three twists

Хэ Тянь закуривает. Ссыпает пепел на экран планшета и наблюдает за тем, как Мо шарит по полу в поисках мобильника. Загорается дисплей — он набирает кому-то сообщение. Наверное, ей. Тянь затягивается. — Я же просил… — Гуань Шань не отрывается от экрана. — С кем переписываешься? — выпускает дым и неосторожно толкает импровизированную пепельницу. Ее содержимое разметается по животу и кровати. Шепотом: — Блядь… Гуань Шань не отвечает — блокирует экран, бросает телефон на стол, а затем выуживает трусы из кома разбросанной одежды. — Я в душ, — уходит. Понятно. Тянь встает с постели и шагает к окну. Хочет выбросить пепел, но по пути тот рассыпается, разлетается по всей комнате. Надо было ему отписывать своей телке именно сейчас? — Блядь, — Хэ Тянь зарывается в волосы пятерней. Гуань Шань даст ему пизды. Наверное. Или нет — подсохшая кровь в носу как ржавая корка, еще отдает металлом. Он облизывает губы, порывисто тянется к чужому телефону, жмет на кнопку разблокировки и быстро вводит код. Когда Хэ Тянь здесь, рядом, полностью обнаженный перед ним. Малыш Мо такой дурак — не сменил пароль еще со старшей школы. 8569. Открывается прямо в мессенджере. Последнее сообщение в чате с Чжао Вэй (на её аватарке — лиминально-неоновая ерунда): Вы: (01:31) Спокойной ночи. Тянь резко листает вверх и рандомно стопает на фотографии. Чжао Вэй: [изображение] (20:45) Ты оставил [изображение] (20:49) Теперь твой бомбер у нас в заложниках! На фото засвечен только один террорист. Кошка — белая, с черепаховыми пятнами на боках. Источник шерсти на шмотках. Теперь Хэ Тянь знает, как он выглядит. Вы: (21:55) Он тебе реально так нравится? Чжао Вэй: (21:56) Да («ಡωಡ») (21:56) Уютный (21:56) Пахнет, как ты (21:56) Он как домик! (21:57) Меняю заложника на двухчасовые обнимашки (^˵◕ω◕˵^) Вы: (21:57) Бля) ну забирай Чжао Вэй: (21:57) Дааа? Вы: (21:58) Да. Чжао Вэй: (21:59) (*♡∀♡) Хэ Тянь помнит этот бомбер. Еще со старшей школы: темно-синий, с красно-белым принтом. Сука. Гуань Шань никогда не ставил ему скобочки в сообщениях. Она отжала у него куртку. Сука. Хэ Тянь оборачивается — вода в душевой еще шумит. Он снова резко проматывает до конца, и читает сообщения в обратном порядке. Вы: (01:31) Спокойной ночи. Чжао Вэй (00:26) Спокойной ночи ♡ ♡ ♡ (00:25) Тогда до завтра! Я буду у фудкорта Вы: (23:03) Ок) Мне так даже удобнее. Чжао Вэй: (22:40) Да, это ничего? ◕︹◕ Вы: (22:37) То есть, в 13:30? Чжао Вэй: (22:37) И сразу в «Гоуху» (22:37) На полчаса задержусь (ﾟ，_ゝ｀) (22:36) Только мне надо в офис заехать, закинуть макет (22:36) Конечно! Вы: (22:30) Завтра все в силе? Прочитать дальше Тянь не успевает — вода в ванной замолкает. Он аккуратно кладет телефон так, как подобрал, закидывает сверху свой худак — на всякий случай. Он искал трусы, разворошил сральник, ничего подозрительного. Сука. Ебаные каомодзи, бомбер, встречи в ТЦ-шке, ты же только что был во мне. Тебе меня мало? Мало, сука?! Хочешь еще на кого-то смотреть, пока трахаешь? Что, не израсходовал свою нежность? Хэ Тянь потирает костяшками под носом, шмыгает, вдевает ноги в черные боксеры. Бросает потяжелевший взгляд на Гуань Шаня — тот разморен и спокоен. Подходит к кровати и валится на нее прямо в полотенце, намотанным на бедра. Переворачивается на спину и потягивается. Негласное правило: не смешивать веники и тряпки, конвенция под названием «это только наше время», их вакуум — чего он стоил? Лопнул, как презерватив. Тянь в дерьме. — Это брегма, — говорит Цю. Водит пальцами по месту соединения лобной и теменной кости. — А это венечный шов. Клиновидная кость, — подушечка, обтянутая черной кожаной перчаткой, обводит похожую на остров выпуклость. — Хватит одного удара. Хватит одного. Тяню — хватает, правда. Он вспоминает, как учился вскрывать черепа компактным складным ножом. Крак! Как яичную скорлупу. Как оболочку грецкого ореха. Вспоминает тяжесть трехгранного лезвия на ладони. Как накануне вырывал зубы из трупа вакагасира Коушинкай Бакуто — и как мерзко у того разило из пасти. Сонный, Гуань Шань не замечает перемену в настроении Хэ Тяня — даже когда тот валится рядом, прижимает к простыням, нависает сверху и крепко фиксирует собственным телом. Целует. Удар ножом вдоль клиновидной кости может повредить височную артерию. Облизывает, водит носом по пульсирующей трассе — там, где слабо тикает кровоток. Если кровь не будет остановлена в течение минуты, раненому грозит смерть. Прижимается губами к губам, целует. Целует. Перемещается к подбородку. Шань тихо бормочет: — Не хочешь сходить в душ? — Не-е-ет, — низко улыбается Тянь, поглаживая пальцем еще влажную