Принципы нравственности

Хазан закрыла комнату на ключ, сбросила обувь и забралась на диванчик с ногами. В доме кроме слуг никого не было, но она всё ровно будто укрылась, спряталась… от себя не настоящей… от той, что в гостинной супруга, а на лестнице госпожа. И которая может начать упрекать в любую минуту. Взгляд плавно пробежался по полу, стенам и упал на холодную постель. Винтажное покрывало с кисточками, масивное деревянное изголовье, ровные нетроннутые подушки, и те куплены не ею… какое-то пыльное супружеское ложе. Достаточно ли она испытала на нём? Наверное… Кемаль иногда «навещал» жену перед сном, но имел собственную спальню. Так было обозначено со дня никяха. «У каждого должно быть своё пространство в доме, ты согласна, дорогая?» — «Конечно, дорогой». И это на самом деле звучало приемлемо для восемьнадцатилетней Хазан. Она никогда не приходила к мужу сама… сначала ей хотелось, но было неловко. Потом попробовав всё, расхотелось. Любовная повинность по договору, планово, потому что так надо. А надо ведь практически всегда мужчине, учила мать. Помолвка тоже по договору. Девушка знала жениха немногим пару месяцев до свадьбы. Громкая, но обедневшая фамилия её отца и свежеиспечённый статус старшего Чамкрына выступали гарантом идеального, правильного, завидного супружества. Некого соглашения, условия которого утвердились лишь однажды и ни разу за семь лет не пересматривались. Оно не имело ничего общего со штормом ревности, бурей страстей или штилем угасания чувств. Взаимная любовь могла бы просто выступить приятным бонусом… чего не случилось. Теперь постель напоминала молодой женщине о ненужности и тоске. Неужели в ней и правда навсегда закупорена её женственность и греховная порочная красота? Бурный темперамент задыхался под накрохмалеными кисточками. Обязательства и верность? Кому? Она никогда не любила Кемаля и он её никогда не любил. Оба знали это, оба принимали… и только на уважении семей держалось их отношение друг к другу. Вчерашний вечер выступил чистейшим опровержением наивным клятвам и долгу… Зачем искать алиби? Эта «верность» стала банковским вкладом, личным счётом, что Хазан добровольно открыла когда-то. Аллах-Аллах, самый серьёзный банк в мире… в нём прогораешь невозвратимо. Вот… впервые ей захотелось сделать вклад на стороне. И даже пока ещё ничего не произошло, свой имеющийся счёт она закрыла навсегда! Это конец. Хазан быстро задышала, сдавливая шею пальцами… и вдруг поняла, что завтра будет жалеть больше, если не пойдёт к нему, чем если пойдёт. А ночью с ума сойдёт от одиночества и навязчивого желания. Не обещая в сущности ничего, Эгемен поманил своей силой, умом, мужской самоувереностью, а главное — тем, как с вниманием смотрел на неё… одним взглядом высоко привознося, неприлично и низменно хотел. Не за фамилию отца, а её! «Возможно после всего презирает?.. Неважно. Я не потребую от него кольцо или признание. И ему это известно!» Она хмыкнула вслух. Безпроигрышное вложение — лишь ты сама! «Я так хочу»… иногда ответ на все вопросы. Хазан решительно встала и пошла в душ. ***** Такси притормозило у элитного входа в гостиничный комплекс, роскошный ресторан, что занял всё правое нижнее крыло, являлся местом встречи. «Скажите пожалуйста, как удобно» мелькнуло у неё в мыслях и из-под открытой дверки сначала появился один острый нос чёрной лаковой туфельки, затем второй, и наконец вынырнули обе стройные ножки, облачённые в чулки со стрелкой. Отныне эта запятнанная деталь гардероба всегда будет напоминать о её падении и бесчестии. Хазан сожжет завтра свой наряд и украшения в любом случае, как бы не закончилась роковая ночь… однако сейчас, казалось, и louboutin и cartier выступали авторской защитой и бронёй, оставляли шлейф безукоризненности, пусть и за падшей женщиной. Пройдя через центральное лоби… на совершенном адреналине… молодая госпожа окунулась в глубь ресторации, выискивая столик в зале. Он сказал, что будет пить виски там, где и намеревался в этот вечер. Он имел ввиду, что будет ждать её… Она приняла приглашение, беря с него пример — только глазами, применив самую тяжёлую артиллерию флирта — почти надменность, почти гнев, что на самом деле означали полную капитуляцию. — Добрый вечер. Вам чем-нибудь помочь? — подошёл невысокий человек, одетый по форме, наверняка представитель хостеса. — Добрый вечер. — она