***
Однажды во время ночного дежурства я наткнулся на Дилана у лестницы, ведущей на Астрономическую башню. Буквально. Влетел всей грудью. Он поймал меня и не оттолкнул, а наоборот, прижал к себе, опуская лицо и втягивая запах у виска. Я отскочил от него и прижался к стене, бурно дыша. Такой близкий контакт с чужим человеком смущал и будоражил одновременно. С тактильностью у меня было не очень, в список исключений входил лишь Том – касаться его казалось так же естественно, как дышать. Браун навис надо мной, уперевшись ладонями в каменную кладку возле моей головы и вглядываясь в полумраке в глаза. – Гарри, – хрипловато спросил Дилан. – Почему ты такой? – Какой? – выдавил я из себя, не понимая, как себя вести в такой ситуации. Дилан не угрожал мне, но ощущения были, словно меня загнали в клетку. Дыхание сбоило, а сердце колотилось где-то в горле. – Недоступный. Дикий. Невинный. Это заводит, знаешь ли. Если флирт давал мне возможность к манёврам, в том смысле, что я мог его игнорировать или не понимать, то сказанное было совершенно очевидным. Больше делать вид, что я принимаю всё за дружескую перепалку, я не смогу. – П... прости, – я вскинул взгляд и вгляделся в серые глаза, сейчас почти чёрные из-за расширившихся зрачков, и признался: – я просто морально не готов ответить на твои чувства. – Да, я знаю, что ты маггловоспитанный, но у нас гомофобия – это глупость. Чушь. Тебе незачем смущаться своих желаний. Я же вижу, что не вызываю у тебя отторжения. – Мне надо привыкнуть к этому. – К чему? – Что я могу быть объектом притязаний, а не наоборот. Дилан задумался на некоторое время, рассматривая меня. Этот близкий взгляд, на грани интимности, смущал меня, заставляя сглатывать и отводить глаза. Я незаметно вытер мокрые ладони о брюки. – Я готов ждать. И потом, – мягко уточнил Дилан, понукая посмотреть на него, – моя инициатива никак не умаляет твоей мужественности. Я просто более опытный и чётко знаю, чего хочу. Ничего больше. – Спасибо за понимание, – выдохнул я, слегка расслабляясь. Действительно, чего я испугался. Насиловать меня никто не собирался. Впрочем, испугала меня не угроза насилия, а мои чувства, словно сошедшие с ума. Я потерялся в их какофонии. – Не забудь про меня, когда созреешь, – низко хохотнул Дилан, оттолкнулся от стены, освобождая меня, осторожно коснулся подушечками пальцев моей горящей от смущения скулы и стремительно ушёл. Я так и стоял, вжавшись спиной в каменную кладку, приходя в себя и пытаясь осознать свои эмоции. В этой мешанине чувств одно стало открытием: близость Брауна не вызвала у меня отвращения, и я понял, что, возможно, не прочь попробовать и с мужчиной. Хотя бы поцеловаться. Остальные мои фантазии не носили прикладного характера в силу банального отсутствия опыта. А учитывая моё вялое либидо, я мог в таком ключе фантазировать ещё лет десять. Поднявшись на башню на подрагивающих ногах, я встал у парапета и долго смотрел в темноту, на ломаную чёрную линию Запретного леса, выделяющуюся чётким абрисом на небе цвета индиго. После бури эмоций внутри был штиль и я ощущал себя бригом, опустившим паруса и дрейфующим в безмолвии южной ночи. И я решил отдаться течению, положившись на волю Древних. Однажды я уже доверился высшим силам и не пожалел.***
Мой скомканный отказ Дилана не смутил, а наоборот, подстегнул интерес, и он периодически обновлял своё предложение в шуточной форме. В коллективе уже начали делать ставки: добьётся своего Браун или нет. Каждое утро начиналось с того, что за завтраком Дилан спрашивал: – Гарри, не созрели ли вы до положительного ответа? Я краснел, бледнел, мялся, отчего дамы хихикали, а мужчины переглядывались понимающе. – Гарольд, право слово, вы так жестоки! – упрекал меня преподаватель травологии Берри. – Берри, жестоки вы, не давая мне подойти к цветущему цапню! – вставал на мою защиту Слагхорн. Он крайне мне симпатизировал. – А Гарри просто задавлен слишком сильным напором. Дилан, мой вам совет: оставьте мистера Реддла в покое. Вы же видите, как он смущается! – Но он делает это так очаровательно! – хихикал декан Райвенкло Филиус Флитвик. Маленького профессора чар я обожал. Он оказался