Презумпция

В правовых системах концепция искупления играет важную роль в отношении уголовного правосудия, где она считается одной из основных целей криминальной реабилитации

Лондон. За много-много-много лет до нападения - Мама. - Семилетний ребенок, у которого был разбит нос и на лице уже проступали следы от ударов, не плакал. Он замер перед дверью подвала, куда его довела высокая, красивая женщина, и поднял свои огромные зеленые глаза, полные недетской печали. - Мам, еще слишком холодно. Он не упрямился, но пытался аргументировать нежелание идти туда, куда его отправляли. Всю зиму его запирали на чердаке, и там он хоть видел солнце, подвал же пугал ребенка, боящегося темноты. Потому Драко говорил о том, что в марте, вероятно, ещё рано. Мальчик сказал бы все что угодно, лишь бы ещё на ночь отсрочить наказание. Он и так пытался вести себя безупречно, но все же умудрился разозлить пастора, когда спросил, почему ему нельзя выйти погулять, раз все задания были выполнены. Драко не понял, что плохого сказал. Но его избили и приговорили к подвалу, дабы обучить смирению. И сейчас мальчик пытался сопротивляться. - Видишь, ты строптив. Значит, ты должен быть наказан, - равнодушно сказала женщина, подталкивая сына в спину. Ребенок еще раз посмотрел на мать. - Пожалуйста. Я обещаю, что… - Драко, быстрее, - с нотками нетерпения повторила Нарцисса, и он повиновался. Дверь захлопнулась, щелкнул замок, и Драко ослепила темнота. Спускаться он не спешил. Сел на верхнюю ступень и, вытирая кровь с носа, приложил ухо к двери. Слушая звуки жизни - звон посуды, смех, а потом - непонятные вздохи и стоны. Уже став постарше, Драко понял, что отправляют его в подвал лишь затем, чтобы он не мешал пастору трахать его мать, пока же думал, что страшный человек делает ей больно. Наказывает за его плохое поведение. Не различал наслаждения, ведь был еще невинным ребенком. Потому сжимался, считая себя плохим. Обняв себя за плечи, Драко пробовал согреться, поскольку холод уже кусал пальцы ног, одетые лишь в старые носки. Мама его не обнимала никогда, потому мальчик научился сам обхватывать себя руками, защищаясь от мира - не знающий ласки мальчик подсмотрел этот жест однажды на детской площадке и пытался скопировать за неимением человека, которые бы спрятал его в объятиях. Потом он тихо, чтобы не услышали, заплакал. Его никто не видел, потому было можно. Он плакал не от страха темноты. Или голода. От одиночества. Ему было одиноко. Очень одиноко. У него никогда не было никого. Никто с ним не разговаривал, не дружил. Его не гладили по волосам, не целовали на ночь. У него не было игрушек, с которыми можно было разговаривать. Потому Драко плакал. Горько, но очень-очень тихо. У него заболело горло от того, как долго он рыдал. Потом мальчик закашлял. Выплакав свои печали, Драко, как и все дети, испытал облегчение. Аккуратно нащупывая ступени, он потихоньку погружался в темноту. Он помнил с прошлой осени, что на нижних пыльных полках лежал запас свечей и спичек, и искал их на ощупь,чтобы добыть себе немного света и тепла. Молясь Кернунну, чтобы те оказались на месте и не отсырели. Рогатый бог, видимо, благоволил Драко, поскольку все нашлось, и вскоре он даже грел ладони у дрожащего огонька. Чуть успокоившись, мальчик привычно стал исследовать подвал. Сейчас он искал местечко поукромнее, чтобы уснуть. Обычно выбирал коробки, чтобы не на бетонном полу. Но за зиму подвал изменился, потому ему нужно было время, чтобы исследовать тот. Споткнувшись о какой-то ящик, Драко упал. Свечка выпала из рук, он ударился челюстью и ощутил металлический привкус во рту. Но его куда больше волновал источник света. К боли он уже привык. Потому он шарил руками по полу и облегченно выдохнул, когда наткнулся на горячий, капающий воск. Вернув себе дрожащий огонек, Драко с любопытством заглянул в ящик. И увидел там гору пыльных книг, на обложках которых были изображены дети. Мальчик удивился и обрадовался. У него отродясь не было ничего подобного. Никаких сказок ему не читали, потому он, позабыв о своих горестях, с упоением копался в горе книжек, рассуждая - они Люциуса или мамы? Выбрав одну наугад, - она называлась “Тайна исчезнувшего принца” - Драко погрузился в мир, где друзья - какой манящее слово - проводили лето в сказочном городке. Купались, катались на велосипеде, ели мороженое и булочки с изюмом, - интересно, они вкусные? - а главное - расследовали. Поглощенный их приключениями Драко читал и читал, не в силах оторваться. Смеясь над шутками и переживая за юных сыщиков. У него будто первый раз и самого появились друзья. Много ли нужно было забитому, забытому ребёнку в темном подвале? Под утро он тщательно перетаскал все книги под лестницу, пряча их, чтобы те не выбросили и не отобрали у него. В голове Драко все еще вертелись обрывки впечатлений, но чаще всего мыслями он возвращался не к веселой девочке Бетси или угрюмому мистеру Гуну, который так напоминал пастора, нет. Больше всего Драко понравился пес. Маленький скотч-терьер по имени Бастер. И он завороженно повторял: - Бастер, Бастер, Бастер, - а когда дверь распахнулась, чтобы выпустить ребенка в мир, мальчик, жмурясь от солнца, улыбнулся: - Мама, а можно мне завести Бастера? Пожалуйста. Пожалуйста-пожалуйста. Я буду самым хорошим. - Ему казалось это так логично. Собака могла бы стать ему другом. Бастер мог стать ему другом. - Мамочка. Прошу. Но его просьба была встречена равнодушным молчанием. Женщина велела сыну привести себя в порядок и идти убирать в комнате пастора, который порой у них оставался. Завтрак ему не предложили. Мальчик сглотнул и покорно побрел по лестнице вверх, повторяя про себя: “Бастер, Бастер, Бастер”. С тех пор маленький пес стал огромной мечтой, которая преследовала Драко даже перед смертью. *** Три дня спустя - Вон! Вон! Пошла вон отсюда, немедленно! - Гермиона, вернувшись в палату, уставилась на женщину, которая сидела у постели Драко. Шедевральная и по-климтовски золотая, она