Фальшивая невеста

Проснуться в темноте и понять, что всё происходящее реальность. Тянуть руку вперед, стараясь рассмотреть ладони, после чего сощуриться брезгливо, представляя багряные пятна, узорами расцветающие на них. Чувство вины разливается внутри, будто бы раскалённое железо наполняет легкие. Дышать становится невыносимо тошно, срываясь рваными хрипами из горла. Однако всё это лишь иллюзия её больного сознания, искалеченного многие годы. Вероника никогда бы не подумала, что однажды будет настолько трезво мыслить о собственной жизни, находя ответы. Рывком поднимаясь с кровати, девушка шарит пальцами по тумбочке, находя заветные таблетки. Серые глаза долго смотрят на баночку, взвешивая для себя «за» и «против». Совсем недавно изобретенное лекарство — нейролептик с кучей побочных эффектов — холодит мокрые руки, заставляя вздрогнуть. Быть врачом — хорошо, быть герцогиней-врачом — ещё лучше, потому что лишних вопросов не возникает. Заправляя прядь волос за ухо, она царапает мочку, со жмурившись от неприятных ощущений. Когда-то давно Смит услышала, что чувствовать боль означает жить. Что ж, пожалуй, так и есть. Качнув головой, девушка ставит препараты на гладкую поверхность, тяжело вздыхая. Нет, ещё слишком рано, чтобы обращаться к подобному. Что бы подумали родители, узнай о её намерениях? Определенно ничего хорошего. — Сплошное разочарование, — откидываясь назад, говорит Рони. Впрочем, в мире никогда не существовало ничего хорошего и плохого, у всего есть своя сторона. Предпочитая относиться ко всему исключительно нейтрально, темноволосая выучила один простой урок, именуемый «последствия». Просто, так жить было легче. Иногда ложь необходима, чтобы не потерять себя в пучине отчаяния. Герцогиня знает это, как никто другой, поэтому осознанно принимает все последствия своего выбора, за язык-то никто и не тянул. Барахтаться в жалости к себе, Смит никогда не любила. Вопрос времени скорее заключался в том, когда она начнёт считать, что некоторые люди не достойны жить. Переворачиваясь на живот, девушка подпирает лицо рукой, смотря на одно из немногих белое пятно на столе. Пять цветов каллы украшают стол, перевязанные желтой лентой. Даже здесь криминальный гений не мог не посмеяться над её желанием остаться собой, показывая, что всё его отношение — ничего особенного. Да, язык цветов действительно весёлая вещь, позволяющая сказать намного больше, чем позволено. Так, например, Вероника очень долгое время подсовывала ему в ящик стола желтую гвоздику с белой лентой, когда мужчина тянулся за ручкой. Наверное, с того времени это стало способом говорить не озвученное. Будь она в другой ситуации, то обязательно бы расстроилась, получив такое послание, однако сейчас ей плевать, так рьяно, как никогда не было. Пусть делает, что считает нужным пока их договор в силе, в любом случае осталось недолго. Похоже, богини действительно смеются на ними, потому что каверзные детали происходят постоянно. Элен, что принесла цветы в комнату, случайно запачкала красную ленту, решив заменить на ту, что была в её собственных волосах, совсем не задумываясь о том, что всё было взаимосвязанно, ссылаясь исключительно на количество. Лениво подходя к креслу, девушка накидывает на себя халат, выходя из комнаты. В горле пересохло, а сердце дрожит внутри, ударяясь о ребра болезненным стуком. Она замечает лучик света на полу напротив двери в кабинет Дерека. Время позднее, наверное, он ещё не ложился спать. Ссутулившись, её брат хватается за голову, пытаясь разобраться с делами их дома. Впервые она видит его таким измотанным, с темными кругами под глазами и осунувшимся лицом, где серые глаза выглядят усталыми. Такая картина в её