Фальшивая невеста

За окном непроглядная тьма, которою разрезают тусклые лампы фонарей на улице. Глаза бессмысленно цепляются за едва уловимые лучи света, провожая их до следующего. Странно. В голове пусто настолько, что даже поток лихорадочных мыслей сменяется простым отрешением. Впрочем, пауза ей действительно необходима, потому что внутри слишком много чувств, выпустив которые начнётся истерика, а это последнее, что сейчас нужно. Девушка переводит свой заторможенный взгляд на брата, чья голова покоится на её коленях, свидетельствуя о неспокойном сне. С тех пор, как Рони появилась на свет между ними образовалась сильнейшая связь, которую невозможно разорвать. Слишком сильно они друг друга опекали. Темноволосая улыбается, вспоминая, как родители пытались оторвать их друг от друга в прямом смысле слова, когда Дерек покидал отчий дом, отправляясь в колледж. «Точно… мама и папа — мертвы» — она поджимает губы, заставляя розовую кожу побелеть. Ещё слишком рано для истерики, однако сдержать первые слёзы сложно. Хочется просто зарыться куда-то под одеяло и не вылезать несколько дней, но если младшая Смит решит так поступить, то её брату будет тяжелее в сотни раз. Она откидывает голову назад, слегка ударяясь о стену повозки, чтобы немного отрезвиться, тяжело выдыхая. Ладно, будет лучше сосредоточиться на основных проблемах, позже утапливая своё горе в алкоголе. — Спасибо, что помогли Дереку, — тихо говорит Вероника, поднимая свои серые глаза на жениха, — однако, почему вы поехали с нами? — Разве я мог поступить иначе? — его губы растягиваются в привычной улыбке. — Добропорядочный джентльмен? Ну, да, — она хмыкает, отворачиваясь к окну. Не хочется этого признавать, но, как ни странно, темноволосая ловит себя на мысли, что препирательства с Уильямом одна из тех вещей, которая успокаивает сейчас. Наверняка у него свои мотивы, так что не имеет смысла интересоваться более. Всё же, пока она представляет хоть какую-то ценность в его «маленькой» игре, жить можно спокойно. Относительно спокойно, если участие в планах Мориарти можно назвать чем-то рациональным. С каждым годом, становясь старше, она чувствует, как сердце тяжелеет под грузом обид. Пусть и не приходилось никогда убивать, благо такое профессор не заставляет делать, однако ощущения собственной беспомощности и зависимости уничтожают. Её жених — искусный манипулятор с обманчиво-невинной улыбкой на лице, что в один момент обратиться в демона, способного уничтожить всё. Впрочем, даже так было бы сложно сказать, что Смит не испытывала доли уважения к этому человеку. Вероника понятия не имеет, почему всё ещё дышит, ведь отказалась от участия в его чёртовом плане. «Отказалась? Как же, просто предложила другой вариант» — закусив губу до крови, думает она. — Ты в порядке? — неожиданно интересует мужчина, вырывая из собственных мыслей. Темноволосая не сразу понимает, что именно его волнует, собираясь ответить простое и лаконичное «нет», однако было бы безмерно глупо рассчитывать, что её моральное состояние имеет хоть какое-то значение. — На работу это никак не повлияет, можете не волноваться, — она серьезно кивает, постукивая пальцами по деревянной раме. — Дерек впечатлительный, хорошо, что у него есть ты, — как бы между делом замечает профессор, переводя взгляд на другого мужчину. — Да, немного, — нежная улыбка появляется на её губах, а взгляд смягчается, устремляясь вниз, — просто, так было всегда. Похандрит, а потом пойдет разбираться со своими проблемами, думаю, пока я могу ему помочь, то всё в порядке. Искренность, вот та черта, которой не достаёт ему самому. Дико раздражающая и безумно привлекающая, потому что она никогда не врёт. Блондин тихо посмеивается над окончанием её фразы, вспоминая, как впервые перестал воспринимать девушку угрозой. — Эй, я сказала что-то смешное? — вопросительно изгибает бровь Рони. — Нет, просто вспомнил кое-что, — приподнимая уголки губ, отвечает Уильям. Герцогиня