Не романтичные истории

Старый избитый сюжет… Мною же и избитый, кстати. А то бы написал сказку. Петр Бормор «Многобукаф. Книга для»

      Лес мы обошли по небольшой тропинке, которая скользила вдоль городской стены, огибая большие валуны и особенно буйно растущие кусты. В какой-то момент тропка чуть вильнула в лес, огибая несколько молодых дубков, пустивших корни аккурат возле стен города, а потом деревья отступили чуть назад от города, перестав нависать над зданиями – и я увидела Биндюгу.       Невольно я замедлила шаг, но вовремя вспомнила про эльфские стрелы, которые могут прилететь из-за деревьев, и поспешила за Седриком.       «Как же мало нужно, чтобы увидеть в нелюдском алкоголике и спасителя, и крепкое плечо…»       Оглядываясь по сторонам, я видела лишь ещё более глубокую нищету, чем в городе.       Небольшие кособокие дома из темного дерева в один этаж, редкие, скорее даже условные заборчики, отделявшие огороды соседей друг от друга. По улицам вальяжно прохаживались непонятно чьи курицы и гуси.       Наше появление в Биндюге вызвало куда большее оживление, чем во Флотзаме.       Стоило местным заметить нашу колоритную троицу, как разговоры и самые яростные споры стихали. Не промахнусь, если скажу, что глаза у местных на нас пучились и только из орбит не вылезали, а стоило нам отойти, как позади тут же взвивались искрами шепотки и разговоры.       «Ушел эльф один, вернулся – с бабой и дитем», - определенно, местные сплетницы придумают этому такой сюжет, что все женские бульварные романы и детективы удавятся от скудности собственной фантазии.       Больше всего раздражало то, что я ничего не понимала из этих перешептываний: то ли костерят меня последней дурой, которая приперлась черт знает откуда к пьющему эльфу, то ли сочувствуют, что любовь зла – полюбишь и алкоголика, то ли…       «Ничего, поживем – сами оставим лепту в этих сказочках», - под свои мысленные уговоры я глянула на Андрея, проверяя, не напуган ли он и не начинает ли капризничать. А то если чадо закатит прямо посреди улицы скандал, мол, не хочу больше на ручках (шее) незнакомого дяди ехать, хочу у мамы – и хоть стой, хоть падай.       Но на закорках незнакомого нелюдя мальчик сидел спокойно, цепко ухватившись за голову Седрика (хорошо, хоть не за уши). Сын вращал во все стороны головой и с восторгом отмечал появление кошек, собак, гусей, кур, незнакомцев, домов, сетей, шкур – и явно ни о чем не переживал.       «Уже хлеб…»       Пройдя ту часть деревни, где дома стояли наиболее скучено, мы подошли к нескольким деревьям, которые росли ближе к Биндюге, в стороне от леса. К ним были приделаны площадки, по которым ходили часовые, насторожено поглядывающие в сторону леса.       Возле одной такой вышки примостилась хижина, мало чем отличавшаяся от других здешних построек. Разве что рядом находился станок, на котором висели тушки зайцев и какая-то рыба. На пару секунд от вида поникших лапок мне стало не по себе, но, что поделать? В средневековых городах еда не продается в эстетически-чистых вакуумных упаковках. Её ещё нужно ободрать, выпотрошить и разделать.       Нельзя сказать, что самовнушение сильно помогало, и я все-таки немного замедлила шаг. Седрик оглянулся и, слегка потянув за руку, добавил:       - И-дже-мы, - с некоторым трудом, но я разобрала в этом «идем» - и почувствовала прилив бодрости. Может, здешний язык и не походил на русский, но в нем явно были созвучные слова. – Не буй-ще.       И, сделав глубокий вдох, как перед прыжком в холодную воду, я поспешила за эльфом.       С первого раза попав ключом в замок, Седрик отпер дверь и спустил Андрея на пол. Сын тут же завертел головой, исследуя незнакомое место, и я, с некоторой заминкой, тоже заглянула внутрь.       