Фальшивая невеста

Следующие несколько часов думать о громких словах, что говорит Уильям в тот вечер не получается, и, если честно, не хочется. У неё с судьбой плохие отношения. Может в прошлой жизни она поспорила с одним из богов удачи, раз вместо заслуженного отдыха госпожа «Предначертание» решает подкинуть ещё несколько загадок? Благо, подобные мысли никак не влияют на ход работы, продолжая идти по своему намеченному плану с маленькими изменениями. Не могла же она послушаться и сидеть на месте, пока интуиция вопила о необходимости присутствовать? Точно нет. К слову, задание проходит хорошо, если ликвидация людей вообще заслуживает такой оценки, как и то, что её предчувствие не было обмануто. Врач не бывает лишним, а острый слух и особое увлечение неприятностями приводят к новой жертве. Ирония настолько проста, даже забавно становится. Казалось, существует некая грань, которую Смит никогда не решится перейти, испытывая животный страх, пугающий до дрожи в коленях, при мысли об убийстве, однако всё оказывается до глупости обычным, сравнимым с пустяком. В голове что-то мутнеет, когда один из прихвостней Баскервиля, увлеченный игрой в — кто бы мог подумать — хирурга, возбужденно снимает штаны, оголяясь. Похоже, вид крови и вывернутых костей на несформировавшемся мальчишеском теле будоражат слишком сильно, раз он потерял всякую бдительность. Отнять первую жизнь, оказывается легко. Свернуть шею так, чтобы хруст костей позвоночника отдавался по всему подвалу, и не опуститься до уровня мстительного убийцы, одержимым наказанием. Быстро, почти безболезненно. Смит ловит себя на мысли, что было бы неплохо, помучайся этот скот дольше. Например, перерезать основные артерии, где бы подонок метался в агонии, как его «дичь». Но она же выше этого, не так ли? Впрочем, мимолетная мысль исчезает быстро, не успевая развиться. Она бесстрастно переступает через опавший труп, словно следовала заученным действиям, и подходит к мальчишке, чувствуя прожигающий холодный взгляд алых глаз. — Безусловно, твое умение найти что-то ещё впечатляет, но из-за этого мы отстаем от плана. — Льюис, при всём уважении, закрой свой рот и помоги, если так опаздываешь, — огрызается девушка, осматривая неестественно изогнутую руку мальчишки и остальные раны. Блондин замирает, отвыкший слышать полную форму собственного имени и леденящий серьёзный голос информатора. Одолеваемый сомнениями, Мориарти недолго взвешивает «за» и «против», выдыхая. — С тобой спорить бесполезно, — наконец-то заключает он, начиная послушно исполнять все указания, иногда даже раньше нежели получит, пока они не переходят к изуродованной конечности. Выглядит почти странно, ощущение, будто ты находишься не в каком-то Богом оставленном месте, а больничной палате с добрым доктором. Иронично. Смит привычно нежно объясняет, что сейчас придется потерпеть, предупреждая о возможных болевых ощущениях, но мальчишка только головой качает, давая своё согласие. Для своих лет ребёнок держится хорошо, но безвольно. Блондину кажется, что именно так они выглядели до встречи с Альбертом. Покинутые, готовые принять всё, что дает жизнь и немного, но обреченные. Потом появляется герцогиня. Самое непредсказуемое существо из всех, кого он знает, наверное, с детства осталось такое впечатление. Впрочем, она поддерживает эту репутацию сполна, как минимум ни одна аристократка не смогла бы так спокойно вынести жёсткий крик и впивающиеся от боли ногти в собственные плечи, даже не дернувшись. Темноволосая снимает с себя плащ, проворачивая несколько замысловатых махинаций, чтобы ткань плотно фиксировала руку и прикрывала открытые участки кожи в бинтах. Аккуратность и нежность читается в каждом движении, что нехотя задумываешься, как именно у неё хватило сил свернуть кости. Может быть, они недооценили темноволосую с самого начала, раз даже выбор оружия пал на привычные скальпели, вместо рукопашного. Впрочем, статус она правда поддерживает, уже дружески смотря усталыми глазами и кивая в сторону несчастной жертвы. Сама же информатор задумчиво опускается на