была здесь неуместна, и у девушки вспыхнули глаза. В секунду. Кьяра же тяжело вздохнула, изучая Феникса. Казалось, Донна проигнорировала Гермиону напрочь, потому что была занята тем, что оценивала все те повреждения, о которых уже прочла в самолете, но нет. Спустя полминуты женщина развернулась и вскинула бровь. - Scio! Даже не смей приближаться к нему. К нам. В целом! Это мой город. И мой Феникс. Потому если ты не уберешься прямо сейчас, то я пристрелю тебя в секунду, тварь. И плевать я хотела на последствия. Оставь его в покое! - Ммм, никогда не становись между назгулом и его добычей, - ухмыльнулась Донна, прекрасно осведомленная о странной фразе, которую Гермиона сказала Синьоре. Ей понравилось, как маленькая Фурия защищала своё. Грозная в свитере Драко, который сидел на ней, как соблазнительное платье, она была полная силы, хоть не спала уже который день. Просто стояла. Очень уставшая. И забывшая завязать шнурок на одном из кроссовок. Не кричала. В голосе не прорезалось ни единой истеричной нотки. Нет. Гермиона рассерженно чеканила букву за буквой и была не похожа на девочку, которая рыдала в одной из больниц Канады много лет назад. Она выросла. И стала comare. Хоть вела себя неразумно. Просто таки Анна Волларо, поливающая себя бензином и готовая сгореть заживо в протест против конфискации своего имущества одним из кланов Каморры. Только Драко, видимо, не объяснил своей стрекозе, что способность возрождаться из пепла половым путем не передается. Потому стоило умерить пыл. - А ты повзрослела. - Тебе здесь не рады. Вон! - терпеливо повторила Гермиона. Девушка не нуждалась в снисходительной оценке Кьяры. Та всегда была недостижимым идеалом для нее, возможно, потому она ревновала Драко именно к той, перед которой ощущала трепет. До той ночи, когда Донна ошиблась. Оказалось, что она тоже лишь человек. Из-за огромной власти которого Феникс едва не погиб. Смотреть, как ему вскрывают грудную клетку, ломая ещё уцелевшие кости, чтобы добраться до сердца, было отличной анестезией от трепета перед Кьярой. Потому комплимент не льстил. - Это ты, ты виновата! Ты знала, что он мечтает о семье, но не давала ему жизни. Знала, что он из кожи вон вылезет, чтобы впечатлить Донну, и та, возможно, станет ему другом, заменив родных, которых твой отец забрал у него! Теперь он достоин тебя? Знаешь, нет. Он лучше всех Ренов вместе взятых. - Не лучший. Равный, - спокойно отреагировала Кьяра, и Гермиона увидела, что в её золотых глазах блеснула гордость. - Нравится тебе или нет, а он - Рен. Настоящий Рен. - Собралась и убирайся отсюда, сука, и нет, последнее - это не комплимент, как ты привыкла. Ты - обычная сука. Жестокая, алчная тварь, которая, лишь получив свое, снизошла. Секунда - и Гермиона ощутила опасность. Та смертельным холодом вдруг потекла от затылка по хребту, парализуя её. Потому что она услышала, что за спиной у нее кто-то был. Все время. Кто-то, кому её оценка Кьяры совсем не понравилась, потому бесшумные шаги и легкий сквозняк встревожили девушку. Но та не выдала страха и развернулась. Чтобы посмотреть в лицо высокого мужчины. Она ни разу не слышала о нем от Драко, но многократно - от Маурицио. Лик у этого человека был один, а имен - множество. И каждое - до мурашек. Художник. Монстр. Ферзь. Чудовище. Все вместе сводилось к Директору Национальной Разведки. Который был олицетворением самого страшного, однако он просто смотрел на нее. Без угрозы или вызова. Чуть сузив свои темные глаза. - Мисс Грейнджер, Вам стоит быть лояльней, - просто посоветовал он. Гермиона ощутила, что, находясь между самыми смертоносными людьми в мире, она не боится. Более того, мимолетный испуг прошел, а остался странный покой. Все, что она сделала, это развернулась к Фениксу спиной. Как бы защищая его слабость от их навязчивого присутствия. Назгулом в этой палате была не она. Но даже самый страшный и главный не получит её Драко. Никто не получит. Мужчина же тоже обошел её, чтобы положить свою огромную ладонь куда-то за спину Кьяре. Видимо, он поднялся с кресла не чтобы угрожать, а дабы поддержать названную сестру. Сцена была немой и мимолетной, но она впечатлила Гермиону. Даже чудовищам нужна была поддержка. Себе подобных. Почему же Драко её не оказали? Это разозлило её куда сильнее присутствия Кьяры. - Как же вы оба его упустили? - горько спросила девушка. - Раньше, не успевал Драко чихнуть, ты уже все знала, а здесь… ты обещала, что он под твоим контролем в Нью-Йорке. Так как, ради всего святого, Феникс очутился здесь, когда мы не были готовы? Когда я была не готова?! Как его упустила охрана Семьи и агенты национальной безопасности? Ты мне обещала, Кьяра. Обещала, что с ним все будет в порядке. Посмотри на него – это твое понимание «все ок»? У нее болело все и везде. Горело сердце, не позволяя дышать. Тянуло низ живота. Ломало кости. Казалось, все травмы Драко ощущались ею остро и по-настоящему. Потому что третий день она принимала обезболивающие, пытаясь заглушить свою то ли боль, то ли вину, то ли все разом. - Или Вы, всемогущий Бен-как-Вас-там-дальше. Где были Вы, пока его убивали? Где вы, блядь, оба были? Что было важнее Феникса? – Она гневалась, глядя на мужчину и женщину разной крови, но абсолютно одинаковых с виду – высокие, темноволосые, кареглазые, властные, красивые и… жуткие. Рены. Они оба были Ренами. Но не единственными в этой палате. Увы, Кьяра была права. Драко… Драко тоже был неуловимо схож с ними, и никакие зеленые глаза и белые волосы не были маскировкой. Он. Был. Таким. Же. Он. Был. Реном. Все это время. Сам того не понимая или, наоборот, понимая лучше всех, и тогда как же ему было больно, что никто не замечал этого. А когда заметили – стало поздно. Художник и Донна переглянулись. Роковые случайности имели место быть даже в их мире. Они оба были там, где связь не могла их достать. Бену мог дозвониться бы лишь Тео, Кьяре – Дэвид, потому… потому звонки от многочисленной охраны Ренов с сообщением «Феникс