смотрит на него долго и внимательно, что совсем ей не свойственно, оставляя фантомные прикосновения на теле своими серебряными глазами. Похоже она снова задумывается о чём-то связанным с ним, почти наверняка зная, что это тот самый день. Альберт приходит в самый отдаленный участок поместья, озвучивая свою просьбу. Ту, ради которой забрал их из приюта и хотел осуществить уже давно. С одним, вполне ясным отличием: не трогать Веронику. Больше всего на свете будущий профессор ненавидел оставаться в долгу, поэтому всё равно бы не подверг смерти наивного ребенка, что олицетворял все его идеализированные представления о «правильных» аристократах. Про другие причины, как сжатое в страхе сердце, он не задумывается. К сожалению, в его продуманном донельзя плане появляется одна непостоянная переменная, которую стоит изучить максимально, чтобы понять возможное поведение без неприятных последствий. Так блондин начинает проводить с ней почти всё свободное время, открывая для себя глупые знания о нескучном человеке. Например, ребенок безумно талантливо играет на фортепьяно, схватывая сложные произведения налету, ещё любит ромашки и лилии, а типичные розы считает пустышками. В её комнате стоят произведения Шекспира и философия древних греков рядом с языковыми справочниками. Алоглазый успел насчитать французский, итальянский, китайский, спрятанный за русским, и латынь. — И ты всё это знаешь? — удивленно уточняет он. — Поверхностно, мне просто интересно понять, как думают люди, а не изучить досконально, — просто пожимает плечами Смит, — от долгого зубрения у меня голова начинает кипеть, хотя мама говорит, что некоторые вещи я должна выучить полностью. — Как математика? — с явной издевкой спрашивает блондин, прекрасно зная, что элементарный для него предмет даётся ей с трудом. — Бр-р-р, хватит надо мной смеяться, Уилл, — сморщив нос, отвечает девочка, — не все рождаются гениями, как ты. Кстати, раз уж ты здесь, может быть, соблаговолишь продемонстрировать свой талант? Вероника без раздумий берёт его за руку, сжимая в своих ладонях, что меньше в полтора раза. Она смотрит на него полными надежды глазами, слегка сводя брови к переносице, заставляя почти согласиться на эту просьбу. — Я не буду делать за тебя домашнее задание, — холодно отвечает мальчик, отстраняясь. — Ладно, нет так нет, зачем так серьёзно-то? — её интерес быстро исчезает, как и прикосновения, — Латынь стоит на верхней полке справа. Я бы хотела подольше с тобой поговорить, но мне надо учиться. Смит разворачивается, проходя к своему столу. Она что-то быстро достаёт из ящиков, раскладывая по лакированной поверхности, а у него внутри какое-то разочарование играет, неприятно скребя от отказа. — Но я мог бы тебе объяснить, — предлагает свой вариант блондин. — Отказываюсь, мне хватает твоих шуток про мою «бездарность», так что не хочу, чтобы они имели резонную почву, — беззаботно отвечает девочка, — но спасибо. — Как учитель, я бы не смог делать подобное снова, — между делом замечает он. Следующие два часа они безуспешно бьются над «гениальностью» младшей Смит, пока Мориарти не осознает, что девочка мыслит образами, исключительно интуитивно, а не логикой, пытаясь представить это в реальной жизни и найти практически-физическое значение. С этим фактом они заканчивают работу за двадцать минут. — Прости, что отняла столько времени, и спасибо. Ты правда хорошо объясняешь, вынуждена признать, — уставшая-довольная улыбка появляется на её губах, — профессор. Наблюдая за удивленным взглядом алых глаз и смущенными щеками, Рони тихо прыскает от смеха, мягко ткнув его в бок. Он не может уснуть всю следующую ночь, перематывая новую информацию, что получил. Ответ находится очень быстро, просто стоит добавить снотворного в её стакан с молоком, что стоит на прикроватной тумбочке, помогая заснуть. Идеально новый учебник по латыни стоит на полке, выделяясь среди потрёпанных книг их комнаты, привлекая внимания. Впервые