Не романтичные истории

- Не нравится мне это место, - пробурчал Гном. А оно и не обязано никому нравиться, - пожал плечами Полуэльф. - Главное, что это то самое место. Петр Бормор «Многобукаф. Книга для»

      Интересно, есть ли в каком-нибудь из миров примета, что встреченная виселица – это к добру?       «Разве что та, на которой вешают твоего врага», - и то не факт.       Прямо сейчас я не сомневалась, выросший посреди улицы эшафот – это крайне плохой знак. Для меня.       Не отводя взгляда от людей, суетившихся вокруг жутковатой конструкции, я свободной рукой ущипнула себя за предплечье. Легкая вспышка боли пронеслась от плеча прямо к загривку, но легче от этого не стало.       Помост по-прежнему оставался на месте, а знакомый и исхоженный туда-сюда проспект – никак не появлялся.       «Так и знала, не сработало…» - зубы скрипнули, и я огляделась по сторонам. Никаких узнаваемых ориентиров. Кругом высился чертов средневековый город в своем наиживописнейшем виде, а стоявшие рядом люди даже внешне, на лицо, казались какими-то не такими.       Похожее чувство возникает, когда смотришь на людей со старинных фотографий: даже если ты знаешь, что этот человек твой самый непосредственный предок, не можешь не отделаться от странной отчужденности. Нереальности. И дело отнюдь не во въевшейся в кожу грязи или потертой, засаленной одежде, больше похожей на обноски актеров провинциального театра.       «Только это не представление», - с леденящим осознанием понимала я, наблюдая за тем, как из толпы выходит человек в ржавых неполных доспехах, чтобы по очереди накинуть веревку на шею каждому из осужденных.       На кривеньком помосте, слаженном из грубых досок, грузная фигура смотрелась почти нелепо. Будто вот-вот послышится натужный треск – и он рухнет вниз под хохот собравшейся толпы.       Только доски скрипели, гудели, но не проламывались, а стоявший вокруг народ и не думал улыбаться. Напротив, на чужих лицах застыла странная смесь мрачной угрюмости и злого удовлетворения.       Скосив взгляд на близстоящих соседей, что-то оживленно обсуждавших, я молча прикусила губу и потянула за собой ребенка. Он, к счастью, упрямиться не стал: с того места, где мы стояли, ему ничего не было видно, а стоять просто так, в окружении незнакомых взрослых – скучно.       Огибая зевак, я старалась выбрать путь так, чтобы меньше толкаться локтями. По тем обрывкам разговоров, что я слышала, можно было понять лишь одно: даже если захочу объясниться, не смогу.       Это походило на наспех настроенное радио: общие интонации ещё были знакомы, но сами слова походили на мешанину рычащих и щелкающих звуков. Извините, товарищи, помехи на главной линии!       Ладони взмокли, но я крепче перехватила руку сына, пока уводила его прочь от шибеницы. Не важно куда, но туда, где не будет видно ни её, ни собравшихся зрителей.       Мимо скособоченных домов, точно завалившихся друг на друга.       Не оглядываясь на узкие окна, с почерневшими черными рамами. Слишком похожими на скривившиеся в отвращении и осуждении лица.       Мы проскользнули на узкую улочку, поднимавшуюся немного в горку, когда за нашими спинами послышался натужный щелчок и скрип петель. Громыхнула деревянная крышка – и толпа единодушно охнула.       Не нужно было догадываться, что случилось.       Сглотнув едкий ком, я почувствовала, как Андрей тянет меня за руку.       Я опустила взгляд.       - Мам, а во что играют те дяди?       - … - хороший вопрос, вот только как на него ответить? – Не знаю, кажется, это очень сложная игра.       - А остальные почему стоят? Они ждут своей очереди?       - … пожалуй.       - А куда мы идем?       «Если бы я сама знала…» - не без тоски посмотрела на тянувшуюся наверх улицу. Узкую, местами с выбитым из дороги булыжником и отнюдь не живописными лужами. Довершал картину амбре, достойный худших мест канализации.       Совсем не знакомый мне проспект, пускай и с дырами в асфальте.       - Сначала, давай, дойдем до конца улицы, - тоном, полным уверенности, произнесла я, пытаясь придумать что-нибудь по ходу действий. – Заодно осмотримся. Помнишь, ты учился считать? Давай будем считать дома. Раз…       Пока детский беззаботный голос вторил моему взрослому, мои глаза почти вгрызались в мелкие детали окружавшего нас города.       Так, пройдя мимо одной из лавок, я отметила несколько то ли объявлений, то ли листовок, приколотых к стене. Как я уже подспудно и ожидала, исписаны они были какими-то страннейшими то ли буквами, то ли значками, совсем не похожими ни на кириллицу, ни на латиницу.       - Пять, - продолжал счет домам Андрей, а я не давала ему шагать прямо по лужам. Мало ли что там может плавать… - Шесть.       «Итак, мать, мы попали… - это приходилось признавать со смирением разложившегося утопленника. – причем в одну из тех дурацких историй, которые так любят подростки и романтичные натуры, не нюхавшие жизни…»       И никакого гида при входе. Или хотя бы скромного путеводителя.       - Семь, - сын досчитал до последнего дома, а дальше шел довольно широкий переулок, пересекавший нам дорогу. – А какой дальше дом считать?       Мы остановились и огляделись. Андрей уже прикидывал, с какой стороны домов больше, а я… что ж, как по мне, какую бы улицу мы ни выбрали, нельзя было сказать точно, куда она нас приведет.       «И что, спрашивается, делать?» - прикусив губу, я покосилась на одни кривые домики, перевела взгляд на их братьев-близнецов по другую сторону дороги. Вздохнула.       Непонятно где. Без знания языка. В другое время.       Даже в одиночку с таким стартовым набором туго, а уж с маленьким ребенком…       «Ну, хоть не зимой», - встряхнув себя, крепче перехватила руку сына.       - Так, давай пойдем по этой стороне, - она, вроде бы, шире и светлее чем та, что тянулась дальше и терялась в ещё более обшарпанной то ли подворотне, то ли ещё чем. Да и люди, что там стояли, выглядели ещё беднее, чем те, что встречались ранее на площади. Плохой признак. – Итак, какой это дом?       - Восьмой!       - Отлично, а следующий каким будем?       - Девятым!       «Продолжаем в том же духе», - нужно отвлекать ребенка, чтобы он не задался опасным в текущей ситуации вопросом: «А когда домой?».       Что-то мне подсказывало, домой мы попадем ой, как не скоро.       Если вообще попадем.       «Отставить бунт!» - мы прошли мимо лавки мясника, и Андрейка пугливо отшатнулся в сторону от разъятой почти напополам свиной туши. Несло от неё, наверное, знатно. Но даже запах крови и кишок терялся в общем зловонном вареве. Оно и к лучшему. Проблем и так хватало.       «Положим, деньги есть», - вот только эти бумажки здесь пойдут разве что на растопку. Карточка? Ха, даже для этого не сгодится.       Были ещё сережки и кольцо, но там даже серебра не было! Смех и слезы, бижутерия. Такое даже при всем желании не заложишь в ломбарде или ещё где.       «Особенно при полном незнании языка», - и продолжила мысленно перебирать содержание своей сумочки.       Ключи. Продать? Кузнецу, да и то за гроши. Кому нужен ключ без замка. Телефон. Ха, смешная игрушка на пару часов, а потом – разве что в качестве хиленького зеркальца использовать. Лекарства. Немного, но их лучше придержать. Уровень медицины здесь хуже, чем в глухой деревне. Да и кто купит подозрительные таблетки? Записная книжка. Можно попробовать продать. Благо, там всего пара листов занята. Ручка. Хм, тоже можно. Почти новая. Это будет поудобнее пера с чернилами.       