улетел» - во всех, мать его, смыслах – не достигли цели. Их телефоны были глухи. Никто не ожидал того, что Драко, устав ждать, завершит дела и помчится к смерти, как тот глупый аристократ времен французской революции, который расталкивал ждущих в очереди на гильотину, чтобы умереть раньше. Его целеустремленность погубила всё. Остались лишь руины. Которые врачи двое суток собирали по кусочкам и только недавно оставили в покое, зашив все, что можно было зашить. Так крепко и надежно, чтобы душа не улетела. - Мне жаль, - вдруг сказала Кьяра. Гермиона вскинула бровь. Она думала, этой суки хватит максимум на «он же жив», но нет. Ей действительно было жаль. - Скажи ему это в лицо, когда он их откроет. Оба скажите. Что вам, блядь, жаль, – тихо посоветовала Гермиона, сожалея, что её глаза не такие же сухие, как слова. Они невольно увлажнились. – Драко же сразу станет легче. В секунду! А пока уходите. Ему нужен покой сейчас. Он должен быть в покое. - Мы просто люди, мисс Грейнджер. Просто люди. - Бен смотрел на девушку и вспоминал свою бессильную злость в день, когда Рей попала в больницу из-за взрыва. Он понимал грань отчаяния, на которой та была. Потому не защищался. - А людям свойственно ошибаться. - Как жаль, что Рены не так всемогущи, как думал Драко. Как жаль, что Монстра не оказалось рядом. А теперь - и не нужно. Сейчас все зависит от Драко. Как всегда, впрочем. - Гермиона посмотрела сквозь две фигуры на третью. Опутанную прозрачными трубками и проводами. Он был один. Где-то там, в темноте и пустоте. Абсолютно один боролся за жизнь, которую отдал. За нее. За Семью. За тех, кто был здесь и беспомощно смотрел. Слезы невольно начали катиться по щекам. - Мы должны сделать все, чтобы он поправлялся в покое. Я заменю всю охрану. Твоя - небезопасная. Драко предали ближайшие. Город нестабилен. Орден нестабилен, как бы ты ни пыталась. - Бен заговорил на “ты”, едва очутился в своей стихии. - Останусь на пару дней сам. Проконтролирую. Мисс Грейнджер, - мужчина кивнул, прощаясь. Подошел к Драко. - Давай, Феникс. Пора домой. Здесь все, чего ты так жаждал. Осталось всего ничего. Ты же так упрям, сукин ты сын. Не время сдаваться. Развернувшись, он вышел. Кьяра и Гермиона остались. Между ними стоял холодок. И абсолютное понимание. - Мы его не бросим. И тебя тоже. Вы в безопасности. Он вернется. Все критично, но… это же Феникс. У него заложено выживание в ДНК. А пока, - она подошла к постели, затем полезла в свою сумку и достала оттуда открытку, на которой детская рука старательно выписала “Выздоравливай, крестный” и дорисовала клеверы, - Эльда ждет, Драко. С нетерпением ждет своего крестного на день рождения через неделю. Вот приглашения. Не оплошай. Женщина поставила рисунок возле букета, полного белых фрезий, глядя на который Гермиона задавалась вопросом - не тот ли флорист его делал, у которого Синьора предлагала заказать похоронный венок? Гермиону взяла оторопь. У Кьяры в её делишки даже дети были втянуты, она использовала дочь, сначала чтобы манипулировать Фениксом, а теперь - дабы выманить его обратно в мир живых, из которого его прогнала её жестокость. Наклонившись, Донна поцеловала Драко в обожженную щеку и зашептала что-то, известное только им двоим. Стрекоза не возражала. Мао шутил, что его мать была ведьмой. Возможно, она передала Кьяре какие-то знания, и та вернет Драко обратно, в мир живых? Сама же девушка смотрела на открытку, и вдруг что-то в ней впервые за последние дни сломалось сухой веткой внутри. Этот наивный клевер, зовущий Драко домой. Его мечты сбывались одна за одной, а его не было здесь увидеть, как много людей было вокруг. Потому, сжавшись, Гермиона беззвучно плакала, кусая костяшки пальцев. Ему пришлось пойти на смерть, чтобы все очнулись. - Пусть отдыхает. - Он никогда не умел этого делать, - попробовала рассмеяться Гермиона, но вышло плохо. Кьяра подала ей пачку салфеток и вышла. Девушка тут же рванула к своему Фениксу и забралась на кровать. Наклонившись, целовала его, куда могла достать - в висок, в сломанный нос, в обе щеки, в разбитые губы, в плечо, покрытое синяками. Царапины, шишки, швы. Боль снаружи, а сколько её внутри, убаюканной обезболом? У него было повреждено так много внутренних органов, сломано так много костей. - Отошла от тебя всего на пару минут, а они уже налетели тут, коршуны, - бормотала она, поправляя Драко его растрепанные волосы. Снова и снова целуя. Его тело больше не было ледяным. В нем теплилась жизнь. - Ничего. Теперь не оставлю. Я никогда больше не оставлю тебя, Драко. И ты… ты тоже не оставляй меня. Нас. Нас всех. Пожалуйста. Ты же сильный. У нее все так же тянуло живот. Ирония была в том, что после той ночи у Ренов Гермиона не собиралась отвергать Драко. Проснувшись, она застала на своей постели Кьяру, которая красила губы и мило предложила ей круассаны. Пока Гермиона крошила миндаль в постель, Донна поведала их алгоритм действий. Она держит Драко под присмотром всю неделю, Гермиона же отправляется в Портленд. - Моя mami - восхитительная женщина, но я считаю, тебе нужно чуть больше времени прийти в себя. Подыши, подумай, побудь на расстоянии, и когда он вернется - ты будешь по-настоящему готова. Встретишь его, простишь, и дальше Драко справится сам. Какая-то кучка недоумков не победит его. А я не настолько влиятельна на его душу, дабы он очнулся. Потому самолет ждет. Все было рационально. Оставить Драко в безопасности и подготовиться. Ещё в самолете Гермиона поняла, что ошиблась. Едва пристегнув ремень, она захотела обратно, понимая, что в душе, хоть была боль, любви было больно, но ей неожиданно стало плохо. Тело, словно не приняв её близость с насильником, отвергло их близость, и у нее началось кровотечение. В Портленде Гермиону забрали с аэропорта сразу в больницу, где диагностировали разрыв кисты яичника, и девушка попала на операцию. Потому не общалась со своим Фениксом, не послала тому лучи прощения. Лежала в палате, заваленная вниманием, которое оплатила