Не романтичные истории

– Научиться со временем применять изученное – разве не в этом радость? Конфуций

      Оставшуюся часть дня мы занимались заготовками различных лечебных снадобий. Как любит повторять Анешка, отвары сами себя не сварят. К разговорам о стрелах и тех, кто их пускает, не возвращались. Лишь когда от терпкого и горького аромата зелий у меня заныли зубы, меня отпустили обратно домой.       Едва я оказалась за порогом, как взгляды всех биндюжников сошлись на мне – и моем живописном, как ни посмотри, платье.       - Батюшки-светы! Кровищи-то сколько!.. – послышалось от честного собрания соседок за ближайшим плетнем.       - Что ж там такого сделалось-то?       - А ты сама не знаешь! Давеча в лес флотзамская стража ходила.       - Ох, божечки!.. И как это они умудрились-то?! Места ж гиблые! Страховидла на страховидле сидит!       - Ха, если б то была обычная страховидла, эти шельмецы из города ещё б легко отделались! А так почти все там полегли!       - Ах! – дружно воскликнули её подружайки, и даже я едва не обернулась следом. Больно бойко женщина описывала историю мытарств стражников.       - Слышь, что скажу, бабоньки, - заговорщицким тоном продолжила рассказчица. – То были скотоэли.       - Кто?! – хором спросили её слушательницы. – У нас такого отродясь в лесу не водилось! Че ты выдумываешь?       - Ай, да я про белок! Недобитков с войны!       - А-а, вот так сразу говори! А то «скотоэли»!.. Ишь, какое словечко выдумали…       - Так то они сами себя кличут! – оправдывалась женщина. – Потому что скоты редкостные! Режут людей за милую душу! Вон, видели, сколько крови пустили флотзамцам? То-то и оно! Скотоэли!       «Вот так и зарождается народная этимология», - восхитилась я фантазией биндюжницы, а потом сама же себя одернула.       Смех смехом, а именно из таких россказней потом и появляются на свет те дикошарые истории про нелюдей, где эльф одним выстрелом положил десять человек в отряде, а взглядом заставил окаменеть оставшуюся половину.       «Но может, оно и к лучшему?.. - по крайней мере большая часть людей трижды подумает, стоит ли лезть в чащобу.       А потом перевела взгляд на собственный подол и чертыхнулась: философия философией, а лучше думать не о всяких там белках, а о собственном платье, которое мне сегодня придется отстирывать!       И ускорив шаг, пролетела мимо развлекающихся сплетнями соседок. Те вслед только шеи не выворачивали, пытаясь углядеть ещё какие любопытные детали, которые придали бы их страшилкам ещё большую пикантность, но успели только разглядеть хлопнувщую дверь Седриковой хаты.       Вернувшись домой, я стянула с себя платье. Впрочем, это вернее было назвать верхней туникой, собственно платьем и нательным бельем.       «Всё стирать придется…» - не без досады поморщилась я, осматривая вещи, передергивая плечами от ощутимого холодка.       Хоть ещё по календарю осень была в самом разгаре, а очаг в доме был затоплен, температура внутри держалась в районе терпимой. И мне уже становилось не по себе от мысли, что же будет, когда снег выпадет.       «Что-что, - передразнивал меня же саму голос разума. – Подштанники под юбку натянешь! И валенки!»       Правда, насчет последних я не была уверена, что они здесь вообще имелись. Но зато теперь я со всех сторон оценила, откуда у местных такая большая и трепетная любовь ко всему закрытому, а заодно мода а ля капуста.       Натянув на себя шерстяное одеяло – которое кололось как самый настоящий еж! – я порылась в сундуке Седрика, ища хоть какую-то одежду на смену. Моя старая одежда, в которой я сюда попала, была уже глубоко не по сезону.       К моей досаде, наш спаситель не был настолько рачительным хозяином, чтобы у него где-то завалялись ещё какие-то вещи. А меня посетило нехорошее предчувствие: как бы тот зеленый гамбезон с портками на эльфе не оказались его единственной одеждой.       «Интересно, а в чем же он зимой ходит?.. - подумав об оголенных руках Седрика, я передернулась от пробежавшего между лопаток холодка. – Или просто эльфы сами по себе морозоустойчивые?»       Кто этих дивных знает… вон, сидит же Йорвет со своей бандой в лесу, ни в какие теплые края мигрировать не собирается. А условия жизни у них там самые что ни есть походные.       «Ещё одна проблема, которой придется озаботиться», - и это про подштанники, а не поголовье белок, если вы не поняли. И, подтянув сползавшее одеяло, я почти залезла в сундук по пояс.       Чертыхалась через слово: складировалось здесь всё, что угодно: мотки и отрезы какой-то ткани, которой было слишком много, чтобы они сошли за тряпки, но и слишком мало, чтобы пойти на пошив одежды; железки самых разных форм и видов, даже россыпью, бутылки (пустые, что примечательно), но никакой, даже самой захудалой, рубашки.       «Мне что в одеяле весь остаток дня ходить?..» - нет, само по себе оно мне ничего плохого не сделало, в плотном коконе было даже по-своему уютно… но неудобно. Да и не хотелось бы ни при стирке одежды, ни при приготовлении ужина обмакнуть куда-нибудь не туда край этого импровизированного халата.       Но раньше, чем я стала искать какой-нибудь моток веревки, чтобы подпоясаться, я приподняла лежавшие на дне переплетенные вручную тетради и обнаружила под ними что-то с рукавами. При более внимательном изучении это оказалась стеганка: Седрику она была примерно по колено, мне же – аж до середины икры.       В принципе, выбирать было не из чего. Мне бы додежурить до возвращения нашего эльфа, чтобы посоветоваться с ним, а то мало ли кого принесет на порог. Например, того же Сегерима. Не стоит травмировать нежную психику юноши ещё какими-нибудь ненужными ему открытиями.       