Учебный год закончился, и вот я вновь стою на вокзале в ожидании Хогвартс-экспресса. Возможно, со стороны это кажется смешным, избыточным, ведь мы виделись с Томом утром за завтраком в Большом зале, но я по себе знаю, как важно, когда тебя встречают. Когда подтверждают действием слова о любви.
Шесть лет Дурсль встречал меня у завесы и делал это не из желания подбодрить, поддержать или потому, что я был ему важен. Вовсе нет. Он понимал, что я маленький и беззащитный. И пусть я пугал его и бесил, всё же он находил время в своём жёстком рабочем графике, поступая парадоксально, учитывая амбивалентность испытываемых ко мне эмоций.
После того как у меня самого появился опекаемый, я посмотрел на поведение дяди под другим углом. Право слово, не будь он так груб, я бы намного счастливее провёл своё детство. Дети ведь не понимают подоплёки чувств, всего того многомерного, многогранного массива, который в итоге фокусируется в раздражение или любую другую негативную эмоцию. Так дядя боялся за свою семью, опасался за свою репутацию, финансы, дом, который маленький я мог разнести или поджечь магическим выбросом. Теперь весь спектр страхов и опасений мне понятен, а дети... Дети всё это просто не в состоянии проанализировать и судят взрослого по простым вещам: кричит – значит не любит; наказывает – значит ненавидит; холоден – значит ты не нужен.
Маленькому человеку нужны очевидные жесты: им надо говорить о том, как они важны и любимы, их надо обнимать, их необходимо поддерживать. Даже когда они не правы. Особенно, когда они не правы. Я никогда не ругал Тома при чужих людях, всегда вставая на его сторону, даже если он был совершенно очевидно виновен. Но после, когда мы оставались вдвоём, объяснял, в чём и почему он ошибся, и наказывал, если того требовала ситуация. Но никогда не наказывал молчанием или игнорированием. Эмоциональная холодность убивает вернее пристрастности.
Близкий взрослый для ребёнка – основа его мира, и если она зыбкая, то и мир зыбкий, неустойчивый.
Бр-р-р. Ну и мысли! Надо собраться! Том тонко чувствует моё настроение, и я должен встретить его расслабленным и счастливым.
Взгляд скользнул по завесе, из-за которой вышел господин в шикарном костюме. Явно маггл, но из высшего сословия, вроде Тома Реддла – отца моего Томми. А ведь будь Реддл-старший благоразумнее и порядочнее, то сейчас бы гордился своим сыном, какой бы ни была его мать. Ведь дети не отвечают за ошибки родителей, и наказывать их за чужую вину жестоко. Меропа не была осознанным выбором Тома Реддла-старшего, я его в какой-то степени понимал. Но теперь, видя перед собой совершенство, которым постепенно становился Томми, я осознавал, как же много потерял этот маггл! Глупец! Таким ребёнком, как мой воспитанник, гордился бы любой отец. И сейчас бы он встречал его на перроне, а не жалкий я.
Встречи... Такое простое и обыденное событие в жизни каждого человека. Но даже тут я выделился. Ни разу меня не обняли, когда я сошёл с поезда. Ни разу не сказали, как соскучились, ни разу не улыбнулись счастливо от того, что долго ждали, и вот я, нужный и важный, наконец, приехал.
Однажды меня встретил отряд авроров. И это было чертовски приятно, даже невзирая на причину, по которой меня потребовалось охранять.
Грюм хлопнул меня по плечу, а после угрожал Дурслю расправой, подзабыв, видимо, что когда мы останемся наедине, мне нечего будет противопоставить взбешённому дяде. Я же несовершеннолетний и палочка под запретом.
Впрочем, если бы Грюм кинулся меня обнимать, я бы испугался. Слишком грозным был Аластор.
Я помнил все объятия в своей жизни, храня и бережно перебирая их в памяти, как нищий пересчитывает с трудом заработанные монеты.
Молли Уизли. Гермиона Грейнджер. Сириус.
Ох, как же я мог забыть! Однажды Сириус провожал меня, рискуя быть пойманным. Крёстный понимал меня, как никто, будучи отвергнутым своей семьёй, и теперь я осознаю, отчего так отчаянно подставился под удар... Это был последний раз, когда он меня обнял.