Донна, и была без сил. Ощущала, что тело предало её, но злиться желания не было. Как и беспокоить Феникса - она видела, что с ним случилось от её пореза. К тому же Кьяра каждый день говорила, что все в норме, что он в безопасности, что она уже договорилась со своим названным братом, и тот тоже прилетит в Портленд. Они все были готовы. А потом Драко появился из ниоткуда, застав звонком Гермиону в моменте, когда она вот-вот должна была выписаться из больницы и поехать по делам. Думая, что мужчина еще в Нью-Йорке, девушка солгала, потом отправилась за мечтой для Феникса, которая уже ждала, а вернувшись домой, оцепенела, обнаружив на пороге букет сирени, сиротливо завядший от мороза, и под кожей поползли мурашки. Она тут же бросилась звонить Донне. Та тут же вылетела в Портленд. Реджиме появились раньше. И врассыпную искали Феникса по разным точкам сбора Ордена, пока не нашли того в старых доках. Нашли и упустили, решив, что их задача - только убивать, никак не спасать. За их ошибку Кьяра, добравшаяся до города, расквиталась с каждым лично, но сначала они все искали Феникса. Задаваясь вопросом - как раненый мог уйти далеко? Гермиона навсегда запомнила момент, когда стояла у доков и смотрела на рыжий от крови Драко снег. Шла вглубь леса, а потом вспомнила об их тропе. На одной из развилок она его и нашла. Уставшего, истекающего кровью, шепчущего то её, то свое имя. И сжимающего сломанными пальцами цепочку. Ему было настолько одиноко, что он решил остаться с ней до конца. Теперь цепочка была в волосах у Гермионы. Вымытая от крови, она сверкала. Цепочка в крови. С такой началось когда-то её предательство, теперь - искупление. Та звенела, заманивая Драко обратно, но тот не спешил очнуться, а девушка нервничала. Даже сейчас, когда худшее было позади. Кусала губы и целовала Драко. Снова и снова. Иногда прижималась ухом к его грудной клетке, чтобы услышать, как бьется сердце мужчины, которое запускали прямо в тех же доках, перетащив туда врачей и аппаратуру, потому что времени было в обрез. Или просто слушала, как Драко слабо, но дышит. Лучшие звуки в мире. Стук его сердца. Шелест его дыхания. Ей никогда не забыть цену его жизни. Не забыть, как его реанимировали. Как мучительно долго возвращали к жизни. Как стаскивали проклятую, красную от крови рубашку. Как он в муках воскресал. Совсем не по-библейски. Это было похоже на второе рождение. Только страдала другая женщина. Тоже в крови. Его крови. Держащая Феникса за руку. Не отводящая взгляда. Ни тогда, ни теперь. - Я люблю тебя. Я больше не уйду. Я буду ждать сколько нужно. - Гермиона не стала пересаживаться. - Мы говорим смерти “не сегодня”, да? Не сегодня и никогда, - прошептала Гермиона фразу, авторство которой многие приписывали Джорджу Мартину и Арье Старк, а на самом деле принадлежащую “Белому Шуму”. - Не сегодня, мой милый, не сегодня. Когда Гермиона отводила взгляд, то тот падал на фрезии. Цветы, которые мечтала добавить в свой свадебный букет. Сглотнула. Флористы Синьоры никогда не ошибались. Теперь ей разве что оставалось положить их на крышку гроба. И ненавидеть фрезии до конца своих дней. Такие от них у нее была ассоициации. Цветы, пахнущие скорбью и горем. Ей хотелось выбросить их, но это было не ей подношения. От нее Драко ждала сирень. Вдруг он пойдет сквозь тьму на запах?! Свернувшись клубочком, она уснула рядом, держа Драко за руку. Сегодня ей было чуть спокойней, ведь Бен обещал охрану, а значит можно было не тревожиться, что её прирежут во сне, и она ничего не сделает, когда Драко отключат от аппаратов, помогающих ему жить. Когда Кьяра вернулась с чашкой кофе для девушки, та тревожно, но спала. Поправив на ней одеяло, Донна вышла. Бен курил, наплевав на писк сигнализации. Протянул руку, и Кьяра забралась под нее, укладывая голову на плечо. Её лодочки упали на пол. Художник был единственным, при ком она не боялась казаться ниже. Он и papi. Потому что был копией отца. - Все будет в порядке. - Мы так облажались, Бен. - Наконец, сказала она. - И он выживет просто ради того, чтобы сказать нам это в глаза. Драко всегда знал, на что шел. На что вы все шли. На мафиозных войнах не бывает ни Красного Креста, ни Женевской Конвенции. Все вышло, как вышло. А теперь засыпай, Кьяра, я постерегу вас всех. - А если он умрет? - тихо спросила Кьяра, чуть вздрогнув. Брат обнял её крепче. Но, к её ужасу, промолчал, а значит он тоже был не уверен. И это пугало. *** Три дня спустя Гермиона плакала. Это было первое, что осенило одурманенный мозг Драко. Ничего не соображающий, он продирался сквозь темноту, потому что где-то там стрекозе было больно, и рефлекс защитить её был сильнее всего на свете. Потому Феникс пробивался из вязкого вакуума и через силу пытался вытолкать из себя слова. Выходило плохо. Легкие обожгло, но он был упорен. - К-кэйлин… - его голос звучал сипло. Драко был не уверен, что она услышала, ведь плакала столько горько, что хрипота могла и не пробиться. Чуть напряг горло, которое изнутри было словно порезано. Будто он глотал битое стекло, - не п-п-плачь. Я… я могу… пом-м-мочь? Я… всё… сделаю… только… - дальше он говорить не смог. Задохнулся. - Драко? - Её голос прозвучал настороженно, а затем в каждой букве - даже глухой согласной - прозвучал восторг, - Драко! Ох, Драко. Драко-Драко-Драко! Мужчина попробовал приоткрыть глаза. Воспоминания брызнули ему прямо в лицо. Возвращение в Портленд. Воздушный змей. Многочасовые пытки. Огонь. Снег. Его путь сквозь лес и смерть. Умирая, он тоже слышал это “Драко-Драко-Драко”. Так что же выходило - загробная жизнь существовала? Тогда он, видимо, попал в ад, ведь все болело. Ад, где вечность будет слышать голос Гермионы и её плач, слышать и скучать каждую бесконечную минуту. С усилием разлепив глаза, Феникс сквозь пелену сообразил, что, кажется, нет. Возможно, он жив. Поскольку видел Гермиону. Слабо, через мурашки перед глазами и дурман от лекарств, но видел. Её и смертоносные фрезии. Весьма походило и на похороны, с другой стороны. Или все же… все же он жив? Или...