We fell in love in october

Тёмное небо пересекали светящиеся паутинки молний; гром раздавался по округе с таким звуком, будто мир раскалывался на части и обломки его падали вниз, с грохотом пробивая земную кору; ветер кружился в вихре вальса, срывая с деревьев листочки, боязливо трясущиеся, цепляющиеся за ветки в надежде остаться в родном ложе. Потрескивающий камин, от которого исходило обжигающее тепло, освещал небольшое пространство вокруг себя, словно островок безопасности, на котором, накрыв плечи пледом, сидели двое мужчин, прижавшись боком друг к другу. Шерлок перебирал льняные волосы избранника сердца, золотистыми волнами ложившиеся в его ладони, накручивая особенно длинные пряди около лица на жилистые пальцы, пока Уильям, на коленях которого лежала книга с потертым корешком и жёлтыми страничками, будто одним свои видом показывая, как много раз она раскрывала свои тайны любопытным умам, зачитывал из неё строки, льющиеся из его уст, как музыка, уносившая в страну грёз. — Ты время года можешь и не знать, но если взглянешь на лицо моё, то сможешь календарь не вспоминать: увидишь пожелтевшее жнивьё, увядших листьев медленный полёт и солнца нежно-розовый закат над скучными просторами болот, и звёзд ночных печальный маскарад. Шерлок отчаянно пытался сосредоточиться на звуке любимого голоса, окутывавшего своим бархатом, и действиях собственных рук, но контролировать беспокойство, расползавшееся по груди, становилось всё труднее. — Ещё в лице увидишь пепел ты от прежнего безумного огня, и горечь от несбывшейся мечты, и мутный сумрак на исходе дня. Увидев всё, поймёшь, что нет цены любви, часы которой сочтены. Уильям, положив между страницами закладку — засохший цветок, когда-то подаренный Шерлоком, — отложил книгу и взглянул на мужчину. — Ты боишься грозы? Холмс удивлённо уставился на него, опешив от прямого вопроса, но быстро отвёл взгляд, чувствуя теперь ещё и нарастающую неловкость. Лиаму не составило труда понять, что тревожит детектива, словно он был приёмником, настроенным на его волну, потому ходить вокруг да около не стал. — Нет, с чего ты взял? — так просто постыдные детские страхи раскрывать не хотелось, хотя выставлять себя неуязвимым перед Лиамом было глупо. — Это легко почувствовать и понять, просто посмотрев на твоё лицо, — улыбнулся Уильям. Резко отрицающий Шерлок послужил утвердительным ответом на его вопрос. — Тем более ты дрожишь. Он взял одну его ладонь в свою, ласково поглаживая тыльную сторону, пока Шерлок упрямо молчал, но неожиданно раздавшийся гром, после которого зарядивший с новой силой дождь забарабанил по окнам, заставил его сжать пальцы Лиама и вздрогнуть. — Шерли, тебе нечего стыдиться, — Уильям ободряюще улыбнулся и свободную ладонь приложил к щеке, поворачивая его лицо в свою сторону. — Я не боюсь, — ответил Шерлок, прильнувший к его руке, как к единственному спасению. — Мне просто неуютно в такую погоду. Он нахмурился, злясь то ли на матушку природу, то ли на самого себя. — Хорошо, назовём это так. В голове Уильяма быстро закрутились шестерёнки, генерируя способы отвлечь Шерлока от тяжких дум. Он распахнул свои объятия, и Холмс послушно нырнул в них, замкнув в кольцо рук его талию, а голову примостив в изгибе плеча, как котёнок, прижавшийся к груди. Раздавшееся рядом сердцебиение было спокойным и умиротворяющим, в отличие от его собственного. — В детстве мне тоже не нравилась гроза, — начал Уильям, поправляя плед. — Было холодно, мокро, грязно... Ко всему прочему Льюис, слабый здоровьем, мог легко простудиться, и мне приходилось искать какие-нибудь места, где нас не достанет ветер. В приюте уютнее не становилось, там хоть и можно было согреться, но тоскливое одиночество ощущалось острее. Тогда Льюис перебирался ко мне в кровать, и я придумывал сказочные истории, чтобы на несколько часов мы могли сбежать из реальности. Шерлок внимательно слушал, не перебивая, сердце его болезненно сжималось от сочувствия к незавидной судьбе, лишившей братьев спокойного детства. Он чуть приподнял голову и оставил на щеке возлюбленного поцелуй, получив в ответ благодарную улыбку. — Прости, мои рассказы о прошлом делают только хуже, — посмеялся Уильям. — Как ты в детстве справлялся со своим...