Мысли о потенциальном доходе, пускай и грошовом, ослабили тугой узел в груди.       «Ничего, прорвемся!» - и огляделась по сторонам.       Нужно было сориентироваться по местности. Кому здесь можно попробовать всучить свое немногочисленное имущество?       Торговых лавок хватало. Стояли как палатки, так и полноценные дома, где на первом этаже ставни были оборудованы так, чтобы, откидывая нижнее, получался своеобразный прилавок. Возле дверей и окон висели стилизованные, но вполне себе узнаваемые таблички в виде буханок хлеба, сырных голов или мясных окороков. Надписей почти не было.       «Спасибо общему уровню грамотности, - вернее, его отсутствию. Сориентироваться можно без труда. – Вот только эти варианты нам не подходят».       И, потянув разинувшего от такого разнообразия рот сына, я решила пройтись вдоль этой улицы туда и обратно.       Пока Андрей с интересом осматривал лотки с товарами, вертя головой так, что впору было забеспокоиться, я искала взглядом торговца, который бы предлагал не какой-то один вид или сорт товара, а всякую всячину. Вроде заморских диковинок: ерунда ерундой, но если с важным видим говорить: «А привезли её из-за моря! Корабль месяц добирался через бури и шторма!~» - то это уже совсем другое дело.       В конце концов, те же тарелочки из-за границы привозят не для того, чтобы с них есть. А уж здесь, где интернет и телевидение – это невиданные звери, ни за что не поверю, что людям не интересно, что может находиться по ту сторону городских стен. Ну, или ещё чего.       Даже стоя где-то посреди города, я видела высившийся над крышами домов и сторожевыми башенками лес. Высился он, надо сказать, отнюдь не реденьким частоколом, и ещё возвышался над внешней стеной. А она была отнюдь не маленькой. Навскидку этажей четыре – пять. И если уж деревья над ней возвышались…       … м-да, страшноватое место. Не хотела бы я прогуляться по такой чаще.       «И почему только лес не вырубили?..» - это же столько древесины зазря рядом пропадает. Да и вообще – слишком удобное место, чтобы оттуда, например, наблюдать за городом. Диверсантов на них нет!       Впрочем, это тоже немного успокаивает: вполне может статься, что раз никто не озаботился этим вопросом, то особой угрозы и нет. Надеюсь.       … лучше не вспоминать про приснопамятный «авось».       Слишком долго обдумывать эту возможность не получилось. Мы прошли, по подсчету Андрея, почти обратно до площади, когда среди лотков и прилавков показалось то, что я подспудно искала.       Человек, закутанный в темные одежды, со смешного вида пенсне, чем-то похожем на стилизованные ножнички с большими ушками, стоял перед небольшим раскладным лотком на ножках, где лежали россыпью и какие-то камешки, деревяшки, инструменты, странно пахнущие смеси и травы, куски кожи, конфеты вроде леденцов и бог весть что ещё.       Я приостановилась чуть на расстоянии, наблюдая за ним. Пока к нему подходили другие покупатели, мои глаза пытливо всматривались в то, сколько примерно и за что ему платят. Нужно было хотя бы примерно понять, какая стоимость у здешних товаров.       «Впрочем, это все равно не гарантия», - но и не знак того, что не стоит и пытаться.       Последний человек в очереди, купив моток атласных лент, покосился на нас с сыном и отошел, то и дело оглядываясь через плечо. Да и сам торговец, когда заметил меня и мальчика, нет-нет, но приподнял брови.       «Да, для местных жителей мы выглядим слишком экстравагантно,» - и сын ещё туда-сюда в своих коротких шортах и майке, а вот я…       Юбка, положим, длинная (на мое счастье!), но необычного фасона, да ещё и белая! Кипенно-белая – иначе не скажешь. Совсем не похожая на пожелтевшие от частых стирок рубашки, которые изредка, но мелькали у здешних жителей. Блузка тоже без сильного выреза, но, опять же, непривычного покроя.       