вдруг она тоже умерла? Это заставило его хаволноваться. - Не плачь… - повторил Драко. Мир не становился ярче, но четче. Медленно, лениво, но реальность входила в мозг Феникса. И первое, что он увидел, - это блестящие слезы на щеках Гермионы. Сообразив, - слабо, с опозданием - что не умер, Драко, помнивший, как горела кожа на лице, инстинктивно дернулся. Желая ладонью прикрыть участок, который должен был выглядеть жутко. Чтобы не пугать её, свою стрекозу, чтобы ей не было неловко или страшно. Но тело повиновалось плохо. Да и сразу все вокруг запищало, и лишь в эту секунду Драко наконец понял, что в больнице и какие-то провода не дали ему пространства для движения. Он устало опустил руку. Обреченно. С другой стороны, раз Гермиона сидела, значит уже видела. - Как я… могу… помочь… - ему мешали дурацкие канюли, но второй раз тянуться Драко не стал. Его волновало присутствие Гермионы. Всю свою жизнь он приходил в себя один. Операций было много и разных, а пробуждение было одинаковым. Он и равнодушная палата. Никакой помощи, поддержки, цветов. Ни даже лимонов. И воды. Никогда не было воды. А сейчас возле девушки стоял целый графин. Выходит, от него что-то было нужно. Что именно - Драко не понимал, ведь все, что было, всё, что мог, - уже отдал. Но Гермиона была здесь. Значит, наверное, он должен был ей ещё что-то. Мог помочь. Ведь она зачем-то, как-то нашла его и сидела здесь. Спасла ему жизнь. Какова была цена в этот раз? Потому Драко, повинуясь привычке всегда ей помогать, повторял вопрос. Как бы показывая, что да, он в форме. Справится. Не нужны сантименты. Лишь суть проблемы. - Все в порядке, - прошептала девушка, бережно поглаживая его по запястью. Феникс напрягся еще сильнее. Никогда не знавший бескорыстной доброты к себе, он, естественно, ту не узнал. Потому попробовал сглотнуть, но ничего не вышло. Кашель снова обжег его, сотрясая тело. - Тихонько, Драко. Не делай резких движений. Что ж ты суетишься-то так. Пожалуйста. Ляг и не дергайся. Тебе нельзя напрягаться. И он, привыкший слушать её просьбы, - любые, абсолютно любые - замолчал и перестал шевелиться. Но облегчения не было. Только тупая злость на себя. Что он забыл, где проебался, что не предусмотрел? Вряд ли бы Гермиона сидела здесь ради пустяковой просьбы, видимо, случилось что-то сложное, а он беспомощно лежал, потому что плохо подготовился и что-то упустил. В голове Драко не было ни единой мысли для себя. Ни радости от того, что первый раз очнулся не один и было кому налить ему воды в чашку. Ни восторга от того, что выжил. Ни мыслей “как?”. Только разочарование в себе. И боль, которая взрывала все его тело, была не поводом первый раз в жизни пожалеть себя, нет. Лишь раздражающим фактором, который тормозил его. Если Гермионе нужна была помощь, ему придется попросить у нее пару дней отсрочки. Броситься сразу тело не позволит. Он помнил, что ломали его знатно. - Ты жив. Ох, Драко. - Но что… мне… сделать? - Ничего. Просто набираться сил. И капризничать, как положено человеку, - сквозь слезы улыбнулась Гермиона. Мысль его девушка не читала. Видела только, что Феникс плохо соображает. Потому пыталась внушить ему простую команду: отдыхай. А потом поняла, что это глупо. Если Драко чего и не умел, так этого: ничего не делать. Каждый день с шести утра и до двух ночи он был занят под завязку. - Хочешь пить? Или врача позвать? Только кивни, и все будет. Все, что ты захочешь. Девушка вытерла слезы, коря себя за слабость. Она старалась держаться, но очень устала. Читая перечень травм Драко, плакала, понимая, что мужчина никогда не захочет вернуться в мир, где его тело познало столько боли. Плакала, потому что ему болело, и она видела это. Как он морщится, как стонет от каждого поворота, как страдает, как беспомощно зовет то её, то никогда не существующего Бастера. Но не так Гермиона хотела встретить его. Не для того она красила глаза, чтобы размазывать тушь по щекам. Потому старалась улыбаться, но облегчения не ощущала. Потому что Феникс смотрел на нее все тем же серым, бесцветным взглядом. Не то чтобы девушка ждала плясок, но сейчас в нем жизни было меньше, чем в ночь, когда у него остановилось сердце. Ей даже захотелось приложить ухо к его грудной клетке, где стало на одну испорченную татуировку и дюжину шрамов больше, дабы убедиться - то еще бьется. Потому что не верила аппарату, который считывал его пульс. - Может, поесть? Я приготовила все, что тебе можно. Немного пюре, Драко? Или хочешь почитаю тебе? - Девушка указала на стопку, где лежали все сокровища британо-ирландской литературы: от Диккенса и Йейтса до Толкина и Брэма Стокера. - Милый… давай позову медсестру, и она уколет тебе снотворное? - Усыпить меня хочешь? - хрипло прокаркал Феникс. Все так же не мог сглотнуть. Понял, что безумно, как и всегда в такие моменты, хочет пить, потому потянулся к графину, но достать не смог. Боль дернула его назад, и он устало вернулся на место, сцепив зубы. Ненавидел это. Ненавидел всей душой. Слабость. - Пить, да? - Нет, - сухо ответил он. За последние месяцы он одичал ещё сильнее, потому абсолютно не понимал, как себя вести. А брать что-то, еще не зная цену, не хотел. Из рук Гермионы всё стоило дорого. К тому же Драко всегда старался подчеркнуть, что помогает бескорыстно, потому отказался и в этот раз от подачки. Тем более кэйлин на годы вперед с ним рассчиталась в последний раз. Тогда. У Ренов. Когда было хорошо. Настолько, что даже сейчас что-то потеплело. Драко всё помнил. Все моменты, когда к нему проявляли участие. Потому не хотел брать больше, чем положено. Хоть и умирал от жажды. Потому он отвернулся и терпеливо ждал, когда останется сам. Прислушивался к себе, ощущая новые травмы, шероховатости, ожоги. Искать свое отражение не стал. И так понимал, что лицо очень травмировано, а значит - изуродовано. Удивился, что уцелело оба глаза, хоть на левый он видел хуже. Пока или навсегда - ему