Убей меня своей любовью

Джиму повезло, что Сара на его стороне. На _их_ стороне, скорее - кажется, единственный, кого она уважает это Арктур. Рейнор не знает, в чём причина такой феноменальной преданности, но догадывался - Менгск всегда умел находить "крючки" к окружающим людям, и цеплять их ровно так, что это почти не чувствовалось. Действовал он точно и аккуратно - намного аккуратнее чем конфедератская пропаганда, потому как если, завидев её, тянуло чаще всего просто блевануть от вылощенности и приторности, то Арктур мог стать - почти что - другом как и Рейнору, который был явно не в восторге от действующего режима, так и Дюку - грубой цепной псине, в которой кроме мускул и командирского тона не было ничего. С Арктуром возникало ощущение, что он лично даёт желаемое собеседнику в руки, и, хоть оно было совершенно ложным, Рейнор находил, что временами он действительно чувствует благодарность к предводителю "Сынов Корхала". За свободу, за справедливость и за возможность отомстить за все обиды. Кажется, что этого не так уж и много - даже не что-то существенное а так, просто общая идея, но для таких людей, как Джим, возможно, большего и не надо - кроме как выплеснуть накопившуюся ярость и усталость. Возвращая поток мысли к Саре - ой, простите, мисс Керриган (на случай если его мысли опять беззастенчиво прослушивают) - им всем действительно повезло. Да, у лейтенанта характер - не сахар, и каждое слово, адресованное ему она буквально выплёвывает, и смотрит каждый раз словно в надежде проделать дыру, но на поле боя личные отношения не играют роли. Всё, что там имеет значение — это твои умения, и, стоит признать, мисс Керриган была чертовски умелой, когда разговор касался уничтожения противника. Цепкий ум, идеальная реакция и, конечно же, её невероятные псионические способности - не удивительно, что она была буквально правой рукой лидера повстанцев. Во всех смыслах она была _исключительно_, чёрт возьми, хороша. И Рейнор бы был не прочь работать с ней, если бы каждая их встреча не походила на взрыв сверхновой - слово за слово и рыжеволосая лейтенант кажется, готова была впиться зубами и ногтями в его горло, в то время как он бы с радостью врезал ей. И не стой между ними каждый раз Либерти - так бы в один момент и случилось. Но пока что журналист исполнял роль эдакого предохранителя между ними двумя - и весьма успешно. Стоит признать, Джим удивлялся, как легко Майк Либерти мог найти подход к любому собеседнику - словно бы, подобно опытному взломщику, его руки нащупывали то место, где при нажатии произойдёт заветный щелчок. И всё же было в нём что-то ещё, если уж телепатка, способная в мгновение вытащить верхний слой мыслей, общается с ним спокойно - и даже, кажется, уважает. Видимо, Рейнор единственный такой невезучий - остальных Керриган либо игнорирует, либо уважает. И самое неприятное что он не понимает, в целом, в чём проблема - он определённо не первый и не единственный, у кого возникли подобные мысли, когда он увидел её. Чем именно он ей не угодил? И нет, он не будет испытывать чувство стыда за свои собственные чувства и мысли. В конце концов, он достаточно умный, чтобы молчать о части своих мыслей, а в свою голову он её не приглашал – для того ему голова и дана, чтобы в ней мысли думать, и часть из них – высказывать. Ровно ту часть, которую он считает нужным, не больше, а всё остальное можно и не трогать, наверное. А тину, что лежит глубже, лучше просто не поднимать со дна. Не её это дело. Наверное, ему было бы легче, если бы они пересекались совсем. Если бы её вообще не было, если бы её рыжие волосы, собранные в хвост, не мелькали в коридорах на периферии зрения, будоража сознание. Да, так всё было бы проще. Он бы не думал, что случайно она может разнести голову десятку-другому ребят (и ему в том числе), и не волновался бы, что внезапно в её голове что-то перемкнёт, он бы не пытался контролировать свои мысли, что естественно выходило крайне дерьмово, и… да даже этого уже было достаточно чтобы постоянно чувствовать себя на иголках. /А ещё – он правда очень не хочет себе признаваться в этих мыслях – он чувствует себя отвратительно неловко, вновь и вновь ловя мелькающие мысли о её губах, о том, что он мог бы коснуться её щеки – провести широкой ладонью до самой скулы, подперев её, погладив мягкую кожу. Притянуть к себе, прижать, почувствовать горячее тело. Задохнуться от близости такого опасного пламени./ Ощущение, что все его чувства балансируют на тонкой грани, мечась от восхищения до почти иррационального страха. И потому так хочется её оттолкнуть, не думать лишний раз о причине собственного дискомфорта, избегая этого обвиняющего взгляда нефритовых глаз, не слыша её колких замечаний. И от чего только у него есть ощущение, что если между ними что-то и промелькнёт, их обоих очень быстро обхватит выжирающее из их лёгких кислород болезненное пламя? Но возможно Либерти всё же прав. Возможно, Джим слишком поспешен в выводах, возможно он не хочет думать дальше своего носа и идёт на поводу своих страхов. И, может быть, у неё есть свои проблемы, которые не дают ей общаться с окружающими нормально. И все эти допущения, вероятно, ведут к тому, что он должен попытаться поговорить с ней, нарушить это странное состояние полувойны, дойти хотя бы до статуса-кво. Всё же – они должны работать вместе, если хотят добиться хоть чего-то, если хотят, чтобы их война принесла плоды, если хотят оправдать то доверие, которым их столь благосклонно одаряет Менгск. Что бы они не чувствовали, они всё ещё сражаются за общее (Рейнору