Omniphobia

???.. Что это было?.. Я не знаю… Всё тело ломило, будто после лихорадки. Пробуждение наступило тяжело и неохотно, но я нашёл в себе силы поднять голову и сесть. Я медленно разлепил глаза. Сегодня не нужно в школу - счастье. Состояние у меня было разбитое – дальше кухни я вряд ли бы куда-нибудь донёс своё бренное вымотанное тело. Я зверски зевнул и потянулся, разминая затёкшую спину. Я бы бухнулся спать обратно, но прекрасно знал свой организм - если я сейчас лягу, то проснусь в ещё более отвратительном состоянии. Надо встряхнуться. И с чего-то начать очередной день. Например, с завтрака. Как-то незаметно для себя я уже сидел за компьютером и уплетал яичницу с двумя сосисками, почти не чувствуя их вкуса. Листал новостную ленту. Ничего интересного. Пестерчам молчит - конечно, кто в такую рань в выходной будет в Сети? Но нет - мне написали. Какой-то незнакомый аккаунт. Не люблю такие сообщения. Но ладно - посмотрим, что пишут... ТТ: Надо же, кто-то соизволил явить себя. Ну что, умник, что собираешься делать теперь? Красные буквы будто горели изнутри. Меня это почему-то раздражало, но я ответил: ТТ: То же, что и все нормальные люди в выходной - абсолютно ничего. ТТ: Ну, может, порисую или игрушку новую скачаю. Поглядим. ТТ: Звучит довольно скучно. ТТ: Неужели нет идей получше? ТТ: И потом - что насчёт, не знаю, твоих друзей, например? Или родных? ТТ: Или у всех планы и никому до тебя нет дела? Больно наглым был этот собеседник. А последние слова так вообще отразились неприятной липкой тревогой. Но я не обратил на это внимание - отмёл ненужную мысль, и она послушно ушла, захватив с собой волнение и раздражение. Я снова стал спокоен и продолжил разговор: ТТ: А какая тебе разница? Или ты можешь предложить альтернативу? ТТ: Может быть и могу. ТТ: Ты для меня достаточно интересен. ТТ: Чем же? Мне стало любопытно, что ещё скажет этот незнакомец. Его слова кого-то мне невыносимо напоминали. ТТ: Ну уж точно не полированием своих ненаглядных шарнирок, кукольник. ТТ: Стоило бы, может, для разнообразия поиграть с братом в приставку. Или сходить с подругами куда-нибудь. ТТ: Не думаешь, что так будет получше? ТТ: Или всё же решишь продолжать просиживать свой зад в своей каморке за псевдоинтеллектуальными изысканиями, забив на весь окружающий мир? ТТ: Что? Эти слова хлестнули словно пощёчина по лицу. Слишком резко и неожиданно поменялась манера разговора. Мне понадобилась пара мгновений, чтобы отбросить нахлынувшую злость туда же, куда отправилась тревога. И я снова смог успокоиться. Этот незнакомец знал меня. Но кто это был? Я не помнил ни за кем из своих знакомых такой манеры говорить. ТТ: Что слышал. ТТ: Вернее, прочёл. ТТ: Хотя, конечно, какое тебе может быть дело до чужого мнения? Ведь ты всё знаешь лучше всех. ТТ: Уж особенно касаемо своей дражайшей персоны. ТТ: Кажется, я понял. Ты один из тех жалких чуваков, которые пытаются унизить через интернет, упиваясь чувством собственной важности и безнаказанности? ТТ: Тогда спешу разочаровать тебя, чел - не на того напал. Хотя я понятия не имею, как ты узнал о том, что у меня есть брат. ТТ: Унизить? ТТ: Если бы я хотел унизить, то не стал бы взывать к твоему разуму. ТТ: Хотя, это тоже бесполезно, когда ты считаешь себя выше остальных. ТТ: Да и как будто можно вызвать хоть какие-то эмоции у такого сухаря, как ты. Опять люди думают, что я не умею чувствовать. Этот неизвестный начинал меня по-настоящему злить. И, видимо, это было взаимно. Я снова откинул эмоции в сторону. Печатать почему-то стало чуть