Так что стеганку Седрика я натянула шустро, умудрившись даже не запутаться во всех ремешках, которые были на неё нашиты. Зеркала мы не нашли бы и во всей Биндюге, и я бы ни за что не увидела своими глазами, на какое пугало стала похожа. Всё-таки наряд был рассчитан на рост и телосложение целого эльфа, который хоть и не отличался сильно здоровым образом жизни, но всё ещё оставался широк в плечах и высок как фонарный столб (в глазах местных – так особенно).       К счастью рукава худо-бедно закатать получилось, так что я принялась за обычные домашние дела, которые никогда не заканчивались. Например, приготовление ужина. Да и пол подмести не помешало бы: уж за пару первых осенних дней я убедилась, что если этого не делать, то твориться внутри хаты будет… ужас. С ботинками и сапогами сора заносилось столько, что оставалось только диву даваться. И это при всем при том, что особенно по кустам никто из нас не бегал.       «Ну, кроме Андрея», - который иной раз приходил после дня игр весь в репьях и листьях.       Да и в очаг было бы неплохо подкинуть дров…       … суть да дело, а пока я бегала в стеганке по всему дому, пытаясь везде успеть, то даже вспотела. Особенно пока стояла возле котелка с кашей, мирно бурлившего над огнем.       Воспоминания о наконечнике к тому моменту благополучно выветрились из моей памяти. Только при взгляде на кучу окровавленного тряпья я морщилась, думая, как это всё отстирывать. И в чем ходить, если всё это не досохнет до завтрашнего утра.       «Лучше не шокировать широкую общественность Седриковским гардеробом», - особенно, если он будет на мне.       С охоты Седрик вернулся только к самому-самому вечеру, когда уже стало темнеть. Андрей почти сразу следом, и эльф едва успел схватить мальчика за воротник прежде, чем он влетел в хату.       - Neen, wedd, сначала отряхни обувь, - и принялся показывать, как это нужно делать. Сын, явно вдохновленный примером нашего благодетеля, принялся изо всех сил подражать действиям эльфа, с восторгом глядя на остававшийся ком грязи.       - Вау, как много! – и пока сын со сверкающими глазами объяснял ему, что столько у него на ногах не было, а оно вдруг появилось, я сама могла только качать головой.       - Всё-всё, давай, не мешай Седрику.       - И вовсе не мешаю! – вскинул голову Андрей, а потом с важным видом изрек. – Я его ин-фор-ми-ру-ю!       - Иди давай, информатор, - фыркнула я, подтолкнув ребенка пониже спины, – к умывальнику, мой руки.       - Ну, ма-а-ам!.. Коська говорит, они никогда руки не моют.       - А потом Коська и его родители маются животом и приходят за помощью к Анешке. И не трогай эти вещи! Они грязные!       - Они не грязные, они – красные.       - Я сказала, не трогай. Мой руки, я сейчас поставлю тебе тарелку.       И, убедившись, что Андрей, хоть и нехотя, но принялся возиться с водой, обернулась к Седрику.       Постучав ботинками о порог, чтобы сбить лишнюю грязь с подошв, он протянул мне какую-то мелкую птицу, попавшуюся сегодня в его силки, и тогда заметил мой – вернее даже свой – наряд.       - А я-то думал, что потерял её где-то в лесу! – и я едва удержала себя от вопроса: «Как?!». – И где она нашлась?       - У тебя в сундуке.       - Да? – искренне удивился Седрик, оглядывая свою стеганку. – И ведь даже целая.       То, что даже сам хозяин не мог её найти, я ничего удивительного не видела: зарыли её знатно. Заинтересовало меня другое.       - А ты когда её потерял?       - Да сразу как здесь поселился, - он потянул ткань на рукаве, а потом поцокал языком. – И даже локти ещё целые!       - … - я тактично промолчала. Зато я догадалась, куда могли деться рукава с нынешнего костюма эльфа. – Надеюсь, что ты не против, если я её одолжу на некоторое время. Сегодня у Анешки произошло chepe.       - Что?       - Особый случай, - и пересказала последние события в доме травницы: про вернувшихся со своей вылазки стражников, где не было ни одного целого, а заодно – про того, который умер у нас с лекаркой буквально на руках.       Дослушав эту историю до конца, эльф тяжело вздохнул, качая головой. Но справедливости ради, вид у него был совсем не удрученный.       - Так оно всегда и происходит, - он забрал у меня из рук черпак и сам положил себе немного каши в плошку, пока я пыталась пристроить птицу, чтобы потом её ощипать и приготовить. – Они искали легкие деньги, но лес нашел их раньше.       - Вернее, стрелы скоя’таэлей.       - У леса множество обличий, - пожал плечами Седрик. – Они столкнулись лишь с одним из них.       - Одноглазым и зубастым?       Мужчина чуть прищурил глаза и оглянулся на меня.       - Иногда мне кажется, что у тебя к нему есть какая-то личная претензия.       Только опыт выяснений отношений со свекровью позволил мне удержать совершенно невиновное выражение лица (Евгению Ивановну, оно, конечно, не убеждало, но она всегда была пристрастным зрителем).       - А из-за кого в округе накеров развелось столько, что они только из-за забора не выглядывают?       - Туше, - развел руками наш благодетель, а потом рассмеялся. – А насчет платья поспрашиваю у соседей. Может, у кого что и найдется что-то из старых вещей.       Мы кивнули друг другу, довольные собой, и тут сын дернул меня за рукав.       - Мам, а те дяди, что ходили в лес, все умерли?       Я едва удержалась от того, чтобы закатить глаза.       - С чего ты это взял?       - Ну, как! Тетя Касята сказала, что на стражниках живого места не было!       - …она имела в виду, что их всех побили, - интересно, сколько таких ребятишек как мой сын на чистом глазу растрезвонят по всей деревне, что весь отряд флотзамских стражников был перебит белками? И как быстро об этом «узнают» в самой фактории?..       «Чувствую, это будет самая впечатляющая мигрень», - и никакие припарки Анешки её не снимут.       - Но если их просто побили, то почему тетя Касята сказала, что с них шкуру спустили? И какую шкуру? И кто «одноглазый и зубастый»? Это накер?       - Их очень сильно побили, - и, развернув сына к столу, подтолкнула к табурету. – Всё, остальные вопросы только после ужина.       - Ну ма-а-ам!.. – натолкнувшись на мой непреклонный взгляд, Андрей оглянулся на Седрика. – Ну Се-е-едрик! Скажи ей, что я от любопытства лопну! Взаправду!       - Что скажешь на это? – спросил у меня эльф, не без интереса приподнимая бровь.       - Что я как раз хочу потренироваться в наложении швов, - хмыкнула я, - буду сидеть и бо-о-ольшой иголкой сшивать!       - Ма-а-ам! – возмущенно завопил сын, пока мы с Седриком смеялись.       Ужин прошел мирно. Андрей пытался спешно вычерпать ложкой всю кашу, чтобы завалить нас вопросами, но то и дело замирал, прислушиваясь уже к словам Седрика. Надо сказать, вел он не те обычные скучные разговоры взрослых, где они без конца спрашивали, как кто живет, а тебе нужно послушно стоять рядом и ждать, когда же это закончится, а рассказывал про лес.       Внимательно слушала эльфа и я, правда, в отличие от сына, у меня не глаза загорались, а начинали шевелиться на затылке волосы.       - Ух, ты! – и во многом именно из-за таких восклицаний сына. – Значит, эндриаги – это большие жуки?! А насколько они большие?       - Ну, эндриаги-работницы не такие уж и высокие, тебе они будут, пожалуй, по плечо, но длинные, от нашего стола и до кровати.       - Ух, ты! А они самые большие?       - Нет, самая большая – эндриага-матка, она выше меня ростом и со своим большим брюхом едва ли смогла бы поместиться в нашем доме.       - Ух, ты, жуть! – совершенно неиспуганным голосом воскликнул Андрей, а я начинала очень жалеть, что в свое время включала ему всякие фильмы про динозавров. – А как они через деревья протискиваются?!       На пару секунд священный ужас перед местной фауной уступил место подкинутому ребенком образу: застрявшей между стволами двух деревьев эндриаге, которая не хуже паука или многоножки судорожно перебирала лапками, роя землю, но никак не могла выбраться.       Судя по такому же отрешенному выражению лица Седрика, он себе представил примерно то же самое. Правда, как лесник с многовековым (в буквальном смысле) опытом, эльф быстро встряхнулся и покачал головой.       - В здешнем лесу большая часть деревьев растет не так плотно, а другую часть эндриаги легко выламывают.       - Что, и те большие деревья тоже?! – не сдавался ребенок, в очередной раз застыв с ложкой, не донесенной до рта. – Ты сам видел?! А мне можно?!       - Андрей!       - Ну, ма-а-ам! Я буду с Седриком!..       - Никаких «нумам»! И никаких «буду с Седриком»! Что мы тебе говорили про лес?       - Монстры. Скоя’таэли. Йорвет… - уныло протянул мальчик, опуская ложку с кашей обратно в плошку. – Но я ж одним глазком!..       - Именно поэтому некоторые мальчики и становятся одноглазыми! – брякнула я, а следом брякнула ложка Седрика, который тактично пытался прикрыть рот рукой и изобразить на лице ужас, но нет-нет, я видела край улыбки, показывавшийся из-под ладони.       Сначала не поняла, чего смешного сказала… а потом внезапно поняла.       «Да, первые две сотни лет детства у некоторых мужчин самые сложные, - даже если они с виду очень себе степенные эльфы. – Я же не выгляжу настолько самоубийцей, чтобы называть мальчишкой кого-то вроде Йорвета? Или выгляжу?».       А может, это сам Гроза Севера в глазах нашего друга выглядит именно что таким пацаном? Насколько стар Седрик?       «По внешнему виду так легко и не определишь ведь», - чудесная эльфская физиология, благодаря которой не нужно переживать о ранних морщинках и лифтинге.       Но даже так, был в нашем друге какой-то надлом. С первого взгляда не рассмотришь, особенно на фоне всего местного колорита, но, если приглядеться…       - О чем задумалась, Muireann?       - Пыталась угадать, сколько тебе лет.       Эльф мягко рассмеялся, по-кошачьи щуря глаза.       - Много, очень много лет.       - Уж понятно, что не тридцать… - буркнула я, а потом попыталась зайти с другой стороны. – Вот скажи… Сегерим сильно тебя младше?       На самом деле, я хотела назвать другое имя, но здраво рассудила, что не стоит. Даже если этот кто-то местная знаменитость (вот уж мастер черного пиара), откуда каждому эльфу знать, сколько лет этой самой главной белке в лесу? Вот-вот.       По губам Седрика вновь пробежала улыбка, и эльф подпер голову рукой.       - Сильно младше. Даже Иорвет гораздо младше меня, - и в ответ я вздохнула: что ж, раз это имя все-таки прозвучало, я решила удовлетворить проклюнувшееся любопытство.       - Хотела у тебя спросить, но случай не подворачивался, - и, пожевав губу, попыталась подобрать подходящие слова. – Все в деревне говорят, что раньше ты тоже был скоя’таэлем.       - Почему же сразу был? – провокация в тоне Седрика звучала почти достоверно, но уж простите, не на простую биндюжницу напали. Я закатила глаза и фыркнула. – Смейся-смейся, а народ во Флотзаме всё ещё пытается найти у меня на поясе беличий хвост.       - Что-то мне подсказывает, что ни один действующий скоя’таэль добровольно не поселится вместе с людьми. В лучшем случае будет жить на отшибе и уж точно не станет угощать травницу сочным зайцем.       - Это была взятка, - ухмыльнулся эльф, подмигнув. – Какой скоя’таэль будет обижать единственного толкового лекаря во всей округе? Тот типчик во Флотзаме горазд только кровь пускать и руки-ноги пилить.       Мы посмеялись, и я решила все-таки перейти к тому самому вопросу, который напоминал мне корку на ранке: вроде бы ничего такого, уже даже не сильно волнует… но нет-нет, а ногтем сковырнуть её тянет. Вот такой вот неуемный вопрос.       - Седрик, пока ты был скоя’таэлем, тебе не доводилось пересекаться с…       Договорить не успела. Сидевший рядом Андрей заканючил, перебивая меня на полуслове.       - Ма-а-ам, я всё-всё съел! – и продемонстрировал нам с Седриком пустую плошку, а потом бросил на эльфа пылающий энтузиазмом взгляд юного натуралиста. – А как эндриаги ещё не снесли весь лес? Или ты высаживаешь новые деревья, чтобы заменить старые?       … я могла только смириться: видимо, узнать больше про здешнего атамана не судьба. В отличие от ста и одной повадки эндриаги – знание, конечно, не менее необходимое для выживания в здешнем лесу. Может, даже и более.       - Этот лес гораздо старше большинства эндриаг, а старые деревья даже им не под силу выкорчевать.       - Ух ты! А по деревьям они лазают? Они ж большие! Вот волки не лазают, хотя меньше. Если забраться на дереве, они и не достанут? Эндриаги, не волки.       - Ещё как достанут. Конечно, матка не настолько проворна, а вот остальные особи вроде эндриаги-работницы или стража – легко.       - А в реке они плавают?       - Ни разу не видел.       - Значит, можно спрятаться в реке?       - Там водятся утопцы.       - Утопцы? – озадаченный ребенок наклонил голову в плечу. – Это тоже из «Монстры. Скоя’таэли. Йорвет»? Кстати!..       - Андрей... Ты, кажется, уже изрядно утомил Седрика, – меня так точно.       - Последний-препоследний вопрос! Чесслово! – вихры на русой макушке мотались не хуже травы на ветру, так быстро вертелся мальчик, переводя взгляд с меня на эльфа. – Вот вы все говорите про монстров, про скоя’таэлей... А что такое Йорвет?       «Нет, друзья, от начертанного не уйти», – заметил с ехидством внутренний голос, от которого я тут же отмахнулась: ничего удивительного не было. Мы столько раз повторяли эти слова, что рано или поздно Андрей задался бы этим вопросом.       Он вообще интересовался лесом – и всем, что с ним связано. Видевший до этого только город да дачу моих родителей, сын был околдован исполинскими деревьями, растущими буквально на расстоянии вытянутой руки.       Но меня этот интерес беспокоил: в мире не просто оголтелого Средневековья, а Средневековья с совсем не выдуманными чудовищами никогда не знаешь, что ждет тебя за поворотом. А Андрейка умудрялся всюду сунуть свой нос, а пару раз – едва не выскочил за Вышки (а у меня – вслед за ним сердце, от ужаса).       - Монстры. Скоя’таэли. Йорвет, - повторяли мы с Седриком на пару, когда в очередной раз отлавливали этого неутомимого исследователя.       Сын кивал, соглашался – и снова оказывался у самой границы, где находились хлипкие баррикады, отделявшие Биндюгу от леса. Даже угроза в виде Седриковского ремня на него действовала лишь раз от раза.       «Если так рассуждать, то было бы неплохо немного просветить Андрея», - о том, кто же такой загадочный «Йорвет» и почему его следует избегать как чумы.       - Не что, а кто, - поправила я сына, и продолжила, едва он развернулся лицом ко мне. – Это самый главный скоя’таэль.       - Ну, строго говоря, самым главным стоило бы назвать Исенгрима…       - И как далеко этот Исенгрим?       Седрик развел руками с беспомощной улыбкой.       - Кто-то говорит, его вздернули в конце войны, кто-то – что он сбежал, но где он сейчас находится, живой или мертвый, никто не знает.       - А кто может сравниться с ним во влиянии на скоя’таэлей?       - Хм, если повернуть разговор таким боком… - Седрик задумался всерьез, подперев подбородок рукой. – Ангуса и Риордаина, я слышал, убили в числе первых… да и слушались их в основном самые горячечные головы. Эльдайн погиб в Синявой Пуще. Коиннеаха повесили в Дракенборге. Из живых остался Яевинн, но…       Эльф покачал головой, пока я отмечала про себя, что это только часть имен, которые он знал. Может, знал даже не понаслышке, а лично.       «Интересно, что он чувствует, обсуждая их… с человеком?» - меньше всего мне хотелось расковыривать чужие раны, какими бы старыми и зажившими они ни казались.       - В одном ты права, если кто и может стать приемником Исенгрима, то только он.       - Эй! – крикнул Андрей, бросая на нас обиженный взгляд. – Так кто такой всё-таки Йорвет?!       - Большой и страшный скоя’таэль! – ответила я, сделав страшные глаза. – Он живет в дремучем лесу и сажает непослушных мальчиков на муравейник!       У ребенка приоткрылся рот. Лоб сморщился, а брови сошлись вместе, точно наэлектризованные палочки, между которыми была готова вот-вот родиться новая неожиданная мысль. Но пока этого не произошло, я бросила взгляд на Седрика.       Не знаю, чего я ждала или опасалась. Может, в моей голове ещё слишком свежи были слова Анешки о том, что белки это не зеленый кафтан, а образ мыслей. Образ мыслей, который мне совершенно не знаком.       Но Седрик лишь чуть улыбался краем рта, явно веселясь с моих попыток хоть как-то вразумить сына.       - А как он может жить в лесу, если там полно монстров? – ожил-таки Андрей, и в его голосе слышалось отчетливое подозрение, что взрослые его подло обманывают.       - Потому что это монстры его боятся, - особенно накеры, которых он отправляет на прокорм своего главоглаза. Вот ведь завел себе зверушку! Хорошо, хоть не разводит, а то была бы порода «йорветовский главоглаз, особенно зловредный».       Однако сын всё ещё не был убежден моими словами и оглянулся на главного лесного авторитета – Седрика.       - Он, что, великан?       - Нет, он, как и я, aen seidhe.       - Но… ты не такой уж и страшный.       На этот раз улыбка Седрика чуть дрогнула, и он неловко поднял руку. Ладонь, большая, с длинными и аккуратными пальцами, опустилась на макушку ребенка и осторожно огладила волосы.       - Хорошо, что ты так думаешь, - и, щелкнув мальчика по носу, он будто отогнал набежавшую на себя тучу. – Но Иорвет не такой как я.       - Почему? – если Андрей и почувствовал странное настроение нашего друга, то не принял его на свой счет. Более того, подтянув табурет ближе к Седрику, сын уткнулся головой ему в плечо, потерся лбом. – Мне вот ты нравишься. Очень-очень.       - И ты мне нравишься, - рассмеялся наш друг, похлопав мальчика по плечу, - но вот Йорвету – нет.       - Почему?! – удивился сын, вскидывая голову. – Мы с ним ещё даже не познакомились!       - Потому что ты – человек, - и осторожно подергал мальчика за край уха. Идеально округлого.       - Но… разве этого достаточно? – Андрей протянул руки к ушам Седрика, до сих пор таким непривычно-странным, точно ненастоящим. – У тебя два уха, у меня два уха – мы одинаковые.       Эльф беспомощно покачал головой.       - Боюсь, мой юный друг, твои уши его устроят лишь в отдельности от твоей головы.       Мальчик тут же испуганно прижал ладони к голове, закрывая столь желанный для лесного партизана трофей.       - П…почему?!       - Он их коллекционирует! – вставила слово я, понимая, что… иной раз лучше сгустить краски. – Отрезает уши у непослушных детей, которые ходят без спроса в лес, а потом развешивает их у себя в логове! У него там целые гирлянды ушей всех размеров и возрастов!       - Но… эти стражники вернулись с ушами! Я видел!       - Потому что у них ноги длинные, они смогли убежать. А у тебя ножки коротенькие! Он тебя вмиг догонит! И достанет бо-о-ольшущий нож и как возьмет тебя за правое ухо, да как размахнется!..       - А я! А я! А я… я буду их прятать! – вдохновенно продолжил сын, не отрывая, впрочем, рук от ушей. – И он не узнает про них!       - Думаешь, такой опытный коллекционер не почует твои уши за милю? – хмыкнула я, а потом гораздо строже продолжила. - Если ты хоть одной ногой окажешься в лесу, я тебе сама эти уши оторву! Чтобы Йорвету не достались!       - Ну, ма-а-ам!       - Никакого леса! Уйдешь за вышки, так тебя Йорвет… и сцапает!       - Ма-а-ама! – белугой взвыл Андрей, которого, наконец, немного проняла созданная мной бука в лице здешнего лесного активиста, и только поэтому я не расслышала, как скрипнули дверные петли, и на пороге нашего дома застыла Анешка, ошарашенная этим воплем.       Травница, округлив глаза, потерла пальцем в ухе, а потом окинула нашу троицу подозрительным взглядом.       - Какую баньши вы сюда притащили?       Сын шмыгнул носом, а потом указал пальцем на лекарку.       - А она почему ходит в лес одна без спору – и все ещё с ушами?!       - … - такое обвинение заставило мою наставницу ненадолго лишиться дара речи, но вскоре, по обрывкам нашего разговора, поняла, в чем суть да дело.       Смеялась она долго, но безоговорочно поддержала новоявленное пугало. Тем более что из Грозы Севера бабайка выходила тем лучше, что была реальной. Да и боялись его не только дети малые.       - А ты, мелкий, ему на один укус, - припечатала с обычной для себя безапелляционностью травница, а потом хлопнула в ладоши. – Ладно, хватит с нас говорить об этом живодере. Нас ждут более существенные дела. Где там наша одежка?       И у нас с Анешкой вновь закипела работа, и со стороны мы походили на самых настоящих заправских ведьм, вороживших над деревянной лоханью, где кипело и бурлило… мыло. Вернее сказать, это была смесь какого-то щелока, от которого ладони и после первой стирки пытались облезть, а уж после третьей – покрывались волдырями.       Даже лекарка не рисковала лезть в него голыми руками, а использовала палку, на которую наматывала окровавленные тряпки, а потом скребла ими по стиральной доске.       - Смотри и учись, пока я жива, - посмеивалась травница, утирая пот со лба.       Пока мы с наставницей возились с бельем, Седрик вернулся к изготовлению капканов: накеров всё ещё хватало в округе и убывать они будто и не собирались, а некоторые ушлые – биндюжники, флотзамцы или даже белки – иной раз утаскивали капкан-другой. Эльф ругался сквозь зубы, приговаривая, что в следующий раз поставит их глубже в лесу, куда точно никто кроме скоя’таэлей нос не сует.       В доме слышалось шлепанье палок по мокрой ткани, жужжанье натачиваемого металла, скрип пружин. Анешка делилась небольшими секретами, как выводить некоторые особенно вредные пятна – и остаться со своими руками, а я слушала её в оба уха.       Единственным, кто остался не при деле… оказался Андрей.       Не сказать, что он остался без присмотра: мальчик то и дело крутился возле нас с травницей, заглядывая в лохань («Не суй пальцы - без них останешься!»), а потом присаживался к Седрику, наблюдая за тем, что он делает («Это спускной механизм, он приводит в действие пружину, и клешни захлопываются. Не трогай, без руки останешься. Он рассчитан на медведя»).       Тем не менее сын хоть и был вроде как на глазах у всех, с тем же успехом можно было сказать, что никто и не увидел, как он добрался до отброшенной мной в сторону сумки.       Никто не обратил внимание на шорохи и копошение, а потом был уже поздно. Раздался крик.       Едва не уронив палку вместе с нательной сорочкой в лохань, я обернулась – и обомлела.       Андрей сидел на полу возле моей сумки, с которой я ходила к Анешке. По его щекам градом катились слезы, а сам он баюкал руку, всю залитую кровью.       Одна часть моего сознания будто онемела, у меня приоткрылся рот, будто я хотела что-то то ли сказать, то ли закричать – но из горла не вырвалось ни звука.       «Как? Откуда?» - кровь вовсю капала, на сумку, на пол, и только тогда, скосив взгляд вниз, я заметила ехидно поблескивающий наконечник, обмакнутый в багрянец.       … и я ещё раз прокляла все скоя’таэльские стрелы разом, а себя за то – что напрочь забыла про отданный травницей наконечник.       «Чертов Йорвет со своими белками!..» - а другая часть сознания тем временем принялась перечислять необходимые действия, проделанные под руководством наставницы уже не раз. И начинались они всегда с осмотра.       - Так, Андрей, покажи свою руку, - сын, почти икая от слез, протянул ладонь. Следя за выражением своего лица, наклонилась к ране. Если буду выглядеть напуганной, ребенок ещё больше разревется. – Ну, все не так страшно, как кажется.       Крови было много, но сама по себе рана была не такой глубокой, как я опасалась. Может, даже обойдется и без швов.       