three twists

Хэ Тянь поджигает сигарету и прячет зажигалку в карман легкой термоветровки. Подходит к краю квадратного бетонного провала и смотрит в город. Город смотрит в него. Они обмениваются пустыми взглядами и Тянь задает себе простой, предельно четкий вопрос: надо ли ему это? К какому виду вуайеризма можно отнести подглядывание за повседневной жизнью Гуань Шаня? Смотреть на то, как оно у него. Как он. И как она. Хэ Тянь вернулся домой под утро, с запахом крови во рту. Крови и никотина. Он думал, что сразу завалится на диван, но Чёи — Чёи не спала. Она встретила его в ажурном пеньюаре на голое тело, с бокалом красного вина в руке, пьяная и злая: — Где ты был? — без косметики её лицо выглядело старее лет на десять. — Хэ Чэн приезжал, спрашивал, где тебя мотает последнюю неделю. — А может, это алкоголь… Все-таки, женщины не знают своей нормы. Откровенно говоря, Тянь не помнил, когда в последний раз видел жену трезвой. И ему поебать. Всегда было — просто алмазно, аб-со-лют-но похуй. — Что, по любовницам шатался? Или перекапывал очередное тело, а, ублюдок? Чёи осушила бокал до дна и тяжело выдохнула, привалившись к косяку. Тянь стянул с себя ботинки, отставил их на обувную полку. Подошел вплотную — взял за плечи и тихо сказал: — Дорогая… — почти неслышно выдохнул через нос. — Ложись спать, — и даже не поморщился от кислой забродившей вони. Она приподняла подбородок, взгляд — пусть затуманенный алкоголем — внеочередной раз натолкнулся на глухую стену. Мертвенно-безразличные глаза супруга, в которых не было ни волнения, ни злости, ни тревоги, отрикошетили в пик яростного триггера. Она замахнулась. Бокал, разбитый о чужую скулу, хрустнул и со звоном осыпался на деревянный паркет. Хэ Тянь успел зажмуриться, но осколки даже не задели века. Он отшатнулся, однако Чёи уже неистово колотила его с криком: — Урод! Ненавижу!.. Всполошившиеся слуги спешили к потасовке — потасовке в одного. Хэ Тянь не двигался; стоял, бесстрастно взирая на поднявшийся шум, будто со стороны. Несколько пар рук оттащили Чёи — она брыкалась, кричала и рыдала в три ручья: — Надеюсь, ты скоро подохнешь! — обвинительный перст ткнулся в ту точку пространства, из которой Хэ Тянь так и не сдвинулся. Сквозь сопли и всхлипы он разобрал еще: — …подохнешь, и я перепишу на себя все твое имущество… А вот это что-то новенькое. Хэ Тянь оскалился. Кажется, надежды и планы Чёи стали более реалистичными. И реализуемыми. До этого были: гангстерская романтика, страстный секс, дружная семья, роскошные уикенды, разговоры по душам, широкие знаки внимания, зависимость от её мнения — что там еще нужно вечным спутницам жизни… — Вколите ей успокоительное, — кивнул Тянь оставшемуся персоналу: кто тянулся снять с него пальто, кто — подать салфетку, кто — убрать осколки. Такой парадокс: Хэ Тяню похуй на жену, но не на эту бабу. Чжао Вэй… эквивалент слову «заноза в жопе». Два слова. Хэ Тянь докуривает сигарету у балкона многоэтажной парковки и выкидывает бычок с шестого этажа — лети, лети далеко. С Чёи он не хочет ничего — даже избавиться от нее. Другое дело, тёлка Рыжего. От неё он не избавится, но… Он ожидает увидеть переслащено-женственную пустышку. Инфантильное ничтожество, наверняка — настолько ничем не выделяющееся, что будет трудно выглядеть в толпе. Одним словом, полную противоположность Чёи — до её прогрессирующего алкоголизма — статной и по-королевски элегантной. Он усаживается напротив эскалатора в противоположной от фудкорта стороне. Людей на этаже немного; будний день, окраинный район, фудкорт — небольшой, приходить обедать — на любителя. Западная кухня, цены — выше средних. Это ТЦ считается почти мажорным, но, так как здесь в основном кашеварится богема и молодежь, — на первом этаже нередко собираются бенды, диджеи и музыкальные гики, — к классу люкс он тоже не относится. Хэ Тянь приходит за пятнадцать минут. Выбирает скамейку около дерева в кадке, между бутиком спортинвентаря и электронной рекламной растяжки в пол. На голове — шапка, под шапкой — зачесанные назад волосы, а на носу толстенные хипстерские очки. В руке мобильный, на ногах — старые кроссы. Тянь не хочет выделяться. Специально снял одежду с одного из подчиненных: огромный двухметровый амбал, только его куртка налезла на