сложнее. ТТ: Ха-ха, отлично. Ну окей - я сухарь. Что дальше? Может, ещё чего интересного про меня расскажешь? ТТ: С большим удовольствием. ТТ: Дальше - круче. ТТ: Дальше - твоя маска безразличия, которой ты прикрываешь своё очень легко уязвимое эго. ТТ: Которое ты даже от друзей и близких прячешь, отговариваясь, что якобы так лучше для всех. ТТ: Копнем ещё глубже? ТТ: С чего ты решил, что ты прав? Но он был прав. Откуда? Откуда он это знает? Я никому не говорил ничего подобного... Мне снова пришлось уводить эмоции в сторону, чтобы не запаниковать. Нельзя показывать слабость. ТТ: С того, что это факт. ТТ: Я знаю тебя. ТТ: Знаю так, как никто, мистер Я-Боюсь-Людей-Но-Прикидываюсь-Мизантропом. Ну окей - то, что я мизантроп, знали многие... Но я начал по-настоящему бояться. Страх зарождался комком где-то в основании позвоночника и медленно проползал холодными щупальцами по всему выжатому, как лимон, телу, которое всё ещё ломило. ТТ: Я и правда мизантроп. И даже не прикидываюсь. ТТ: Но с чего ты решил, что я боюсь? ТТ: Потому что только трусу нужно прикрываться от окружающих. ТТ: Иронией, безразличием, всем этим пафосом. И этими придурочными очками. ТТ: Серьёзно, чел - очки как у Камины не сделают тебя таким же офигенным. Смирись с тем фактом, что ты просто куклоёб и неудачник. Острая боль неприятно кольнула правый висок. Она мешала сосредоточится - зудела. Я невольно тронул висок пальцами, но затем продолжил писать ответ. ТТ: А вот тут ты промахнулся. ТТ: Но всё же интересно, откуда тебе всё это известно? Я не могу понять, знаю ли я тебя. ТТ: Да, продолжай тешить себя тем, что ты прав, а я нет. ТТ: Знаешь ли ты меня? ТТ: Конечно. ТТ: Хотя, может, и не хотел бы знать. ТТ: Но увы. Как же мешала эта боль и зуд. Противно - мысли путаются и не могут встать ровно. Я нахмурился и тронул эту точку пальцами. ТТ: Тогда карты на стол, чел. Я хочу знать, кто из моего окружения так меня ненавидит. ТТ: Кто ты? ТТ: О, всё скучно до банальности. ТТ: Ты бы и сам понял сразу, если бы хоть немного подумал. Кто ещё может ненавидеть тебя так сильно? ТТ: Ответ прост. ТТ: Я - это ты. Я перестал печатать и вырвал то, что так неприятно зудело. На лице моём растянулась широкая улыбка, когда я поглядел на то, что лежало в моей ладони: горящий янтарным напуганный глаз на подвижном колене. На меня смотрел Механик и широко ухмылялся, а я резко перестал чувствовать свои руки. Самого себя. Меня всего переполняла куча противоречивых эмоций, но у меня не было рта, чтобы закричать, рук, чтобы отбиться. Я мог только видеть. Но я не хотел видеть. Если бы Механик мог – он бы рассмеялся. Но он не умел смеяться. Потому только его ухмылка стала чуть шире, и он разжал руку. Я падал вниз, пока глухо не стукнулся обо что-то щекой. * * * - Он в порядке? - Может, стоит позвать врача? - Эй, мистер, вы можете встать? Я приоткрыл глаза. Над городом нависало всё то же серое небо и тяжёлые тучи. Всё же хмурая была у Альбиона столица. Накрапывал мелкий дождик. Кто-то обдал мой лоб тёплым дыханием, и я приподнял голову – меня растерянно обнюхивала серая лошадь, фыркая ноздрями. Я упал у её ног. Почему? Кто-то помог мне встать. Это был кэбмен. Что-то спрашивал. Голова раскалывалась, как и раньше. Я не мог ответить – язык заплетался. Господь всемогущий, в такие моменты я и правда мечтал, чтобы голова моя могла отстёгиваться от тела. Тогда мне было бы легче килограмм на пять. - Простите, - смог проговорить я негромко. Язык плохо меня слушался, - вы не видели моего спутника? - Вашего спутника? – кэбмен