RED ROOM

Harry.       В комнате царило странное ощущение спокойствия. Единственным звуком было отдаленное тиканье часов, сопровождаемое равномерным постукиванием моих пальцев по подлокотнику кожаного дивана.       Я не поддерживал зрительного контакта, мой взгляд был прикован к сертификатам в рамках на стенах, подчеркивающим великие достижения. Это было отвлекающим маневром, способом успокоиться, чтобы выдержать то, что мне предстояло.       Я не хотел здесь находиться, это заставляло мое сердце бешено колотиться, а ладони потеть. Мне не нравилось, что я не контролировал ситуацию, но понимал, что должен быть здесь. У меня не было выбора.       В последнее время мои мысли витали в самых разных местах, но нигде не было и близко к тому спокойствию, которого я жаждал. Вместо этого я делал все, что было нужно, чтобы отвлечься. В том числе и приехал сюда.       — Когда голоса зазвучали снова?       Ее голос был мягким, слишком мягким. Как будто она пыталась обезвредить бомбу одним лишь тоном своего голоска. Это раздражало меня. Я хрустнул костяшками пальцев и подавил вздох раздражения. Мой мозг гудел от слишком большого количества мыслей, за многие из которых я не мог ухватиться, потому что они убегали слишком быстро. На мгновение я закрыл глаза, и голоса вернулись.       Не говори ей.       Ей не нужно знать.       Она попытается остановить тебя.       Стиснув зубы, я перевел взгляд на женщину, с опаской разглядывая ее. Я не знал, могу ли доверять ей. В конце концов, она была незнакомкой, несмотря на то, что в ее должностные инструкции входило сохранять в секрете все, что я рассказывал. Она смотрела на меня, терпеливо ожидая ответа. Я не знал, что она уже успела узнать обо мне, но понимал, что этого было достаточно, если она уже знала о голосах.       Мне казалось, что это противоречит протоколу, с каких это пор им было позволено узнавать прошлое пациентов? С другой стороны, что я вообще знал в эти дни? Ничего я не знал.       Снова хрустнув костяшками пальцев, я на мгновение встретился с ней глазами, прежде чем мне пришлось отвести взгляд.       — Когда она ушла.       Женщина кивнула. Я чувствовал, что должен был из вежливости узнать ее имя, перестать называть ее женщиной, но мне действительно было плевать на любезности. Я хотел, чтобы она поставила диагноз. Хотел получить от нее направление на лечение, а потом уйти. Я не хотел, чтобы она узнавала меня получше. Мне не нужен был еще один человек, думающий, что сможет исправить меня, когда это невозможно.       У меня были дела, многие из которых заключались в завершении поиска Софии. У меня все еще не было ни малейшей зацепки о том, где одна была, а прошло уже чуть больше месяца. Мои пальцы сжали кожаный подлокотник, когда мысли об этом снова поселились в голове.       — И все стало хуже, чем было раньше?       Я хрустнул шеей.       — Хуже?       — Они стали появляться чаще, Гарри?       Мне не понравилось, как прозвучало мое имя в ее устах.       — Нет, — я покачал головой.       Да.       Она задумчиво кивнула, и я понял, что она мне не поверила. Должно быть, она хороша в своем деле, если смогла разглядеть мою ложь насквозь. Я поджала губы.       — И как ты справляешься с уходом Софии?       Я вздрогнул, обводя взглядом безвкусный кабинет.       — Вы говорите так, будто она не вернется, — натянуто ответил я. Мне это не понравилось. Всегда была надежда, что она вернется. Игра же еще не закончена. — Почему?       Глаза женщины прожигали меня насквозь, но я отказался встречаться с жалостью в ее взгляде. Этого стало бы достаточно, чтобы заставить меня сорваться, а я знал, что это никому не пойдет на пользу. Найл многое сделал, чтобы заставить меня прийти на этот прием, и я не думаю, что исчезновение моего нового терапевта решило бы какие-либо из моих проблем.       — Гарри… — начала она, прежде чем прочистить горло. — Думаю, нам следует углубиться в это еще немного. Почему у тебя есть предположение, что София вернется, ты говорил с ней?       Я провел языком по нижней губе, мои глаза следили за тикающей стрелкой часов, отсчитывающей проходящие секунды.       София. Моя София. Я много думал о ней. Больше чем о чем-либо другом. Я делал все это ради нее. Я получал помощь, в которой нуждался, чтобы стать лучшей версией самого себя, когда найду ее.       Игра слишком затянулась, а прошло чуть больше месяца с тех пор, как я видел ее в последний раз, и меня начинала беспокоить мысль о том, что с ней может случиться что-то плохое.       Я принимал одно плохое решение за другим. Первым было позволить ей покинуть квартиру, что привело к нападению. А вторым было начало этой игры. Наверное, это был мой способ наказать себя после того, что с ней случилось. Тот ужас в ее глазах, когда она очнулась в больнице, я видел каждую ночь перед тем, как закрыть глаза. Мой личный кошмар.       Сморгнув внезапное воспоминание, я прочистил горло.       — Это игра.       — Извини?       Я закатил глаза. Никто этого не понимал. Ни она, ни Найл, никто другой.       — Она не сбежала. Она вернется. Она просто до сих пор играет в нашу игру.       Мой психотерапевт нахмурилась, и на мгновение я задался вопросом, так ли безумно это прозвучало, как я себя почувствовал. Судя по коротким каракулям, которые она делала в своем блокноте, я бы предположил, что ответ был утвердительным.       — Нам многое предстоит обсудить, так что, возможно, мы начнем с Софии, поскольку, похоже, она была огромной частью твоей жизни. Могу я спросить, как ты думаешь, почему она ушла?       Я снова хрустнул костяшками пальцев и уставился на своего терапевта, пока ей самой не пришлось отвести взгляд.       — Почему она ушла? — повторил я ее слова.       Когда она кивнула, озадаченная улыбка тронула мои губы. Это был сложный вопрос. Найл специально сказал мне не упоминать ничего, связанного с работой, потому что эта женщина была всего лишь психотерапевтом. Она не была на моей стороне, на нашей стороне, на темной стороне — называйте это как хотите. Она была рядом только для того, чтобы выслушать, как я рассказываю о голосах в своей голове, выписать мне лекарство, необходимое, чтобы выжить, пока Софии не было рядом, и помочь мне обрести ясность, когда в голове настоящий беспорядок.       Я пожал плечами, поворачиваясь, чтобы посмотреть в окно. Этим утром улицы выглядели пустынными. Как жаль, что снаружи не было ничего, что могло бы отвлечь мой разум, пока мысли проносились мимо.       Скажи ей.       Зачем же врать об этом?       Она должна понимать, с чем имеет дело.       Я снова взглянул на женщину, поджав губы и наблюдая, как она что-то строчит в своем блокноте. Обложку покрывала оранжевая абстракция с черными завитками. Это была странная смесь, но выглядела она несколько гипнотически.       — Она не смогла справиться со мной. Моим образом жизни. Боль, через которую я заставил ее пройти, была слишком сильной.       Женщина кивнула, как будто мы к чему-то пришли. Едва ли. Это было не совсем ложью, но и правдой не было. Ничто из того, что я говорил, не имело смысла, но она все равно записала это.       — Давай еще немного углубимся? Ты сказал бы, что подвергся словесному-вербальному абьюзу, Гарри?       Я усмехнулся, моя кожа внезапно зачесалась при мысли о том, что я когда-нибудь принижу Софию до такой степени, что это будет классифицировано как вербальный абьюз. Снова хрустнув шеей, я еле сдержался, чтобы не рассмеяться над женщиной.       — Ни в коем случае, — пробормотал я, еще раз покачав головой. Я положил раскрытую ладонь на колено, чувствуя дрожь собственной ноги под ней. — Ей не нравилась моя работа и то, какие проблемы с безопасностью она приносит.       Это не та причина, по которой она ушла.       Мы прогнали ее не из-за этого.       Ложь, ложь, ложь, ложь.       Мы прогнали ее, потому что она пострадала из-за нас.       Я сглотнул, пока она продолжила писать, чувствуя себя так, словно она могла прочитать мои мысли и собиралась сказать мне, каким ужасным человеком я был.       Однако вместо этого она только снова кивнула, а вид у нее стал еще более монотонным, чем до этого. Это раздражало меня. Предполагалось, что ее работа заключалась в том, чтобы сопереживать, разве нет?        — А в чем заключается твоя работа?       Скажи ей.       Не говори ей.       Скажи ей.       Не говори.       Скажи.       Скажи.       Не…       СКАЖИ ЕЙ!       — Я зарабатываю на жизнь тем, что убиваю плохих людей.       Во время письма женщина подняла голову, и я увидел в ее взгляде смешанные эмоции. Немного страха, немного недоверия.       Она смотрела на меня в общей сложности двенадцать секунд, прежде чем откашлялась, положила блокнот на колени и снова подняла взгляд.       — Что ты имеешь в виду, Гарри?       Моя нога подпрыгнула, когда я уставился на нее.       — Это реально вопрос? Вы хотите узнать подробности?       Я видел, как она заметно сглотнула, ее глаза метнулись за мою голову, уверен, в поисках тревожной кнопки. Заходя, я не заметил ни одной. Интересно, где они располагались?       — Единственная причина, по которой я спрашиваю, Гарри, это то, что… если ты будешь слишком честен сейчас, мне, возможно, придется связаться с органами, ты же понимаешь?       Найл убьет меня.       Молодец, теперь нас посадят.       Расскажи ей все. Запугай ее. Скажи, скажи, скажи.       Мои пальцы снова забарабанили по кожаному сиденью. Перед глазами мелькали образы Софии каждый раз, когда они ненадолго закрывались. Это все было ради нее. Это наказание было ради нее. Я заслуживал этого за те акты насилия, которые совершал, за тот ущерб, который причинил Софии.       Проглотив остатки нервозности, которые у меня были, я посмотрел своему психотерапевту прямо в глаза. Это было моим наказанием.       — Знаю. Можно начну с самого начала?