Сын шмыгнул носом.       - Бо-ольно!       - Конечно, больно, - я чуть нажала ему на макушку. Хотя хотелось дать ему подзатыльника, профилактически. – Ладно, воспитательный процесс пока отложим…       Порядок действий в голове складывался на удивление четкий и отлаженный: промыть рану, остановить кровь, наложить повязку.       «А ещё неплохо – обеззаразить, - черт знает где эта стрела была ещё, помимо чужого живота, но бывший хозяин наконечника точно его не дезинфицировал. – Да и вряд ли рядовой скоя’таэль слышал хоть что-то о микробах».       Кстати о…       Мои глаза сами скользнули в сторону Седрика – и висевшей на его поясе фляги.       «Промывать открытую рану спиртом варварство! - возмущенно завопила внутренняя Евгения Ивановна, которую я всё никак не могла вывести даже после развода с её дражайшим сыном. Но в этот раз ей пришлось потесниться. – А какие ещё у нас есть варианты?»       - Седрик, а во фляге у тебя что? Водка?       - Чистый краснолюдский спирт, - гордо вскинул подбородок эльф, выуживая баклагу из небольшой петли. – Поддерживаю местного производителя.       - И почему же ты тогда не пьешь темерскую ржаную? – ехидно поинтересовалась Анешка, спасавшая застиранные вещи от полного растворения в щелочном растворе.       - От неё у порядочного seidhe всегда изжога, - осклабился он, показывая свои странно-ровные зубы без резцов. А я невольно задумалась: не было ли основной причиной этой изжоги слишком темерское происхождение водки?..       Впрочем эти мысли я отбросила быстро. Не время им.       Откупорив пробку, я принюхалась к содержимому – и едва не задохнулась.       - Черт возьми! – у меня на глазах проступили слезы. – Что это за спиртяга такая?!       - Вот-вот, - хмыкнула Анешка, продолжая помешивать белье. – И я ему это говорю. Знаешь, как её используют? Как растворитель! Удивительно, что его кишки всё ещё при нем.       - Скорее печень… - но сейчас чем ядренее алкоголь, тем лучше.       Потом перевела взгляд на сына, шмыгающего носом и тихо нывшего, что ему больно. На короткое мгновение мне стало не по себе, но я затолкала это чувство на периферию.       - Андрей, сына, слушаешь меня? – и, дождавшись кивка, продолжила. – Сейчас я полью тебе на ладошку… огненную водичку. Водичка выжжет всю заразу и всех вредных mikrobov. Будет больно.       Ребенок скуксился и попытался вывернуть ладошку из моей руки.       - Не хочу!.. – и я его нисколько не винила. Честно. Найдите ребенка, который был бы рад.       - Так надо.       - Не хочу! – на октаву выше взял мальчик, а я приготовилась к решительному бою.       Как ни странно, ситуацию спас Седрик, присевший рядом с ребенком на корточки. Их глаза оказались почти наравне.       - Te es wer rid neen? – эльф обратился к нему на Старшей Речи, и я на долю секунды опешила: это вам не пресловутое «блёдэ дхойнэ», понятное и без словарей. Но раньше, чем я успела хоть что-то сказать, Андрей обиженно буркнул в ответ:       - Wer…       - A’nsin tuv`en werist. - и, судя по запыхтевшему мальчику, слова возымели действие. Знать бы ещё, что там говорил ему эльф…       Но как только ребенок подставил мне для экзекуции ладонь, вопросы лингвистики меня оставили. Наклонив горлышко фляги, я плеснула спиртом на рану.       Тихо взвыв, сын замотал головой. По его щекам потекли слезы, да и сам он почти сразу захныкал и зашмыгал носом. Но руку не выдирал. Кровь хлынула сильнее, и теперь нужно было придумать, чем её остановить.       Вспомнилось на удивление быстро. Наверное, благодаря стоявшей в стороне Анешке, которая посматривала на меня так, будто принимала по меньшей мере экзамен. А я – тот самый двоечник, который попытался выучить весь предмет за одну ночь.       Бросив Седрику что-то невразумительное, кинулась наружу, к ближайшим кустам с паутиной.       Через шаг запиналась о кочки и камни на тропинках – темнело уже быстро, а долину Понтара сумерки обволакивали раньше, чем солнце успевало соскользнуть вниз, за горизонт. Огнистые кляксы бежали сквозь редкие просветы в деревьях и рыжих кронах, мешаясь с глубокими синими тенями, плавно перерастающими в кусты, на которых, не иначе, как пока относительно теплой погодой, держалась листва.       … росли они, правда, чуть-чуть в отдалении от сторожевых вышек. Благо свет от горевших сверху костров и факелов доходил до теснившихся возле Биндюги деревьев и поросли под ними, и в рыжих отсветах, бегавших по узловатой коре и красновато-бронзовым листьям, отчетливо переливалось золотистое липкое кружево.       Точно заправский грабитель, я собирала с кустов всю паутину, что только видела. Один, возмущенный моими действиями восьмилапый хозяин едва не свесился с ветки мне на руку. Вздрогнув, я едва удержалась от вопля. Глупая, иррациональная паника на долю мгновения захлестнула меня при виде этого небольшого мохнатого существа – и ушла почти сразу.       «Ну, мохнатый, ну, о восьми лапах – и что?» - смахнув рукой незадачливое насекомое, я продолжила стаскивать с кустов паутину. Столько, сколько только было. Вглубь леса заходить совсем не хотелось, и в этот раз дело было не только в пресловутых кровожадных монстрах, кусучих белках или мнившемся за каждым деревом Йорвете. Становилось всё темнее, а мне надо было ещё добраться до дому и не разбить о какой-нибудь корешок нос.       Подхватив свой улов с кустов, я бросилась обратно, старательно глядя под ноги. Солнце совсем скрылось за лесом, и только отсветы огня с вышек помогали не распластаться по земле.       В избу Седрика я влетела, едва не споткнувшись о порог. Сын, хоть и заливался слезами, но уже меньше. Наш остроухий спаситель вовсю его развлекал, что-то рассказывая на своем языке, и Андрей то и дело начинал почти улыбаться.       