выпустил меня из рук, я сделал несколько неуверенных шагов. - Да. Я был не один. У меня был спутник, - я никогда не мог бы забыть моего лучшего британского приятеля. - Джейкоб Инглиш. Где он? - О чём вы? Вы один, - голос кэбмена искажался, но я не обращал на это внимание. Пошёл вперёд по улице мимо растерянно смотрящих на меня зевак, собравшихся, видимо, поглядеть на того растяпу, что грохнулся к ногам лошади. - Нет. Инглиш был со мной, - упрямо проговорил я, раздвигая себе путь сквозь людей руками. - Мне нужно отыскать его. Нужно найти его. Моего единственного друга. * * * Люди перестали обращать внимание на пошатывающегося человека, медленно бредущего по дороге. Пошли по своим делам одним нескончаемым потоком. Шли вперёд, а я продирался сквозь них. Я не мог найти Джейка. Вглядывался в серые, смазанные лица и не видел никого, кто был бы мне знаком. Мне становилось страшно. Но не потому, что вокруг было столько людей, нет. Я боялся, что никогда не найду среди них того, кто может мне помочь. Потому, подгоняемый этим чувством, брёл дальше. Людей становилось всё больше – просторная улица теперь была переполнена, и человеческая масса настойчиво давила меня со всех сторон. Мне это не нравилось – я не мог идти дальше. С каждым шагом мне приходилось отступать всё ближе к обочине дороги, чтобы не быть затоптанным безликой толпой. С большим трудом, но я выбрался на обочину. Повернулся к стеклянной витрине магазина. Внутри было пусто и темно. А в тёмном стекле я увидел своё отражение. * * * Моё лицо всё было испещрено язвами. По нему кто-то полз, но я не мог увидеть, кто это был. Они ели меня заживо, прогрызая в плоти глубокие дыры своими маленькими челюстями. Все чувства притупились, оставляя только жгучую режущую боль, от которой я не мог пошевелиться. Я запаниковал, но не смог выдавить из себя ни звука. Просто судорожно схватился за остатки своего лица и начал в панике стягивать с себя слезающие куски кожи, стараясь, чтобы они, какие бы твари это ни были, не забирались слишком глубоко в плоть. Чтобы я остался жив. Лицо слезало с меня как старая кожа со змеи – одним непрерывным куском. Будто я только что снял маску. Но боль я чувствовать перестал. С опаской я раскрыл глаза. * * * В руках моих был потускневший изорванный портрет какого-то юноши. С трудом я узнал в нём себя, но так и не смог угадать собственных черт – лицо казалось смазанным и тусклым, будто не до конца прорисованным. Но почему-то я всё равно был уверен, что на холсте написан именно мой портрет. Над моей головой раздавался негромкий, узнаваемый тембр. Пел Синатра, но я не мог узнать ни мелодии, ни разобрать слов песни. Я осмотрелся – в жёлтом свете вокруг меня был коридор галереи. Но стены были пусты – на месте картин были лишь выгоревшие белые пятна. И только передо мной была пустая рама картины, из которой только что выдрали холст. Чернота за рамой дышала на меня холодом и сыростью, а в глубине поблёскивали тусклые нити, похожие на паутину. Я выпустил свой портрет из рук и холст упал на пол. Справа раздался шум - шипение и топот огромного количества ног. Он нарастал с каждой минутой, вызывая в груди панику – казалось, что приближается гигантский локомотив. Многоногая змея спешит ко мне. Она сожрет меня. Подчиняясь порыву, я поставил ногу на край холодной, сырой дыры. Грохот был совсем близко. Одним рывком перемахнув за раму, я приземлился на ноги. * * * Свист. Глухой удар, от которого по ногам пошла пугающая судорога. А затем меньше, чем через мгновение - пронзительный