RED ROOM

Harry.       Десятки глаз уставились на меня в ответ, их взгляды ощущались как соткни иголок на коже. Так много разных оттенков всех возможных цветов, но все же ни один из них не был похож на те грустные и карие.       Я поджал губу, осматриваясь, но не увидел ни малейшего сходства с Софией. Моей Софией. Может быть, мне и не следовало бы заниматься этим в такой напряженной обстановке, но мой разум не успокаивался. С тех пор как я увидел эту женщину, мой разум никогда не позволял мне забыть ее лицо. Оно было запечатлено в моем мозгу.       Отвернувшись, прежде чем я успел еще больше разволноваться, я уставился на свои руки. Мои больше пальцы гонялись друг за другом, пока адвокат противоположной стороны выплясывал, вдалбливая присяжным всякие замысловатые слова о том, какой я плохой человек, что мои преступления бесчеловечны и я заслуживаю наказания.       Я хрустнул костяшками пальцев, когда слова полились из его уст, рисуя присяжным мрачную картинку.       Мужчина, представляющий меня, заерзал на своем месте, как ребенок, которому наскучила игра. Может быть, он знал что-то, чего не знал я, но блеск его ледяных голубых глаз ни с чем нельзя было спутать. Дело было в том, что его накрахмаленный костюм, вероятно, стоил больше, чем зарабатывал за год судья, но, присмотревшись повнимательнее, можно было увидеть грязные разномастные татуировки, выглядывающие из-под воротника.       Поймав мой взгляд, его губы изогнулись в дьявольской усмешке, напомнив мне о великой силе, которую он держал в своих кулаках. Я чувствовал, как это накатывает ударными волнами по вновь образовавшимся синякам на моей коже и сломанному ребру, из-за которого было трудно дышать.       Мы этого заслужили.       Следовало дать отпор.       Не надо было ничего рассказывать.       Идиот, идиот, идиот.       Я самым ужасным образом понимал ответственность за свои действия и знал, что худшее еще впереди. Уверен, мне снова сломают ребра, как только появятся первые признаки заживления. Я сглотнул при этой мысли, но поднял глаза, зная, что заслужил любое наказание, которое должно было обрушиться на меня за причиненный ущерб.        Звук, с которым судья прочистил горло, эхом разнесся по залу суда. Все взгляды устремились на него.       — Мистер Томлинсон, мне стоит напоминать вам, что это зал суда, а не игровая площадка?       Луи остановился на середине своих движений, подняв взгляд на судью. Последовало тяжелое молчание, в котором, как я знал, Луи боролся со своим альтер-эго за то, чтобы не выпалить судье то, что он может засунуть свои слова себе в задницу.       — Приношу свои извинения, — произнес Луи, но в его голосе не было ни капли раскаяния. Он разгладил галстук, а на его губах появилась хитрая улыбка. — Прошу, продолжайте, мистер Уилсон.       Поджав губы, адвокат приложил руку к груди, с подозрением глядя на Луи. Несмотря на то, что Дэвид Уилсон был юристом, невозможно было не заметить нерешительность, появившуюся на его лице, когда он встретился взглядом с Лу.       Луи не был юристом. Это знал я, это знал и он сам. Уверен, в глубине души и судья знал, что все сертификаты и квалификации, которые предоставлял Луи, были поддельными. В системе правосудия не было настоящей справедливости. Подобные вещи оставались незамеченными, такие люди, как Луи Томлинсон, манипулировали иерархией закона, а таким людям, как я, сходили с рук убийства.       — Больше ничего, ваша честь, — сказал мистер Уилсон, покачав головой. Он прошел через зал суда обратно к своему месту, прежде чем судья заговорил снова.       — Прошу, мистер Томлинсон, — хрипло пробормотал судья. Крупный мужчина кивнул в нашу сторону, его взгляд уже выражал предвзятость.       Луи не обменялся со мной ни единым взглядом, когда встал, тихо отодвинув стул. У него всегда прекрасно получалось двигаться бесшумно. Он был похож на призрака.       Он поддерживал зрительный контакт с присяжными, пока расхаживал по залу, проводя пальцами по темному кленовому дереву скамьи.       — Я думаю, ясно, что мой клиент в определенной степени невиновен, — Луи говорил четко, уверенно и громко. — Учитывая показания свидетелей, вряд ли существует причина, о которой говорит мистер Уилсон.       Луи продолжал, не глядя на меня, хотя слова рикошетом слетали с его языка и, казалось, вонзались мне в сердце.       — Ребекка была ни кем иным, как психически неуравновешенным человеком.       — Протестую. Это лишь домыслы, ваша честь, — пробормотал мистер Уилсон, вставая. Мне пришлось сдержать дрожь от скрежета его стула об кафель.       Судья прочистил горло, уставившись на Луи. За пределами этих стен, Лу щелкнул бы пальцами, и этот мистер Уилсон был бы лишен возможности даже дышать с нами одним воздухом. Но вместо этого Томлинсон опустил взгляд на свои ноги, а с его губ сорвался тихий смешок, прежде чем он поднял глаза на судью.       — У вас есть доказательства этого, мистер Томлинсон?       С тех пор все повторялось по кругу, перекрестный допрос. Казалось, это продолжалось вечно, а у меня из ушей уже почти начинала течь кровь, когда я слушал рассказы о Ребекке и смотрел, как люди подходят к стенду на непослушных ногах.       Они выглядели нервными, когда их взгляды метались между мной и Луи, очень хорошо понимая, что их слова могут поменять исход собственной жизни. Я хотел бы признаться в том, что сделал, но если бы я так поступил, я бы никогда больше не увидел дневного света. Я был эгоистом. Как бы сильно я ни жаждал быть наказанным таким образом, который, по моему мнению, доставил бы удовольствие Софии, я не мог позволить себе отсутствовать так долго. Не мог. И не стал бы.       Я совершил ошибку, начав рассказ о Ребекке во время разговора с психотерапевтом. Этого было достаточно, чтобы представить всю информацию правоохранительным органам, и стало причиной, по которой Луи собственноручно сломал мне ребра. Он был зол, но не настолько, чтобы остановить мой пульс. Должен ли я был чувствовать себя счастливчиком из-за этого?       Несмотря на то, что я сказал своему терапевту, что зарабатываю на жизнь убийством плохих людей, я не стал вдаваться в подробности того, что имел в виду под этим. Я не смог бы этого сделать, даже если бы захотел. Это было слишком тесно связано с Луи, Найлом и Софией. Я бы не позволил, чтобы кто-то еще был наказан за то, что совершал я.       Мои ладони вспотели, когда Луи заговорил. Ложь витала в воздухе, как волна жары знойным летом.       — Преступления, в которых признался Гарри, являются плодом его воображения. Мой клиент страдает биполярным расстройством, которое приводит к частым галлюцинациям. Нет никаких доказательств этих преступлений. Однако есть доказательства того, что Ребекка Андерсон страдала психозом, вызванным употреблением тяжелых наркотиков.       Я постукивал пальцами по колену, избегая зрительного контакта, который, казалось, все отчаянно хотели установить со мной.       Луи лгал. Он должен был делать это. Я бы заметил, если бы она принимала наркотики. Это бы многое изменило. Мое колено подпрыгивало, пока мысли неслись вскачь. Он лгал. Он лгал. Лгал. И должен был лгать. Я бы, конечно, заметил.       Я с трудом сглотнул и переключил свое внимание на кое-что другое. Найл сидел среди присяжных, выглядя так непохоже на себя обычного в черной рубашке и мешковатых джинсах. Он едва взглянул на меня, хотя я ощутил, как жар его гнева проник сквозь мою кожу, когда ледяные глаза посмотрели в мою сторону.       Я разочаровал его. Разозлил его. Предал. Он заплатил за то, чтобы попасть на трибуну присяжных, вместе с парочкой других людей, чтобы повлиять на общее голосование. Часть меня желала, чтобы его там не было. Может быть, тогда я бы действительно получил заслуженное наказание.       Другая часть меня задавалась вопросом, был ли Луи прав, а бо́льшая часть, самая глупая часть меня, желала, чтобы он был прав. Хотел бы я, чтобы у меня были галлюцинации обо всех преступлениях, которые я совершил, и чтобы все, что я видел в своих кошмарах, было всего лишь частью моего яркого воображения, а не тем, что я сотворил на самом деле.       Нет, ты просто сумасшедший.       Это психология.       Сумасшедший.       Сумасшедший.       Гребаный псих.       Я покачал головой, чувствуя себя все более безумным. Я почувствовал, как у меня задергался глаз, когда слово сумасшедший выскочило у меня в голове, и мне пришлось прикусить язык, чтобы удержаться от того, чтобы не произнести что-нибудь вслух.       Время, казалось, быстро перемоталось вперед, пока Луи и адвокат противположной стороны спорили друг с другом, прежде чем присяжные вынесли свое решение.              