неуютом от грозы? — Прятался по одеялом, — сконфуженно произнёс Шерлок. Мориарти всеми силами попытался сдержать смешок, но тёплая улыбка всё равно шаловливо растянула уголки его губ. Великий детектив, который мог смотреть на окровавленные трупы, гулять в тёмных уголках Лондона посреди ночи, подвергать свою жизнь опасности, казалось бы, не испытывающий страх ни к кому и ни к чему, боялся грозы. Это определённо мило. — Майкрофт знал об этом? — спросил Уильям, ожидая, что может последовать за этим вопросом. — А как же. Для него мои страхи были отличным поводом поиздеваться над младшим братом, — Шерлок порывисто поднялся с его груди, возмущено жестикулируя. — Он мог всю ночь не спать и отпускать шутки в мою сторону так, что во мне не оставалось ничего, кроме злости и желания стереть с его лица высокомерное выражение. — Шерли, он... — Я знаю, Лиам, — Холмс вздохнул, прикрыв глаза и в миг сменив гнев на милость. — Знаю. Он отвлекал меня. Скупой на проявление эмоций Майкрофт по-своему, но помогал Шерлоку и на протяжении всей жизни оберегал его. Пусть порой он казался запредельно далеко, протяни руку — ощутишь крепкое плечо, на которое всегда можно опереться. Уильям с теплотой во взгляде посмотрел на него. Холмсов связывали сложные отношения, но, как бы не отрицали это и ни спорили, они любили друг друга, испытывая искреннюю братскую привязанность. — Я осознал это не особо давно, — продолжил Шерлок, предаваясь воспоминаниям. — Майки сидел рядом со мной и не отходил, даже когда я отпихивал его, терпя все мои побои, и зажигал много свечей — в комнате никогда не было темно в грозу. Шерлок тосковал по брату, и тоска эта пронизывала каждую чёрточку лица, отзываясь в дрожащих нотах его голоса. Уильям бережно сжимал ладонь детектива. Они прекрасно понимали друг друга, ощущая очень похожую светлую грусть, ещё крепче связывавшую их сердца, словно два блуждающих огонька, слившиеся в одно яркое пламя. Разговор, пропитанный ностальгией, отвлёк Шерлока от бушующей за окном непогоды: Мориарти довольно подметил, что в его взгляде больше не было страха и дрожь не прошивала всё его тело, даже когда раздавался гром. Тем не менее заканчивать вечер на печальной ноте было не лучшим решением, поэтому Уильям, переменившись в настроении, хитро улыбнулся. Шерлок почувствовал тепло на скулах — Лиам оставил на них лёгкие поцелуи, которыми постепенно осыпал всё лицо, лишь в конце уделяя особое внимание губам, жаждущим нежной ласки. Пусть тоска, теплившаяся внутри, не покинет так просто его сердце, она не была омрачена сожалениями, лишь свет ожидания лился из неё да надежда вскоре избавиться от грусти в семейном кругу. А пока это невозможно, у Шерлока есть Лиам, заботливо согревавший его душу своей любовью, а тело — горячими ладонями; и он желал в ответ оберегать, прятать от всего мира в своих руках, храня как зеницу ока, как самую хрупкую драгоценность. — Очень действенный способ отвлечься, — произнёс Шерлок, довольно улыбнувшись, когда их губы, насытившись друг другом, разъединились. — Я польщён, что мне это удалось, — посылая ответную улыбку, ответил Уильям, наслаждаясь живым блеском синих очей напротив, смотревших с такой любовь, что отвести взгляд было бы кощунством. — Чего бы тебе хотелось? У Шерлока ответов заготовлено целое море, и выбрать один — задача не из лёгких. Но он лишь заправил светлые пряди возлюбленного за ушко и вымолвил: — Почитай мне ещё. — Конечно, Шерли. Уильям вновь взял книгу и полистал странички, шурша бумагой в поисках стиха. Холмс лёг обратно к нему на грудь, наслаждаясь близостью, вибрациями голоса и размеренным стуком сердца — теперь и у него такой же, ведь в объятиях Лиама любые грусть и страх развеются, как утренний туман. — Признаюсь я, что двое мы с тобой, Хотя в любви мы существо одно. Я не хочу, чтоб мой порок любой На честь твою ложился, как пятно. Пусть нас в любви одна связует нить, Но в жизни горечь разная у нас. Она любовь не может изменить, Но у любви крадет за часом час. Как осужденный, права я лишен Тебя при всех открыто узнавать, И ты принять не можешь мой поклон, Чтоб не легла на честь твою печать. Ну что ж, пускай!.. Я так тебя люблю. Что весь я твой и честь твою делю!