потрясающим. – Господа, наша овсянка и та веселее ваших шуток! – по-аврорски окорачивала шутников Галатея Вилкост, профессор ЗОТИ. – Так извольте уделить внимание ей и отстаньте от парня! Иначе это выглядит, как будто все вы имеете на него виды, а не только мистер Дилан. Мужчины смеялись, дамы хихикали, даже профессор рун – Хельга Рагнардоттир –поднимала уголки губ в сдержанной улыбке. Вот так примерно проходили у нас в последнее время завтраки. На самом деле, коллектив, в который я попал, оказался чудесным. Дамы и господа шутили, подкалывая друг друга беззлобно, спорили, не теряя человеческого достоинства, и незаметно, так, чтобы не оскорбить, наставляли меня. Я очень был благодарен за эту ненавязчивую опеку. С Диланом мы были почти одного возраста, но у остальных мой юный вид и отсутствие опыта вызывали желание меня поддерживать и наставлять. Не вмешивались в словесные утренние перепалки лишь Диппет и Дамблдор. Первому было не по статусу и не по возрасту, ведь недавно Армандо разменял четвертую сотню. Второй не изменял амплуа загадочности и сейчас, предпочитая наблюдать за разворачивающимся действом со стороны. Галатея шутила, что Альбус интересничает, набивая себе цену. Она, как и Том, отчего-то решила, что профессор трансфигурации пал жертвой моих чар. Мне это казалось смешным и нелепым. Я понимал Дилана, которому хотелось просто потрахаться без обязательств, но зачем я Альбусу, восходящей звезде трансфигурации, автору нескольких открытий, члену Визенгамота? Умный, обаятельный, обеспеченный, уже достигший славы и известности. Такому стоит щёлкнуть пальцами, и любой или любая станет его. В общем, не считая некоторых нюансов, в коллектив я влился и чувствовал себя комфортно. Это очень вдохновляло меня. В приюте царили серость, уныние и лезущая из всех щелей нужда. Здесь же процветали волшебство, надежда и вера, что всё обязательно будет хорошо. Словно за стенами Хогвартса не существовало ни бедности, ни холода, ни голода.***
– Я смотрю, коллеги приняли тебя очень хорошо, – во время одного из наших вечерних чаепитий как-то заметил Том. – Да. Я очень этому рад. – Тебя все любят. В отличие от меня. – Ты меня не любишь? – усмехнулся я. Том фыркнул на мою неудачную шутку. Но я не мог его не подколоть. Среди сверстников Реддл пользовался популярностью и авторитетом, да и среди профессоров был на хорошем счету. Все в той или иной степени выразили мне восхищение его умом, талантом, силой магии и работоспособностью. Даже Дамблдор признался в умении Тома сосредоточиться, отключаясь от внешних раздражителей, что являлось очень важным навыком для трансфигурации. – Особенно любезен профессор Браун, – бросил он. У меня внутри всё замерло. – Он весёлый парень, – осторожно ответил я. – Я это заметил, – безэмоционально отметил Том. – Что по поводу курса маггловедения? Диппет, наконец, определился, чего он от тебя хочет? Кажется, пронесло. – За план лекций мне заплатили. И за карту точек входа в магические локации. Но хотят взять на эту должность магглорожденного. На этом настаивает попечительский совет, и директор, естественно, поддержит их инициативу. Это крайне символично, и я с ними согласен. – Думаю, так даже лучше. – Почему? – Гарри, мне иногда кажется, что в своём стремлении заработать мне на шоколад ты рано или поздно надорвёшься. Я скоро начну его ненавидеть. Остановись. Мы справляемся. За последние несколько месяцев наше благосостояние резко улучшилось. – Улучшилось, но не настолько, как хотелось бы. Мне надо пройти проверку у гоблинов и получить статус в мире магии. А это очень дорого. То что в Хогвартсе не уточнили наличие у меня необходимых документов – редкая удача, Томми. – Скорее редкая халатность, – фыркнул Том. – Впрочем, она нам на руку. Насчёт денег... Я могу попросить у Абраксаса. Возвращать их не придётся. – Нет! Том вскинул голову и впился в меня пристальным взглядом. – Почему? Он богат и для него эта безделица ничего не будет стоить. Малфой в восторге и от тебя, и от меня. – У меня тоже есть гордость, Том, хоть и сильно потоптанная. Реддл тогда задумался так сильно, что вечер мы провели в молчании.***