грохот, пробирающий до самых костей. Что-то обваливается, в воздухе воет воздушная сирена, а тебя охватывает паника. Я не заметил, как начал бежать прочь от рокота, шума самолетов и грохота падающих снарядов. Где-то ещё я слышал истошный вой и знал, что за мной продолжают гнаться. И ни в коем случае нельзя дать себя нагнать. «Выход. Здесь должен быть какой-нибудь выход!» - вертелась в моей голове мысль, пока я обводил взглядом полуразвалившиеся здания и окна в них, стараясь спасти свою жизнь. Я рванул к зданию. Что это было за строение, сказать сложно – оно казалось мне смазанным и почти жидким, как содержимое лавовой лампы, но если я хотел выжить, то мне нужно было бежать именно к нему. В стене был большой озарённый желтоватым светом оконный проём. Единственное осязаемое и реальное в этом густом желе. Откуда-то я знал, что это и есть выход. Что-то за моей спиной вновь грохнуло, я пошатнулся и почти кувырком запрыгнул в светлый проём. Лицо обдало жаром. * * * Огонь. Всё было в огне. Горели стулья, стены, потолок. Пламя плясало и сжирало всё дотла, оставляя за собой только непроглядную черноту. Назад выскочить не получилось - обратной дороги не было. Глухая горящая стена. А потом меня оглушило стрельбой. Кто-то стрелял в меня автоматной очередью. Меня трясло, но я не чувствовал боль. Я её уже очень давно не чувствую. Я опустил взгляд на свою грудь – пули проходили насквозь, оставляя после себя пепельные дыры. Наверное, я и правда похож на изувеченную книгу… Нет. Это не мои воспоминания. Я рванулся с места, стараясь скрыться от громыхающих за моей спиной выстрелов. Петлял зигзагами по жаркому, замкнутому пространству, подчиняясь слепому инстинкту. Передо мной появился тёмный проём двери. Подвал. Он всегда здесь был? Я знал, что во время пожара не стоит спускаться в подвальные помещения, но прежде, чем я успел это осознать, тяжелая дверь захлопнулась за моей спиной, а мне в лицо ударил затхлый, влажный запах подземелья. Я нёсся вниз по скользким ступеням, еле успевая переставлять ноги. * * * Наверх возвращаться нельзя. Уже не помню, почему. Я спускаюсь по этим ступеням уже очень долго. Сколько времени прошло? Внутренние часы не отвечают на этот вопрос. Может, всего несколько минут. А может, несколько жизней. А проклятые ступени и не думали кончаться, разрази их гром. И почему я не прихватил с собой фонарь? Было, кажется, некогда. И зачем я спускаюсь? Шаги замедлились. Остановился посреди лестницы, растерянно осматриваясь. Зачем лестница? Почему вниз? Наверх нельзя, это точно. Но почему? А стоит ли вообще куда-то идти? Что-то сзади пронзительно закричало, заскрипело, засвистело. Сжался. Прислушался. Вроде тишина. Нет. Он есть. Звук пробирает до самых костей. Пронзительный. Жуткий. Немой звук. Звук, которого не существует. Но он есть. И он пугает. Его нельзя описать, но от него мурашки по коже. Это звук, который не прозвучал. Который должен был прозвучать, но его нет. Мёртвый звук. Звук вообще может погибнуть?.. Размышлять об этом не хотелось. Нужно спускаться дальше – наверх точно нельзя. Именно оттуда раздается этот немой звук. * * * Лестница закончилась. Остановился. Дальше был тупик. Это конец – тупик всегда означает конец. Но где выход? Где подсказка? Вместо подсказки – три двери. Нет, это были не двери. Это зеркала – сквозь них не пройти. В каждом зеркале – человек. Один и тот же… Нет, они разные. Даже слишком разные – нельзя перепутать. Это подсказка? Выход? Они враги или друзья – эти трое? Человек слева – друг. Но он уже мертв. Бесконечно давно. Он