При моем, однако, появлении он вновь скуксился – и с опаской покосился на паутину в моих руках. Мне стало самую малость обидно: будто я от этого удовольствие получала! Случись такое в нашем мире, дала бы по лбу – нечего всякие острые предметы без спросу брать!       - Терпи, kazak, atamanom станешь! – и пока сын ворчал, что не собирается он становиться никаким атаманом, а будет самым настоящим охотником, как Седрик, я поднесла к его глазам паутину, чтобы он её ясно видел. – Смотри, Андрюш, сейчас я положу это на твои ранки, и кровь остановится.       - Что, опять щипать будет?.. – пришлось убеждать, что нет.       Дальше всё прошло куда спокойнее, и, когда кровь остановилась и повязка крепко обхватила маленькую ладошку, я позволила себе выдохнуть. Андрей, сморенный этой свистопляской, почти сразу заклевал носом, и Седрик помог перетащить его и устроить на кровати.       Только подоткнув сыну ноги одеялом, вспомнила про занимавшуюся стиркой Анешку. Оглянулась на неё.       Она по-прежнему стояла возле лохани с щелоком, и, хотя наставница ничего не сказала насчет всех моих махинаций, смотрела она… с улыбкой.       - Давай, доходяга, - женщина махнула рукой, подзывая к себе. – Бери лохань, прополоскаем белье. Остальные хозяйственные премудрости я тебе как-нибудь потом объясню.       И, оставив сына на попечении Седрика, мы с травницей пошли через вечернюю Биндюгу. Странно, в самой деревне было не так уж темно. Свет из окон падал под ноги, точно подстеленные под ноги желтовато-рыжие кочки. Знай себе иди по ним, как по дорожке из желтого кирпича. А в воздухе пахло прелой листвой и характерным речным запахом.       «Хорошо, что мы находимся выше по течению», - и здесь вода ещё похожа на воду, а вот ниже фактории… боюсь себе даже представить, на что там похожа река.       Пока мы с Анешкой опускали вещи в обманчиво спокойные воды Понтара, я нет-нет, но поглядывала на свои руки, ещё хранившие следы крови моего сына. Меня охватило странное настроение, напоминавшее что-то между меланхолией, ожиданием неприятностей – и воодушевлением, перебивавшим общую усталость после всех сегодняшних событий.       «Я справилась, - сжав кулаки, я, пожалуй, впервые за долгое время здесь почувствовала, что ещё чего-то стою. Но тут же тяжело вздохнула, опуская палку с одеждой глубже в воду. – И так слишком долго копошусь».       Сколько прошло времени там? Сюда мы с Андреем попали в августе, а сейчас шел… пожалуй, октябрь. Два месяца.       «Мама с папой с ума сходят…» - да и Лёня с Дашей тоже. Единственный, кто может облегченно выдохнуть от моего скоропалительного исчезновения, это разве что Евгения Ивановна. Да и то… за Андрейку она всё-таки переживать будет. Как ни погляди, родная бабушка.       А я тем временем загораю в солнечной темерской фактории.       - Эй, не спи! Сейчас сорочка уплывет! – окрик лекарки заставил обратить внимание на почти сорвавшееся с палки нижнее платье, и я потащила его обратно к себе. Наставница же тем временем вылила щелок в сторону Флотзама и ополоснула лохань. – Давай, отжимай и складывай обратно. И так припозднились…       Не говоря о холодном ветерке, задувавшем со стороны реки все сильней и сильней. Да, совсем не лето… как бы не простыть.       Покончив с импровизированной стиркой, мы разошлись по домам. Не знаю как наша травница, а я сама чувствовала себя как те самые выжатые тряпки, лежавшие влажным кулем в посудине. Кое-как передвигая ноги, я дошла до хаты Седрика и лишь чудом не запнулась о порог.       - Caelm-caelm, Muireann, - подставил руки эльф, не дав ухнуть вниз. – Ты вся дрожишь.       - Сумасшедший день! – со смешком выдавила я из груди, а потом выпрямилась. – Скажи честно, по вашему эльфскому календарю на сегодняшний день не запланировано чего-то эдакого?       Седрик в недоумении вскинул брови, и я с тяжелым вздохом запустила пальцы в волосы, массируя макушку. И вот как теперь шутить про ретроградный Меркурий, который вечно во всем оказывается виноват?..       - Ладно, будем считать, что луна сегодня восходит в каком-то неправильном месте на небе, - хорошо, хоть она была здесь одна, и я посмотрела через плечо эльфа на сына. Тот спал, чуть морщась, когда шевелил перевязанной рукой, но не просыпался. Уже хлеб. – По крайней мере, всё закончилось не так плохо…       - У тебя всё ещё дрожат руки, - почти беззвучно произнес Седрик, чуть кивнув на мои пальцы, всё ещё зажатые в его ладони. И я опустила голову, вольно-невольно избегая его внимательного взгляда. Взгляда, который временами будто видел меня насквозь.       - Ну, это нервное. Знаешь, сегодня к Анешке завалилась толпа мужиков с ранами самого разного вида и степени тяжести, а один из них ещё и умер. Как-то это не вяжется с будничной рутиной. Ещё и наконечник этот треклятый…       И скосила глаза в сторону обломка стрелы, всё ещё лежащего на полу. Даже не знаю, почему эльф его никуда не убрал, пока мы с наставницей занимались полосканием вещей. Сталь ехидно сверкала из кучи тряпья. Меня передернуло.       «Я не суеверная, - повторила себе, нарочно отвернувшись в сторону. – И уж тем более не опущусь до такого уровня, чтобы приписывать обычным разбойникам какую-нибудь «особую» ауру, делающие их вещи проклятыми».       Даже если этими разбойниками были белки. И Йорвет.       «Ха, вот уж кого в колдуны не запишешь при всем желании так это его», - и если уж кого и стоило винить, так саму себя за безалаберность.       - А ведь это был подарок от Анешки, - не без толики досады произнесла я, а потом, сжав ненадолго пальцы Седрика, расцепила наши руки. Меня всё ещё потряхивало, но надо было брать себя в руки. В очередной раз. – Неловко вышло.       