К июню все мои дети отлично держались на мётлах и даже совершали элементарные виражи и трюки. Даже Мирабель Лавгуд. А Августа Розье и Септимус Уизли обещали в следующем году пополнить состав квиддичных команд своих факультетов. Августу и Септимуса я тренировал дополнительно по просьбе Дамблдора и Флитвика, с которыми охотно делился наблюдениями в учительской. Живой интерес деканов к потенциалу учеников их факультетов был совершенно оправдан, и в такие моменты даже Альбус не вызывал у меня настороженности. Августе я прочил место ловца, а Уизли – вратаря. За тренировками команд факультетов я иногда наблюдал с тщательно скрываемым чувством тоски, подмечая ошибки и страдая от того, что не могу сейчас ловить снитч, подбадриваемый грубоватыми шутками команды. Летать одному было скучновато, а во время тренировок первокурсников я не мог расслабиться. Именно игра в команде давала тот бешеный адреналин и чувство отрыва от реальности, что так влекло меня в воздух. Да и одобрение и восхищение получать было чертовски приятно, что уж кривить душой. В прошлой жизни я получал их немало и сейчас испытывал некий голод по этим острым чувствам. Том злился на такое внимание к посторонним. Да и к интересу коллег тоже меня ревновал. Очень часто я ловил его горящий взгляд в Большом Зале. Но в самом начале своих занятий я чётко разъяснил, что в рамках школы не могу как-то выделять его среди других учеников, если хочу и дальше работать в Хогвартсе. Реддл меня услышал, признал этот аргумент резонным и старался держать своё собственничество под контролем, давая волю эмоциям лишь во время наших встреч в моих покоях. Тогда Томми просто забирался прямо на меня, обнимал руками и ногами, утыкался носом в шею и долго сидел молча. Я поглаживал ребёнка по спине, позволяя ему утолить свой тактильный голод. Обычно, основательно отсидев мне ноги, Том говорил: "Ты – мой!" – и когда я кивал, соглашаясь, слезал с коленей, и мы пили чай и разговаривали о том, как прошёл его и мой день. Так как Том изучал магию ещё до поступления в школу и обладал цепким умом и удивительной усидчивостью, учёба давалась ему легко. От меня лишь требовалось внимательно слушать об очередном его успехе или открытии. Реддл блистал в зельеварении, за что Слагхорн буквально боготворил его, был очень хорош в чарах и ЗОТИ. Сейчас защиту вела немолодая волшебница Галатея Вилкост, бывший аврор. Эта дама, несмотря на преклонный возраст, обладала живым умом, физической активностью и жёстким стилем в преподавании. И впечатляющим опытом. От такого профессора я бы и сам не отказался! И оттого её одобрение многого стоило. Это не Гораций, которого я сам водил за нос, пользуясь наработками Северуса по учебнику Принца-полукровки. Я видел, как к Тому присматриваются профессора и чистокровные сокурсники. Его яркий талант и мощную, запредельную магию невозможно было не заметить. И не быть очарованным им. Но как оказалось, наблюдали и за мной. Перед летними каникулами ко мне подошёл капитан команды Слизерина по квиддичу – Рональд Гойл – огромный парень, напоминающий медведя. – Профессор Реддл, меня заинтересовали некоторые ваши финты, – детей опасным трюкам я, естественно, не учил. Но, желая вернуть былую форму, летал во внеурочное время, если площадка была свободна от тренировок команд. – Не могли бы вы в следующем учебном году дать нашей команде несколько частных уроков. Мы оплатим их отдельно. – Я не против, – пожал плечами я. Деньги нам всегда были нужны, и я не видел сейчас ничего плохого в том, чтобы вкладываться в победу, оборудование, знания. Когда я оскорблял Малфоя за то, что тот купил себе место в команде за мётлы – я был завистливым дураком. Мне тоже хотелось, чтобы у меня был отец, готовый исполнять все мои капризы. Только вышло, что теперь роль отца примерил я сам. Жаль, не так успешно, как Люциус Малфой. Впрочем, меня оправдывает лишь отсутствие капитала, накопленного семьёй. Я даже в банк пойти не мог. Да что там банк! Я даже не мог использовать свою настоящую фамилию, не навредив близким. Взрослые настолько убедили меня в том, что надеяться на них нельзя, что я даже не подумал о том, чтобы явиться на порог к своему прадеду – Карлусу Поттеру и попросить