Gott ist tot

      — Постарайся смотреть не так очевидно, Домена ради, — Модди на протяжении нескольких дней осторожно приглядывает за своим совсем новым соседом. Появился он так случайно, что не успел Чат моргнуть, как пришлось делить дом со старым товарищем. Ему не жалко, правда, но порой это переходит всякие рамки, потому что в Пугоде нет ничего святого. Он без стыда присваивает жилище и себе тоже, — Отвернись, ты мешаешь работать.       — Ты всë ещë рисуешь, — Не то что бы Пакета легко отвлечь, когда ему нужно часами кропотливо перечерчивать каждый штрих на плане строительства. Модди привык к нахальности, но и не забывает благодарить за большую помощь. А ещë он не вспоминает, что Пугод эту наглость взял именно от него. В одиночку проект сделать невозможно, а в особенности, без какого-либо архитектурного опыта.       Сегодня часы бегут вперёд.       — А ты всё ещё смотришь, — Отпихивать от себя кого-то вроде Чата очень трудно, даже если он сопротивляется без энтузиазма, только с комичным отвращением на лице старается добраться до чертежей. Желание подразнить стоит гораздо выше.       От него за сотню чанков пахнет лесом и мокрой землëй, отчего Пугод кричит ему что-то про то, какой он мерзкий, но услышанные советы для лучшего плана всë равно внимательно обдумывает.       То, как долго приходится выхаживать Пугода, кажется таким абсурдным, потому что должно было быть легче. Как можно предлагать работу в команде, когда даже не получается посмотреть своему другу в лицо? Никак, но Модди честно старается, ведь в паре выходит эффективный результат. Неловко, чутка стыдно и очень сложно.       Никогда Чат не испытывал проблем с чем-то божественным до того самого момента, когда Пугод стал жить под боком, есть смертную еду и вести себя как обычный человек. Он был бы таким, если бы захотел, но ночью от него исходит так много холода, что добровольно отдавать общее одеяло кажется самым разумным решением. Согреть не получается, но Модди пытается, как только может. Не то что бы тëплый приëм, но какой есть. У Пугода всë равно есть свой дом, в который он может вернуться, когда захочет. Сервера Таска никогда не были для кого-то по-настоящему родными.       Они относительны и очень временны. Сезоны существуют.       В качестве извинений Модди приносит на двоих по яблоку, и на него смотрят так укоризненно, но импровизированный ужин всë равно остаëтся принятым. Слов как-то не находится особо, потому что Чат засматривается в очередной раз.       Что-то в его товарище поменялось. Что-то такое серьёзное, от чего начинает нещадно болеть голова. С одной стороны, всë рано или поздно становится привычкой, но вот они снова, сидят с бессонницей за одним столом и общей идеей. Ощущается тонкой гранью между сторонами, даже если они находятся вплотную, внимательно изучая чертежи из прокуратуры.       Возникает одна плохая мысль о том, что Пугод слишком яркий.       Модди устало закрывает глаза, удобно развалившись на горе пергаментов. В отличие от высших существ, ему нужен сон. Много сна, потому что под нескончаемым светом спать невозможно. Немного сложнее держать себя в тонусе, когда к тебе со всех сторон липнет уже не такое жалкое божество, ведь Пугод почти достиг середины иерархии, он больше не похож на себя. С ним трудно.       А ещё он бессовестно крадëт посреди ночи тяжëлый плащ Чата, укутываясь с ног до головы и продолжая вести монолог о том, что стоит сменить масштаб одного из домов ради экономии ресурсов.       Потом тема незаметно утекает в Международную Прокуратуру. Домен не учится на многовековых ошибках, святые лица ломают Жизнь, и прочие новости. Хотя, корректнее назвать их слухами.       С высших архивов никаких сообщений не поступало, да и слава Домену, потому что консоль бы треснула от настолько большой ответственности. Никто не хочет иметь личное дело с прокуратурой, и письмо было бы совсем тревожным звоночком. После такого обычно пускаются в бега по мирам.       Звучит как неплохой вариант на будущее. Побег был и планом в прошлом, так что работает безотказно, хоть и бестолково. И глупо.       Зато на пути тогда встретился один смертный, заинтересовавший до костей. Интересует до сих пор.       Да, определённо, божественные сплетни звучат настолько сомнительно для холодной ночи, что Пугод вместо этого спрашивает о том, почему Модди больше не смотрит ему в лицо, и он говорит, что от этого немного болят глаза. С непривычки, наверное, но затем следуют извинения. После того, как Пугод ушëл служить в архивы, они не виделись давно, отвыкнуть было крайне просто.       — Неужели я настолько ослепительный, — Не то что бы вопрос, скорее утверждение, но Модди уже на грани сна, жмурится от яркого света рядом. Не мешает продолжить выкидывать в пустоту ещë больше слов. Мысли, идеи, какие-то глупые мечты и пустая надежда на лучшее будущее. В крови всë ещë никакого сочувствия.       Как-то случайно между слов проскальзывает нечто такое сокровенное, от чего теряется дар речи. Пугод до сих пор не ощущает ничего, кроме собственной силы, так что это становится открытием, а возможность помочь звучит правильно. Он укрывает Чата его же плащом, прежде чем пропасть на сутки. Такое случается, и всем уже всë равно.       Модди даже не задаëтся вопросом, куда же делся его сосед.

***

      Через некоторое время Пугод возвращается домой в чëрном костюме и новом высоком цилиндре. На смену святому белому приходит новый цвет.       Модди только смеëтся и спрашивает, чьи же похороны были. Оба знают ответ, и оба наконец могут спокойно вздохнуть.       Пугоду тëмная одежда к лицу, и больше его вид не режет глаза. Это хорошо. Он выглядит неплохо, усыпанный с ног до головы золотом на неприглядном фоне, это нужно признать, и Модди признаëт впервые без подкола.       В этом виновата головная боль, он уверен.