блондин может почувствовать себя действительно равным, имея право выбора при разговоре с аристократом, словно между ними не существует такой вещи, как «статус». Хотя, для неё скорее всего таких вещей не существует. Куда больше он задумывается над слишком сложным для её лет ответом, что получил: — Ха? Но ведь никто не рождается равным, — задумчиво отвечает девочка, — если так подумать, то люди сами по себе склоны подчинятся системе. Я имею в виду, что неважно кем ты родишься, всегда будет кто-то выше и с большими возможностями, от этого легче жить. Даже в демократическом обществе процветает система, построенная на деньгах. Заплати достаточно кому бы то ни было, и все твои проблемы исчезнут. Добиться идеального равенства можно только перевернув восприятие реальности, но тогда исчезнет свобода собственного выбора и взглядов… С чего ты вообще такие сложные вопросы задаешь? У меня голова кипит! Тогда он понимает, что Смит не просто избалованная аристократка, которая наивно верит в мир во всём мире, а действительно рассудительная личность. Он ещё не встречал человека, что мыслил бы так же здраво в свои годы, это достойно восхищения. Блондин долго думает какую же роль ей отвести. Весьма ценный потенциал и незапятнанная душа, складывают собой противоречие, как и её существование в целом, однако это интересно. Поставить выбор перед ней или всё решить самому? Впрочем, этот самый выбор стоит прямо напротив него с глазами-блюдцами полными ужаса и дрожащем от страха телом, что не может убежать из-за цепкой хватки Льюиса. Так в идеальном плане теперь уже Уильяма Джеймса Мориарти появляется непостоянная переменная. Благими намерениями вымещена дорога в ад… Рот не слушается, перед глазами всё плывет, позволяя увидеть только яркие капли крови, что появляется прямо на полу из тела её жениха и различить отключившейся силуэт леди Мориарти на кровати. В голове слишком громко, что-то предательски орёт, разрезая тишину, но сказать она ничего не может. Совершенно. Кажется, перед тем как увидеть весь этот ужас, она слышала что-то на подобие тихого прощения от младшего блондина, который держит так крепко, не позволяя убежать, что синяки расцветаю на коже, и Смит становится невольным наблюдателем. Серые глаза следят за тем, как ломается деревянная ножка стула, разделяясь на две части, одна из которых находится прямо в глотке у Уильяма, перемещаясь в живот с характерным хрустом от поворота импровизированного кола, чтобы рана точно не закрылась. Так мало крови. Так странно. Очень медленно, будто каждая секунда длиться часами, Вероника смотрит на близко друга, которого любила, как брата родного, с которым пила чай по вторникам и четвергам, обсуждая невинно-весёлые истории. Она невольно задумывается, когда в шатене появляется столько тьмы, чтобы стать способным на убийство родных людей. Пусть они и отличаются, но ведь… ведь смерти они не заслуживают, не так. Это неправильно — душить родную мать черной лентой. Альберт никогда не был способен на убийство, используя его в своих целях, только, если… его не заставили перейти ту самую грань, где нет пути назад. Желать кому-то смерти — одно, убить собственными руками — другое, совершенно другое. Металлический запах наполняет комнату, смешиваясь со зловоньем. Тошнит, её тошнит, безумно тошнит, но организм не слушается, даже сил нет, чтобы вырвало. Получается, она умрёт застав неудачное преступление? — Рони?.. Голос старшего Мориарти звучит как-то неожиданно пристыженно, даже беспокойство скользит уловимыми нотами. Она смотрит в зеленые глаза, закусывая нижнюю губу до крови, даже дышать тяжело. Может проще совсем не дышать? Ещё чего! Мысленно давая себе пощечину, Смит понимает, что дома ждут родные люди, она должна к ним вернуться, чтобы хотя бы сказать прощай. Надо думать, много думать, быстро анализируя. С тремя она не справиться, позвать кого-то на помощь? Нет, это отдаленная часть дома, брезгливая для всех. Определить