На миг сердце болезненно сжалось. Ничего, Сири, мы ещё повоюем за дивный новый мир, в котором не будет зла, вложенного многими в одного ребёнка, чтобы он потом недрогнувшей рукой раздавал его, закольцовывая бесконечный цикл.
Кто-то кашлянул, и я очнулся от воспоминаний. Это место неизменно топит меня в прошлом.
Рядом со мной в ожидании отпрысков замерли Бредли Уизли и лорд Малфой. Между собой они не общаются, но со мной разговаривают вполне охотно. Я выступаю неким буфером между двумя противоборствующими родами.
Значительное потепление со стороны лорда Веритаса в отношении меня случилось после того, как факультет Слизерин узнал, что Том – прямой потомок Мраксов. А я стал целым профессором. Да и не "щеголял" в потёртой одежде. В Хогсмиде оказался магазин готового платья, и я смог подобрать там себе приличную одежду по вменяемой цене, как только получил первые деньги.
Вечно жизнерадостный Уизли, жена которого родила в марте второго сына, с улыбкой передал мне корзину с пирогом с патокой и шоколадными кексами для Тома. А также приглашение посетить их на каникулах. Это оказалось неожиданным, и я замешкался, пока Бредли тряс мою свободную руку, зажав основательно между двумя широкими мозолистыми ладонями. И не выпустил, пока я не ответил согласием.
Но самое удивительное, что подобное приглашение я получил и от Малфоя. Лорд за руки меня не хватал, а лишь вербально озвучил надежду на встречу этим летом со мной и моим воспитанником. Я неловко пробормотал что-то про великую честь и оказанное доверие и скомкано поблагодарил лорда, с вежливым снисхождением слушающего мой невнятный лепет.
Изрядно смущённый, я чувствовал себя не очень уютно, находясь между двух огней, но вот за поворотом показался Хогвартс-экспресс, и все мысли вымело: я улыбнулся, представляя, как будет удивлён и обрадован Том. Я не говорил, что встречу его, и обучил пользоваться транспортным камином, заставив выучить три безопасных точки: книжный Долиша, кабинет директора Диппета, покои профессора Реддла.
И я не ошибся.
Вышедший из вагона Томми, увидев меня между высоким статным Малфоем и плотным кряжистым Уизли, улыбнулся искренне, отчего рассказывающий ему что-то в этот момент Абраксас так изумился, что споткнулся и полетел бы на землю, не поддержи его Септимус. Над моей головой переглянулись их отцы, я же смотрел только на Томми. Улыбка делала его лицо живым и одухотворённым, жаль, что он так редко улыбался. Понятно, почему его друг так удивился.
Я раскрыл объятия, и Том прильнул ко мне так, словно мы не виделись полгода.
– Спасибо, что встретил меня, Гарри! – выдохнул он мне в ухо.
– Я буду встречать тебя до тех пор, пока тебе это будет важно и нужно.
– Всегда!
– Что всегда? – не понял я, отодвинул Тома и заглянул ему в глаза.
– Я хочу, чтобы ты всегда встречал меня.
– Договорились, – засмеялся я, лохматя уложенные волосы Тома. Но он больше не улыбался, мой вечно серьёзный мальчик. Кажется, теперь, овладев эмоциями, он не хотел демонстрировать чувств, пока мы на людях.
– Простите, – низкий голос Веритаса вырвал меня из созерцания Тома. – Нам пора. Всего вам хорошего, и помните о моём приглашении.
Я пожал протянутую руку лорда Малфоя, распрощался с Уизли, который вместо рукопожатия коротко обнял меня, хлопнув по плечу. Ответил на вежливые поклоны Абраксаса и Септимуса.
– Мне не нравится такое панибратство, – заметил Том, когда Уизли скрылись в пламени общественного камина.
– Томми, это просто часть человеческих отношений!
– Я не позволяю обнимать себя никому, кроме тебя!
– Ты придаёшь слишком много значения незначительному.
– А ты мнишь незначительным важное. Нельзя быть таким наивным и расслабленным!
– О, Мерлин, что нам может угрожать на вокзале среди отцов твоих друзей, Том?! – изумился я.
– Пошли домой, мы опять торчим перед общественным камином и спорим, – сказал Том, отслеживая кого-то за моей спиной и, развернувшись, я увидел служителя, что шёл к нам. Скорее всего, с просьбой покинуть платформу.