Это была одна большая комната с единственным окном возле двери. Слева на деревянном настиле стояла двуспальная кровать. Справа углом стояли два стола, а в дальнем углу умостился большой открытый очаг, в котором вовсю полыхал огонь, а сверху – булькал котелок.       Андрей почти сразу кинулся к очагу, куда попеременно пытался засунуть то деревянную ложку со стола, то вилку, которые мягко, но твердо эльф у него отбирал.       «Трехлетний ребенок и открытое пламя, храни боже Биндюгу…» - как бы сын не спалил деревню к чертовой бабушке. А местные жители следом и нас.       - Не воль-но, - качал головой Седрик, убирая столовые приборы дальше от шаловливых ручек.       Ребенок не сильно расстроился, его почти сразу же заинтересовал сундук в изножье кровати. Мысленно схватившись за голову, я кинулась было его останавливать (не хватало ещё разворошить чужой дом, куда нас и так чудом пустили!), но эльф перегородил мне дорогу рукой и покачал головой.       - Поз-вул, - и не надо быть докой в лингвистике, чтобы понять сказанное. Андрей щедрым предложением тут же радостно и воспользовался, чуть ли ни с головой закопавшись внутрь.       Когда содержимое полетело на пол и во все стороны, мои пальцы запутались в волосах уже не умозрительно. Кажется, именно так выглядел страх молодой мамочки: её чадо разносит чужой дом, а она пытается сообразить, как предотвратить катастрофу.       Обычно сын так себя не вел и был тихим и спокойным мальчиком, а тут – такое. Я уже хотела кинуться и оттащить его прочь от вещей, как Седрик тронул меня осторожно за локоть и кивнул на ближайший табурет.       Мы присели, и я вновь почувствовала если не страх, то… скорее дискомфорт.       Мне о многом хотелось спросить эльфа. В особенности – почему он нам помог?       У него не было никаких причин, а в альтруизм я уже давно не верила. Заподозрить в афере, впрочем, тоже нельзя: слишком уж много людей видело наше славное возвращение из города.       Словом, вопросы-вопросы-вопросы. И полное незнание языка.       Кое-что из слов я смутно угадывала, да и то во многом потому, что Седрик старался говорить медленно, буквально разжевывая каждое слово.       Подняв взгляд на него, я очень жалела, что не могу даже спасибо сказать. Или узнать, что делать. И ведь даже не представилась! Хотя вот у эльфа и времени, и такта хватило, чтобы назвать свое имя.       Похлопав себя ладонью по груди, я сказала:       - Марина.       - Вем, - Седрик кивнул, а потом показал мне ложку, не так давно отобранную у Андрея. – Выж-ка.       Он несколько раз повторил слово, а потом выжидательно посмотрел на меня. Сначала я оторопела переводила взгляд с эльфа на ложку и обратно. Так, это какой-то ритуал?.. Или здешний обычай?..       Когда бровь мужчины начала плавно приподниматься, до меня чуть ли ни озарением дошло, чего он от меня хочет.       - Уж..ка?       - Выжка, - надо сказать, что это «в» совсем не походило на нашу, русскую, она звучала скорее как «у» или что-то среднее между «в» и «у», и у меня от попыток произнести это правильно начинали болеть губы.       - Ушка? – и, да, вместо положенного звука выходила упрямая буква «у».       - Выжка.       - Вшка?       - Выжка.       Андрей, возившийся с сундуком, обратил внимание на наши языковые упражнения. Они оказались гораздо интереснее, чем какие-то застиранные тряпки и латанные ботинки. И, захлопнув сундук, ребенок перебрался ближе к нам, притащив какую-то то ли подушку, то ли сложенное одеяло.       Бросив свое сокровище на пол, он уселся на него сверху, скрестив ноги.       Любопытные и всё подмечающие серые глаза ребенка останавливались то на едва не вспотевшей мне, то на сохранявшем дивное спокойствие и терпение Седрике, то – на нашем камне преткновения.       