помощи... Лучше работать на пяти работах, чем получить очередной отказ и испытать очередное горькое разочарование. – Спасибо, мистер Реддл, – вырвал меня из размышлений Рональд, и я, взглянув на него, в очередной раз удивился тому, насколько устойчивым фенотипом обладают древние рода. Малфои, Гойлы, Крэббы были узнаваемы с первого взгляда. Рональд являлся полной копией своего внука, только более интеллектуальной. И так же опекал Абраксаса. Договор у них между семьями на охрану, что ли, заключён? Собственно из-за опеки Абраксаса Гойл и заметил меня: он сопровождал отпрыска Малфоев на лётное поле, где я проводил уроки, и молчаливой глыбой стоял всё занятие, сжимая в одной руке палочку, а в другой метлу. Правда, увидев, что я очень осторожен с детьми и страхую тех, кто неуверенно держится на метле в воздухе, он чуть расслабился. Несколько раз я замечал его на краю лётного поля, когда развлекался там в одиночестве. – Мистер Реддл, можно задать вам вопрос? – Да. – Том, ваш воспитанник, из какой он семьи? Реддл явно маггловская фамилия, но он слишком силён для магглорожденного. Да и изысканные черты его лица подразумевают наличие чистой крови. – Том – полукровка. Его матерью была Меропа Мракс. – Том отлично знал, кто его мать, я не скрывал этого. Когда он впервые заговорил на парселтанге, я объяснил ему, откуда этот дар. Я даже выкупил медальон Салазара Слизерина у Горбина и собирался подарить его Тому на шестнадцатилетие. Так что информация о его происхождении не была тайной. Да и для слизеринцев статус крови важен, Том дружит с одним из них, так почему бы мне не прибавить веса своему мальчику? – О! Мы думали, что они вымерли... – Нет, его мать была достаточно разумной для того, чтобы выбрать в партнёры красивого и сильного маггла, поэтому Том вышел таким. – Она погибла? – Да, в родах. Я оказался рядом в этот печальный момент и принял все обязательства по его воспитанию на себя. – Сколько же вам было лет?! – Семнадцать, – усмехнулся я. – Вам двадцать девять?! – широко распахнул глаза Гойл. – Я знаю, что не выгляжу на свой возраст, Рональд. Видимо, Магия посчитала, что такому осознанному и серьёзному ребёнку, как Том Реддл, необходим компаньон, а не отец, – засмеялся я. – Неисповедимы пути Магии, – серьёзно сказал Рональд и, раскланявшись, ушёл с крайне задумчивым видом. Этот вид вызывал у меня когнитивный диссонанс: простое лицо Гойла с мукой мысли на лице – зрелище крайне непривычное. Но Рональд Гойл не стал бы капитаном и старостой Слизерина, будь он туп и недалёк. Возвращение в школу вообще стало для меня чередой открытий и потрясений. Среди первокурсников я заметил бабушку Невилла – Августу Розье и Мирабель Лавгуд – скорее всего, тётку Ксенофилиуса Лавгуда. На втором курсе Гриффиндора учился Эдвард Лонгботтом, дед Невилла. Рыжие близнецы Фредерик и Джером Прюэтты чуть не довели меня до инфаркта, когда я их впервые увидел: настолько они были похожи на Фреда и Джорджа. Они учились на третьем курсе Гриффиндора. Насколько я помнил, один из них станет отцом Молли Уизли и её братьев – Фабиана и Гидеона. Также я столкнулся с Хагридом, когда выбрался полетать над лесом чисто для поддержания формы – при детях свои пируэты я старался не показывать, считая их небезопасными и преждевременными для первокурсников, а лётное поле было занято тренировкой команды Хаффлппффа. Не сразу я узнал в косматом, диковатом мальчике своего первого друга из мира Магии. Мы немного поболтали – дети обычно доверяли мне, и расположить к себе ребёнка мне удалось легко. Как выяснилось, он жил с отцом на территории Хогвартса, в той самой сторожке на границе Запретного леса. Оказывается, отец Рубеуса – Верус - тоже был лесником при Хогвартсе. Рубеусу было всего десять, но он уже был выше своего отца. Септимус Уизли, друг Тома, в будущем станет отцом Артура. Седрелла Блэк – потенциальная мать Артура – сейчас училась на третьем курсе Слизерина. Абраксас станет отцом Люциуса. И мои предки тоже скоро окажутся в Хогвартсе, двигаясь согласно незримым нитям мироздания друг к другу, сплетая судьбы. При условии, что я не настолько изменил будущее, чтобы отменить собственное прошлое...