Я сунул сикль в щель для оплаты перемещений, пламя позеленело от попавшей в него порции летучего пороха, и мы с Томом вошли в камин, чтобы выйти в магазине Долиша. Сычика мы больше с собой не таскали, умная птица сама прилетит. Да и в клетке вне мира магглов нет надобности.
И теперь мы можем, наконец, завести змею. Интересно, как тут Мистер Лапка? Соскучился, наверное.
Словно прочтя мои мысли, ко мне с громким мявком кинулся кот и с мурчанием начал отираться о ноги.
— С прибытием, молодые люди!
Из-за стеллажа вышел Арго и, широко улыбаясь, протянул мне руку. Я с удовольствием пожал её – хоть мы и виделись всего раз в неделю, я привязался к этому человеку. Долиш не был ворчливым, не читал нотаций, не насиловал меня воспоминаниями о своём прошлом и рассуждал удивительно трезво для человека настолько преклонного возраста. Он любил обсудить политику, как внутреннюю, так и международную, невольно просвещая меня о том, что же творится в мире Магии.
Том вежливо поздоровался со стариком и подарил ему древнюю книгу, удивив меня безмерно. Судя по вскинутым бровям Арго, книга оказалась ценной. Это покоробило меня. Томми просто негде было её купить, ведь посещение Хогсмида первокурсникам запрещено, а в выходные он не ходил со мной камином в Тёмный проулок, предпочитая библиотеку Хогвартса.
Чтобы скрыть растерянность и обуздать чувства, я подхватил Мистера Лапку, отметив, что он сильно поправился. Кот мурчал, отираясь об меня головой, месил лапами и пускал слюни, невзирая на горящий злобой взгляд Тома. Такое явное проявление любви ко мне со стороны питомца бесило моего маленького собственника.
– Вот подлиза, – усмехнулся по-доброму Арго, прижимающий к груди подаренную книгу. – Ведь видит вас раз в неделю и даже иногда ленится выйти встречать, но сегодня с самого утра дежурил у камина. Словно знал, что вы вернётесь не на день, а на целые два месяца.
– Наверно, он скучал не по мне, а по Тому, – заметил я и услышал, как Реддл скептически фыркнул.
***
– Где ты взял книгу, Томми? – спросил я его, накрывая стол для ужина в нашей комнате.
– Нашёл в Хогвартсе, – небрежно заметил Том. Я напрягся. Том никогда не был уличён мной в воровстве, но мне не хотелось, чтобы он начал это делать. Это так по-тёмнолордовски... Заметив моё напряжение, Реддл поджал губы и уточнил: – Я нашёл комнату на восьмом этаже центрального крыла. Там было полно книг. Некоторые – в очень плохом состоянии, да и вообще, просто разбросаны. Я их починил, рассортировал и аккуратно расставил. Одну прихватил в качестве платы. Она не была самой редкой. Более того, в комнате осталось несколько экземпляров. Я не прав?
– О, так ты нашёл Выручай-комнату! – выдохнул я с облегчением.
– Ты знаешь о ней?!
– Да. Одно из чудес Хогвартса.
– Если я забираю оттуда вещи – это не проблема?
– Нет, особенно, если они небрежно брошены.
– В чём секрет этой комнаты?
– Ты можешь пожелать всё, что угодно, хоть тренировочный класс, хоть место для ночлега, но самая её интересная ипостась – это комната забытых вещей. На неё ты и попал. Оттуда можно брать что угодно.
– Отлично... Значит, мы больше не будем знать нужды! Что ещё есть в Хогвартсе? Какие тайны?
Я не то чтобы забыл про Выручай-комнату, просто в ней не было острой необходимости. После того, как квиддичная команда Слизерина щедро заплатила мне за несколько уроков и, оценив подачу материала, зарезервировала на следующий год, средств нам действительно хватало. Настолько, что я собирался летом открыть счёт в Гринготтс на имя Тома. И пройти, наконец, проверку крови. Или свозить Реддла на море! Пока я Тому об этом не говорил, желая сделать сюрприз.
Возможно, у меня нет предпринимательской жилки, Том вон как быстро сориентировался. А ведь в Выручайке можно подобрать себе одежду, палочку или книгу. Однако в моей памяти настолько ярко отпечаталось, что она погибла от Адского пламени, что я даже не вспомнил о ней. Нет, не быть мне богатеем...