корточки, осматривая труп. Внутри странное чувство дежавю, словно она видела что-то подобное не так давно, из-за чего серый взгляд лихорадочно мечется по обрисованной кожей поверхности, ища то самое. — Всё в порядке? — уточняет мужчина, перехватывая ношу поудобнее, — Нам надо идти. — Не знаю, — Смит задумчиво прикусывает губу, — ты не видишь ничего общего между «своим» и «моим»? — Кроме «развлечения»? — презрительно выдает он, получая кивок в ответ, — Нет. — Значит другое. С присущей врачам отстранённостью Вероника методично поднимает каждую конечность, пытаясь понять, что её не отпускает из этого места. Переходя ближе к сломанным костям на шее, она слегка нажимает на челюсть, сдвигая ее вправо и открывая доступ к уху. Вроде бы ничего необычного, но что-то внутри заставляет её надавить на мочку, натыкаясь на черную букву. Выведенная чернилами татуировка с удлиненными параллельными линиями напоминала «N», подозрительно похожую на ту, которую темноволосая уже знала когда-то давно. — Посмотри, — она машет рукой напарнику, подзывая, — видел уже подобное? Мориарти был бы раздражен, если бы не явная заинтересованность в голосе герцогини. Порой он поражается тому факту, что девушка находит что-то в совершенно непримечательной пустоте, как и сегодня. Сорваться с места, выцепить ещё одного из шайки Баскервиля и прикончить. Совсем не отреагировать на боль от сжатой до крови кожи и несколько минут осматривая труп, находя нечто иное. — Татуировка? — алые глаза смотрят на указанное место, — Подобное не позволительно в высших кругах. Откуда ты вообще узнала об этом? — Вернее спросить, как никто другой не заметил? — поднимаясь, она смахивает волосы назад, предполагая, — Наверное, случайно заметила, пока сворачивала шею, не знаю точно, но я видела его где-то. Только бы понять где. — Подумай об этом позже, мы и так задержались. Вероника только кивает, погруженная в хранилище своих воспоминаний. Не хватало ещё устроить неприятности из-за необоснованных предположений. Всё же, причинять неудобства не хотелось, учитывая, с каким трудом ей стоило убедить Уильяма. «Скорее перед фактом поставить, со мной всё равно бесполезно спорить» — ведя внутренний монолог, она пожимает плечами, будто в подтверждение. Впрочем, любой намёк на присутствие светловолосого ходячего ума в своей голове, герцогиня старается успешно игнорировать. — Странно всё это, — смотря на темные коридоры без света, выдает Смит. Идти приходится почти наощупь, что непривычно, как и отсутствие какой-либо былой усталости, — но думаю, нас можно поздравить с «посвящением», Луи. — Тебе, похоже, всё равно, — едва недовольно пыхтя, отвечает он, — поздравляю. — Цепляться за прошлое бессмысленно, наверное, поэтому я спокойна, — темноволосая хмыкает, чувствуя упирающийся взгляд в спину, — возможно, совесть проснётся позже, трудно сказать. — После того вечера тоже просыпалась? — Того вечера? — герцогиня не сразу понимает, удивляясь. — Нет, ещё нет… и не должна. Ответ звучит уверенно, но от чего-то перед глазами встает картина чёртового дома с подвалом, выйдя откуда всё изменилось. Погружаясь всё глубже и глубже, она замолкает, пока не находит тот странный символ в своей памяти на окровавленной фаланге безымянного пальца. — Вот же ж! — останавливаясь, как вкопанная у самого выхода, девушка разворачивается, хватая блондина за лицо, — Луи, солнышко, я уже говорила, что ты — гений? — Рони, отпусти, пожалуйста, — глядя в горящие серые глаза, просит мужчина. — Нет, ты пропустил важное, ты — чертов гений, как твой брат, — повторяет Смит ещё раз, тряся несчастную голову, — я вспомнила, где видела это. Видно, наигравшись вдоволь, пока радость не отпустит, она решает отступить на шаг, наглядно показывая на левую ладонь. Словно от ураган белая рубашка с парочкой красных капель на предплечье развивается в так движениям. — Тогда, я не заметила сразу, но похоже у него была такая же татуировка, — возбужденно тараторя, продолжает, — понимаешь, что это значит? Прямо здесь. — Это значит, что тебе надо успокоиться и обдумать всё позже, возможно ты просто