сознании совсем не укладывается. Вероника уходит, чтобы вернуться с горячим чаем и наспех сделанными бутербродами. Придирчиво глядя вниз, она думает, что кулинарные шедевры её слабая сторона, однако лучше, чем ничего. Тем более, Дерек всегда ест всё, что она готовила, называя это: «самым вкусным», что он когда-либо пробовал. Мужчина никак не реагирует на её появление, замечая только в тот момент, когда поднос стоит прямо перед носом. — Чем занимаешься? — спрашивает темноволосая, довольно усаживаясь напротив. — Разбираю отчеты, — устало выдыхает герцог, не отрываясь от бумаг. Она молчит несколько минут, понимая, что так дело не пойдет, ведь у брата чуть ли не пар идет из ушей, заставляя шестерёнки крутиться в бешенном темпе. — Тебе стоит перекусить и отдохнуть немного, — с мягкой улыбкой говорит младшая Смит. Он бы хотел отказаться, но не может, когда серые глаза сестры смотрят так строго и упрашивающе. Молча откладывая документы в сторону, он откидывается назад, закрывая глаза: — Порой, я сам не понимаю, как отец справлялся, — тихо говорит Дерек, — такое чувство, будто я хуже в несколько тысяч раз. — Сомневаюсь, — слегка хмыкая, отвечает она, — возможно, отец мог быть даже хуже, ведь мы склонны видеть только результат, не зная, каким трудом всё досталось владельцу. Аккуратно подбирая пальцами фарфоровую чашку, доктор подносит её к лицу, делая глоток. Мягкий привкус ромашки расползается теплом по телу, успокаивая. Подобное времяпрепровождение напоминает о старых временах, когда она могла беспардонно врываться к нему в комнату, отвлекая от учёбы. — В этом ты, как всегда, права, — блондин застывает в одной позе, не двигаясь, — но что, если я не справлюсь? Вероника смотрит на него долгим, изучающим взглядом, понимая, что в этом вопросе кроется намного больше, чем простой страх неудачи. Скорее всего брат боится оказать хуже, чем предыдущий герцог, чувствуя себя в несколько раз слабее и беспомощнее. Для всех остальных Дерек — человек, что своим железным характером может добиться много, однако мало кто знает, с каким трудом ему даётся потерпеть поражение. Груз ответственности — вот, что действительно тяготит душу. — Тебе не нужно быть отцом, потому что ты — это ты. Стать другим человеком не получится, как ни пытайся. Просто, оставайся верным своим принципам и правилам, — она встаёт, подходя ближе, чтобы потрепать по голове, — поверь, то, как сделаешь ты, не сможет никто. Вероника тихо смеётся, когда старший неловко откидывает её руку, недовольно бурча: «мы не дети», пряча улыбку за ладонью. Такие моменты слишком ценны для неё, оставаясь приятным воспоминанием внутри. Следующий день она проводит в компании Элен, упорно игнорируя письмо, что получила от своего жениха. Читать не обязательно, ведь девушка знает, что осталось обговорить последние детали. Скорее всего он будет недоволен тем, что Смит так и не ответила, но пусть побесится напоследок, ведь больше такого не повторится. Тратя уйму денег на шопинг, выбирая себе пару дорогостоящих платьев, которые ей не понадобятся, проводить время играя в карты в салоне мадам Робинс, напиться в дешевом пабе, чтобы повеселиться от души, где бы никто не знал их происхождения, и вернуться домой вместе. Наверное повезло, что Морана знает каждая прохожая собака, в подобных заведениях, иначе бы от проблем нельзя было отвертеться. Впрочем, девушки в беде — что может быть романтичнее? Пожалуй, только обезумивший от ревности и злости Дерек, что ждет их прямо в гостиной. Элен злится от претензий, что говорит блондин, давая ему пощечину: — Ты никогда не понимал моих чувств, предпочитая с ними не считаться! — на голубых глазах появляются слёзы. Она уходит слишком