очень хочется верить – что правое) дело, и никакие отношения лучше, чем тот потрескивающий от сухости порох, что они из себя представляют. И всё же – он правда рад каждый раз видеть мелькающую белую тень, возникающую в переплетении бледных звёздных лучей в те моменты, когда ситуация кажется совсем безысходной. Он не может не ловить себя на восхищении – она двигается, словно заведённый от ключа причудливый механизм, не позволяя себе больше движений, чем необходимо, и несёт неминуемую гибель всем, кто встанет на её пути. Он ловит себя на восхищении в тот момент как она застывает, прежде чем нажать на курок дробовика – лишь на мгновение, прежде чем окунуться обратно в боль и грязь сражения, в мерзкое кровавое месиво, сметая противника – и его технику, прорывая дальнейший путь для следующих за ним. И, каждый раз нажимая на курок, чувствуя сталью в локтях отдачу, она не думает ни о чём лишнем. Только о цели. Каждый раз, маскируя себя и уходя в тень, она хваталась за мысль, что тонкой нитью проходила через неё всю – за собственную задачу. Она вся – протянутая нить от точки «A» в точку «B», проходящая, как раскалённый нож в масло. Нет ничего, с чем она не могла бы не справиться. Нет цели, которой бы она не достигла – только покажите ей направление. Прекрасное оружие, сочленение костей, мышц, разума и псионической энергии – вот, что такое она. Но у оружия не должно быть чувств – а она их испытывает. Каждый чёртов раз кажется, что это какую-то лампочку перемыкает в голове. Она знает, что такое любовь, ненависть, страх и восхищение. Она чувствует их сама – и пропускает через себя ежедневно множеством всполохов чужих разумов. И это заставляет её чувствовать, словно бы в ней зреет какая-то трещина – будущий раскол, и это приводит её к тому, что раньше она не переживала. Чувства, наложенные одно на другое, становятся слишком сложными и непонятными, заставляют неприятно покалывать затылок – почти до болезненности. Хочется вцепиться в волосы и закричать, согнувшись пополам – на пике, после чего стремительно пойти вниз, принести огромные разрушения и бедствия – но нельзя. Нельзя, нужно на три замка поставить себя – свой разум и свои ощущения. И всё же её очень раздражает каждый раз, когда Арктур говорит, что им повезло, что на их стороне есть такие люди, как Рейнор – потому что она в упор не видит причины. Он такой же, как и другие. Может, в чём-то даже хуже. Почему люди готовы идти за такими, как он? Грязный, с его роящимися мыслишками, не сдерживающий собственные порывы. Если бы только окружающие видели то, что видела она. Если бы она не могла заглядывать в чужие умы, если бы она не чувствовала каждого стоящего – насквозь. Слова значат одно, в то время как мысли передают совершенно иное, и это огромное количество проводов-чувств, вбивающееся в плоть нервы иглами. И страх. Она буквально чувствует вокруг него густую ауру страха – вперемешку с вздёрнутым, как растяжка, напряжением. Она знает, что в её присутствии он готов в любой момент выхватить оружие и пустить пулю ей в голову, как только увидит в ней угрозу более явную, чем себе представляет. Он ненавидит то, что она держит его в необходимости следить за каждым её движением и каждым своим словом, и он боится, что она перестанет быть контролируемой (также, как боялись этого учёные и военные). Забавно. Она находит это забавным, наверное. Она описывает это как «обратную связь». Страх порождает страх, а ненависть – ненависть, ведь она чувствует почти по инерции. И всё же он полезен, она понимает. Её рациональная часть всегда доминировала над эмоциональной, и, если для благого дела нужно терпеть одного неприятного человека – да будет так. Она лишь будет надеяться, что их не так часто будут заставлять выполнять задания вместе. Потому что видит Бог, что однажды эта бомба взорвётся, и Керриган уверена – абсолютно _никто_ не хочет, чтобы это произошло. Особенно Арктур, который так же, как и она, человек разума. И потому ей приходится терпеть необходимость время от времени чувствовать, как её затылок словно прожигают взглядом и чужие мысли о том, что она опасна, чувствуются до физического отчётливыми. Не он первый – не он последний кто так думает, но Боже – зачем же так отчётливо? Словно бы ей нечем забить голову кроме чужой паранойи и страхов. Рейнор был одним комком недостатков – но всё же он был хорош в том, что делает, и достаточно неплох в том, чтобы контролировать себя, свои чувства и свои желания. Его тянет в разные стороны, он говорит и делает, но думает и рассуждает немного иначе, он хоронит глубоко в себе кучу секретов, но при этом он остаётся «хорошим парнем». И всё же после того, что она узнала от Либерти, глядя на Джима она чувствует, как тонкой, почти незаметной иглой втыкается вина. Она могла догадаться, верно? Она могла знать, и всё же теперь она понимает его злой взгляд, и голос, в котором даже не скрывалось раздражение. И она теперь понимает, что у него, возможно, действительно было право переживать всё это. Но несмотря на это прямо сейчас она чувствует от него не страх – и не ненависть. Его тёплая широкая ладонь ложится на плечо, и она ощущает, как осторожно он собирает по кусочкам то, что сейчас скажет. «Лейтенант, вы в порядке?» Страх порождает страх, а сочувствие порождает сочувствие. В один момент в чужой груди вместо холода поселяется что-то, что раньше, кажется, не испытывал никто. Она смотрит ему в глаза – и из её взгляда пропадает привычное напряжение и злость. - Со мной всё отлично. И всё же Саре повезло, что Джим на их стороне. На _её_ стороне.