хочешь выдать свои фантазии за действительность, потому что слишком устала. Однако, если это действительно так, как ты говоришь, стоит спросить у брата, возможно смерть твоих родителей связана с нечто большим, если я правильно понял. По мере сказанных слов, Льюис замечает, как маниакальная радость уступает место рациональному мышлению. Он вздыхает, немного смягчая скептический взгляд. — То есть ты не знаешь? — Уилл предпочел заняться всем самостоятельно, в конце концов, он действительно был привязан к ним, почти так же, как и Альберт, — секундная пауза, — до момента, пока не стала известна личность Флинта. Думаю, что было дальше ты понимаешь. Вероника хмурит брови, согласно кивая. Она играет с пальцами, напряженно переваривая новую информацию. С одной стороны, это было безумной глупостью для Мориарти, капать под кого-то используя свою личность, слишком много вопрос могло появиться, однако с другой… «Возможно ли, что я ошибаюсь на твой счёт?» — глядя в упор на объект своих мыслей, что занят разговором с младшим членом команды. Ей даже догадываться не нужно, что именно происходит — «наверняка пытается вселить в него уверенность и веру в себя, манипулятор чёртов». Впрочем, чтобы она не думала, улыбку всё равно нельзя скрыть, как и приступ легкой радости за команду. Ловким движением руки герцогиня достает пачку табака из кармана, резко дергая открытую упаковку вверх и зажимая поднявшуюся в воздух сигарету, подносит её к губам. Спичек не оказывается, но сейчас подобное не волнует, скрытое глубинным потоком задумчивости. Неожиданно рядом появляется огонь, заставляя по привычке наклониться вперед, не отрывая взгляда от гения Преступного мира. — Сама обходительность, Себи, — девушка делает затяжку, выпуская дым, — спасибо. — Ты пытаешься соблазнить Уильяма? — он почти смеется, когда слышит, как темноволосая потерянно давится при вопросе, — Минут пять смотришь, вот и спросил, расслабься. — Мне не нужно пытаться, если захочу, — возвращая прежнее самообладание, она продолжает, — беру свои слова назад, мистер обходительность, мог бы спросить о моём самочувствии, раз возражал больше всех. — Мы были солидарны, — подмечает Моран, поддерживая одиночное самоубийство табаком. — Однако я здесь. — Однако ты здесь, — бывший военный кивает, — и не зря, там парню ногу капканом повредило, проверишь? — Естественно, просто мне нужен перерыв в пару минут. Серые глаза отрываются от объекта мыслей, переходя к счастливо воссоединившейся группе детей, бурно обсуждающих свои приключения. — Волосы подержать? — в своей манере заботливо интересуется Себастьян, наблюдая, как младший из Мориарти подходит к брату. — Не стоит, я всё же врач. — Но не убийца. Они замолкают, пока тепло не обожжет пальцы. Говорить что-то излишне, скорее вызовет больше вопросов, чем понимания. — Ты же знаешь, что я никогда не смогу быть в вашей команде? — уточняет девушка. — Правда? Мне казалось, что ты перестала отрицать, — брюнет разочарованно выдыхает, — в любом случае, все считают иначе. Темноволосая качает головой, выкидывая бычок. Сколько бы подобные мысли не посещали, ответ остаётся неизменным. — Дерьмо, умеешь же поставить в неловкое положение, — Смит закрывает глаза, хмыкая, — показывай, давай, своего пациента. Между ними определенно существует какой-то особый вид взаимоотношений, сомневаться не приходилось. Как минимум, когда Вероника осматривает мальчишку, понимая, что кость не задета, только две отметины острых лезвий оставили след по обеим сторонам щиколотки, накладывает бинты, смазанные мазью, и даёт таблетки для лучшей свертываемости крови, натыкаясь на дилемму, как их принять. Недолго думая, темноволосая вытягивает руку назад, ожидая до тех пор, пока в её ладонь не вложат фляжку, и даёт её ребёнку. Собственно, вопросов не появляется первые пятнадцать секунд, а когда малец начинает морщиться герцогиня осознает в чём дело, впрочем, как и сам полковник. — Утырок, — только и выдаёт девушка, грозно смотря из-под бровей, когда в руки попадает «причина». — Они просто похожи, сама должна проверять, — высказывает