него без скрипа. Представляя эту девушку гипотетически, он представляет и представлял — в первую очередь, — ту, что Шаню бы приятно было трахать. Наверное, она фигуристая, у нее большие сиськи и доброе лицо… такое же тупое, как у ее кошки. Минимум косметики — Гуань Шань не любит на девочках эту хуету — минимум лоска. Милая, теплая, домашняя, обычная. Вряд ли замухрышка, скорее всего такая себе пися-одуван, всё "а ля натюрель". Судя по сообщениям, просто среднестатистическая милашка. Тянь реагирует с опозданием. И реагирует лишь из-за знакомой синей куртки. Шаня бомбера — на ней. Она сходит с эскалатора и останавливается у стеклянного борта — посмотреть время. Она тоже приехала раньше. Хэ Тянь растерян. Созданный в голове образ с треском осыпается, как вчерашний фужер — и тоже о его лицо. Он всматривается внимательно, и единственное, что может выдать сразу и наверняка — это удивленное: «Что?». Выбеленные до молочного цвета волосы, прямая челка и короткое каре, фиолетовые очки и темно-фиолетовая помада. Острые колени, Гуань Шаня бомбер — на ней смотрится органично, как стилевая оверсайз шмотка, из рукавов торчат только последние фаланги средних и указательных пальцев. Под ним — Тянь присматривается, — кроп-топ «Gorillaz!», шорты на высокой посадке и черные капроновые колготки. Тонкие ноги и тяжелые ботинки на толстенной платформе. Угловатое, почти андрогинное лицо. Напряженное — такие лица бывают у бухгалтеров, работников общепита и уставших многодетных мам. Осунувшееся, с остро выделяющими скулами. Она прикусывает верхнюю губу, снимает аирпод и разворачивается. Направляется к стенду с бабл-чаем. Хэ Тянь вслушивается в ощущения. Запрос на ненависть: алло? Мы все еще здесь? Хэ Тянь пытается представить, как Гуань Шань занимается с ней сексом, но… не может. Она и он настолько не стыкуются в его голове, что пожирающий изнутри яд ревности вдруг перестает фонить привычным желанием разорвать кому-нибудь глотку. Он уступает чистому, неподдельному интересу. Как, блядь, они? Почему? Тянь не планировал покидать наблюдательный пост — только глянуть, одним глазком, и сразу на объект. Тянь отписывает помощнику, встает с места и направляется к ярко-пастельной вывеске. Чжао Вэй покупает два баббл-чая. Розовый и коричневато-оранжевый. Тянь знает — со вкусом апельсина и шоколада. Любимый вкус Рыжего. — Извините, — Тянь нависает над ней со спины. Она вздрагивает и оборачивается. Жесты резкие, вблизи лицо не напряженное — скорее строгое, и довольно взрослое, несмотря на клоунский прикид. Глаза большие, губы почти геометрически угловатые. Такую легко заметить, но нелегко подцепить — даже через стекла фиолетовых очков взгляд тяжелый. Попробуй подойди — прожжет им насквозь. И это девушка Шаня? Милые каомодзи? Сердечки рядом с пожеланиями спокойной ночи? Хэ Тянь улыбается: — А что это у вас за вкус? — указывает на мутно-розовое пойло с белыми шариками. Чжао Вэй подвисает. Всего на пару секунд, но ее растерянность не похожа на растерянность очередной разомлевшей курицы. Она напрягается — на лбу появляется складка, фиолетовые губы смыкаются в нить, взгляд перемещается с его подбородка до вниз и влево. Хэ Тянь испытывает острое дежавю. О чьи нежные иголки он кололся в последний раз? Черт, как же это было давно… — Это… — не поднимая взгляда, Чжао Вэй, наконец, подает голос. — Кокосовая жвачка, — низкий. Хрипловатый. Не кокетливый и не заискивающий. Предупреждающий. Как и взгляд, и ее поза — она отходит от Хэ Тяня на шаг и немного опускает голову. Смотрит исподлобья. Как Рыжий когда-то. Не так колко и раздраженно — в ней нет той же пульсирующей, животной агрессии, но — блядь! Маленькая, нахохлившаяся пичужка. Хэ Тянь чувствует себя идиотом. Почему-то, куда более счастливым, чем пять минут назад. Радость это или все больше возрастающий интерес, он не знает. Знает только, что сейчас — вот сейчас — он должен свалить. Свалить, пока не пришел Рыжий, пока не увидел их рядом, пока не увидел, что, блядь, он такое творит, но: — О, мой любимый! — улыбается еще шире. Еще слаще. Так, чтобы потребовалась дополнительная доза инсулина, — как думаете, это судьба? — вытаскивает мелкую купюру из заднего кармана джинс. Чжао Вэй не ведется. Её взгляд из нейтрально-настороженного становится