быстро, почти срываясь на бег. Герцог смотрит вслед удаляющемуся силуэту, прижимая ладонь к лицу. В серых глазах брата царит буря эмоций, заставляя впадать в ступор, а младшая Смит только молчит, складывая руки на груди. «О, Боже! Как же вы меня раздражаете!» — она тяжело вздыхает, изрекая: — Идиот, так и будешь стоять, смотря, как твоя любовь страдает? Впрочем, ему правда есть из-за чего разозлиться, видя маленькое украшенное красным пятнышко на шеи блондинки. Говорить о том, что владелец этого творения — пьяная Рони, явно лишние. Просто, иногда требуется отличный пинок под мягкое место, чтобы эти двое сдвинулись с мёртвой точки. Подглядывать плохо, но девушка никогда не была хорошей. Прижимая руки к губам, чтобы не выдать ни звука, герцогиня сдерживает сдавленное: «Алилуя!», когда её брат берет лицо подруги в руки, наклоняясь, и целует Колдвей. — Ты же позаботишься о нём, Эли? — сидя в экипаже, спрашивает Смит. — И о тебе тоже, — поднимая указательный палец вверх, говорит светловолосая. «Не забудь то, что сказала» — засыпая с чувством выполненного долга, думает Вероника. Элен говорила что-то про то, что её лучшая подруга никогда не думает о собственных чувствах, будто бы они неважны. Пожалуй, это правда, потому что право на них девушка утратила слишком давно. «Иногда стоит пожертвовать чем-то, чтобы получить больше» — слова Уильяма всплывают в голове, раздраженно ударяя о подушку. Маркиза не забудет, она видит это по смущенным взглядам и едва заметным прикосновениям ладоней молодых людей. Теплых, таких чувственных и живых… Когда ты знаешь, что твоя жизнь скоро закончится по собственному желанию, непроизвольно хочется сделать всё, чтобы твой уход был полноценным. Сделать то, что ты должен перед тем, как погрузишься в небытие. Довести Льюиса до ручки, подмешивая везде ненавистные ему грейпфруты, чтобы потом бегать по особняку с криками: «убивают, спасите!» и искренне смеяться. Провести день в саду, помогая Фреду ухаживать за цветами, узнавая много особенностей. Всё же отомстить Морану за его фривольное обращение с леди Элен, сделав укол. Заставить всех выпить вина с Альбертом, чтобы потом играть в карты на желания, дожидаясь приезда Уильяма из университета. Собственно, всё идёт по плану, пока четверо мужчин не объединяются против несчастной Смит, заставляя играть на фортепьяно. Выступать на публику она не любит, однако сегодня сделает исключение, включая все свои актерские способности, театрально присаживаясь за инструмент. Невольно она старается понять, откуда у них вообще взялся подобный предмет, прекрасно зная, что никто не играет. Впрочем, подобный вопрос исчезает из её головы, когда руки касаются клавиш. Skillet — Comatose (piano version) Нежная кожа, тихие стоны и дрожащее от удовольствия тело в его руках: всё это преследует будто наваждение каждый день, заставляя почти что тихо рычать от желания увидеть. Кажется, словно всё это сон, который сводит с ума. Рубиновые глаза смотрят на самую первую засохшую желтую гвоздику с белой лентой, что гербарием-закладкой лежит в его дневнике. У них всегда был другой способ говорить о своих чувствах, не используя слов. Пусть они и использовали этот язык, как инструмент передачи заданий и информации, но порой были моменты, когда цветы приходили без повода. Просто, чтобы выразить свои эмоции, которые они вряд ли бы озвучили из-за собственных страхов. Он хочет выразить то, как много значит для него тот день, какие чувства питает по отношению к темноволосой, слегка удивляясь, какой очевидный букет получится. Всего пять цветов каллы и красная лента, Смит поймёт. Ответа не приходит, девушка никогда не молчит. Цветами — никогда. Предчувствие того, что происходит