в свою защиту брюнет. По законам жанра и достаточно скверного горячего характера здесь должна была присутствовать огромная врачебно-информативная нотация, ожидаемая всеми остальными, но происходит только драматично-угрожающе медленное поднятие. Смит подносит фляжку к губам под скептически раздраженные черные омуты, делает глоток, нарочито долго пробуя на вкус, а потом безжалостно выливает чужое спиртное прямо на землю под встревоженную тишину. Фред и Льюис перекидываются понятливыми кивками, собираясь немного изменить ход событий, но останавливаются под спрятанной рукой улыбкой профессора. «Есть несколько вещей, которые лучше никогда не затрагивать, если дело касается Себастьяна. Алкоголь — одна из них. Личный алкоголь, который всегда присутствует при нём — тем более» — думают они. Театрально стирая невидимые остатки с уголков губ, Вероника трясет предмет ещё несколько раз, убеждаясь, чтобы ни одной капли не осталось, и отдаёт его законному владельцу с безусловным заключением по слогам и самой невинной улыбкой: — Ты — идиот, Моран. — Смит, мать твою… Секунда, две, три и напряжение спадает. Мужчина нервно-спокойно убирает своё пустое добро подальше от истеричных рук взбалмошной дамы, а герцогиня внимательно следит за этой сценой, пока мальчик не выдает случайную икоту. Абсурд ситуации зашкаливает: с одной стороны смеяться с глупости хочется до чёртиков, а с другой, знание, что некоторые препараты совершенно несопоставимы с алкоголем — смертельно опасны, удручает. Темноволосая прячет лицо в ладонях — чёрт возьми, знала, что так и будет — чтобы не надорвать живот, а полковник широко улыбается, прикрыв глаза ладонью, будто бы волосы смахивать собрался. Всё же, кто бы что не говорил, а связь между ними почти константа, созданная из ниоткуда, поэтому работать вместе получается лучше всего, пускай Себастьян и одиночка. Глаза снова возвращаются к Уильяму, понимая, что между ними подобного никогда не будет. Если сравнивать на загадке с девятью точками, то она бы скорее вышла за границы, а профессор построил целую логическую цепочку, получая в итоге идентичный результат. Становится немного грустно. «Сумасшествие настоящие, слишком много мыслей… Чертовщина, кажется известный лондонский детектив должен мне выпивку, заодно спрошу про эту недобукву» — думает девушка уставши. День выдался сумбурным, и каким-то неведомым образом она находит связь между появлением Холмса на горизонте и очередной головоломкой. Неожиданно теплый для начала весны ветер забирается под порядком влажную от пота одежду, вызывая дрожь. Мориарти говорит, что-то про необходимость покинуть место преступления, пока их не поймали, и тут воспоминания произошедшего играет новыми красками. Его голос режет острее заточенного ножа. Простая привычная формулировка, призванная сматывать удочки, чтобы не попасться, но такая чуждая герцогини. Дерьмо, она потерялась настолько, что не может даже себя понять, колеблясь между ужасом и абсолютным холодом, вспоминая хруст позвонков. Он заслуживал смерти, такой скот заслуживал смерти. Ведь, если бы это не закончилось сегодня, то не закончилось бы до самой смерти аристократичного мусора. Страшно подумать, сколько ещё жизней могло быть потеряно, только из-за вседозволенности. Люди самые жестокие существа, которые могут убивать себе подобных не для того, чтобы выжить, а в сладострастие, потому что так — весело. Господи, да информатор сама составляла досье, выясняя: где, как и кто… но увидеть воочию намного действеннее, чем услышать сто, нет, возможно, тысячи раз. «Теперь ясно, почему отсчет начался в круизе. Выйти на большую сцену с мешком грязи и представить публике? Что ж, неплохо, сейчас даже по достоинству могу оценить такой выбор» — собственное лицемерие задевает гордость, заставляя сжать зубы и признать чужую правоту. «Боже, ладно, я никогда не отрицала умений Уильяма, но, чёрт возьми, теперь хочется наблюдать за этим представлением, тем более задержаться мне придётся, если метка действительно как-то связанна с делом моей семьи» — очередной порыв ветра и шоколадные