Я чувствовал оцепенение, сидя там, вынужденный заново переживать бесчисленные истории свидетелей, хоя единственная разница заключалась в том, что каждый свидетель излагал выдуманные истории, большинство из которых было в мою пользу. Томлинсон был страшным человеком, и он предпочел бы подделать улики, подкупить свидетелей и выиграть дело, чем проиграть и посадить одного из своих за решетку. Однако, несмотря на это, ничего не мешало картинкам тех реальных воспоминаний появляться перед моими глазами во время их разговоров.       — Перестань ерзать, ладно? — пробормотал мне Луи, как только присяжные скрылись за дверью. Я наблюдал, как голова Найла покачивалась между остальными, смешиваясь с толпой незнакомцев, как будто он принадлежал к мирской части общества.       — Ты ужасно спокоен, — отметил я, поморщившись, когда попытался подвинуться вперед на своем стуле. С тугими наручниками на запястьях и сломанными ребрами двигаться было почти мучительно.       — Только виновные нервничают, — прямо ответил Луи, бросив на меня мимолетный взгляд, когда комната опустела.       Слева от нас стоял вооруженный охранник, и мне показалось, что его глаза пытаются прожечь мне голову.       Не в силах остановиться, я посмотрел ему в глаза, мои губы сжались в ровную линию, когда я уставился на него.       Один.       Два.       Три…       И все. Глаза охранника опустились, встречаясь с полом. В другой ситуации я бы ухмыльнулся, почувствовав прилив сил, но вместо этого подкатил глаза и взглянул на Луи, который уже пристально смотрел на меня.       — Осторожнее, Гарольд, — пробормотал он. — Ты выглядишь совершенно безумным, когда так смотришь.       — Не думаю, что присяжные смогут использовать это против меня, — ответил я, сжимая руки так, что костяшки пальцев побелели.       Челюсть Луи напряглась, когда он откинулся на спинку стула. Его рука потерла подбородок, и он уставился в сторону двойных дверей, за которыми скрывалась моя судьба.       — Не смогут, — медленно согласился он, кивая. Темно-синие глаза метнулись обратно ко мне, в них сверкнуло раздражение. — Но мы не должны быть в таком положении.       — Найл сказал мне обратиться к психотерапевту, — пробормотал я себе под нос, стараясь говорить как можно тише.       — Найл не знает, что для него лучше, — пробормотал Луи. — Мы играем в игру контроля, Гарри. Пока я могу только нарушать закон.       — Я тебя не просил.       — И все же мы здесь.       После этого я закрыл рот, зная, что спорить с Луи бессмысленно. Сделав глубокий вдох, я позволил своему разуму задуматься.       Воспоминания вспыхивали каждый раз, когда я моргал, а образы Софии просачивались сквозь них. Я подумал о ее улыбке. Той редкой улыбке, которую я встречал от нее за время, проведенное вместе. Думал о том, каково это — обнимать ее, и о том, что заставляло меня чувствовать ее прикосновение.       Я заставил себя сосредоточиться на том, как она выглядела на той больничной койке, как бы мне ни было больно это делать. Подумал о ее синяках, о боли, которая отражалась на ее лице, когда она двигалась, и о страхе, с которым она смотрела на меня.       Полностью зажмурив глаза, я думал только об этом, сжимая их до тех пор, пока не увидел ничего, кроме темноты больничной палаты, будто оказавшись там снова и переживая последний момент, который у меня был с ней.       С тех пор я ее не видел. Она оказалась прекрасным игроком в прятки, но, возможно, только из-за того, что на меня надели наручники. Забавно, как быстро может назначиться дата суда, не так ли? У меня, наверное, было недостаточно времени перевести дух до того, как наступил сегодняшний день, хотя, полагаю, жаловаться следовало не мне.       Я сам поставил себя в такую ситуацию, сам позволил словам Софии, которая требовала, чтобы я с кем-нибудь встретился, просочиться в мой мозг. Я знал, что терапия была не хорошей идеей, но когда эта идея исходила из уст кого-то вроде Софии, было трудно сказать «нет».       В тот момент, когда Найл повторил эту идею терапии, мой мозг стал работать с перебоями, и я неохотно согласился. Во многих отношениях это был слишком эгоистичный поступок. Конечно, я делал это, чтобы стать лучше, но еще и для того, чтобы в тот момент, когда я найду Софию и эта игра в прятки закончится, я стал бы лучшей версией себя.       Я сглотнул, когда мой взгляд метнулся обратно туда, где сейчас скрывались присяжные. Моя судьба скоро должна была решиться, а я не был уверен, как относиться к возможности оказаться в тюрьме. Честно говоря, я даже не был уверен, что знаю, каким хотел бы видеть результат сегодняшнего дня. Безумие, которое было заперто в моем мозгу, казалось таким, как будто я не сделал ничего плохого, что я был невиновен.       