что-то неотвратимое ложится грузом на его плечи, однако он быстро отметает любые сомнения, ссылаясь на вполне объяснимый факт. Темноволосая слишком потеряна от всего произошедшего, да и со стороны, это напоминает просто использование. Уильям даёт себе обещание, что исправит, по-другому быть и не может, находя оправдание своим действиям в простом и лаконичном: «человек не может желать того, что не видит перед глазами», а он видит, слишком долго и много, сгорая в собственном котле. Фортепьяно, что никогда не использовалось, неожиданно ожило, пуская по поместью знакомые ноты. Мориарти знает каждую композицию, что она сочиняет, наизусть. Шаг становиться чуть быстрее, проходя в гостиную и отдаваясь теплом от увиденного. Впервые в жизни он готов бросить всё ради чего трудился, лишь бы видеть, как все, кто ему дорог счастливы, сидя в одной комнате. Кажется, теперь он не только понимает значение, но и чувствует смысл слова «дом». Сейчас в одном маленьком помещении существует идеальный мир, что он так отчаянно пытался обрести и построить. Закрывая глаза, профессор прислоняется к дверному косяку, расслабляясь. Один единственный вечер, когда они могут быть нормальными людьми. Пьяные серебряные глаза, что смотрят на него с нежностью и заботой, настойчивое прикосновение и предложение присоединиться, будто бы только его и ждали, раздраженный младший брат, которого держит Моран, чтобы не сорвался от столь вульгарного поведения, Фред и Альберт разговаривающие друг с другом. «Я дома» — сдержанная улыбка появляется на губах Уильяма, что берет карты в руки с началом новой партии. Жажда верить в то, что всё хорошо у людей в крови, как и надежда на светлое будущее. В противном случае человек предпочел бы умереть, чем жить, опираясь на одно отчаяние. Так и происходит. Отдаленный район Лондона, где никогда не бывает и души, полный разврата и смертей — идеальное место для первого преступления. Вероника отмечает каждую деталь, с которой был выполнен её заказ, смотря пустым взглядом перед собой. Ночной туман едва заметно рассеивается, всё ещё скрывая тот ужас, что происходит на улицах бедняков. Она не морщится, привыкшая к подобным картинам и мерзкому зловонию, что заполняет легкие. Удивительно, но впервые за долгое время герцогиня чувствует себя так спокойно и свободно, словно ничего больше не тяготит душу, отпуская. Каждый шаг отдаётся эхом в голове, напоминая о заветной цели. Небольшое, заброшенное здание на конце улице, где из освещения только лунное сияние, скрытое мглой. Она останавливается, поднимая голову к небу, чтобы запомнить последние мгновения этого вечера. Забавная вещь, но если убить убийцу, то их меньше не станет, однако если убить и себя, после убийства, то мир станет чище. «C’est la vie, mon cheri!»— думает девушка, пару мгновений наблюдая за медленно сменяющимися облаками. Черный капюшон прикрывает большую половину лица, но она без сомнений может отгадать личность, подходя ближе. Уильям стоит прямо перед зданием, задумчиво смотря вперёд. Он один, и это хорошо, значит всё пройдёт гладко — в его стиле — без лишних свидетелей и подозрений. Впрочем, надо было поблагодарить остальных, но шанса больше не выдастся. — Ты не передумала? — даже не взглянув на неё, спрашивает мужчина холодным голосом. — Нет, — она достаёт полупустую пачку сигарет, поджигая одну. — Присоединишься? В общем и целом, момент сам по себе ироничен, вряд ли бы они могли когда-либо представить, что будут курить вместе перед первым преступлением герцогини, находя в этом умиротворение. Ветер играет в волосах, норовя скинуть капюшон. Рони щурится, чувствуя, как едкий дым попадает в глаза, слегка хмыкнув. Абсурд в чистом виде, но