волосы, завязанные в тугой хвост, находят своё место в ветках кустарника. — Гениально, Рони, это просто гениально: попасться на первом убийстве по несуразной причине, — впутываться она умеет, а вот выпутываться проблематичнее, учитывая, какую боль причиняет каждая попытка. — Ма-Шери убил бы за такой идиотизм. — Сомневаюсь, что кто-либо ещё узнал, — спокойным голосом раздаётся за спиной. — Позволишь? Вопрос, заданный ради приличия, не требует ответа, поэтому приходится приложить всё самообладание, чтобы не дёрнуться, когда руки профессора накрывают её собственные, справляясь явно лучше. Неловко, это их первый диалог тет-а-тет. После неожиданного признания, даже привычные шутки не идут на ум, уступая место звенящей пустоте внутри. Впрочем, ещё хуже становится, когда на плечи ложится плащ мужчины, сохранивший тепло, а хозяин черной ткани уходит так же неожиданно, как и появляется. «Идиот, не ты ли должен быть осторожнее всех?» Смит смотрит несколько секунд на удаляющуюся спину, потом на естественно заботливо оставленный предмет, покрываясь большим количеством вопросов и едва заметным румянцем на щеках: — Спасибо, Уилл. Ничего не меняется. Они по-прежнему слишком далеки друг от друга, не имея ничего общего между собой, кроме протухающего контракта и некоторых представлений о мире. «Всё, как раньше» — пытается убедить себя Вероника, но не может. Сознание рисует испорченные картины с участием профессора: страстные, но не менее чувственные поцелуи, собственнические, но нежные касания с желание оставить метку, долгие, порой слишком томные взгляды полные огня, от которых ноги сводит, и слова, множество слов, в которых потеряться можно, пытаясь отличить истину от лжи. Будь темноволосая на несколько граммов глупее и доверчивее, то обязательно влюбилась бы, утопая в предмете своего обожания полностью. Однако нет, Смит, попалась в эту ловушку как-то раз, чисто по собственной неопытности, обольщенная харизмой и умением красиво говорить, пробыв в ней несколько месяцев. Впрочем, этого времени хватает, чтобы похоронить свою возможную лучшую жизнь, подписывая сделку с дьяволом. Стоимость детского интереса намного выше, чем она могла бы подумать, но, возможно, только он и спасает от четырнадцатой жертвы в поместье Мориарти. Под утро, засыпая дома, информатор хмыкает, вспоминая о красноречивых словах профессор, и думает, как же хорошо, что она не испытывает подобного. Будь его признание истиной, и утопай её душа в ответных чувствах, всё бы закончилось плохо. Слишком много боли, страхов и страданий, чтобы быть счастливыми. Зная себя, герцогиня бы обязательно воспользовалась чужой его слабостью, чтобы отомстить за прошлое. Кровь гуще воды и гордость — то единственное, что нельзя забрать у аристократов, а она — одна из них. Смит не любит загадки, в особенности, если они требуют сложного, муторного решения с неожиданными исходами. Очевидно, что в этом случае исход был бы больше, чем неожиданным. Неотвратимым. Вот и сейчас, сидя уже которые сутки над импровизированным рисунком, созданным из воспоминаний и начерченным взглядом, она зарывается пальцами в собственный пряди, оценивая, а нужно ли всё это или нет. Дерек устраивает настоящий допрос с пристрастием, когда темноволосая возвращается домой. Брат выглядит чересчур обеспокоенным, напряженным и отчаянным. Что, к слову, ему совсем не свойственно. Холодный голос, заученные движения и фразы — напрягает. Новый герцог решает, что было бы неплохо закрыть родную сестру в доме, пока она не выйдет замуж, руководствуясь слишком разгульной жизнью без надзора или не образумится, становясь примерной леди. Ссора была неизбежна, впрочем, как и побег вместе с обыском кабинета Дерека. Младшая Смит не имеет ни малейшего понятия что происходит, а Элен, как на зло, снова уезжает во Францию, поэтому шпионить за братом — единственный выход из ситуации. Люди совершают одну очень маленькую, но полезную ошибку для сыщика — оставляют улики. В случае блондина — записи в ежедневнике, отличить важность которых могут только близкие. Выведенные слишком жирным чернильные буквы с пометкой места и времени. Почерк размашистый, написанный трясущейся рукой в спешке.