Местные и мужчины, и женщины все как один носили несколько слоев одежды: если платье, сверху будет ещё туника или сарафан, а третьим не лишним будет фартук поверх. Под всем этим, разумеется, ещё нательное белье.       Если окружающих называть капустами, то я буду листиком салата, совсем не вовремя затесавшимся на общую грядку.       «Улыбаемся, дорогуша, улыбаемся!» - и, глядя в лицо торговцу, я растянула губы в некотором подобие дружелюбной гримасы. Как бы меня ни раздражала и пугала сложившаяся ситуация, лучше делать вид, что так и было задумано.       Мужчина хоть и старался не подавать вид, но, когда он вновь заговорил, в его голосе проскальзывали нотки нервозности. О чем бы он ни спрашивал, оно оставалось тайной за семью печатями. Я не стала дожидаться, когда его речь приобретет угрожающие обертоны, и вытащила из сумочки записную книжку и ручку.       Мои действия немного заинтриговали торговца, и он вытянул шею, чтобы посмотреть, что я собираюсь делать. Но, когда я протянула предметы ему, он поморщился. Снова полились слова, в которых я понимала лишь чужое недовольство.       Жестами я попыталась показать ему, что хочу обменять вещь на деньги, но на мою почти пантомиму реакция была лишь одна: досадливое махание рукой.       - Odejdź! Cholerna żebraczka!       Последние слова прозвучали почти с угрозой, и, от греха подальше, я убрала вещи обратно в сумку. Под подозрительным взглядом торгаша мы с сыном отошли в сторону. Другие, стоявшие по соседству владельцы лавок и лотков, тоже зашептались, посматривая на нас.       «Ладно, лучше попробую что-нибудь другое…» - не ровен час, примут за вора или мошенницу. Встречаться с представителями здешнего закона пока не хотелось. Ещё заберут как иностранного шпиона, и доказывай потом, что не верблюд, а всего лишь жираф со сколиозом.       Развернувшись, мы с сыном пошли в противоположный конец улицы. Но сколько бы я ни вглядывалась в ряды прилавков, ничего относительно похожего не встречалось. Пробовать же продать вещи, например, пекарю?..       - Мам, а что сказал тот дядя?       - Что нам лучше спросить кого-нибудь другого.       - А почему у него голос такой злой?       - Потому что он был очень занят.       И так мы спустились вниз по улице. В спину нам упирались полные подозрения взгляды, и хотя местечко из-за торговли было шумным, нет-нет, но мне слышались перешептывания и тихие восклицания.       «Э, не, братцы, это мы уже проходили», - край губ дернулся. Когда мы с Игорем разошлись и я с Андреем переехала в другой район, тамошние бабулечки, первое время провожали меня и сына точно такими же мизансценами.       Правда, там в основном были рассуждения о моей личной жизни и невероятных сюжетных поворотах в ней. Впрочем, а какие ещё идеи приходят при виде молодой матери-одиночки?       Но здесь было кое-что другое. Не похожее на обычное брюзжание в адрес самостоятельно надуманных грехов.       «Вот только что?» - на секунду мой лоб наморщился.       - Так, сынок, давай пойдем дальше, посмотрим, что там… - и потянула сына дальше, в боковое ответвление этой улочки.       Пройдя ещё два дома, занимавших столько же места, сколько положено занимать одному зданию, мы вышли на параллельную предыдущей улицу.       Здесь уже реже встречались торговые лавочки, зато показался пирс и мачты пришвартованных кораблей. Запахло… нет, не морем. Дикой смесью самого города – но теперь к этому примешивался характерный речной запах, рыба – отчего-то тухлая – и смола.       