***
Как же я ждал Сычика с письмом! Никогда я не ожидал доставку почты с таким трепетом и нетерпением! Даже форточку оставил приоткрытой, несмотря на зябкий сентябрьский вечер. Том обещал прислать сову сразу после пира, спрятав кроху в карман. Я практиковал это в Солтберри, когда малыш уставал от долгих полётов над морем в потоках порывистого влажного ветра. Солёная взвесь пропитывала перья, делая их сырыми, и совёнок устало приземлялся на моё плечо, нахохлившись. Я прятал его в карман или за пазуху, чтобы согреть и не демонстрировать наличие ручной совы. И вот это неожиданно пригодилось. Видимо, я задремал над книгой, потому что вскинулся от клёкота и цокота когтей. Сычик скакал по столу, довольный впервые выполненным поручением. Я поймал совёнка, погладил и осторожно снял с крохотной лапки кольцо транспортировочного кошеля. Сыпнул маленькому почтальону крекеров и с нетерпением развернул пергамент. Том поступил на Райвенкло! Ура! История окончательно изменилась, чему я был неимоверно рад. Шляпа предлагала ему два факультета на выбор, и мой мальчик выбрал дом умников, а не хитрецов. Я страшно гордился его выбором, хоть и не подчёркивал это, так как не собирался подогревать факультетскую вражду. И вообще не ориентировал его ни на какой факультет, когда рассказывал о школе, советуя следовать зову сердца и рекомендациям распределяющего артефакта. – Ты всё же учился в Хогвартсе? – сощурился прозорливо Том. – Иначе откуда ты знаешь, что шляпа может давать рекомендации? В Истории Хогвартса об этом нет ни строчки! Я отмахнулся тогда от вопроса, внутренне костеря себя за болтливость. Уверен, Том этот момент запомнит и накопит к решающему разговору, что я обещал ему на совершеннолетие, внушительный список.***
Я писал Тому каждый день, как и обещал. Так как я скучал по своему паразиту, письма были единственной возможностью поговорить с ним дистанционно, узнать как у него дела, рассказать о своих. Воробьиный сычик так часто курсировал между нами, что в приюте уже никто не удивлялся, что я умудрился приручить сову. Мистер Лапка к сове агрессии не проявлял и даже однажды принёс сычику мышь, подчёркивая, что он принят в семью. Том делился впечатлениями о замке, о факультетах, привидениях, предметах. Тон его писем был сдержанным. Он ни разу не пожаловался мне на то, что ему сложно. Но я и без прямых слов знал, что это так и есть. Среди всех этих напыщенных чистокровных, среди ухоженных и залюбленных маггловоспитанных. Родители этих детей оплачивали и их обучение, и обучение Тома. Что, увы, создавало напряжение и заставляло этих сытых деток задирать носы. Я всё время уточнял у Тома, нет ли у него проблем на факультете, но ни разу не получил даже намёка на негатив со стороны сверстников. Единственное, что меня расстраивало, это неприязнь Дамблдора в отношении Тома. Том признался, что он хорош в трансфигурации, но личностное отношение преподавателя всё портит, хотя сам предмет очень ему нравился. Я уже подумывал написать Дамблдору письмо, но Том успокоил меня, сказав, что смог-таки наладить диалог с предвзятым в отношении него преподавателем. Всматриваясь в ровные красивые строки, аккуратно выписанные пером, я пытался между них увидеть моего Томми. Понять, что его тревожит, как он справляется, как преодолевает трудности, завёл ли друзей или хотя бы приятелей. Уверен, он просиживает дни напролёт в библиотеке и уже достал местную смотрительницу своим усердием. Радует, что хотя бы еды много и она сытная, как раз то что нужно юному, активно растущему магу. Со своей стороны, я был более открыт и откровенен: писал, как скучаю по нашим с ним вечерам, по разговорам. Делился планами и надеждами. Спрашивал, чего он хочет на Рождество, так как определённо был намерен шикануть. Лишь