«Кармен 1:40»

Да будут прокляты совпадения, потому что «Кармен» — место, где Смит собирает всю важную информацию — чёртов дом терпимости, чьи клиенты пишутся с большой буквы. Вход только по особым приглашениям, если хозяин захочет вас видеть или денег в карманах не сосчитать, однако достаток их семьи не сравним с тем, которые имеет каждый из клиентов. Новость хорошая, потому что Итан Форс — хозяин великого бизнеса — старый друг, однако… «Брат ввязался в неприятности» — становится ясно, как день, — «и рассказывать о них, он не собирается». До назначенной встречи остается ещё три недели, вопрос о таинственном человеке, что угрожает её семье можно оставить на потом, однако беспокойство — нет. — …ни? Голос зеленоглазого резко вырывает из воспоминаний, соревнуясь за внимание. Делая долгий взмах пушистыми ресницами, информатор резко понимает, что прослушала всё сказанное старшими братьями Мориарти, находясь где-то далеко от реальности. — Повторите, пожалуйста, я немного отвлеклась, — растерянно выдает темноволосая, отрывая взгляд от лакированной поверхности. Альберт выглядит немного обеспокоенным, смотря сначала на девушку, потом на блондина. Его улыбка приобретает иной оттенок, который напоминает что-то удушающее, снисходительное, будто детям объясняют, что нельзя есть песок. — Всё в порядке? Ты редко бываешь невнимательна, — любезно уточняет мужчина. Темноволосая только качает головой, не находя в себе сил, чтобы ответить что-то ещё. Руки непроизвольно трясутся, из-за чего приходится сжать максимально сильно, впиваясь ногтями в кожу. Резкая боль успокаивает, давая ощущение чего-то стоящего, возвращая в реальность. Уильям говорит о новом члене команды, определенно том, кто займет её место, о проверке, которую они подготовили для, вроде бы, Ирэн, упоминая охоту правительства на актрису, и о том, что герцогиня должна проанализировать её во время сопровождения старшего из братьев. Привыкшая быстро подстраиваться под любые изменения, она совсем не удивлена, что обращает внимание на некоторые детали, вроде выражения лица, интонации и движений. Голос профессора звучит иначе, лишенный былого насмешливо снисходительного тона и нежности, так, как должен был звучать с самого начала их отношений. Он явно не выспался, впрочем, типично для него, а ещё немного зол. Слушать дальше — не имеет смысла, и так знает, что откажется. Слишком рискованно, особенно учитывая странное состояние брата и его паранойю. Возможно, Смит сама поддается влиянию неизвестности, раз обычный выход в свет вызывает беспокойство. Слухи распространяются быстро. В конце концов, они всегда интересны, как и глупые теории. — Отказываюсь, — нараспев выдает девушка, прерывая рассказ и маша рукой из стороны в сторону, — анализ — не мой профиль, а сомнений к твоим решениям я не питаю. Острый взгляд, брошенный серыми глазами на последних словах, остается на мужчине, вызывая привычную ухмылку. Вероника говорит спокойно, эмитируя полное отчуждение и шутливый тон, но бескомпромиссно. — Мне было бы куда полезнее, согласись ты. Блондин задумчиво прижимает пальцы к подбородку, бросая не менее выразительный взгляд алых глаз, который требует всей выдержки Смит, чтобы не содрогнуться. — Брат, ты бы не мог оставить нас? — держа долгую паузу, просит профессор. Альберт только понимающе кивает, легко расставаясь с предстоящим представлением, как делал это множество раз, однако никак не может отстраниться от странного ощущения собственной бесполезности. Стыдно признавать, но он представить себе не мог, что в скором времени Вероника сможет состязаться на равных с Уиллом. Да, определенно герцогиня, с которой он имел честь познакомиться немного раньше, не могла показать такой интригующий потенциал. Возможно, стоило отправить её домой раньше, под каким-нибудь глупым предлогом, но этого не происходит. Верить аристократом, тем более семье Смит, которая продала свою дочь из-за сделки, определенно отразилось на его убежденности в