предстояло выяснить. Как и многое, многое, многое другое, но сейчас Драко хотел безопасного одиночества, в котором знал, как себя вести, и немного воды. Пытаясь чем-то занять себя, он читал корешки книг. “Легенда о Сигурде и Гудрун”, “Холодный Дом”, “Земля друидов, снов и струн”... Он бы хотел ощутить себя, очень хотел, тем бедняком, у которого лишь грёзы, и мысленно вернуться на изумрудный остров, но потом Драко наткнулся на “Франкенштейна” и ощутил свой приговор. Да. Монстр. Там был Монстр. Безымянное Существо, которое всю жизнь гнали отовсюду, а оно жаждало познать дружбу. Существо. Феникс знал, что за спиной его тоже так называли. Не человеком. Были люди, а было “жестокое существо, стерегущее порт”. И Гермиона. Гермиона тоже так говорила. Кьяре. В ту ночь, когда продала его. Существо. Не боящееся огня, лишь людей, а потому очень злое. Он всегда был отдельно от них. И сейчас… сейчас даже рядом с Гермионой - особенно. Ведь был шит-перешит, кроен-перекроен врачами, монстр, созданный по лоскуткам. Труп, который воскресила наука. Ни дать ни взять - Существо. Вот только кто был его Франкенштейном? Гермиона или Донна? Кому хватило силы воскресить? Драко ощутил нежное касание руки. Без лишних слов Гермиона ласково гладила его запястье в бинтах. А ему и было приятно. Потому он молчал. Позволяя это себе, как компенсацию. Затем вдруг понял, что от руки стрекозы идет какой-то блик. С трудом опустив взгляд, обнаружил, что на её тонком пальце - его кольцо. Обручальное. Увидел и потрясенно уставился на девушку, задумавшись - а вдруг… вдруг все действительно ради него? Было ли возможно прощение? Вернулась ли она к нему, его Гермиона? Могло ли быть так, что стрекоза была рядом, как те люди, которых Драко видел в многочисленных больницах не у своей постели? Как те женщины, которые просто хотели быть рядом, чтобы помочь. Могло бы быть так, что в этот раз… Последние месяцы он каждый день обдумывал свое преступление и настолько убедился, что прощение невозможно, что, естественно, осознание не пришло и сейчас. Драко лишь вяло посмотрел на девушку, не в силах выразить ничего. Просто сдерживая себя, чтобы не обмануться. Дернулся, когда её губы коснулись виска. - Ой, прости, тебе больно. Я просто рада, что ты здесь, - прошептала девушка, нехотя отстраняясь. Она хотела отдать Драко все поцелуи, что задолжала ему жизнь. Все объятия. Подарить ему всё тепло, что мужчина никогда не знал. Но Феникс, как неприрученное тысячи лет назад животное, отползал от костра, нежели грелся у него. А она смотрела на его грудную клетку. Разбитая стрекоза. Шрамы. Цена жизни и любви, что он заплатил. А вокруг - все в синяках, проступивших под кожей, как взорвавшиеся звёзды. Драко повернулся в сторону окна. Апрельское солнце стояло довольно высоко, давая небу ясность. Но не это приковало взгляд Драко, а яркий, цвета фуксии воздушный змей, который трепыхался, привязанный к окну его палаты. Он ловил ветер и танцевал. Бился об окно, словно желая попасть внутрь. Завис. Как завис и Драко. А затем все сложилось в его разбитой голове. Перед смертью Феникс отправил свою видеозаписку Кьяре на облако. Не Гермионе, нет. Донне. Знал, что из-за понятий чести женщина смотреть не будет, но в случае необходимости передаст кэйлин. Если та будет убиваться или винить себя. Страховался. Выходит, то, что он остался в живых, Донну не остановило. Она показала видео Гермионе, и теперь та сидела здесь, переполненная сочувствием и жалостью. Не любовь усадила её на этот стул, а вина, на которой Кьяра манипулировала. Видимо, суке все ещё было что-то нужно, порта недостаточно, и она снова действовала через Гермиону. Тогда - насильно, теперь просто пользуясь доброй душой кэйлин и… его. Его душой. Продав самое сокровенное, предав огласке то, что Драко не рассказал бы, оставшись в живых. И теперь ему казалось, что это его душу привязали, выкрасили в шутовской цвет и повесили у окна. На общее обозрение. - Она не должна была показывать его тебе, - хрипло сказал Драко, и Гермиона встрепенулась. То видео просто разбило все её представление о Фениксе. Она о нем ничего не знала, выходит. Девушка смотрела записку Драко в палате. Его улыбка, его слова, его наивное хвастовство рубашкой контрастировали с результатом, который лежал на больничной койке. Ей казалось, она наизусть выучила бесхитростные признания, которые всегда жили в Фениксе и которыми он хотел поделиться. Не красноречивый, он донес ей простым языком, что она, собственно, единственное, что ему было нужно. Кроме змея и собаки. И от этого жутко болело. Она не представляла, что Драко ощутил, когда она прогнала его. Для нее это был разрыв отношений, на Феникса же обрушился весь его мир. Неудивительно, что он оказался погребенным под завалами. Она пересматривала снова и снова. То видео. И сотню других, что предоставил ей Художник с камер по всему городу. Курила часами, осознавая вину. Драко в день смерти одиноко шатался по всему городу. Ел бургер в машине, пил кофе, пускал змея. Баловал себя, как умел. И никто, никто, никто его не заметил. Он ушел, уверенный, что не нужен никому, а хуже - что не прощен, хоть Гермиона забыла напрочь о какой-то там вине. - Драко, она поступила верно. - Вот как… - он слабо усмехнулся. Значит, спасение было общей идеей. Две девушки подумали за чашкой кофе, что ему, наверное, стоит жить дальше. И не спросили его мнение. - Вы решили за меня, а я просил? Вы что-то придумали, а мне… мне начинать все сначала. Во всех смыслах. Он отдал порт. Свою цель в жизни. Завершил дела. И… реабилитация. Драко, как все бывшие военные, знал, проблема не в травме, никогда не в травме, а в реабилитации. Сколько сил и времени уйдет на то, чтобы снова начать жить? Чтобы вернуть гибкость пальцам, меткость, убрать дрожь от слабости, стереть боль? Сколько всего и… зачем? - Драко. Мы хотели помочь! - Что, Драко? Если вы решили, почему простили, когда было поздно? Потому что так было эффектней? Хотели посмотреть, как