об одном я умалчивал: о новой работе, так же, как и о том, что мы теперь будем жить в магическом квартале, желая сделать Тому сюрприз. Он что-то подозревал, так как иногда его вопросы напоминали допрос в аврорате, но я ловко обходил их, не скатываясь в откровенное враньё. Тем более формат писем позволял подумать над ответом, выверить его, подобрать наиболее обтекаемый вариант. Наша переписка стала той отдушиной, что нужна каждому тяжело работающему человеку. Что-то, что заставляет тебя двигаться дальше, вставать по утрам и не тосковать вечерами. Иногда совой я отправлял Тому его любимый шоколад, помня, как это приятно, когда тебе приходят подарки из дома. Я сам подарки никогда не получал, но видел, как радуют своих отпрысков Малфой и Уизли, и всегда мечтал, чтобы за пределами школы был кто-то, кому я дорог и важен. Мечтал, чтобы Букля принесла мне хоть носок, хоть салфетку, но не потому, что я испытываю острую необходимость в этих вещах, а потому, что отправитель хотел показать, что думает обо мне. Я так крутился, что однажды миссис Коул, застав меня за складыванием постельного белья, положила руку на плечо, чуть сжала и спросила: – Вы справляетесь? Я непонимающе поднял брови. Нареканий на мою работу никогда не было! – Я не про работу, Гарри, – усмехнулась миссис Коул. – А про разлуку с вашим воспитанником. Вот теперь я изумился ещё больше. Эта миссис была железной леди, совершенно не склонной к сантиментам. – Ваши брови скоро сольются с линией волос. Не надо так удивляться, я тоже человек и способна на сочувствие. – Простите... Я справляюсь. Но с трудом. – Я никогда не видела, чтобы люди были так привязаны друг к другу, как вы с Томом. Это пугает, знаете ли. Может, стоит использовать отсутствие Тома для сепарации? До отъезда Тома я тоже так думал. Только действительность оказалась менее милосердной. Я буквально умирал от разлуки. – Возможно, – я опустил глаза, не желая врать. – Вы не подумайте, Гарри, я вас не осуждаю. Просто мне странно. Вы замечательный молодой человек и смогли бы неплохо устроиться в жизни, если бы... – Том и есть моя жизнь! – В этом-то и проблема. Впрочем, не мне вас учить. Зато наш приют обрёл вас, и за это стоит поблагодарить вашего воспитанника. Держитесь! Миссис Коул похлопала меня по плечу и ушла, оставив в раздрае. Вечером я заглянул к мистеру Лейдену, и мы напились с ним так, что утром мне на самого себя пришлось накладывать Энервейт, чтобы подняться на работу.***
Эти четыре месяца я тонул в круговороте дел, заглушая тянущее чувство одиночества и тоски. Отсутствие Тома, с одной стороны, облегчило мою жизнь, с другой стороны, подчеркнуло мою от него зависимость. Что, впрочем, неудивительно. За эти годы я привык к тому, что он рядом, что я нужен и важен маленькому человеку, что составляю основу его жизни. Чувство нужности оказалось наркотическим, и у меня была откровенная ломка. Мне даже представить было страшно, что же чувствует Том. Я работал в Красном кресте, в приюте, иногда подрабатывал грузчиком в том магазине, что скупал у меня свечи и моющие средства. Но самым неожиданным и удачным оказалось предложение от старого мага в книжном магазине, где я часто рылся в книжных развалах. Это был небольшой магазинчик в Тёмном проулке, что соединял между собой Лютный и Косую аллею. Его владелец, мистер Долиш, - дряхлый старик, а мне никогда не было проблемой перекинуться парой вежливых слов со словоохотливым продавцом, помочь переместить тяжёлую коробку с книгами или подвинуть стеллаж. Магии в старике осталось совсем чуть-чуть, и её не хватало даже на элементарное, вроде удаления пыли. К тому же тут я мог без оглядки пользоваться палочкой и не отказывал себе в редком удовольствии. В итоге я получил неожиданное, но очень заманчивое