Логическая часть меня почувствовала тяжесть в животе, осознавая, что к таким делам не относятся легкомысленно и наказание должно быть суровым.       Прежде чем я осознал это и прежде чем у меня появился шанс обдумать все это с другой стороны, присяжные вернулись, и я поднялся на ноги, чтобы услышать вердикт. Мое сердце бешено колотилось в груди от напряжения. Я бы, конечно, поспорил, что я не монстр, потому что у меня все-таки есть сердце, но это было бы похоже на шутку, над которой никто бы не засмеялся.       Луи высоко держал голову, уверенный, что вердикт будет в нашу пользу. Я хотел бы обладать его уверенностью, может быть, тогда я бы не испытывал всевозможных смешанных эмоций из-за того, что я сделал, но на самом деле замирающее чувство того, что я всего лишь монстр, было живым и реальным.       — Присяжные пришли к какому-нибудь решению? — спросил судья, когда один из членов жюри подошел к нему.       Суетливый мужчина взглянул на нас, прежде чем снова повернуться к судье.       — Да, ваша честь.       Я посмотрел на Найла, надеясь прочесть на его лице ответ, но его взгляд был пустым, губы сжаты в прямую линию, и он смотрел прямо перед собой, как будто не знал меня. Я перевел дыхание, зная, что это не к добру.       Маленький конверт, в котором хранилось мое будущее, был передан между охранниками, прежде чем попал в руки судьи. Он не торопился зачитывать его, пробегая глазами по напечатанным словам. Его губы поджались, а мое сердце упало. Я не мог разглядеть выражение его лица. Не мог понять, был ли он разочарован результатом или просто глубоко задумался. Мои мысли были слишком рассеяны, чтобы сосредоточиться, сердце стучало слишком громко, чтобы обратить внимание на что-то другое, кроме того, как нечеловечески быстро все происходило.       — Гарри Стайлс, — медленно, растягивая слова, произнес судья, уставившись на страницу. Он поднял глаза, чтобы встретиться со мной взглядом, и его тусклые глаза прожигали меня насквозь.       Я не знал, сделал ли он паузу для драматического эффекта или просто медлил, но в любом случае у меня мурашки пробежали по коже от предвкушения. Я ненавидел ощущение неизвестности, ощущение абсолютного контроля, находящегося в руках другого человека. Думаю, я скорее предпочел бы, чтобы мне ломали кости снова и снова.       Сделав еще один большой и довольно ненужный вдох, судья уставился на меня с таким сильным дискомфортом, что у меня кровь застыла в жилах.       — Присяжные признают подсудимого виновным в убийстве по неосторожности. Из-за ваших действий по предоставлению мисс Ребекке Андерсон огнестрельного оружия, который в конечном счете оборвали ее жизнь, вы признаны виновным.       В тишине зала суда было слышно, как ногти Луи скребут по столу. Я моргнул. Сглотнул. Застыл.       Кровь в моем теле, вполне возможно, превратилась в лед, потому что я перестал ее ощущать. Мое тело онемело, и я никак не реагировал, а просто пялился.       Судья снова прочистил горло из-за отсутствия моего ответа.       — После оглашения вердикта мы переходим к этапу вынесения наказания. Сегодня этого не произойдет, так как нам нужно подготовиться. Я ожидаю, что мы закончим к концу следующей недели.       Последующие мгновения прошли как в тумане. Все, что я помню, — это громкий голос Луи и боль в ребрах, когда меня выводили из зала суда.       Я ни разу не подумал о том, каким будет мое будущее в тюремной камере, вместо этого мой разум охватила паника при мысли о том, как долго я буду отсутствовать. Хреново, конечно, но единственное, что я видел перед собой была София. Мой разум бушевал при мысли о том, что я так долго буду вдали от нее, и я задавался вопросом, буду ли я вообще когда-нибудь рядом.       Подсчитывая в уме, пока охранники передвигали мое тело, как тряпичную куклу, я понял, что за убийство по неосторожности могут дать от шести месяцев до десяти лет, и мое сердце, казалось, готово было разорваться при одной только мысли об этом.       Все, что я знал, это то, что, несмотря на долгие месяцы, которые я проведу за решеткой, я все равно найду Софию. В любом случае найду. Я был Королем в этой игре, а короли всегда побеждают.       Всегда.