от чего-то он кажется правильным, словно всё так и должно быть. — Даже не спросишь кто стоит за всем? — выдыхая, уточняет блондин. — Значения не имеет, — пожимая плечами, она закрывает глаза, — вполне достаточно того, что ты не ошибаешься. С новым порывом ветра в нос ударяет знакомый запах, тот самый, который преследовал его по ночам, перемешиваясь с табаком и оседая на языке. Они стоят слишком близко, почти соприкасаясь руками, но остаются недосягаемы. Смотря на свою возлюбленную, Мориарти теряется на секунду. Темноволосая совсем не похожа на ту, кем привычно бывает. Слишком чужая, туша бычок о землю. Рука непроизвольно тянется вперёд, пытаясь поймать запястье, когда она удаляется, но не выходит. — Ты не обязана делать подобное, — слава срываются с тонких губ. Доктор останавливается, задумчиво буровя дверь взглядом. Возможно, темноволосая была благодарна за эти простые необходимые слова, однако впервые, подобный исход кажется правильным. Оборачивая к профессору, девушка улыбается, сама не знает почему, кидая пачку сигарет с посланием: — Дарю. Менять собственное решение в последний момент — вверх низости. Как раз того, что ей чуждо. Первый шаг даётся легко, заставляя серые глаза оценить всю трагичную атмосферу помещения. Гнилые доски неприятно скрипят от веса собственного тела, отдаваясь эхом по комнате. Здесь сыро, почти что дышать тяжело. В углах множество паутин и пыли, какие-то насекомые бегают под ногами. Однако она идёт дальше, отыскивая подвал, который станет усыпальницей для двух порочных душ. В голове как-то непозволительно пусто, будто бы всё ластиком стёрли, смотря спокойным взглядом на множественные кровоподтёки и синяки на теле какого-то ублюдка. Лица она не запоминает, да и если бы хотела — не смогла, потому что единственно различимая часть — горящие в страхе и ужасе карие глаза. Кровь медленно капает с глубоких, но не угрожающих для жизни, парезов. Свернутые суставы пальцев подрагивают от боли, а ногтей она не видит, только месиво состоящие из поврежденных тканей. Дышит он тяжело явными усилиями жажды жизни — четыре ребра сломаны, почти что торча. Жестоко, но заслуженно. Девушка слышит очень тихое «спасите» и поражается собственной тьме внутри. Ни капли не жаль, напротив хочется заставить страдать ещё сильнее, сжечь едва живое тело дотла, контролируя долю огня и наблюдая за каждой крупицей боли, что была бы наградой. Хочется медленными движениями сдирать кожу, срезая её тупым скальпелем и… плакать. Навзрыд, так громко, как дети не плачут, чтобы каждая частичка этого мира могла содрогнуться от боли внутри, но она молчит, проходя глубже, не закрывая дверь. Всё равно, никто бы не остановил. Мертвых местью не вернёшь, но жить не хочется, когда единственный источник — желание убить. Медленными, изучающими шагами Смит обходит свою жертву, стараясь привыкнуть к мысли о том, что станет убийцей, будто змея, старается задушить. Только вот что именно: свой отчаяние, боль и обиду или же заглушить голос разума? Возвращаясь к карим глазам, девушка снимает капюшон, внимательно следя за реакцией. Ублюдок узнает, слишком хорошо и отчетливо, становясь ещё сильнее зажатым. Слёзы страха появляются на его лице, и язык ворочается: — Про-шу, пощади… «Вскрыть ему горло, заставляя захлебываться в собственных слезах, или застрелить, даруя снисходительную быструю смерть?» — осматривая предметы на ногах, что прикованы ремешками к кожаным штанам, задумчиво хрустя пальцами, пытается понять темноволосая. — Знаешь, прозвучит достаточно метафорично, но твой измученный вид очень похож на мою душу, — немного посмеиваясь, комментирует она, — даже забавно, я имею в виду, убить собственную душу своими же