главный элемент, чтобы попробовать договориться, но как? Ответ вместе с осознанием приходит быстро, заставляя шестерёнки в голове крутиться, почти нагреваясь до безумия. Благо, дурой она не была, спасибо родителям, однако всё равно не может сдержать слишком сильных эмоций, округляя глаза в страхе. Это был он, с самого начала был он! Гребанный профессор, что втирается в доверие своей обманчивой харизмой и заразительными идеями… О, боже, да он действительно гений. Неожиданно что-то обжигает щёку, будто удар, делая мир привычным. Чувствительность медленно возвращается, как и осязание. Девочка гулко выдыхает, содрогаясь всем телом и закрывая глаза, чтобы досчитать до пяти. Брезгливо, у него руки в крови запятнаны, она подтягивает угол платья, стирая чужой след. Мерзко, мерзко, мерзко. Раньше темноволосая не ощущала такого отвращения ни к кому, но сейчас… — Буду благодарна, если вы впредь воздержитесь от вторжения в моё личное пространство, господа Мориарти, — на удивление спокойным голос просит она, кивая в сторону тел, — что ж полагаю у вас есть серьёзные причины, чтобы совершить подобное. Сейчас она ничем не отличается от типичных аристократов, у старшего блондина злость начинает играть на задворках сознания, от отвращения в глубоких серых глазах. Отчасти по тому, что эти чувства направленны не на статус, а на него самого. Неприятно. Незаметно для остальных, он прикусывает язык, что не сорвать и без того шаткое состояние ребёнка. Достаточно уже того, что она холоднокровно ворочает языком, раскрывая его план от корки до корки, будто глядя со стороны. Удивительно. — Раз ты всё поняла, тогда скажи, на что ты готова ради собственной жизни? — дьявольская улыбка появляется на его губах. — Участвовать в твоих планах — отказываюсь, однако могу предложить кое-что более ценное, — она замолкает, будто решая, прикусив щеку со внутренней стороны, — информацию, поскольку для вас будет важно не упустить ни одного виновного ублюдка. Так уж вышло, что я могу входить в больший круг, нежели лорд Альберт. — Рони, послушай, тебе не… Старший Мориарти резко осекается, под серьёзным напором алых глаз, виновато потупив взгляд в пол. «Что он собирается делать дальше?» — думает шатен. Смит не тот тип людей, который они хотят уничтожить, но… пути назад нет. «Почему его глаза такие холодные?» — глупая мысль проскальзывает у неё в сознании, не заглушив крики внутри. Скорее всего сейчас блондин решает её ценность, но «информация» — ничтожно мало, учитывая его навыки. Впрочем, мальчик оказывается совсем не тем, за кого себя выдаёт, так что бессмысленно пытаться понять его, как и мотивы Альберта. — Ты же собираешь занять место Уильяма, не так ли? — замечая чуть больше интереса, Вероника продолжает, — Тринадцать лет я буду исправно выполнять свою роль, как «невеста», давая тебе доступ на самую верх-уш-ку… Сознание ускользает так же быстро, как жизнь из глаз других людей. Всё же такой жуткий стресс для ребёнка почти девяти лет — непосилен. Ну, да ладно, если она очнётся значит предложение в силе, если нет, то хотя бы принципы свои не подвела. Блаженная темнота лучше, чем то, что девочка видит прямо перед собой. Кажется, она может почувствовать, как кто-то ловит её перед самым столкновением с полом. Наверное, просто помутнение рассудка. Алые глаза постепенно теплеют, смягчаясь при взгляде на устало-измученное лицо брюнетки, аккуратно прижимая к себе ближе. Признаться, он ожидал меньшего, однако слишком рискованно иметь непостоянную, своенравную и упертую переменную в своём уравнении. Он хмыкает, думая про себя, что этот риск слишком приятный, чтобы бессмысленно отказывать. Да и в её словах есть смысл, учитывая, что герцогская семья действительно влиятельнее, чего стоит одна её подруга — дочерь министра иностранных дел. — Брат, что ты собираешься делать? — подаёт голос Льюис, что молчал всё это время. Он выглядит очень обеспокоенным, неуверенно сглатывая. Младший Мориарти