предложение: по субботам и воскресеньям заниматься сортировкой и расстановкой книг, ремонтом стеллажей, уборкой. Это было великолепно! У меня будет возможность постепенно влиться в мир магии, который я так тщательно избегал все эти годы. При этом мой статус совершенно не волновал мистера Долиша. Он знал меня много лет, и ему было всё равно, есть ли у меня удостоверение личности, насколько я чистокровен и зарегистрирована ли моя палочка. Оплатой моих услуг стала комнатка над магазином. Тёмный проулок выходил на Косую Аллею как раз недалеко от выхода в "Дырявый котёл", и его расположение было идеальным. К тому же старик обещал мне платить галлеон в неделю. Это было хорошее предложение, и я согласился не раздумывая. Я подозревал, что такие щедроты происходят из того, что мистер Долиш очень немолод и устал от одиночества, и не видел в его желании иметь в жизненном пространстве кого-то, с кем можно перекинуться парой слов, ничего плохого. Тем более с уборкой пыли элементарно мог справиться не менее древний домашний эльф Дорри, принадлежащий мистеру Долишу. Но я не стал указывать старику на это несоответствие. Одиночество испугает и сломает кого угодно. Так что теперь каждые выходные я не только помогал в торговом зале, но и обустраивал нашу с Томом комнату, которую требовалось очистить от хлама, вымыть, провести лёгкий ремонт, подготовить нам место ночлега и место для занятий Тома. Работа у мистера Долиша была ценна ещё и тем, что теперь мне не было необходимости покупать книги. Я мог взять любую для чтения, а потом вернуть её в торговый зал. Так что в любое свободное время я учился, вспоминая или познавая новое и спокойно творя магию своей любимой, вновь обретённой палочкой. Здесь, в магическом квартале, отследить её было невозможно. А какое удовольствие я получал от обустройства нашего первого жилья! Никогда я так много и так эффективно не применял бытовую магию. Я представлял, как вначале изумится, а после обрадуется Том. Как на его спокойном лице проступят яркие эмоции, которые он предпочитал не демонстрировать в обществе, как разгорятся румянцем гладкие щёки, как сверкнут искорки в тёмных глазах, а на губах появиться редкая, и оттого ценная, улыбка. К тому же у меня никогда не было по-настоящему своего угла. У Дурслей я ощущал себя чуждым, лишним, ненужным и явно место занимал зря. Даже чулан для меня никогда не был чем-то своим, туда мог заглянуть кто угодно без разрешения и церемоний. Только Гриммо считался моим, но я так и не осознал его своим домом. И теперь, налаживая наше с Томом убежище, я испытывал совершенно новые эмоции, странные, но очень приятные и воодушевляющие. Поэтому я ждал наступающего Рождества с таким нетерпением и предвкушением, с каким не ждал его никогда, даже будучи наивным малышом. Право слово, если бы меня сейчас поставить с Томом у зеркала Еиналеж, то я бы увидел просто нас двоих, разве что чуть лучше одетых. И всё! И всё...***
Миссис Коул искренне расстроилась, что я съезжаю. Но узнав, что работу я оставлять не намерен, немного расслабилась. Покидал я приют с крепкой корзиной, в которой вопил Мистер Лапка, и небольшим мешком, в котором хранились мои убогие пожитки. За одиннадцать лет в этом мире я ничего так и не нажил. Материального. Зато теперь у меня есть моя семья. Оглянувшись на приют, я усмехнулся своей сентиментальности. Несмотря на тяжёлые времена, этот серый старый эдвардианский особняк не стал для меня чем-то ужасным. Наоборот, в его стенах вырос мой Томми. Я тоже вырос. Не физически, но морально. Я не сломался, не сдался, не опустил руки. И сегодняшний день – я уверен – шаг к лучшей жизни. Я дошёл до пустыря, огляделся и, извинившись перед котом за предстоящие ему отвратительные ощущения, аппарировал на Косую аллею.