Он с интересом слушал мои попытки произнести слово правильно, а потом, словно в насмешку над непутевой родительницей, с первой же попыткой выдал «выжку» в почти таком же исполнении, что и эльфийский абориген.       Пришлось себя утешать, что дети легче учат языки (особенно, когда не знают, что его именно «учат»).       - Добже, - улыбнулся Седрик, а потом повторил ещё раз, но медленнее: - Доб-же.       - Добже! – бодро отозвался сын, а я…       - Вы..ыжка? – попытка номер -дцать вышла самой удачной. Почти онемевшие губы наконец сложились нужным образом, и упрямая шипящая в середине слова не скатилось ни в глухое абсолютное шипение, ни в надсадное гоготание.       Сын, заулыбавшись моим неуверенным потугам, захлопал в ладоши.       - Добже! – на что сам новоявленный учитель усмехнулся, согласно кивая: «Добже, добже, пани».       На мое лицо заползла неловкая улыбка: черт возьми, столько времени убить только на одно слово! А мне их нужно выучить – если верить теории – аж тысяч пять. Или хотя бы три.       «Для начала сойдет и сотенка, - начинать нужно с малого. Тем более что погружение в среду у меня, можно сказать, самое что ни есть стопроцентное. – Да и нужно же как-то разобраться во всем этом кавардаке».       И, похлопав себя по щекам, принялась осваивать следующее слово.       В этот раз Седрик держал в руках вилку, и, пускай это было сложно заметить, края губ у него чуть-чуть приподнялись.       - Видэлец, - по-прежнему медленно, хотя уже и не по слогам, произнес он, а я, тяжело вздохнув, принялась повторять следом за ним.       - Уидэлиц…       За окном шипели и хлопали крыльями гуси. ***       А тем временем во флотзамских кущах, где, как известно, жизнь бурлила даже больше, чем ей положено по всем законам природы, над скоя’таэльским лагерем воздух только не дрожал от недоумения.       Молодые белки, слышавшие новости вернувшихся с дозора собратьев, тихо перешептывались между собой, не забывая поглядывать на своего капитана – далеко ли стоит? Всё-таки, новость была… крайне странной.       Сам Старый Лис сейчас сохранял на удивление непроницаемое выражение лица. Ещё более непроницаемое, чем оно было у него обычно. А это уже говорило о многом.       Сказать, что Иорвет был удивлен, значит ничего не сказать. И это было самое удивительное. А пронять его - дело непростое.       Когда больше двух сотен лет только и делаешь, что скитаешься от леса к лесу, от Каэдвена до Вердена, то по дороге увидишь достаточно, чтобы с трудом находить что-то способное выбить из колеи.       Но у Седрика это получилось. В очередной раз.       Первый раз Седрик удивил Старого Лиса, когда сказал, что уходит. К людям.       От эльфа в тот момент несло спиртом, и у командира белок от испарений едва не слезились глаза.       «Опять алкогольные бредни...» - не первый уже раз его сотоварищ начинал нести какой-то бессвязный бред, сохраняя при этом на удивление серьезный вид. Кто-то из младших собратьев утверждал - шепотом и так, чтобы командир не услышал - что у старого эльфа бывают видения и он может видеть будущее. Некоторые даже пробовали в такие минуты задавать Седрику вопросы, пытаясь узнать свою судьбу.       Стыдно признаться, но и сам Иорвет как-то не удержался от любопытства, смешанного со скепсисом.       Когда большая часть отряда была в патруле, он подошел к палатке друга, который как раз принял на грудь бутыль водки. Седрик сидел возле костра на пне, опираясь локтями о колени. Голова свободно свисала, будто он уже заснул.       Тем не менее Старый Лис как никто другой знал, что бывалый следопыт бодрствовал.       