слишком сильно переживает, сжимая руки в кулаки. В сознании блондина никак не укладывается тот факт, что Рони смогла за несколько минут просчитать их план и вложить всю процессию, обозначая мотивы. Это слишком опасно для них, но она же не угроза, да? — Конечно же собираюсь позаботиться о своей невесте, — Уильям мягко улыбается, поднимая ребенка на руки, — не каждый день тебе делают предложение, Льюис. С тех пор жизни этих четверых становятся тесно переплетены, одним общим преступлением. Связь между ними крепкая, строящаяся на обещании, доверии, любви, заботе, принятии и… ненависти. Поистине острый коктейль из чувств, подсев на который вряд ли можно слезть. И он подсел на него, как наркоман на опиум, не представляя обсуждение плана без препирательств с Вероникой. Девушка старается не вмешиваться, предоставляя только информацию и врачебную помощь, когда это необходимо, всё же пять лет жизни посвятила, изучению лекарского дела. Однако всё равно становится невольным свидетелем изучения некоторых миссий. В такие моменты блондин специально озвучивает свои планы с ошибками, которые она обязательно поправляет. Всё же спорить с ним напрямую, без стеснения подвергая сомнению «стратегию» может только она. Стоит ли говорить, как сильно профессор не удивился, узнав ответ на вопрос: «как ты это поняла?». Пожалуй нет, потому что от неё можно ожидать простого и лаконичного: «интуитивно чувствую, вот и всё». Следующие три дня даются девушке исключительно на автопилоте, вплоть до момента прощальной церемонии в церкви. Темноволосая ненавидит черный цвет, потому что всё ещё помнит тот галстук, так же сильно, как и красные глаза, что преследуют наяву и в кошмарах. Людей много, она рефлекторно-сдержанно улыбается, благодаря за соболезнования, а в душе ничего, абсолютная пустота. Их родителей убили, кто-то очень влиятельный и умный, что даже Скотланд-Ярд не может провести расследование, потому что не осталось ни одной улики. «Или просто они имбецилы» — устало думает девушка, полагая, что может обратиться ещё к некоторым людям. Голова болит нещадно, будто бы кто-то её деревянной дубинкой бьёт, целясь прямо в череп. Благо, всё остальное можно оставить на Дерека, что уже завтра станет новым главой дома Смит, так что её трехдневное рандеву без сна наконец-то завершится. — Сестренка, ты в порядке? — тихо спрашивает старший Смит. — Хочу напиться и уснуть, — она старается улыбнуться, но получается как-то вымученно, — человек королевы должен скоро прибыть, чтобы передать свои соболезнования и приказ прибыть во дворец. После этого я сразу уйду, если моя помощь больше не нужна. — Иногда, я действительно думаю, что старшая из нас двоих — ты. — Наконец-то признал, что мой интеллект выше, чем у десятилетнего ребёнка? Они даже не смеются, смотря друг другу в глаза. Оба измучены и слишком сильно потеряны, но легкая нотка юмора помогает унять боль. Блондин мягко берет её за руку, выражая своё присутствие рядом. Теперь они одни, во всём мире. «Интересно, они так же одиноко себя чувствуют?» — задумываясь на секунду, темноволосая закрывает глаза. «Одиночество» — больно саднит на языке и впервые после всего, Вероника понимает, что больше не существует их семьи, потому что остаются только брат и сестра, из-за какого-то ублюдка. В горле ком, серые глаза открываются, обращая свой взор на закрытые гробы. Хочется разреветься. Девушка сдержанно отстраняется, обещая вернуться через пару минут, выходя на улицу. Несмотря на всю свою эмоциональность, она никогда не могла выразить своё отчаяние на глазах у общества. Это слишком небезопасно, подпускать кого-то так близко. Повернув за угол высокой часовни, что стоит на кладбище, младшая Смит достает пачку сигарет, ловким движение руки вверх, прислоняя фильтр к губам. Дым кажется молчаливым, что только так можно остановиться в этой бренности бытия. Прислоняясь к мокрой стене серого здания, она медленно съезжает вниз. — Ты сама элегантность, Рони, — лучшая