спокойно ответила, продолжая искать Ягыза, — Мне нужен… — маленький вдох, — господин Эгемен. Он здесь? — Господин Эгемен ждёт вас. — будто опережая ненужные обьяснения, вежливо сказал тот, — Номер 413. Вас проводят. Хазан резко подняла веки, застыв на мгновение. Услышанное звучало так непритязательно, как нечто, что само собой разумеется… «Получай, распишись»… и на вкус отдавало откровенной пошлостью. «Аллах-Аллах, что я делаю…» Уязвленное достоинство и ранимая девушка, скрывающаяся под маской величия, горько сморгнули пришлое чувство стыда. К чему лирика, он позвал её сразу в номер. Но внутренний адвокат был непробиваем. «Надеюсь я там буду самой изысканной шлюхой». Вместо того, чтобы поискать в себе остатки гордости, женщина навесила ещё больше грязных ярлыков, немедленно оправдалась ими и направилась к лифтам. Ноги вели к нему под воздействием чего-то сильного и пьянящего, запрещённого. А наркотик не болезнь, это лишь симптом… болезнь это зависимость. Креза длинною в сутки. Хазан слишком быстро подсела на внезапное влечение. Пусть оно обернётся полным крахом всего, что так опостылело… Тогда непременно станет легче, должно стать! Исчезнуть бы и умереть… потом… но сначала загореться, вспыхнуть… «полюбить». Хотя бы на полночи. Голову застилало туманом, тело дрожало. Сто шагов, что она шла к двери стоили ей немало уговоров и порицаний… последний шаг брюнетка сделала абсолютно безпристрастно. Она несколько секунд рассматривала цифры на дубовом полотне… затем дёргнула ручку — незаперто, и вошла. В окне напротив чётко рисовался силуэт… Ягыз стоял спиной, за ним дымилась сигара. Чужой… совсем чужой. Хазан ощутила себя слишком наряженной для такой прямоты… уже не защищенной, скорее голой, но прикрытой этикетками. Спустя минуту, впечатав окурок в пепельницу, мужчина повернулся всем корпусом. Красив как Бог. Глаза опасно пронзали — строгие, обличаемые, тут же поошьряющие и всё ровно зелёные. Блики свечи, что одинокой стрелой возвышалась над подсвечником рядом, буйно оттеняли изумрудные радужки. Толики скрытого любования, одобрения и что-то вроде «Я тебя трахну как последнюю суку» излучали они. Эгемен еле заметно закивал подбородком, ставя в уме акценты, и ровно произнёс: — Проходи. Я заказал тебе шампанское. — А мы ещё не переходили на «ты». — гостья воспитанно улыбнулась и приблизилась к антикварному столику, оглядывая номер. Полумрак, стёганные бархатные кресла, настенные бра… обстановка отдавала пасмурно коричневым, классическим тёмным. Хрустальная люстра... какая мерзость. — Что для этого надо слелать? Выпить на брудершафт? — Я не буду пить. Не хочу. Молодой человек выдержал паузу. — А чего ты хочешь? — он будто раздевал её словами, не опошленно, нет, скорее копая в подноготную… хмуро, не сводя пристального взгляда. И комплимент ли это или грядущая расплата — девушка не понимала. Ей было трудно находится под таким оценивающем гнётом. Оппонент выжидал. Она же прикладывала заметные усилия и смотрела мимо. «Чёрт побери… так недолго он ещё вообразит, что я влюблена… или того хуже — жалею.» — Если я скажу «поговорить» это будет слишком глупо? — Нет, почему же… — Ягыз с интересом сложил руки в карманы брюк и растянулся в легкой ухмылке, — Что с картиной? Купили? — Да, завтра доставят. — Хазан клацнула сумочкой и достала пачку сигарет. Обойдя его, она подошла к окну и закурила. Зрительный контакт прервался. — И как вообще тебе аукцион? — Театрально. — Ты же знаешь, что его организовали Эгемены? — Неважно. Терпеть не могу наигранные собрания. — Согласен. — Эгемен сначала находился в стороне, потом встал за её спиной, как бы вглядываясь в ночной Стамбул. Ладони по прежнему покоились в брюках, он сам не мог определиться к чему бы их сначала применить… и странно, не решался её коснуться. Зрачки блуждали по тонким плечам и собранным волосам. — Но если бы мы там не встретились, сейчас бы сидели внизу и тоже лицемерили друг другу. — Вы имеете в виду — я лицемерила. Что ж… Так лучше или хуже? — она не оборачивалась. Сигаретный дым раздражал, перебивая запах её тела… А женская гордыня и откровенность мешала. «Блять… зачем мы там встретились, зачем? Всё было бы проще», злился он. — Так не в моих правилах. — И не в моих, поверте. — Тем не менее ты здесь. — Верно. Но вот вы извинились передо мной пару часов назад, а теперь заказали мне