Он присел рядом, выуживая из-за пояса припасенную флягу с вишневой наливкой на спирту – сохраненную до лучших времен (правда, он и сам не знал, каких).       Пальцы Седрика чуть дернулись, а потом он потянулся – и взял её за горлышко. Осторожно открутил крышку. Пахнуло сладостью и спиртовыми парами.       - О, Иорвет! – на полускрытом за волосами лице появилась широкая, воистину пьяная улыбка. – Ты неожиданно щедр, gear mo!       - Ничуть, - качнул головой командир, а потом и сам наклонился ближе к огню, разглядывая пляшущие по сухому дереву языки пламени. Жадному как саранча - или dh’oine. – Считай это… взяткой.       По небольшому пяточку света пробежал тихий смех эльфа. Капитан скоя’таэлей искоса глянул на него.       - Dana Meabdh, сегодня солнце взошло с запада, - и, хотя пьяный голос друга не обманул бы сейчас и слепого, глаза у него оставались пугающе ясными. – Что же ты так хочешь узнать?       - Ты знаешь это не хуже меня, - руки сжались в кулаки.       Взгляд Седрика даже не дрогнул.       - Знаю, - согласился эльф, чуть кивая головой, и только тогда чуть распрямился. – Но хочешь ли ты это знать?       - Давай обойдемся без загадок, риторических вопросов и шарад, - поморщился Иорвет, - сказать по правде, я и стихи не очень-то уважаю.       - Как хорошо, что с лирикой у меня отношения не сложились с глубокого детства, - хмыкнул Седрик, прикладываясь к фляге. – Хотя, знаешь, бытует мнение, будто настоящие пророчества излагаются исключительно стихами.       - И именно поэтому у нас больше стихов, чем пророчеств.       Его друг с пониманием усмехнулся и сделал ещё один глоток. Они молча посидели. Их взгляды вновь заворожила пляска огня, выплескивающего изредка небольшой сноп искр. Где-то вдалеке кричала сова и ухал филин.       - Скажи, - Старый Лис сглотнул, облизнул губы, - будет ли у нас когда-нибудь земля, которую мы сможем назвать своим домом? Хоть что-то свое.       Седрик медленно, нехотя отвел глаза от пламени. Посмотрел на своего командира. Долго. Не говоря ни слова.       - Ты никак не можешь забыть Шаэрраведд?       - В этом должен быть смысл. Хоть какой-то.       - Шаэрраведд никогда больше не расцветет. Мы сами спалили его.       Иорвет смежил веки, оперся лбом в сцепленные перед собой пальцы.       - Ответь мне.       - Что ж, раз ты хочешь это знать… - вздохнул Седрик, а потом резко запрокинул голову, залпом выливая себе в горло содержимое фляжки.       Всю поляну охватил удушливый запах перебродивших ягод.       Эльф затаил дыхание, наблюдая за своим другом. А он некоторое время сидел, чуть покачиваясь из стороны в сторону, чуть прикрыв глаза. Теперь бы никто не усомнился, что перед ними самый настоящий пьяница.       Не было ни потустороннего сияния. И странных загадочных звуков. Знаки тоже не спешили вспыхнуть в трепещущем пламени.       Лишь широко улыбающийся Седрик, весь пропахший наливкой и водкой.       - Не золото, не золото, - пьяно рассмеялся Седрик, и его взгляд заметался по поляне, но ничего перед собой не видел. Иорвет вздрогнул, наклонившись ближе. - Не золото никогда не станет золотом. Спелая рожь сгорит в белом огне.       - Золото? Рожь? – командир свел брови, пытаясь не хуже человеческого толкователя расшифровать странные слова. Золото ещё куда ни шло – деньги, за которые всё продается и покупается… но про какое «не золото» шла речь? А уж рожь оставляла эльфа в полнейшем недоумении. – Как это вообще связано?!       - Caerme haadh a’ainm muireann. Lagi haadh’relth aenye aep haebbe, - изрек неожиданно на Старшей Речи Седрик, а потом, схватившись за голову, рухнул назад, на спину. Благо, пень был невысок.       Бросившись к другу, Иорвет склонился над ним. Но единственное, что обнаружил, это негромкий храп – и полное отсутствие хотя бы набитой шишки.       