искренность её членов, однако с опозданием к нему пришло осознание истины. Возможно, он хотел быть уникальным в своём представлении, возможно, повесил клеймо лжеца сразу. Любое оправдание, что пытается найти шатен, приводит к одинаковому результату. «Не знаю, что ты хотел этим доказать, однако я точно не позволю яду, что ты, нет, вы распространили, попасть ко мне голову, Альберт» — первые сказанные после долгих разбирательств слова девушки всплывают в голове, и ему хочется нервно смеяться, потому что через многие годы, она не сдерживает слово. Яд в конечном итоге распространяется очень медленно — он знает о попытке самоубийства, не мог не узнать, потому что оказывается единственным, кому Уильям может показать свою слабость, как и то, что сам граф оказывается отравлен, имея противоядие в виде «искренней верности» и «исключительной тайны, которая есть у Себастьяна» от профессора. Мориарти любит их слишком сильно, чтобы разрушить что-то. Во-первых, собственная слабость и никчёмность уже успешно справилась с этой работой, а во-вторых, они подходят друг другу лучше, чем кто-либо мог. — Уильям, я дам тебе несколько минут, прежде, чем начну сыпать необоснованными обвинениям в твой адрес, чтобы всё объяснить, — смотря на закрытую дверь, тихо говорит девушка. — Какая непривычная щедрость, я польщён, — тонкие губы расплываются в притворной улыбке, которую она так ненавидит, а голова небрежно качает в сторону ладоней темноволосой, — помнится, величайшая ценность для хирурга — это его руки, будь аккуратнее. — Твоё беспокойство излишне, мои руки хорошо умеют обращаться со скальпелем, — почти мечтательно выдыхает она, показательно откидываясь назад. — Ещё сворачивать шеи, не так ли? — выражение его лица скрывает внезапно появившаяся чашка с ароматным чаем. — В любом случае, твои методы заставляют волноваться, учитывая, что профессиональном наёмником ты не была. Полагаю, есть что-то ещё, что мне стоит знать? — Я под впечатлением, что смогла что-то скрыть, — ироничные ноты в весёлом голосе смешиваются с серьезностью, — но нет, ни один человек не знает о моей связи с Преступным Лордом, если это то, что тебя волнует. — Меня волнуешь ты, Вероника, — коротко говорит блондин. Если бы кто-то пару недель назад сказал герцогине, что у неё мурашки по телу побегут от такого заявления, а руки предательски намокнут от волнения, она бы сдержанно хмыкнула, переводя всё в шутку. Становится душно, в горле пересыхает от отсутствия слов, а привычная одежда, состоящая из классических штанов с любимой белой рубашки на пару размеров больше, параноидально сдавливает тело, будто лишняя кожа. Её передергивает — неконтролируемая реакция — и приходится учиться заново дышать, когда в голове рождается, что-то похожее на ответ: — Должно быть, ты не принимаешь отказов? — пальцы сами прижимаются к переносице, выдавая смятение, словно открытая книга, — Я не могу бездумно следовать твоим указаниям, как цепная псина, Мориарти. Темноволосая замолкает, поднимая цепкий взгляд серых глаз, как делает это с остальными, чтобы прочесть намерения, и продолжает: — Прямо сейчас ты рассчитываешь, какую ценность из себя может представлять эта девушка. Выгоду, которую получат все, если информация окажется достойной. Холмс бы не послал Берта просто так, а это значит, что ты хочешь получить её первым, чтобы пойти на сделку. Чем быстрее картина реальности представала перед ней, тем сильнее нарастало беспокойство. Фаза «невозврата» начнётся ровно в тот момент, когда Уильям заручится поддержкой правительства, что понесёт багровые реки виновных во грехе по улицам. Под ребрами что-то скручивает и начинает печь, похожее на страх. Зубы сжимаются слишком сильно на губах, из-за чего рот наполняет привкус железа и крови. Вероника смотрит на него с толикой отчаяния, мольбы и обреченности. — Боже, ты уже всё решил… Голос информатора тихий, едва слышный, но именно такой, из-за которого маска спокойствия даёт трещину. Руки непроизвольно сжимаются сильнее, а тело двигается чуть ближе, сдерживаемое разумом. Желание заверить, что ничего не