шампанское в номер. Зная мою фамилию. Голос стал звучать громче и даже нападающе. Хазан не винила себя ни на грамм. Даже если бы она была счастлива в браке, ей бы польстило, что такой мужчина хочет видеть её незамужней, пусть и на одну встречу. Но она не счастлива. И забыла о Кемале, а перед ним теряется. Женщина врала. Ей не хотелось разговаривать, хотелось, чтобы он набросился на неё у двери и сразу раздел губами, вместе с одеждой совлекая и стыд и чёртовы правила. А ещё подитожить, что он на самом деле такой же лицемер, как и она! И на терассе в галерее не просил прощения, а корил и осуждал! — Почему ты до сих пор обращаешься ко мне на «вы»? — Не знаю… наверное мне неловко. — и брюнетка опустила лицо. Всё нахлынуло разом. Шея, окольцованая ожерельем, произвольно обнажилась и придвинулась, зазывая волосинками между звеньев. Смирение и её надломленность неожиданно возбудили сильнее, чем чулки и злосчастная чёрная стрелка. Незнакомка… заставившая так быстро отступиться от самого себя. Чужая жена, которую он ждал в отеле, в тайне не веря, что она осмелится прийти! Догадывается ли маленькая госпожа, что Ягыз Эгемен в сущности своей зацикленный опостылевший идеалист, а вовсе не ловелас, коим она его видит? И что он в разы дольше говорил со своей совестью сегодня, нежели она за всю жизнь? Девушка, что соблазняет мужчину всегда меньше виновата, чем мужчина. Будь она трижды замужем. И ему всё ровно, кого она предаёт. Близко, рядом. Хазан. Аллах… она задолжала ему эту ночь со вчера. И тогда он ничего не сочинял и не усложнял. Как легко считал её, потешая забытое чувство самолюбия, как оглушительно потом разоблачил на приёме. Казалось, что прошла вечность, а он ведь только один день как хотел эту женщину. К чему внутренние допросы - тут, когда она ждёт? Не искушает, не обольщает… просто пришла к нему. Жаждет его ласки, словно утешения… оправдания своему проступку. Эгемен приоткрыл рот, глубоко дыша, и заскользил глазами по пьянещему шелку кожи, наконец похотливо и чувственно, свободно… Руки ожили, правая ладонь потянулась к волосам, ухватилась за внушительную жемчужную брошь в прическе и вытянула её из копны густых прядей, затейливо запутанных на затылке. Локоны хлынули под тяжестью на спину, завораживая красотой и силой. И Ягыз внезапно нашёл ответ на вопрос, бередивший разум всё это время — «почему она? зачем мне это?» — вот почему! поэтому! Он вдруг влюбился в её волосы, осознавая что придумал их увидеть распущенными ещё в первые минуты знакомства. Хазан вздрогнула и повернула лицо в сторону, оголяя профиль, губы разомкнулись и она тихо опустила ресницы, соглашаясь к каждым с его движением. Несколько минут назад, когда он играл с ней ненужными фразами, девушка поникла и успела пожалеть себя, краснея. И только предвкушение близости заставило вновь выровнять плечи и вдохнуть полной грудью, убрало краску с лица, вернув уверенность и характер. Удивительно… Он восхищался ею. Вторая его рука накрыла сверху островок пламени свечи, и это говорило лишь о полной потере всех точек контроля между ними. Изумрудные радужки на сей раз сверкнули безумием и хищностью, Ягыз понял, что возьмёт всё от их ночи, до последней капли. ********* Пробуждение наступило как всегда непрошенно, особенно после бесконечного дня и сумбурного длинного продолжения. Эгемен зарылся в простыни огромной постели и даже пошевелиться было трудно. А потом он заметил легкий отсвет из-под жакардовых штор.... чёрт, уже утро. Как давно он не просыпался в номере отеля, хорошо забытый новый старый атракцион, где платишь за сервис, виски в баре и за любовь. Мужчина привстал полусидя... никого, пусто. На столике подсвечник и её сигареты. От хрустальной старинной люстры над головой разило затхлостью и пошленькими мезальянсами... только использованные презервативы на полу контрастно возвращали в отрезвляющую реальность. Всё происходило с ним, и было пошло, смело и отвязно, как давно ни с кем. Интересная история могла бы получиться на досуге, был бы это Синан например. Но Ягыз не собирался никому рассказывать об этой ночи, и возможно никогда бы больше не вспомнил о ней.... если бы не маленький факт, что с похмелья ныл в районе солнечного сплетения и уже раздражал... Лучше бы он заплатил вчера уличной шлюхе, чем теперь нехотя осознавал, что сегодня к Хазан возвращается её муж.