тревожно-настороженным. Она отступает еще на шаг, хмурится еще сильнее. — Я думаю, мне нужно идти. Хэ Тянь не понимает, что не так. Такой мужчина, как он, и у замужних, и у занятых девушек вызывает какую угодно реакцию — но не такую. Во всяком случае у тех, которые не знают о его… о нем. Что Хэ Тянь знает о себе наверняка: он не пугает людей, если сам того не хочет. — Вы разбиваете мне сердце, — вздыхает театрально и наблюдает за тем, как ловко она ретируется. Разговор окончен. Хэ Тянь обескуражен. Конечно, он не покупает эту сахаристую, кокосово-клубничную жижу — он меняет место дислокации. Заходит в оптику и берет первые попавшиеся на стенде солнечные очки. Меняет на них свое хипстерское недоразумение. Выдрессированный консультант подлетает к нему с цепкой улыбкой профессионала: — Вам очень идет! — Тогда пробейте, — Хэ Тянь приваливается к тонированому стеклу, за которым так удобно прятаться и наблюдать. Отсюда обзор уже, но ближе. Он замечает странное: Чжао Вэй, метнувшаяся к ближайшей к фудкорту скамейке, замедляется, а, когда садится — кажется, что ее не держат ноги. Так и есть. Тянь даже через тонированное стекло видит, как она побледнела. Взгляд — прибит вниз, глаз за очками не видно, но, неужели… из-за него? Он так сильно её напугал? — С вас тясяча четыреста жэньминьби. — Ага, — Тянь не глядя протягивает ему карточку. Блядь, серьезно? Она что, совсем? Ну и дура. Как с дуба рухнувшая. Подуй — и рассыпется. Нет, Чжао Вэй совсем не похожа на Мо Гуань Шаня. Слабачка. Сидит, подставив ладони под лицо. Можно подумать, что плачет. Или очень, очень устала. Детка, ты слишком яркая для подобного дерьма — что это за спектакль? Хэ Тянь замечает, что консультант застыл, не решаясь передать ему футляр в фирменном пакетике. Улыбается ему — вот на кого эта улыбка действует, а ведь лысый мужичок даже на гея не похож: — Вы не против? — О, конечно, — кланяется, отходит на почтительное расстояние. Хэ Тянь кидает взгляд на часы в магазине. Уже почти половина второго. Хмыкает. Достает телефон и быстро отбивает помощнику, параллельно смахивая насыпавшиеся уведомления. Позже. Папочке немного не до того. Поднимает голову и видит, что Рыжий уже на месте; сцена, как в слоумо, разворачивается прямо на глазах: Чжао Вэй поднимает голову, когда замечает его, оглядывающегося у эскалатора. Их взгляды пересекаются. Она вскакивает — срывается с места и бежит ему на встречу. Врезается в его объятия, чуть не сбивает с ног. Быстро стягивает с себя очки, чтобы не мешали. Льнет щекой к его груди и… улыбается, зажмурив глаза. В этом жесте столько обожания и благодарности, что Хэ Тяня невольно передергивает. Вот теперь он верит, что это Чжао Вэй — та самая Чжао Вэй из мессенджера, с сердечками и каомодзи. Рыжий обнимает ее, целует в макушку — Хэ Тянь тихо вдыхает через зубы, — и что-то спрашивает. Она поднимает взгляд — полный искрящего, почти щенячьего восторга, и обнажает зубы. Как быстро её отпустило, надо же. Даже лицо разгладилось. Теперь это просто лицо — лицо влюбленной девчонки. Гуань Шань рядом с ней — охуеть, какой крутой. Гребаное божество. Как гора: спокойный, твердый и сильный. И, ха! надел черную водолазку, чтобы скрыть след от укуса-поцелуя. Кажется, даже залепил его компрессом. Боже, какой он пиздатый. Немой театр разворачивается перед ним в пиратском — из-за блядского стекла — качестве 240р. Она кивает на его шею и что-то спрашивает. Гуань Шань криво усмехается, трет место засоса и выдает то, что Вэй удивляет. Она снова подвисает. А затем смеется — тычет пальцем в ребра, уворачивается от хватающей ее за плечо руки Рыжего. Всего один раз. Второй — сама под нее ластится, потом вспоминает, что покупала ему напиток — указывает на скамейку, где оставила его. Рыжий идет за ней. Хэ Тянь просто хотел посмотреть. Посмотреть — кто она и что из себя представляет. Ревность, отступившая на несколько минут, бьет в лицо с удвоенной силой. Бьет так, что оно краснеет. Продавец-консультант с любопытством заглядывает за его спину со стойки кассы. Тянь ловит его взгляд — продавец, вроде как, с пониманием, спрашивает: — Что, поймали за изменой? Хэ Тянь улыбается — широко и даже искренне: — Вроде того. Теперь он должен знать. Знать — кто они и что из себя представляют.