случится, рождает под узкими зрачками и нервно поджимающимися губами. Девушка всегда была умна, однако так быстро и правильно ещё ни разу не разгадывала его планов. Точнее, это может значить только одно — есть другая тайна в пытливом разуме, которая забирает всё остальное, оставляя только сухие факты. Она не права только в одном — сейчас все его мысли принадлежат ей. Тому желанию узнать, пробраться под кожу и остаться внутри, словно инфекция. Уильям показывает самую прекрасную, обезоруживающую и обаятельную улыбку из всех, что имеет в запасе. Настолько дьявольскую, как гнев от отказа и непослушания. Чёрт возьми, только один человек может поступить с ним так и остаться безнаказанным. — Анализ, всё ещё, не твоя сильна сторона? — ласковым голосом уточняет блондин. — Потому что это наглая ложь, Рони. Его буквально ведет от ощущения, что возлюбленная находится так близко. Он слышит запах трав, тяжелое дыхание и лихорадочно бьющиеся мысли. Желание сжирает изнутри, поэтому мужчина покидает удобное кресло, направляясь к окну. — Уилл, — запоминая каждый слог, он смотрит на стекло, туда, где видно звездные глаза, — я не могу так рисковать. Герцогиня опускает голову, зарываясь руками в струящиеся шоколадные пряди, а он играет абсолютно бесчестно, делая вид, что не видит. Расстановка приоритетов. Его больше не должно волновать то, что связанно с информатором. Нет, не потому, что он жесток, а потому, что отпускает. — Знаю, — облокачиваясь спиной о стену, Мориарти складывает руки на груди, обдумывая несколько минут самые сложные слова, так, чтобы глаза скрывала косая челка, — ты сделала достаточно, считай, что наш контракт закончится прямо сейчас. В отражении видно изумление: приоткрыты рот, сведенные вместе брови и рваные движения. Нет привычного осуждение, только спокойное обреченное принятие. Пути расходятся, самое время, чтобы поставить точку. Молчание служит ему ответом. Долгим, тягучим и ожидаемым. Когда-то Смит роняет самую глупую фразу в диалоге с Себастьяном, что любить надо по-французски, уходить по-английски и ругаться по-итальянски, поэтому он не ждёт никаких слов, только звук захлопывающейся двери, и не смотрит. Паршиво, будто в вену ввели кетамин. Наверное, ему действительно что-то вкололи. Профессор чувствует тепло сзади и не может пошевелиться, боясь потерять единственный добровольный акт близости к себе. Сердце бьется с бешенной скоростью, а тело расслабляется. Хочется оставить здесь, не отпускать и приковать к себе, только хочется. — Береги себя и, пожалуйста, не умирай смертью глупого героя, тебе не пойдёт. Голос раздается где-то в районе лопаток полный искреннего беспокойства, типичной шутливости и привычным сомнением во всех планах. Так, что сложно сдержать приподнимающиеся углы губ. — Не могу ничего обещать. Как жаль, что время неумолимо уходит и невозможно замедлить его ход. Он не верит в чудеса, но именно сейчас хотелось бы поверить, что существует возможность навсегда остаться здесь, рядом. Хотелось бы положить свои руки поверх холодных ладоней и безнаказанно пользоваться чужим вниманием. Хорошо, что только хочется. Они оба знают, что это единственный выход. Правильный и возможный из всех, честный. История длинною в множество лет подходит к своему логическому заключению. — Не ищи этих людей, Рони, — конечно, младший брат не мог не сказать, — они куда опаснее, чем ты думаешь. — И ты меня не спасешь? — Нет. — Буду иметь в виду. Тепло любимого тела исчезает так же неожиданно, как и появилось. Тихо, незаметно, будто призрак. Однако он продолжает стоять, не двигаясь, всё ещё ощущая, как нос утыкается чуть выше лопатки, как слабо сжимают руки и запах чертовой лаванды с травами. Грудь сдавливает болью, к горлу подходит ком. Хочется крушить всё вокруг, чтобы избавиться от этого чувства разрушения и потери, но Уильям остаётся на месте, так и не двинувшись. Вероника Кортни Смит — самая огромная ложь во всей его жизни, которая не следует своим же правилам. Любящая, как француженка, темпераментная, как итальянка, и не умеющая уходить, как истинная англичанка.