руками… Впрочем, так и есть, всегда было… моя вина всегда была моя… С каждым словом нервный смех распирает сильнее. Становясь похожей на безумную сошедшую с ума, герцогиня выбирает пистолет. Хотя бы какая-то милость. Не для себя, для того, кем она хотела быть. Быть… Кем она хотела быть? Нет, не важно. Поднимая руку с револьвером, Вероника Кортни Смит может думать только об одном — её жду в царстве мертвых, задерживаться не стоит. Мужчина ловит пачку рефлекторно. Рубиновые глаза не могут и на секунду отвести взгляда от той самой улыбки, которую он увидел впервые в доме старшего брата, будучи сиротой. Победа достаётся без усилий, почти что удачей, но почему-то профессор ощущает, что проиграл. Обстоятельства сложились в его пользу, позволяя забрать себе самое дорогое, то, что он мог только рьяно желать. То дорогое, что играет по вечерам на пианино в гостиной, то дорогое, что постоянно критикует его, совершенно не стесняясь в выражениях, то дорогое, что сейчас исчезает прямо на глазах, растворяясь призраком, будто никогда не существовала. Яркие серые звезды не дают ему покоя, утрачивая своё сияние, становясь сломленными и пустыми. Пустыми настолько, что утопиться хочется, лишь бы не видеть безразличия и удовлетворения мертвеца. «Прощай, уважаемый» лежит в пачке сигарет пурпурной альпийской фиалкой. Картинка складывается в единое целое, образуя ответ, и алый взгляд, от которого укрыться ничего не могло, холодеет. Растоптал, уничтожил, сломал. Пользовался до самого конца, следуя своему эгоизму. Довел до точки невозврата, когда человек выбирает единственный выход — самоубийство. Собственными руками, что дрожат от злости и отчаяния, сжимая последние слова и срываясь с места. Говорят, если ты действительно любишь кого-то, то на расстоянии можешь почувствовать, как с ним что-то случилось. Предчувствие не обманывает, всплывая воспоминаниями-фактами в сознании. Каждое действие темноволосой было прощанием, таким честным, искренним и родным, что глотку хочется перерезать самому себе от тупости. Он вспоминает мягкую улыбку за фортепиано, что становится грустной без причины, долгие мечтательные взгляды в стену, будто бы там есть рай помимо картин и обоев, слишком тусклые эмоции, похожие скорее на выработанную привычку. Хочется смеяться, ведь так очевидно, что герцогиня никогда не позволит жить себе-убийце. Потому что презирает саму суть отсутствия выбора у человека. Потому что для неё ценна любая жизнь, и каждый заслуживает прощения. Потому что другая — та, кто заслуживает жить в совершенном мире, как и Льюис. Он успеет. А если нет, то умрёт в след за ней. Не сейчас, потом, когда закончит свою миссию, приставляя револьвер к голове, выбив мозги на её могиле, окропляя собственной кровью прекрасные и невинные белые лилии, что девушка так любит. Предотвратить неотвратимое, почти невозможно, смотря на крупную дрожь бьющегося в агонии отчаяния хрупкого тела темноволосой. Безумный смех похожий на крики боли, кажется самым отвратительным, что мужчина когда-либо слышал. Сломал, уничтожил, растоптал единственное, что оставалось лучом света в его персональном аду. Надеясь приблизиться к теплу, мужчина с завидным садизмом убивал каждую частичку, в которой нуждался. Закрывая серые глаза ладонью, Уильям сжимает тонкое запястье в своих руках, забирая оружие, чтобы лично расправится с ублюдком. Один выстрел решает все проблемы. Проще только сложить один плюс один, уводя за собой потерянную темноволосую. Самое большое заблуждение блондина заключалось в другом. Он всегда думал, что девушка принадлежит ему, только увидев, однако на самом деле это он принадлежал ей с самого начала. Всегда, с тех пор, как свет прикоснулся к нему.