставляя мир вокруг нас закружиться. Внезапно мы оказались в облаках разбитых воспоминаний. Все продолжалось не более нескольких секунд, и я громко ахнула. Это было похоже на то, как будто все небо стало проекционным экраном, а я была в своем собственном фильме ужасов. Вокруг меня заплясали картинки с участием моих родителей, и я не могла увидеть ни одной, где маленькая София улыбалась. Плач, вопли и ругань гремели вокруг подобно грому, заставляя меня упасть на колени и закрыть уши руками. — Останови это, — взмолилась я. Она подняла голову и уставилась на воспоминания, сжав губы в тонкую линию. На ее лице читалось оцепенение. — Я не хочу это видеть. — Ты должна вспомнить. — Я не хочу вспоминать! — крикнула я, отказываясь поднимать глаза. — Я ушла от этого. Я не могу вернуться. Я не хочу ничего из этого вспоминать. Ее негромкий смех леденил душу. От этого у меня по спине пробежали мурашки. Мне показалось, что воспоминания вокруг стали внезапно громче, требуя, чтобы я услышала их. — Ты не двигаешься дальше. Тебе нужно исцелиться от этого, иначе твое прошлое вернется и будет преследовать тебя. — Я исцелена! — закричала я, сильнее прижимая ладони к ушам и жалея, что не могу заглушить звуки плача моей младшей версии. — Я излечилась от этого давным-давно. Рука маленькой девочки была похожа на кислоту, когда она коснулась моего плеча. Я отказывалась поднимать глаза, не желая украдкой заглядывать в свое прошлое. — Тебе нужно вспомнить, иначе ты сломаешь себя. Твой разум хрупок. Тебе нужно вспомнить, что произошло во время грозы.       Я резко очнулась от сна, хватая ртом воздух, как раз в тот момент, когда за стенами номера мотеля прогремел гром.       Что за ебанутый сон, спросила я у самой себя, крепко зажмуривая глаза. Я снова и снова повторяла себе, что это был лишь кошмар, прежде чем снова зарыться в подушке.       Мое сердце бешено колотилось, и я посмотрела на Гарри, радуясь, что он, казалось, все еще спал, несмотря на мое очень громкое пробуждение.       Я нервно сглотнула, когда дождь забарабанил по окну. Уже давно я не испытывала такого страха перед грозой и теперь проклинала этот дурацкий сон за то, что он снова заставил меня переживать.       Я выдохнула глоток воздуха, который даже не подозревала, что задерживаю в себе. Сон казался таким реальным. Было страшно от того, как разум мог представлять настолько разные сценарии. Я даже не узнала в этой маленькой девочке себя. Она выглядела как какая-нибудь бедная, грязная беспризорница.       Содержание сна было еще более странным. Тот факт, что она постоянно повторяла мне, что мне нужно вспомнить, выводил меня из себя, даже в уже сознательном состоянии. В глубине души я знала, что между тем, что она говорила, и настоящей жизнью было не слишком много связи, но это заставило меня задуматься, действительно ли во время грозы произошло что-то такое, что заставило меня так бояться.       От этих мыслей я нахмурилась. Нет, такого не могло быть. Я довольно быстро преодолела свой страх. Я уже давно исцелилась от травмы своего детства.       Вздохнув про себя, я вытянулась всем телом на маленьком пространстве, которое Гарри не занимал, и подавила стон. Ноющая боль со вчерашнего вечера медленно возвращалась, и я почти забыла, каким болезненным может оказаться хороший секс.       Прошлая ночь тоже была чем-то таким, о чем я не хотела думать. Я позволила Гарри спать рядом со мной в пост-оргазмическом состоянии, слишком захваченная безумным удовольствием, которое он мне доставил.       Я взглянула на его спящее тело, ненавидя себя за то, что восхищалась, каким по-настоящему ангельским он выглядел, пока мирно спал. Его лицо было прижато к подушке, рука подоткнута под нее, и он дышал уголком рта. Он напоминал мне искусство. Такой прекрасный хаос, что ты и не знаешь, куда именно смотреть.       