Почти насилу я заставила себя подойти к своей сумке и присела на корточки. Наконечник в отсветах очага ярко блестел, будто разбрасывая по стенам хаты самые настоящие искры. Осторожно ухватив пальцами остаток древка, я выудила острие наружу. Местами кровь запеклась на лезвии – и почему-то сознание едва слышно шепнуло на ухо: «Совсем как у тебя на руках», - и мои плечи передернуло. «В отличие от некоторых, я никого не убивала, - огрызнулась этим странным мыслям в ответ, но почти сразу последовал неожиданный ответ. – А что насчет того бедолаги-стражника? Только смотрела. Только смотрела». Пришлось потрясти головой, отгоняя эти размышления в сторону. Да, тот человек и так умирал, и если бы не Анешка, то он умер бы в страданиях, исходя кровью с разорванными внутренними органами. Но… разве это не просто оправдание? Просто более красивое, более гуманное чем то, что находили себе скоя’таэли и другие бандиты? У них ведь тоже есть своя правда.       Дерево под пальцами было тщательно отполировано и не грозило впиться в кожу занозами… о чем я почти жалела.       - Надо бы его обработать маслом, - пробормотала себе почти под нос, осматривая остатки стрелы. – Правда, не уверена, что получится вычистить… узоры.       Седрик молча подошел и забрал наконечник. В отличие от меня, державшей его буквально кончиками пальцев, эльф совершенно спокойно позволил лезвию лежать у себя на ладони и даже перекатывал его то ближе к пальцам, то ближе к запястью. Вид у мужчины был задумчивый.       - И правда неплохая сталь, - но его взгляд ничего не выражал. С тем же успехом у него в руке мог лежать камень. – Давненько я не видел такого.       «А ведь он тоже был скоя’таэлем…» - пускай об этом временами было очень удобно забыть.       Но сейчас, глядя в равнодушное лицо эльфа, я не могла не вспоминать об этом. Не могла не думать. Не потому, что опасалась его, а скорее… мне хотелось узнать, почему в какой-то день он решил покинуть ряды борцов за права нелюдей.       «И почему из всех мест, где он мог поселиться, он выбрал эту богами забытую факторию?» - не Дол Блатанну, не какой-нибудь нильфгаардский город или даже не Скеллиге. Из всех возможных вариантов эльф выбрал темерский пригород, где ещё слишком хорошо помнили про отгремевшую войну, чтобы косо смотреть на любого нелюдя. Особенно, если раньше он носил беличий хвост.       Как ни посмотри, это было крайне неразумно: всё равно, что самому напрашиваться на неприятности.       … запоздалой вспышкой мелькнуло полустертое воспоминание. Почти забывшееся за давностью лет.       Как только ведьмак оказывается во Флотзаме… как только он убивает местное чудовище и решает, за кем правда, людьми или нелюдьми… вне зависимости от того, что решал для себя охотник на чудовищ…       «Седрик погибает», - я вздрогнула – и почти с ужасом уставилась на своего друга. Заметив движение, он перевел взгляд на меня и вскинул брови.       - Que'ss aen?       «Действительно, какой-то заговоренный день, - в ответ покачала головой, стараясь не думать над тем, что у меня слишком богатая фантазия. – Ведь если сложить все эти факты, то получается… что?»       Вывод получался жутковатый, но в чем-то логичный. Закономерный. Пугающий.       - Muireann? – с большим беспокойством произнес Седрик, и я встряхнулась, отгоняя мрачные догадки о причинах и следствиях. В конце концов, это только мои домыслы, основанные на той части картины, что были видны мне.       - Ничего, просто… устала.       Ещё одна понимающая улыбка. Левая ладонь опустилась мне на макушку, приглаживая вечно выбивавшиеся из косы вихры. В носу ощутимо защипало. Чертова сентиментальность…       Но прежде, чем я успела сказать хоть что-то ещё, меня утянули в теплые крепкие объятия и прижали к груди. В нос ударил запах оружейной смазки, пороха и металла, ощутимые даже за резким спиртовым духом. Мозолистая рука осторожно гладила меня по голове, приговаривая что-то на Старшей Речи. Мне ничего не было понятно, но отчего-то от этих слов становилось как-то… спокойнее. Легче. И просившиеся на глаза слезы как-то сами отступили.       Стало тепло, хотя в очаг никто не подкидывал лишних дров. Я обняла его в ответ, уткнулась носом сильнее в потертую стеганку.       - Спасибо.       - Не за что, luned, - меня похлопали по плечу. – А теперь ложись спать. Ma`idin aineannat aep dome. Dearme.       - Знать бы ещё, что ты там иной раз бормочешь…       - Всему свое время, всему свое время.       Усталость, до этого успешно игнорируемая, навалилась двойным весом, точно сброшенный на плечи мешок. А ведь ещё и завтра вставать рано… и вещи развесить, чтобы просушились…       - Сейчас, подожди, нужно пристроить одежку, чтобы высохла до завтра, - и, когда я достала из лохани тяжелую от влаги тунику, на глаза вновь попался мерцающий в полумраке хаты блеск металла, все ещё зажатый в руке Седрика.       В утомленном сознании изогнутое лезвие, украшенное витыми узорами, будто изогнулось чуть сильнее в зловредной усмешке. Меня ощутимо передернуло.       - Так что с наконечником?..       Эльф вновь перевел взгляд на зажатую в ладони часть стрелы, повертел её в руках. Мои глаза пристально следили за его пальцами, точно боялись, что кромка лезвия сама, точно живая, вопьется в его кожу.       Темно-зеленый взгляд пробежался по кромке – и столкнулся с моим. Уголки губ чуть приподнялись.       - Да, сталь хорошая, - ответил эльф, а потом опустил руку, блеск металла скрылся в тени его стеганки, - но сам я его не расплавлю, нужных инструментов нет. А тащить в город к Бертольду рискованно. Скоя’таэльские клейма слишком приметные.       Отчего-то услышав его слова, я облегченно выдохнула. Точно он согласился не пускать в дом подозрительного незнакомца, злобно косящегося на любого человека поблизости. И отчего-то к этому косому взгляду комплектом шли шрамы на пол-лица и красная бандана.       Глупости, конечно.       Но, когда Седрик пообещал избавиться от наконечника, мне стало легче, и врать об этом самой себе было бы ещё глупее, чем воображать главного человеконенавистника всей долины Понтара у нас на пороге в виде незваного гостя.