Сплюнув, Старый Лис поднялся, сложив руки на груди.       Его разрывало от желания пнуть Седрика в бок, чтобы тот очнулся и объяснил ему, какой иносказательный язык он использовал в своем видении.       «И ладно ещё первая часть, - худо-бедно, но её ещё можно было связать с вопросом эльфа, - но причем здесь море и вода?!»       Старый Лис так и не понял. Да и понимать уже не хотел.       Зато убедился, что горячечный бред спивающегося эльфа никакие не пророчества, и стал втрое строже гонять тех скоя’таэлей, которые баловались такими предсказаниями.       За самим Седриком командир тоже старался приглядывать по мере сил. Один из лучших следопытов, каких только знал Иорвет, превращался в не просыхающего пьяницу. Что только он ни придумывал, чтобы удержать друга от бутылки: запрещал спиртное, лично проверял флягу охотника, гонял тех, кто пытался протащить алкоголь в лагерь и ещё десятки и десятки различных способов оградить эльфа - и тщетно.       Стоило командиру отвернуться, как у Седрика самым неожиданным образом появлялась заветная бутыль - и эльф напивался до состояния, что переставал соображать, кто он и где он.       Самое неприятное крылось в том, что такие периоды запоев у старого эльфа никак не получалось предупредить. Месяц или два, а то и дольше Седрик ходил трезвым как стеклышко, даже не поглядывая в сторону заветного спирта. Но стоило Иорвету выдохнуть и успокоиться, как чуть ли ни на следующий же вечер находил друга пьяным вдрызг.       И вот у него снова начались его странные разговоры, разной степени внятности.       - Иорвет, я должен уйти. Ты потом поймешь. Обязательно. Так нужно.       - Gear, то, что тебе действительно нужно, так это проспаться, - вздохнув, Старый Лис положил руку на плечо Седрика и мягко подтолкнул его в сторону спальников. - А завтра поговорим.       Он надеялся, что наутро друг забудет свои слова, как забывал многие свои «пророческие» речи. Отчасти понимал, откуда у немолодого эльфа берутся такие мысли. В конце концов, уставали даже самые рьяные.       Но, к удивлению командира, эльф даже не шелохнулся. Более того, отвел руку Иорвета в сторону.       - Я серьезен, - брови Седрика почти сошлись, их разделяла только глубокая морщинка на лбу. - Сам вспомни, сколько лет мы прячемся по лесам? Сколько лет хороним своих товарищей? Сколько из них были моложе нас? Мы давно не те юнцы, что пошли вслед за Аэллирэн – и по какой-то иронии выжили.       О чем, а об этом Старый Лис вспоминать не хотел. Совершенно. Угрызения совести он всегда откладывал до той поры, когда у него появится время для сожалений. Или, по крайней мере, просто время.       - И я тоже не шучу, - вздохнул Иорвет, сжав переносицу. - Твое пристрастие к бутылке тебя когда-нибудь погубит.       - Нет, - почти безмятежно улыбнулся Седрик, его взгляд немного затуманился, - меня погубит женщина.       Не удержавшись, командир скоя’таэлей прижал ладонь ко лбу. Снова эти полупьяные россказни. И откуда что бралось в голове старого эльфа?       Но не успел он одернуть друга, как у Седрика испуганно распахнулись глаза - и раньше, чем Иорвет спросил, что случилось, приложился к фляге. Вновь пахнуло спиртом. Оба эльфа поморщились.       - Седрик... - начал было командир, но его перебили.       - Сам видишь, что я становлюсь проблемой, - скривился скоя’таэль, утерев рот рукавом. - Пока это никак не влияет на остальных, но вряд ли это продлится долго.       - Тебе просто нужно перестать пить, - и он потянулся к чужой фляге, но его сотоварищ увернулся. У Старого Лиса почти задергалась бровь. - Седрик.       Его друг невесело усмехнулся, пряча свой заветный запас. Под глазами у эльфа уже давно залегли тени. Щеки впали.       - Иорвет, я знаю, что ты в это не веришь, - Седрик опустил взгляд, а его голос зазвучал тише, - но у меня бывают видения.       Челюсть сжалась сама раньше, чем с языка сорвались все существующие на Старшей Речи ругательства в адрес и пьяного друга, и всех предсказаний. Не то что бы он не верил, например, в Пророчество Итлины, но где была эльфская aen saevherne – и где обычный скоя’таэль?       «Может, тогда объяснишь свое bloede speath, где золото и рожь переплелись с водой?!» - так и просилось на язык.       Пришлось сделать глубокий вдох – и приказать себе успокоиться.       - Именно потому, что ты пьешь, у тебя и бывают эти видения.       - Именно потому, что у меня эти видения, я и пью, - почти шепотом произнес старый эльф, не поднимая глаз на капитана. – Я не хочу их видеть. В них только кровь и отчаяние. Когда пью, то их не вижу. Или не помню. Меня устраивает и то, и другое.       - Но так продолжаться не может! – невольно повысил голос Иорвет, и Седрик, прикрыв глаза, выдохнул:       - О чем я и говорю, - эльф потер висок, вновь неприязненно поморщившись. – Пока они бывают редко, раз в месяц – два, иной раз – через полгода… но они будут становиться чаще.       - Не обязательно, - и пускай Старый Лис всё ещё считал, что всему виной бутылка, к которой прикладывается его друг, так просто сдаваться он не собирался.       - Раньше видения не приходили ко мне годами, gear, - улыбка, набежавшая на лицо Седрика, вышла на редкость болезненной, - иначе бы я спился задолго до того, как научился управляться с луком.       И как бы Иорвет ни пытался переубедить его, в конце концов, в одно утро его отряд скоя’таэлей проснулся и обнаружил, что мешок Седрика исчез. Какое-то время никто о нем ничего не слышал. Некоторые скоя’таэли – молодые и несдержанные на язык - между собой поговаривали, что его уже вздернули на виселице.       Многое успело случиться. Вторая Северная. Врихедд. Поражение. Цинтрийский мирный договор. Ущелье Гидры – и побег. Многочисленные облавы, где эльфа травили как лесного зверя, пока он не нашел самый глухой угол и залег там до поры до времени, собирая силы и новую ганзу.       Этим глухим углом, по иронии судьбы, не иначе, оказался Флотзамский лес.       Тогда-то Лис и увидел снова старого друга. Увидел – и ужаснулся.       Некогда гордый seidhe превратился в обычного деревенского пьяницу, у которого за спиной смеялись и взрослые, и дети. Хоть он и был раньше белкой, его не боялись, даже подтрунивали. Кое-какие крохи уважения к нему они ещё испытывали только потому, что он был единственным, кто не боялся ходить в лес, кишмя кишащий монстрами.       Кого бы другого Иорвет пристрелил, чтобы смыть с рода Aen seidhe позор, но, глядя на болезненно осунувшееся лицо бывшего друга, эльф не мог поднять на него руку.       «Глупая жалость!» - скрипел зубами Старый Лис, сжимая кулаки, когда замечал краем глаза пошатывающуюся фигуру бывшего сотоварища, - и нарочито равнодушно отворачивался, делая вид, что не заметил. Седриковские капканы и он, и его белки тоже старались обходить стороной. По негласной договоренности.       И вот, когда командир скоя’таэлей мысленно уже похоронил этого остроухого пьяницу, тот решил вновь взбаламутить скромный и тихий лагерь бывших сотоварищей. Будто им не хватало бурь.       Всё началось с запыхавшегося дозорного, стремглав прибежавшего к командиру. Не переведя дыхания, эльф так и выпалил с почти идеально круглыми глазами:       - Седрик завел жену-dh’oine!       Кажется, все находящиеся поблизости белки умолкли – и посмотрели на своего капитана. Иорвет, надо отдать ему должное, скептично выгнул бровь: сказанное прозвучало как дурная шутка. Седрик уже превратился скорее в тень былого seidhe, но даже в пьяном угаре ему бы не пришла идея связаться с человеческой женщиной.       