На мгновение мне захотелось, чтобы покой, который исходил от него, пока он мирно спал, заменил ту энергию, которую он излучал все остальное время. Если бы это было так, то все стало бы намного проще. Мне бы не было так стыдно за то, что он меня так привлек. Я бы не стала расстраиваться из-за того, что мне понравилось то, чем мы занимались в ванной, и как он подошел ко мне прошлой ночью со своими нежными поцелуями и голодными губами. К несчастью для меня, это было не так. Гарри был глубоко неуравновешенным человеком, и мне пришлось смириться с тем фактом, что часть меня была очарована этим, а другая была настолько возбуждена, что с радостью приставила пистолет к своей голове. Гребаный пистолет.       Снаружи прогремел гром, заставляя меня подпрыгнуть. Я нахмурилась из-за своей непроизвольный реакции. Все еще я не думала всерьез о том сне, и не считала, что небо сердится на меня, как думала, когда была ребенком. Поэтому я не понимала, почему это вдруг испугало на меня. Тебе нужно вспомнить, что произошло во время грозы…       Голос маленькой девочки эхом отозвался в моей голове, и это заставило меня на секунду задуматься, не скрываю ли я что-то зловещее за своим страхом перед грозами. Хотя в этом я сомневалась. Если бы это было так, я бы не справилась…       Я покачала головой. Это было слишком глубоко, чтобы думать об этом первым делом с самого утра. Мне нужно было дать себе передышку, прежде чем я настолько погружусь в свои собственные мысли. Иначе это превратиться в бесконечную спираль мыслей.       Гарри пошевелился во сне, медленно просыпаясь. Я наблюдала за тем, как он заморгал и открыл глаза. Гарри был одним из тех людей, у которых было очень характерное утреннее выражение лица. Кожа вокруг его глаз была слегка припухлой, а губы имели более темный оттенок красного. Его волосы были растрепаны и торчали в разные стороны. Произведение искусства, подумала я про себя. Определенно, само искусство.       — Ты чего так рано встала? — спросил он, шаря по кровати в поисках своего телефона.       Экран ярко осветил его лицо, и он, прищурившись, посмотрел на время, прежде чем отбросил свой телефон обратно и вздохнул.       — Только 6 утра.       Я не была уверена, что ответить, но небольшой рывок, который я испытала, когда молния осветила комнату, выдал меня. Даже с головой, уткнувшейся в подушку, как у ребенка, и растрепанными волосами, Гарри все равно выглядел устрашающе, когда осмотрел меня, обвиняя во лжи своим взглядом.       — Думал, ты больше не боишься грозы, — его голос был низким и хриплым.       Услышав это, я закрыла глаза и глубоко вздохнула. Я приказала себе расслабиться, несмотря на то, что лежала в постели с мужчиной, которого едва знала, и на то, что мои страхи внезапно вернулись после странного сна.       — Приснился плохой сон, — честно призналась я. — Думаю, он немного расшатал мои нервы.       Гарри на мгновение замолчал.       — Иди сюда.       Я приоткрыла глаза, чтобы посмотреть на него, и нахмурила брови, когда поняла, что он приподнял одеяло, в которое был завернут, жестом приглашая меня подвинуться поближе.       — Эм… нет, все в порядке…       Он прикусил губу.       — Я помню, ты говорила, что не чувствовала себя защищенной во время грозы. Может, это поможет, — предположил он, пожимая плечами.       Я действительно не хотела прижиматься к Гарри. Мне казалось, что это еще больше усложнит ситуацию. Секс — это одно, но объятия после этого… Запретная зона. Честно говоря, я не думаю, что когда-либо по-настоящему обнималась раньше. От одной этой мысли у меня по коже пробежали мурашки.       