далеко этот идиот дойдет? - Злость придавала Фениксу сил. Ничего не понимал. Гермиона говорила о помощи, но выглядело так, будто был участником ебучего реалити шоу, где всем было интересно узнать его предел, а затем кинуться со слезами спасать. Будто за жизнь тоже нужно было заплатить сначала смертью. Которой Драко просто хотел искупить свой грех перед Гермионой, не более. А теперь выходило, что ничего не искуплено, а чем плать больше не было! Зато девушка сидела рядом. Поливая его сожалением и сочувствием. Чувствами, которые унижали. Ему всю жизнь, даже сейчас, просто хотелось безусловной любви. Жалость даже в детстве не шибко привлекала мальчика, который всегда старался стойко переносить удары, чтобы силой заслужить любовь. Показать, что он все понимает и принимает, и его вот можно наказать, а потом уже - любить. Но не жалеть. - Мы просто люди, - вдруг сказала Гермиона, - и мы ошиблись. Драко легче не стало. Но он кивнул. В эту секунду мужчина подумал, что проснуться в палате одному даже не плохо. Нет ни надежд, ни правил. А так Гермиона вроде была здесь, рядом. Но он привычно умирал от жажды. И в душе было, как всегда, пусто. Она была выжата, как злополучный лимон, и осталась лишь помятая оболочка. Закрывая глаза, Феникс подумал, что если жив… то хотел иного для себя. Никакой жалости, чужой вины и “рядом из чувства сострадания”. Понял, что раз у него не выходило с людьми, то он лучше будет сам по себе. Один. Поедет в Нью-Йорк к суке Кьяре, которая милостиво приняла его в Семью, да пошлет её нахуй. Он рассчитался. Они договорились на свободу Гермионы и порт, потому больше Драко ей принадлежать не собирался. Потому благородство та женщина могла засунуть себе туда, куда её имел Дэвид. Ему было все равно. Он хотел просто жизни. В тихом месте. Без войны, без преступлений и… без Гермионы, да. У него не удалось сделать её счастливой. - Кьяра была в Белом Доме, она упустила тебя и… - Да плевал я на эту суку, - прорычал Драко, сдирая проклятые канюли. Дернулся, и пара аппаратов тревожно запищала. - Плевал, ясно? Хоть ты и не верила. А ты, где была ты? Я звонил тебе, когда прилетел. Я приехал к твоему дому, чтобы увидеть тебя перед смертью. Если ты хотела простить - у тебя были все шансы. Мне не нужна ебучая жалость. Я хотел, хотел умереть, потому что устал, но даже это у меня забрали. Так что, мисс Грейнджер, куда же ты пропала? - Я была занята, - тихо ответила Гермиона, удивляясь, как негативная эмоция наполняла Феникса силой. Как ветер, надувающий паруса в бурю. Но проблеска жизни не было никакого. - Чем же? - фыркнул Драко. - Скорее, кем, - загадочно протянула она, и мужчина нахмурился. Усмехнулся так косо, что потянуло все мышцы на лице. Что-то лопнуло. То ли шов, то ли волдырь от ожога. Он бы не удивился, если бы стрекоза сейчас ткнула его мордой в какого-то нового сопляка, с коим трахалась. Это было бы тем пределом, за которым не осталось бы ничего, кроме пустоты и пепла. Хоть, наверное, он переступил уже давно и это, поскольку вместо ревности ощутил… ничего. - Сейчас познакомлю, - просто пожала плечами кэйлин, поднимаясь. Драко, пользуясь паузой, потянулся к кувшину и стал жадно из него пить. Похуй ему было, кто её ебал по ночам, он просто хотел пить. Побольше. Потому делал большие глотки, стараясь водой заполнить черную дыру. Как вдруг услышал… нет, не смех. Не мужской голос. Лай. Высокий собачий лай. Услышал и, оставив графин, о который клацнули передние зубы, - странно, как их не выломали - повернулся в сторону двери. Которая распахнулась, и в ней он увидел Гермиону с белоснежным щенком скотч-терьера на руках. Который заливался лаем и пытался вырваться. - Бастер, - потрясенно прошептал Драко, и внутри что-то рухнуло. Какая-то дамба сломалось, и все хлынуло наружу. Жизнь, которую у него пытались забрать, неожиданно наполнила мужчину до кончиков пальцев, которые онемели. В следующую секунду девушка присела, выпуская пса, и тот, скуля и хромая, подбежал к постели, на которой Феникс переживал самый удивительный момент в своей жизни. Щенок жалобно завыл, поскольку был слишком мал, и мужчина, позабыв о швах, приборах и запрете на резкие движения, подался вниз, чтобы подхватить белый комок в руки. - Бастер, - повторил он без всякого сомнения, не обращая внимания на боль. Тот, перестав скулить, встал на задние лапки и лизнул Драко в нос. Его глаза-бусинки внимательно смотрели на Феникса. Хвостик смешно мотылялся из стороны в сторону. - Черт побери, Бастер. Бастер. Привет, Бастер. Привет, - он начал чесать щенка за ушами, а потом поцеловал в макушку. Пес радостно залаял и снова стал облизывать Драко. Теперь интенсивней и радостней. - Мой Бастер. Я так долго тебя ждал. Гермиона шмыгнула носом. Она видела не взрослого, сильного мужчину, а маленького мальчика, который наконец получил заветного пса и не мог нарадоваться. Эта любовь была настолько мгновенной, что стрекоза даже не поняла - а как раньше-то Феникс обходился без Бастера, если они были будто созданы друг для друга - никому не нужный, травмированный Драко и бракованный, хромой щенок, которого хотели усыпить в питомнике, но она забрала его для Драко. До последнего девушка не знала - Малфой хочет черного пса, как у Энид Блайтон или все же белого, но едва увидела объявление - сразу поняла: их Бастер нашелся. Драко наконец получил все, что хотел - воздушного змея, скотч-терьера и её, но вот была ли она ещё нужна - вопрос оставался открыт. И сейчас был не важен. Драко же, позабыв обо всем, не переставал гладить и целовать свою собаку. Бастер, перевернувшись на спинку, подставил живот под ладони Феникса. Скучающий под охраной в больнице, он, наконец, дорвался до свего человека, которого ему показывали по пару минут в день и не давали полизать. - Ага, ты все-таки мальчик, - хмыкнул мужчина и рассмеялся. Его безжизненные глаза загорелись зеленым. Будто зима заканчивалась, и клевер пробился сквозь мерзлоту. - Хороший, хороший пес, да? Мой верный