Потерев висок, эльф приказал себе не горячиться.       - Давай по порядку, - и, скрестив руки на груди, начал слушать сбивчивый доклад подопечного. Лицо его не менялось на протяжении всего рассказа.       Со слов дозорного, наблюдавшего за окраиной Флотзама, их бывший товарищ, не покидавший обычно Биндюгу, сегодня ни с того ни с сего сорвался в город, а когда вышел через Восточные ворота, ближайшие к лесу, то вместе с ним была dh’oine с ребенком.       - Странная dh’oine, - нахмурился seidhe, явно припоминая детали. – Одежда несуразная, да и легкая слишком. Всё вокруг разглядывала так, будто впервые видит. Явно недавно прибыла кораблем. Там вроде как были какие-то купцы с Зеррикании, а то и ещё дальше.       А Иорвет слушал рассказ и всё больше недоумевал: во-первых, с чего это Седрику понадобилась какая-то человеческая девица, будь она хоть трижды с Зеррикании или Офира, а во-вторых, с чего его подчиненные взяли эту дурацкую «жену»?       Последний вопрос задал вслух. Дозорный помялся и, вжав голову в плечи, выдал как на духу:       - Так он её всю дорогу за руку вел! – и почти жалобно добавил. – И её выродка на плечах тащил.       «Как низко пал ты, Седрик…» - мелькнуло в голове, и Старый Лис прикрыл веки.       Их дороги уже слишком далеко разошлись, чтобы приходить и вразумлять глупого пожилого эльфа. Но и оставлять ситуацию без внимания Иорвет не мог.       По крайней мере, нужно своими глазами убедиться, что бывший друг действительно вконец опустился.       Да и к подозрительной женщине тоже следовало присмотреться. На всякий случай. В отрядах специального назначения участие принимали не только мужчины, а от какого-нибудь умника вроде того же Вернона Роше – как раз что-то долго ничего не слышно о темерце – и стоило ожидать такой многоходовки.       «С него сталось бы подсунуть глупой бывшей белке утку, которая бы вынюхала для него сведения об отряде», - а там может даже и расположение их лагеря вызнать, со всеми подходами и тропами.       Нахмурившись, Иорвет прикрыл ладонью скрытую за платком часть лица.       Прошло уже порядком времени, но перед непогодой шрамы ныли так, будто клинок Роше проходился по глазу сызнова. Рана заживала плохо, тяжело, постоянно кровила и до сих пор не хотела светлеть. Точно напоминала о промашке, допущенной Старым Лисом, недооценившим молодого темерского командира.       Ошибка стоила дорого. Эльф поплатился правым глазом, но самое главное – всем своим отрядом. Сам вырвался, спасся, точно матерый зверь, вызубривший повадки охотников, знавший, как проскользнуть между узкими прутьями решетки, чтобы ободрать бока, но выжить.       Кто-то называл бы это везением, кто-то – умением. Сам Иорвет считал это дрянной удачей, когда понял, что стоит в выжженном пшеничном поле один. Израненный, с отбитыми ребрами и гудящими ногами живой, но один.       «Точно проклятие», - которое следовало за ним пламенем пожара, касаясь каждого, кто оказывался рядом.       Кто-то бы сдался, опуская руки. Кто-то - сошел с ума. Но Иорвет не мог сделать ни того, ни другого. Проведя большую часть жизни с луком в руках, охотясь на dh’oine, он уже не мог иначе. Не знал.       Иногда, когда небо уже смеркалось и отряд останавливался на ночлег, и выдавалась минутка, чтобы продохнуть, а над кронами деревьев не висело и облачка, он задирал голову и думал, представлял, воображал…       «Но это всё пустое», - встряхнулся эльф, потирая нывший шрам.       Сейчас в северном небе яростно жарило солнце, а во влажном лесном воздухе тяжелым грузом висела духота, сдавливая грудь. Но Старый Лис чувствовал – ненадолго. Скоро снова зарядят дожди, а может – и грозы.