– Есть древний василиск, который откликнется на твой зов, – осторожно сказал я.
– Василиск?! Серьёзно?!
Том, копающийся в саквояже, резко выпрямился и замер, поражённый масштабом "чуда" старого замка. Я кивнул. Реддл сощурился, что-то прикидывая.
– Почему именно на мой зов, Гарри? Из-за владения Парселтангом? Но тогда он должен быть послушен и тебе.
– Вспомни, что я рассказывал тебе о твоих предках.
Том нахмурился, а потом просиял:
– Наследник Слизерина! Это рептилия основателя?
– Да.
– Да я крут! Кстати, Распределяющая шляпа упомянула, что именно на Слизерине я достигну истинного величия.
Теперь замер я. И спросил осторожно, не желая показать, что меня рвёт от полярных чувств:
– Почему же тогда ты выбрал Райвенкло?
– Зачем мне какое-то там величие, если факультет умников вернее приведёт нас к финансовой стабильности?! Да и вообще, сам термин "истинное величие" звучит как неудачная цитата из книжки, написанной тяжеловесным пафосным языком.
Я тихо выдохнул и разжал ладонь. Зажатая в ней вилка блестела от пота.
– Думаю, нам не стоит трогать змея. Он проснётся голодным, и один Мерлин знает, как потом его утихомирить.
Мой страх перед василиском никуда не делся. Я знал, что Томми с ним договорится, но даже если существует хоть крошечный шанс на неудачу, то рисковать не стоит. Да и зачем? Это Волдеморт использовал змею, потому что возможность управлять древним чудовищем тешила его эго, а моему Тому это просто не нужно.
– Согласен. Это может быть небезопасно. Но в Тайную комнату все же стоит сходить, чтобы утолить любопытство. Мы ведь такие с тобой одни, кто может её открыть. А ещё мы можем забрать выползки. Это же безумные деньги! Я видел, как Слизнорт трясётся над компонентами этой древней рептилии. Василиски считаются вымершими, и их части тела попадают на рынок ингредиентов исключительно через аукционы.
– О, я как-то об этом не подумал... – растерянно сказал я.
Вспомнился гигантский выползок, который мы с Роном приняли за змею, испугавшись до заикания. Если бы у меня были мозги, я бы, только приобретя палочку, мог аппарировать в Хогсмид и тайным ходом из "Сладкого королевства" попасть в Хогвартс. Даже кусок шкуры василиска облегчил бы наше существование. Мерлин мой, какой же я тупой!
– Это не твоя забота, – махнул рукой Том. – Ты создан, чтобы дарить любовь, а я – чтобы принимать её и обеспечивать наше существование. У меня уже есть пара идей, как поправить финансы. И не надо делать такое лицо! Тебя такая роль не должна унижать. Ты ведь не виноват, что родился британцем, впрочем, как и в том, что у тебя зелёные глаза.
– Это плохо? – не понял я последней фразы.
– Нет, это то, что мы не контролируем. Поэтому нет ничего плохого в том, что ты родился светом, а я – тьмой. Так просто случилось. Ты уравновешиваешь меня.
От рассуждений о свете и тьме мне стало не по себе. Чтобы скрыть своё состояние, я закопался в корзинке, переданной нам Авророй Уизли через Бредли. Помимо пирога с патокой и шоколадных кексов, я нашёл там домашнее черничное варенье. Это оказалось чертовски приятно...
Вспомнив ещё один момент, я вскинул глаза на Тома, сосредоточено разбирающего вещи из саквояжа.
– Кстати, мистер Долиш не против, если мы заведём змею!
Том скосил глаза на развалившегося на диване Мистера Лапку.
– Не стоит.
– Том... – я растерянно поставил баночку с вареньем на стол. – Но ты так мечтал об этом! И если хочешь, я к твоему питомцу даже не прикоснусь! Змея будет только твоей.
– Я перерос это, Гарри. Да и график учёбы у меня крайне напряжённый. В конечном итоге у тебя просто появится третий фамильяр.