ушную раковину. — Я хочу быть грязным. Что меня отмоет? Гуань Шань распахивает глаза. От этого голоса внутрь будто вспрыскивает кислотой — прямо в желудок, через инъекцию в солнечное сплетение. — Что ты делаешь? — до осознания доходит ярко-красными волнами. Не его. Зашифрованные сигналы, незнакомая химическая реакция, от нее подскакивает пульс. Адреналин расталкивает стенки сосудов. — Грязно домогаюсь, — Тянь прихватывает кожу на шее губами. — Я думал, тебе плохо, — Гуань Шань делает вдох и просыпается второй раз. Теперь не в грезу и не в сладостно-дурманящий морок. — Нет, — утыкается взглядом в раздувающуюся от дыхания грудь. Мне намного, намного хуже. Гуань Шань подбирается — страх это или желание, чувство тревожное и парализующее. Тянь вдруг впивается ртом в его горло, в место, где еще виден еле заметный шов старого ожога. Втягивает. Сосет — так сильно, что это, сука, больно. Шань не может захрипеть — чувствует себя антилопой в пасти проголодавшегося льва. Дернись — вопьется когтями. Он придавлен — он не заметил, когда очутился за горизонтом событий. Гравитационное притяжение черной дыры настолько велико, что покинуть его не могут даже объекты, движущиеся со скоростью света. Размалывает в фарш. Тянь отрывается от его шеи, удовлетворенно пропуская воздух сквозь зубы. — Ты какого хера творишь, — шепчет Гуань Шань. Его глаза широко распахнуты, зрачки — сужены. — Что? — Тянь облизывается, — боишься, увидит твоя подружка? — и улыбается. «Не улыбайся на меня так!», — до Гуань Шаня доходит. Он хочет дернуться, но от одного взгляда на тень от жизни, которую Хэ Тянь всегда оставлял за порогом его квартиры, хватает, чтобы понять — нет. Нельзя. Тянь опускается к груди — цепляет зубами сосок, обводит языком и ставит второй засос. Такой же. Его руки как оковы — прижимают к кровати, как лапы, сожмут — и лопнут кости. Гуань Шань понимает. Он понимает. Ему страшно, но он понимает — он не должен был. Сделал глупость. Тянь возбуждается — похож на вампира, дорвавшегося до крови. Чувствительно впивается зубами в бок, останавливается вдруг, потирается лбом о место укуса и спускается ниже. Его хватка слабнет — руки перемещаются от запястий к ребрам. Скидывает полотенце, облизывает складку кожи в паху и ставит еще один засос — у основания члена. Гуань Шань понимает, но он устал — так чертовски устал от того, что Хэ Тянь убегает от его жизни. Он не хочет иметь от него секретов, не хочет сбегать в туалет с телефоном или делать вид, что его — их, — не существует за пределами спальни. Они так давно не были друг с другом откровенны. Он хочет делиться своей. Он хочет знать, что с ним происходит. И чего не хочет абсолютно — чтобы Тянь замыкался в своем мире. — Мой хороший, — шепчет Хэ Тянь, порывисто облизывая обмякший член; отводит кожицу вниз, обнажая головку, обхватывает ртом. Втягивает носом запах геля и мыла. Выпускает, обильно смочив слюной. — Я тебя не заслуживаю… Гуань Шаню страшно наблюдать за тем, что с Хэ Тянем делает его жизнь. Гуань Шань не хочет отдавать его ей целиком. Не хочет, чтобы Тянь был зависим от нее, прятал, когда его взгляд так кровоточит, а сам — срывается в пропасть каждый раз, когда выбирается из нее в своей чертовой голове. Хэ Тянь утыкается лицом во внутреннюю сторону его бедра. Потирается, затем хватает за запястье, подтягивается к его лицу и обхватывает двумя ладонями. Две пульсирующие черные дыры вспахивают кожу холодными ожогами — и влажный стояк, сквозь трусы упирающийся Гуань Шаню в пах. Голодно и отчаянно. Хэ Тянь целует его. Целует в губы — втягивает их так, что рвутся кожа и сосуды. Красно-теплое вяжет на языке. А затем стекает к подбородку — Тянь водит языком, то ли слизывая, то ли размазывая его кровь. — Хэ Тянь, ты должен знать… — Гуань Шань набирается храбрости и, наконец, подает голос. Хоть он и дрожит. Он набирается храбрости и хочет сказать: ну, давай уже. Хватит сравнивать себя с ней. — Я не хочу ничего знать, — я не хочу знать больше. Тянь так боится правды, что зажимает его рот. — Не надо. Ладно? — его взгляд смягчается. Кровь Шаня отдает на языке металлом и остывает на ладони. Это немного приводит в чувство. Хэ Тянь знает достаточно. Она шлет ему милые каомодзи и носит его вещи. Спит в них — наверняка. Он улыбается ей скобочками в сообщениях, ходит по ТЦ-шкам и не ложится спать, не пожелав ей спокойной ночи. Гуань Шань бы сказал ему одной фразой, но вместо этого прикладывает пальцы к саднящей губе. Хэ Тянь не остается до утра. Сначала я сам должен понять, хочу знать, или нет. Сидя в машине, вбивает в заметки время и место — чтобы помнить. Не время и место.