подруга повторяет её движения, оказываясь в таком же положении, — благородные дамы так не сидят. — Элен, — она даже не обращает внимания, — на страже мой добродетели, как всегда. — Мы же друзья, если позориться, то вместе, — блондинка забирает из её руки сигарету, делая затяжку, — господи, как ты куришь? — В основном, молча, — немного улыбаясь, отвечает она, стряхивая пепел. Тишина длиться до того момент, пока фильтр не обжигает пальцы, а дальше у неё просто сил нет молчать. Слезы обжигают щёки, скатываясь градом вниз. Ей безумно плохо, Вероника совсем не в порядке, позволяя тонким рукам Колдвей притянуть её к себе, тихо утешая. Только с ней и братом она могла позволить проявить хоть каплю своей скорби, пуская в самое сердце и душу. С ними тепло и безопасно, хочется просто расслабиться, а не думать о всяких «взрослых» делах, как раньше, когда её жизнь была наполнена красками, а не единственной мыслью «выжить». Она не знает, сколько времени проходит, пока они так сидят прямо на мокрой траве и грязи, однако это кажется безмерно правильным сейчас. — Знаешь, я даже завидую, что твой жених тебя так любит, — проводя по волосам цвета темного-шоколада, говорит девушка. — О чём ты? — сипло уточняет Вероника, поднимая голову. — Ну, лорд Мориарти попросил пойти за тобой, полагая, что одной тебе сейчас будет тяжело, — уклончиво отвечает Элен, вытирая слезы с лица подруги, — думаешь, мы бы могли так спокойно сидеть, если бы никто не охранял твой покой? «А ведь правда, никто даже не появился» — удивленно поднимая глаза, Смит моргает. Потом ещё и ещё раз. Пространство снова плывет, ох, не к добру это… — Эл, кажется, я сейчас отключусь, — поднимаясь на пошатывающихся ногах, заверяет темноволосая, — помоги… Момент, когда она оказывается оторвана от земли, удобно расположившись на мужских руках, как-то выпадет из головы. Ей требуется около минуты, чтобы понять, что произошло. Хорошо, допустим Уильям не мудак. Хорошо, допустим он действительно проявил свою снисходительность и доброту, позволяя немного погрустить, однако: — Почему ты меня несёшь? — совершенно спокойно уточняет девушка, пряча лицо в изгибе шеи блондина, — Это безумно… — Неуместно? — продолжая её фразу, говорит он. — Смущает, — связывая свои мысли, заключает Смит. — У меня платье грязное. — Мы помолвлены пять лет, — мягко улыбаясь, алые глаза смотрят на едва заметный розовый на щеках, — и твоё грязное платье меня не волнует. Профессор сразу замечает, что его невеста совсем не в порядке, когда она даже выражение лица не меняет на протяжении всей процессии. Такое безразличие совсем не похоже на привычную, взвинченную Веронику. Обычно, девушка предпочитает посылать всё живое к чёрту, когда они переходят границу её личного пространства, не позволяя даже предметы трогать, однако сейчас всё иначе. Похоже, она действительно устала, отказываясь от сна на протяжении всего этого времени. — Куда мы идём? — вяло интересуется герцогиня. — Я отвезу тебя домой, пока Дерек будет занят остальными делами, — спокойно поясняет он. — Спасибо, — тихий шёпот раздается где-то в районе шеи, опаляя своим дыханием. Девушка думает, что обязательно пошлёт его на все четыре стороны завтра, а может послезавтра, спокойно засыпая. Усталость быстро берёт верх, позволяя больше не размышлять, погружаясь в глубокий сон. Сидя в карете, Уильям думает о том, что было бы неплохо оставайся она такой же доверчиво-спокойной, как сейчас. Он хотел бы коснуться блестящих прядей, что так безнаказанно расположились у него на коленях, почувствовать их мягкость, но не может. У него руки в крови запятнаны, а девушка ненавидит это больше всего. Было бы абсолютно бесчестно поступать так, когда Смит так уязвима. Впрочем, она уже знает, что смерть её родителей неслучайность, однако его мучает вопрос: какой выбор она примет, и сможет ли он без зазрения совести прикоснуться к своему ангелу? Так на что же вы готовы пойти ради своей любви?