В этот момент в распахнутое окно скользнул Сычик и, радостно щебеча, шлёпнулся мне на голову. Том закатил глаза. Я, сняв сову, пощекотал ему живот, где пёрышки были нежными и почти белыми, и подбросил вверх. Птица, расправив крылья, спланировала на жёрдочку и защёлкала клювом. Малыш выпрашивал совиное печенье. Я улыбнулся и призвал к себе с подоконника жестянку, где хранилось лакомство. Ну что за чудесное создание!
***
Вечером, лежа в постели и запустив пальцы в волосы Тому, как он любил, я решился на важный разговор, что не давал мне покоя некоторое время.
– Ты не хочешь навестить летом деда, дядю и отца?
– Зачем? Ты ведь говорил, что дед и дядя не особенно социальны, а отец бросил мать в сложном положении. И потом, если бы я им был нужен, это они бы искали меня, а не наоборот.
Том был совершенно прав в своих умозаключениях. Но мне казалось правильным всё же познакомить его с роднёй. Хотя бы для того, чтобы он однажды не пожалел, что те не проявили к нему своего интереса.
– Ты знаешь, где они живут, а они не знают. Они даже не знают, жив ли ты. Вдруг кто-то из них одумался и сожалеет, что связь с твоей мамой утеряна? Они ведь не в курсе её смерти. И потом, людям свойственно признавать свои ошибки, хоть и случается это редко.
– Если ты считаешь, что мне надо на них посмотреть – мы посмотрим, но я все равно не понимаю зачем. У меня уже есть близкий человек – ты, а больше мне никто не нужен. Гарри, а что ты хочешь на день рождения?
Том всегда дарил мне что-то. Я ругал его за это, но он то умудрялся подбить Марту – стряпуху в приюте, чтобы та испекла мне любимый пирог с патокой, то добывал мне новые носки, или платок, или что-то незначительное для большинства, но очень важное для нас. Дело ведь не в материальной ценности подарка, а во внимании и желании порадовать. Так однажды Том сочинил мне стихотворение и прочитал с таким чувством, что я чуть не расплакался. Я помню его до сих пор...
Среди серости и уныния,
Среди тьмы беспросветной
Есть тот, кто горит ярче пламени,
Кто светит ярче вселенной.
– Гарри? – Том с весёлым любопытством смотрел, как на моём лице сменяются эмоции. Я никогда не умел их скрывать. – Узнаю этот взгляд, сейчас ты ляпнешь что-то такое, что опять будет про меня, а не про тебя.
Я собирался заняться легализацией, но... детство Тома уже прошло в лишениях и ограничениях, я не хотел, чтобы в таком же формате прошла его юность. Поэтому передо мной встала дилемма: проверка крови или поездка на море.
Благодаря работе в Хогвартсе, куда меня приняли подозрительно просто, не требуя ни документов, ни проверки палочки, я склонялся ко второму варианту.
– Хочу свозить тебя на море! – решил я. Впереди война, и это последнее мирное лето. Лето накануне.
– День рождения у тебя, а подарок ты хочешь сделать мне? – засмеялся Том. – Право слово, это уже чересчур!
– Мне нравится тебя радовать, и у меня впервые появилась для этого возможность. К тому же я тоже впервые увижу теплое море. Солтберри не предел мечтаний, есть Бат и другие более комфортные места на побережье. Насчёт трат можешь не волноваться – я договорился об индивидуальных занятиях по квиддичу для сборной Слизерина с Рональдом Гойлом на следующий год, и он внёс аванс.
Том задумался, потом кивнул сам себе, придя к какому-то выводу. Слава Древним, он не злился.
– Я знал, что ты кому-то из слизеринцев сказал, что я Мракс по крови, но никак не мог отследить путь распространения информации. Теперь понятно.
– Тебе это неприятно? Я был неправ?
– О, нет, ты правильно сделал, это выгодно и уже принесло мне некие преференции. Но мне была интересна точка пересечения тебя и негласного лидера Слизерина. Рональд Гойл на факультете обладает определённой репутацией.
Я нахмурился, не понимая, про какую такую репутацию говорит Том. За Гойлом не было каких-либо нарушений, кроме, разве что, разнообразных связей с сокурсниками обоего пола. А потом до меня дошло.
– Погоди, ты что, ревнуешь?!
– Да!
Том дёрнул головой, высвобождаясь от моих пальцев, отстранился и повернулся ко мне спиной. Я тихо хмыкнул. Утром я всё равно буду опутан воспитанником, как олень питоном. Собственник и паразит!