Гарри заметил мое колебание и нахмурился. Он отбросил одеяло, и даже в темноты комнаты я увидела, как покраснели его щеки.       — Мы не будем говорить об этом, если тебе не хочется, — пробормотал он. — Но я не смогу заснуть, зная, что ты не спишь, а тебе это нужно. Ты выглядишь чертовски усталой.       Раскат грома, прорезавший небо, заставил меня снова подпрыгнуть, окончательно утвердив мое решение. Я вздохнула, придвигаясь ближе к Гарри. Поколебавшись, я прижалась головой к его обнаженной груди, удивленная тем, каким теплым он оказался.       Он слегка передвинулся, переворачиваясь на спину, и обнял меня рукой за талию. Мы лежали в тишине, небо грохотало от раскатов грома, а дождь все сильнее барабанил в окно. Мне было неприятно признавать, насколько тепло и… безопасно я чувствовала себя рядом с его телом.       Хотя молнии озаряли комнату каждые несколько минут, а гром требовал моего внимания своим сердитым ревом, я чувствовала, что расслабляюсь от прикосновения Гарри. Конечно, я знала, что погода на улице не причини мне вреда, что, каким бы ни был мой сон, за ним не стояло никакого существенного значения, но все равно ничего не могла поделать с нервами, которые последовали за ним. По крайней мере, в объятиях Гарри я ощущала, как сон угрожает вновь овладеть мной, пока я обретала покой в уюте его рук.       Я уткнулась головой ему в грудь, пытаясь найти наиболее удобное положение. Его рука крепче обхватила меня за талию, и я услышала, как он вздохнул. Я наблюдала, как его живот поднимался и опускался с каждым вздохом, восхищаясь тем, как бабочка на его животе тоже двигалась, почти как будто летала.       — Можно я кое-что спрошу? — прошептала я в тишину комнаты.       — Конечно, — почти мгновенно ответил Гарри.       Я сглотнула, мои глаза внезапно отяжелели, и я зевнула.       — Почему бабочка?       Я почувствовала, как тело Гарри напряглось от этого вопроса, и на секунду задумалась, не задела ли я его за живое. Только я собиралась сказать, чтобы он не отвечал, он прочистил горло.       — Мы… когда я был младше, у нас с семьей была оранжерея. Обычно летом прилетали бабочки. Они были моими любимыми насекомыми. Мне нравилось наблюдать, как они порхают в комнате.       Я кивнула, уткнувшись ему в грудь.       — Что ж, это… мило. Я бы не подумала о подобном.       — Мой отчим так не считал, — сказал он с усмешкой в голосе. Его рука на моей талии снова напряглась, и он сильнее прижал меня к своей груди. Я на автомате просунула свою ногу между его ног. — Однажды он разозлился на меня из-за… из-за чего-то незначительного. Вытащил меня в оранжерею и отрезал крылья каждой бабочке.       Господи, а я-то думала, что мои родители плохие. У меня возникло странное чувство жалости к Гарри. Как, должно быть, ужасно было ребенку стать свидетелем такого ужаса.       — Это… очень трагично, — пробормотала я, нахмурившись.       Я почувствовала, как Гарри пожал плечами.       — Сейчас мне на самом деле все равно… просто в детстве это действительно было очень травмирующим. Позже я узнал, что бабочки на самом деле не чувствуют боли, но не думаю, что им нравилось умирать, знаешь ли.       — Как бы то ни было, это не самый лучший способ чему-то научить ребенка.       — Точно, — фыркнул Гарри. — У него никогда не было проблем с воспитанием.       Я кивнула, уткнувшись ему в грудь, удивленная его открытостью.       — Значит, ты сделал татуировку, чтобы… доказать что-то своему отчиму?       Гарри был спокоен, как будто сам погрузился в раздумья.       — Я набил ее, потому что это единственная бабочка, к которой он никогда не сможет прикоснуться, как бы сильно ни старался.