Царившая на этой территории суета носила уже совершенно другой характер. Туда-сюда ходили моряки – или их правильнее назвать матросами? Морем-то здесь и не пахло. Чаще всего они переносили различные ящики и мешки, попеременно поминая чью-то матушку. Ну, или ещё что. По тону это не походило на пожелания здоровья собеседнику и всем его близким.       Были тут и обычные зеваки, которые наблюдали за чужой работой с равнодушно-усталым видом. Встречались, конечно, и куда более осмысленные взгляды. Чаще всего они принадлежали людям, очень похожим на наблюдателей или инспекторов: если какой работник нес заветный ящик не с должной нежностью, то этот сторож тут же начинал на него кричать – и оставалось лишь удивляться, как дело не дошло ещё до драки.       - Ух ты! – выдал Андрей, во все глаза наблюдая за происходящим. – Корабли! Настоящие! Большие!       - … - я возвела взгляд к небу, не сильно ясному. Под стать ситуации.       Не нужно быть ворожеей, чтобы знать, какие слова прозвучат через секунду.       - Давай посмотрим!       - … ладно.       Задерживаться не хотелось. Было понятно, что здесь искать подходящего торгаша – дело ещё более гиблое, чем на предыдущей улице. По-хорошему, лучше уйти сразу, чтобы не привлекать ещё больше внимания…       «Но, если мы не посмотрим на эти кораблики, кто знает, не начнется ли крик», - ох, тяжко с маленькими детьми. Со взрослыми, впрочем, тоже, но уже по другим причинам.       И мы пошли к мосткам.       Канализационной вони убавилось, но сменил её аромат отнюдь не утренней свежести. Характерный запашок речной рыбы, чего-то гниющего (как бы не той самой рыбы) и водорослей – и это то, что я смогла опознать сходу.       Но разве такие мелочи могли остановить перед видом «настоящего корабля»?       Правда, как на мой взгляд, больше они смахивали на лодки-переростки, в которые фривольная фантазия корабела воткнула мачту.       «А ещё на них наверняка страшно укачивает… - и вряд ли в округе найдется аптека с таблетками против укачивания. Нет, про медицину и лекарства лучше вообще не думать. Чтобы не заплакать. -Может, ещё всё обойдется? В конце концов, мы же не специально сюда провалились».       Да, ни я, ни Андрей не подходили на роль искателей приключений: один уже перерос тягу к поискам сияющих порталов, а другой ещё не дорос.       «Может, нужно снова шагнуть в лужу?..» - возникла дурацкая мысль, и глаза покосились в сторону ближайшей выбоины в дороге, заполненной грязной водой. Моей ноге в ещё сырой сандалии стало ещё холоднее и неуютнее.       Но что я потеряю, если не попробую?       Не дав сыну толком полюбоваться на местный шедевр морской инженерии, я подтащила его к луже. С задумчивым видом посмотрела на неё, потом – на свою ступню.       - Мам, а что ты делаешь? – тут же спросил Андрей, наблюдая за мной.       - Провожу следственный эксперимент, - и, выдохнув, наступила в мутную жижу. Холодная склизкая жидкость обволокла ногу – и я едва удержалась от шипения. И просто в лужу наступить неприятно, а уж когда она подозревается только не в содержании ядерных отходов…       «Но чего не сделаешь для дела!» - и, для верности зажмурившись, я решила досчитать до пяти.       - А ты говорила, нельзя ходить по лужам.       - Угу.       - А сама ходишь.       - … - интересно, доживем ли мы до времени, когда мы будем обсуждать трудности воспитательного процесса со всеми его серо-буро-малиновыми оттенками?       Но, когда я приоткрыла один глаз, едва удержалась от стона – и, возможно, пары-тройки ругательств – ничего не изменилось! Всё те же скособоченные дома и запах восставшей из небытия тухлятины.       … а ведь надежда была. Теплилась, точно чертова свеча во время проклятого тайфуна.       «Но когда наши проблемы решались легко и просто?» - чуть покривив губы, я поспешно отступила на сухое место на дороге и принялась трясти ступней. Хорошо ещё, что додумалась наступить уже мокрой ногой.       - Мам, я тоже хочу наступить.       - Нет.       - Но я хочу! – сын топнул ножкой, а потом попытался шагнуть прямиком в эту живую воду (живую от бурления кишечной палочки, а также возбудителей холеры и дизентерии). – Мама!       «А я только недавно радовалась, что у меня на редкость спокойный ребенок…» - чертовы непрошенные приключения.       - Нельзя, - так, нужно его отвлечь, нужно переключить его внимание… пока сюда не сбежалось пол-улицы. - Или ты больше не хочешь смотреть на корабли?       - Хочу!       - Тогда что ты выбираешь, корабль или лужу?       … на лице трехлетнего ребенка отразились муки наисложнейшего во всем мироздании выбора. Лобик наморщился, глаза покосились сначала на бултыхавшуюся у самых ног воду, а потом на мачты корабликов в отдалении.       - Хочу и то, и то!       - Только одно!       Губы скривились, глаза опасно заблестели. Нос угрожающе шмыгнул. Сердце болезненно сжалось, но ни одна мышца на моем лице не дрогнула. Попытка манипулирования канула втуне.       - Корабль или лужа?       - Корабль! – с обидой буркнул Андрей, схватившись за мою руку, а потом топнул ножкой возле лужи, и мы пошли по угрожающе скрипящим мосткам.       Очень хотелось верить, что они не рухнут под нами.       Поэтому, пока сын бегал по мосткам вокруг судна, я держалась неподалеку, посматривая то нам под ноги, то на расстояние до края. К счастью, ребенок уже успел выкинуть из головы приснопамятную лужу.       У меня же появилась возможность обдумать, где же в мои расчеты закралась ошибка.       «Может, надо было наступить другой, сухой?.. – мелькнула следующая мысль, но была задушена с безжалостностью работника скотобойни. – Нет, дорогая, это уже бред. Мне вокруг этой лужи, может, ещё танец сплясать? Ещё и ориентируясь на фазу луны и положение звезд на небе?»       Этот ехидный голосок гласа рассудка нередко портил даже самое хорошее настроение, но сейчас… сейчас он неожиданно подстегнул нежданное вдохновение.       «С другой стороны, может, дело как раз в луже?..» - недаром же мы с сыном появились не здесь, в порту, а на той площади? И хотя часть сознания твердила, что это глупость, другая часть всё того же сознания не могла признать: «А вообще идея-то имеет право на существование».       Надо ли говорить, что мы поспешили обратно?       Лужа, к счастью, никуда не исчезла. Как и троица висельников, болтавшихся на перекладине.       «Просто не смотри туда», - повторяла себе вместо мантры, заглядывая в мутное нечто. Сын также наклонился, поворачивая голову то к одному плечу, то к другому.       - Мам? – позвал он меня, дергая за рукав блузки.       В ответ я что-то неразборчиво промычала, размышляя: стоит ли лезть в треклятую лужу мокрой ногой, которую теперь точно не жалко, или для верности шагнуть другой, ещё не пострадавшей?       -Мам.       Как вообще работает эта магия? И почему черт возьми из всех людей она выбрала меня? Мне, что, больше всех надо?! Я и так чувствовала себя человеком если не с шизофренией, то точно с каким-то не сильно приятным синдромом. И длинным рецептом не выпитых лекарств.       - Мам!       - Что?       - Тут дядя пялится, - и, оторвав взгляд от предмета своих исследований, я встретилась нос к носу с опухшей от многочисленных возлияний харей. А что самое неприятное – одет он был в уже знакомый мне ржавый доспех, молчаливо намекавший, что просто послать незнакомца по батюшке у меня без вреда для здоровья не выйдет.       Чертыхнувшись под нос, я крепче сжала в пальцах ладонь сына – и шагнула прямиком в воду.