пес, правда? Да? И я тебя люблю. Он поцеловал собаку в мокрый нос. Все было правильно. То, что он уже любил пса, и то, что тот любил его. Драко, всегда сомневающийся во всех, в этот раз ни на секунду не задумался. Бастер любил его. Он видел это. Ощущал. Наслаждался. Впервые в жизни кто-то без слов и условий взял и полюбил его. В секунду. - Гермиона, где мой телефон? - вдруг спросил Драко, поднимая голову. - Мне нужен телефон. Видишь, у него что-то с лапкой. Нам нужен ветеринар. Почему ты его еще не свозила? - Я была… немного занята последнюю неделю. Он смерил её тяжелым взглядом, словно осуждая за безответственность. - К тому же это не травма, а брак породы. - Брак породы, говоришь? - повторил Драко, внимательно изучая переднюю лапку. Пес заскулил, но Феникс пощелкал языком. - Я не причиню тебе вреда. Только посмотрю. Брак породы. Я знаю, каково это, дружок. Ничего. Мы справимся. Видишь, у меня тоже, - он показал Бастеру свою руку в бинтах и гипсе, - это нас не определяет, мы справимся, обещаю. Хоть и после длительной реабилитации, которую пройдем вместе. Ему было удивительно спокойно. В эту секунду Драко не сомневался, что этому псу с ним будет хорошо. Он сможет нести за него всю ответственность, хоть сам не мог бы сейчас и до душа дойти. Но ему было все равно. - Спасибо, Гермиона, - тихо поблагодарил Феникс, продолжая гладить пса. Его зеленые глаза блестели, как у пса. Драко думал, что однажды поверил, что у них с этой девушкой будет маленькая колибри, и это у него отобрали. У нее тоже - стрекоза не могла иметь детей, Малфой знал это. Но то, что она подарила ему Бастера… это вызвало в нем куда более мощные эмоции, ведь пса он хотел с самого детства. К тому же Гермиона ему больше не принадлежала. - Ты будешь ему хорошим папочкой. - Я буду заботиться о нем очень хорошо, - пообещал Драко, и кэйлин стало не по себе. Звучало как прощание, но она-то никуда не собиралась. Феникс же, как мальчишка, игрался со своим щенком, позволяя тому покусывать уцелевшие пальцы. - Нам будет очень хорошо вдвоем, да, Бастер? Он уже все решил. Увидел, как где-то далеко живут двое: мужчина и собака. Оба белые, как пики гор. Немного бракованные для мира, ну и плевать. Драко легко было представить, как они гуляют среди ирландских холмов. В первое время - хромая, потом шаги будут все уверенней. Эта картина так ему понравилась. От выкрашенной в желтое двери домика до завтрака в забегаловке, где они будут есть один бургер на двоих, потому что он будет делиться самым вкусным - обжаренным до хруста беконом. Но делать при этом строгое лицо, ведь псам нельзя. От прогулок в магазин до вечеров у камина, где он будет размышлять о своем, а Бастер спать на руках. Мир. Всё дышало миром. И Драко захотел туда, в свое будущее. Ужасно захотел. Хоть и знал, что всякий раз, готовя ужин, будет косится на дверь, как делал это прошлые месяцы с тупой надеждой - а вдруг? Мужчина прекрасно понимал, что каждый день ему будет не хватать её - его Гермионы, но… да что с того? У него будет Бастер, любящий безусловно, и это приятней, чем девушка, плененная жалостью. Кто знает, возможно, они с Бастером запустят еще парочку змеев? - Драко. Сегодня ты устал. Позвоню ветеринару и вызову его на завтра прямо сюда, чтобы осмотрел Бастера при тебе. - Гермиона видела то, чего не замечал Феникс, уже начавший отдавать свою любовь. У него на лбу выступила испарина, а руки начали мелко дрожать от усталости. Малфою нужен был отдых. - Давай ты поешь, а потом будешь спать. Тебе необходимы силы. Бастер, иди ко мне. Иди малыш, поедем домой, а завтра снова навестим папочку, да? Щенок перестал вилять хвостиком. Улыбка исчезла с лица Драко. Он замер, а потом прижал Бастера к себе здоровой рукой и отрицательно покачал головой. - Нет. - Драко, это неразумно, к тому же собака не может жить в больнице. - Нет, - повторил он тоном капризного ребенка, а в следующую секунду выпалил: - Я больше не могу быть один. Это чувство пожирает меня даже сквозь дурман. Потому нет, Бастер остается. И пусть кто-то попробует возразить. Щенок, словно понимая каждое слово, залаял. Миг - и он юркнул под руку Драко, который лег обратно. Вздохнув, малыш положил свою морду на плечо мужчины. Гермиона оцепенела. От бескомпромиссного “остается”. Бастер. Остаться мог лишь пес. Всем своим видом Малфой показывал, что кроме щенка все лишние, включая её. - Хорошо. Мы останемся, - кивнула она. Погладила пса по голове, и тот невнятно тявкнул, а затем уснул, пуская слюни на Драко. Когда же Гермиона хотела обнять мужчину, тот вдруг вздрогнул. - Больно, - просто сказал он. Никогда, никогда не жалующийся, сейчас он сказал это очень четко. Внятно. Донося мысль: она причинила ему боль. Касанием или присутствием. И это слово ударило в солнечное сплетение. Это и все предыдущие. Фразы Драко были как бочковые ракеты - неконтролируемые и жестокие. Она ведь старалась успеть, но была в больнице. Беспомощна перед болью. А Феникс так сердился, что не давал ей прикоснуться и, наконец, впервые за неделю хоть немного расслабиться. Но сдаваться Гермиона не собиралась. Потому убрала руки и вернулась на свой стул. Заговаривала Феникса, глаза которого и без того закрывались. Когда мужчина отключился, Гермиона забралась в постель, как делала все дни до этого. Бастер настороженно зарычал. - Ну-ну, ты еще на меня полай, ёршик ты мелкий, - шутливо пригрозила девушка собаке, - я тоже его люблю, придется подвинуться. Щенок возмущенно засопел. Драко заворочался во сне. Гермиона обняла его за спину, нашептывая: “Все хорошо”, дабы Феникс не проснулся, и он привычно напряженно подчинялся. Но сначала нашел Бастера рукой и накрыл своего щенка. Тот благодарно лизнул ему руку. Так они и спали втроем. Compare, comare и их верный пес. *** Если честно, появления Бастера ждала прямо до дрожжи. Всю историю. И, наконец, это верный друг с нами. Ууууууууу. Они просто ууууууууу. И да, я таки жду ваших поцелуев в отзывах за то, что оставила вашего Феникса живым;)