взрослый, но не прожил и половины отведенного ему срока. Он любил рисковать. И этот риск стоил ему жизни. Он хочет только одного – покоя. Вернуться туда, где его место. К тому, кто его уже давно ждет. Нет. Это не выход. Справа стоял молодой парень. Уверенный в себе, сильный. Он может если не всё, то очень многое. И он это знает. Он почти всесилен, но он не свободен. Но его нисколько не пугает его тюрьма. Его ничто не пугает. Он не умеет бояться. Это хорошо. Страх очень изнуряет. Хочу так же. Он трезво мыслит и может управлять. У него есть эта сила. И он готов ею пользоваться. Наверное, это выход? Тянет к нему. С ним легко. Но нет – есть третья дверь. Третье зеркало. Кто стоит там? Он мне не нравится. Этот третий – он слабый. Пытается казаться не тем, кем он является. Прикрывается маской, а сам находится в вечной борьбе. Сам от себя не знает, что ожидать, и меньше всего доверяет именно себе. Он не умеет управлять, но пытается. Его попытки смешны. Он много знает, много умеет, но всё это ему не нужно. С ним тяжело. Быть им тяжело. Шаг вправо. Что-то тянет меня вправо – не хочется сопротивляться. Чуть кольнуло в груди. Опустил взгляд. Малиновая нить. Яркая, но с каждым шагом она становится всё темнее. Тускнеет. Это, наверное, плохо. Но ничего – как только я выйду, то всё будет кончено. И нить не будет иметь значения. Я буду жить без неё. Я буду жить ради механизма. Я буду жить, чтобы совершенствовать его – в нём столько неполадок. Работы хватит не на одну вечность. И теперь эта вечность у меня есть. Вечность и полный контроль. Что может быть лучше? Левую щёку резануло тупой болью. Нет. Я знаю, что может быть лучше. Это не то, чего я хочу. Это не то, зачем я здесь. Я здесь по другой причине. Я здесь ради брата. И ради моих друзей. Мне не нужен контроль. Нить натянулась, и всё мое тело пробила дрожь. Сердце предательски пропустило пару ударов, а перед глазами замелькали образы. Кто-то звал меня. Истошно, отчаянно звал. Боль была почти невыносима, но я знал, что нужно делать. Эта серая нить – не моя. Я поднял взгляд в зеркало, из которого на меня мёртвыми, злыми глазами смотрел Механик. Я не хочу им быть. Я поклялся брату, что я смогу выбраться отсюда. И смогу всех их спасти. И не тебе меня останавливать, бесчувственная ты сволочь! Я рванулся прочь и, не рассчитав, повалился спиной на зеркало посередине. Но вместо звона разбитого стекла я услышал далекий шум дождя… * * * Перед глазами всё плыло, а под ладонями ощущалось что-то мягкое. Кажется, я где-то лежал. Судя по всему, на кровати. Надо мной кто-то навис, и сквозь сон я услышал знакомый голос: - Приятель, ты уже проснулся? Тогда приводи себя в порядок и спускайся вниз, я буду там тебя ждать. Мы уже начинаем опаздывать. И прежде, чем я успел что-либо сказать, меня прервал хлопок двери. ------------------------------------------------------ * Semper idem (лат.) - всегда тот же. Латинская фраза, которая означает сохранять душевное спокойствие, не терять лица, оставаться самим собой, когда человек находится в разных жизненных ситуациях, несмотря на то, удачно они для него складываются или наоборот — неудачно. В русском языке есть аналог данной фразе: «В меру радуйся удаче, в меру в бедствиях горюй». Выражение встречается у Цицерона: «Проявлять неумеренность, как в дни несчастий, так и в дни счастья — признак ничтожности. Самая прекрасная черта во всех случаях жизни — ровный характер, всегда одно и то же выражение лица». He is a fool that forgets himself (англ.) - Тот дурак, кто о себе не помнит.