Мир явно ненавидел Камадо, раз он решил над ним так измываться. Его не волновали страшные раны, не беспокоили двое убитых им демонов, даже ярость Кумика, запах которой уже в коридоре, не мешал ему корить себя. Если бы он разрубил того ублюдка сразу, в то самое мгновение... Бакуго не похитили бы. Сердце изнывало от скорби, левая рука и правое плечо горели от боли. Только клинок, который не осмелились забрать у него врачи, был с ним. Танджиро крепко сжимал его рукоять, ощущая, как на бинтах появились свежие пятна крови.
«Больше я не совершу подобной ошибки, — Камадо встал с койки, оставив катану на ней. Его семья уже рядом в такой ранний час... — Не буду медлить».
Камадо приближался к сёдзи, ощущая, какая же лютая ярость за ней скрыта. Кумика громко кричала на врачей, которые попытались её остановить, что, к сожалению, оказалось тщетно. Разъярённую мать не остановить, особенно когда её ребёнок лежал в больнице со страшной раной. Самоотвержено, не обращая внимания на врачей и говор отца с дедушкой, она шла прямо к нему. Танджиро поражался такой сильной любви матери к своим детям. Настолько сильная, что она когда-нибудь сведёт её с ума...
— Где мой сын?! — кричала она, резко открыв другое сёдзи. Кажется, что врачи до сих пор не сказали ей, где он сейчас. — Почему вы молчите?! Где Танджиро?!
— Мэм, к нему сейчас нельзя, — говорил доктор, уже явно подуставший от общения с такой буйной женщиной. — С ним всё хорошо. Дали сильные обезболивающие, так что он сейчас должен спать, — мужчина вздрогнул, резко ощутив на себе взгляд этой трижды проклятой женщины. Холодный, полный стали и ярости. — Кожа в порядке, даже пересадка не нужна! — неожиданно громко, даже для себя, заговорил он. — Крепкий малый, однако операция не помешает, если вы, конечно, дадите согласие. Иначе он останется со страшным шрамом.
— Где мой сын? — холодным страшным голосом повторила она свой вопрос, ещё более требовательно глядя на врача.
Камадо открыл сёдзи и вышел, немного пошатываясь из-за сильных лекарств. Кумика словно бы чувствовала, что это вышел именно её сын. От её ярости, стали и холода мало что осталось, стоило ей увидеть своего ребёнка. Естественно, в первую очередь она глянула на его перебентованную руку, с небольшими алыми пятнами. Больничная одежда, спокойные уставшие глаза. Её сын жив. Кумика сорвалась с места и ударила его по щеке, оставляя кровавый след на коже. В удар, казалось, она вложила весь свой гнев и всю свою любовь. На её глазах слёзы.
— Танджиро! — со всхлипом сказала она, резко обнимая сына. — Не пугай так больше! Слышишь!
Танджиро молча улыбнулся, нежно, искренне. Сам обнял её правой рукой, не смея прикоснуться левой, что была заляпана кровью. Врач сразу заметил это и сообщил проходящей мимо медсестре, чтобы та пришла и поменяла повязку. За спиной матери были Хитоши, Хадаки, Харуми и даже Кента. Сестра не выдержала первой. Она медленно подошла ближе, обнимая брата с правой стороны. Слёзы, запах волнения и страха за его жизнь. Танджиро прижался к их головам, пряча в их макушках изменения на своём лице. Теперь уже он скорбил и злился. Он бы всё отдал, чтобы жить нормально и без всех этих слёз и страхов. Его сознание вновь отторгало это тело, принимая его за чужое. Анатта едва сдерживала его чувства.
«Я ненавижу себя... — Камадо попытался улыбнуться, ощущая, как Кента также не выдержал и подошёл к ним. — Ненавижу... — Анатта трещала по швам, улыбка же осталась. Внутреннее и внешнее состояние противоречили друг другу. — Если бы не я... Если бы я не был здесь, — Камадо ощутил, как его отец обнял их всех. — Будь я мёртв, ты бы сейчас не видел это... Не было бы твоё тело так изуродовано... Не видел бы их слёз и не ощущал их страх за себя, — Камадо пролил пару слезинок, ощущая, как улыбка дрожала. —
Какой же ты жалкий ублюдок, Танджиро Камадо»...
Хадаки наблюдал с улыбкой за данным событием, Демон скрёбся изнутри, пытаясь заставить его завидовать. Он подавлял своё «Я», зная, что Манами не обрадуется такому исходу. Она бы тоже сейчас улыбалась и радовалась за них, после бы крепко обняла свою семью. Манами не позволила бы ему сейчас испытывать зависть или ревность. Правила его жизни давно поменялись, даже несмотря на попытки Демона их изменить. Заставить ревновать, жаждать крови и насилия, ненавидеть. Человек и Демон не могли сосуществовать в одном теле. Один или никто. Выбор уже как пятьдесят лет на Человеке.
«Да... — Камадо резко приблизился к ним, сильно обнимая всех. — Стареть и умирать рядом с тобой – счастье»...
— Хватит плакать! — Хадаки улыбнулся и мгновенно отстранился, пытаясь сдержать наигранные слёзы. — Иначе я заплачу!
— Ты иначе не можешь, пап, — Кумика вытерла слёзы, с улыбкой вспоминая детские дни. Хадаки всегда плакал, когда она плакала, из-за чего уже ей приходилось успокаивать «ребёнка». — Не буду плакать.
Хадаки лишь улыбнулся своей дочери, внутренне вздрагивая, ощущая слежку со всех сторон сразу. Улыбка с лица не пропала, продолжая показывать, что всё хорошо. Демон просился на свободу. Хадаки проигнорировал его, пытаясь отыскать неизвестных шпионов.
«Никого, — Камадо едва заметно нахмурился, всё ещё ощущая, как за ним следят. — Кто же ты?»
— Ого, братик, тату стало больше! — заметила Харуми, тыкая пальцем в его щёку. — И ещё одна появилась!
— Когда ты, чёрт возьми, успел?! — подлетела Кумика, внимательно осматривая лицо сына. — Всего два дня прошло, а ты новые успел сделать!
— Да ладно, — заговорил Хитоши, спокойно улыбнувшись разъерённому лицу Кумика. — Классно смотрится. Главное, что он хороший человек и стоит здесь, живой.
Кумика смогли успокоить эти слова. Злость за татуировки мгновенно пропала, на её место пришёл страх за сына. Если он останется в Юэй... Сколько таких страшных травм он ещё получит? Долго ли проживёт с таким образом жизни? При одном только виде на перевязанную руку она вздрагивала, боясь представить, что же там, под бинтом. А раны ведь могли быть и страшнее... Танджиро мог впасть в кому, лишиться руки, из-за чего бы его мечта не сбылась...
«А от этого было бы хуже? — Кумика представила сына без руки. Страшно, но не так, как сейчас. — Если бы он стал инвалидом... — в душе всё затрепетало от подобных мыслей. — Он бы был в безопасности... Всегда! Всегда со мной рядом! — Кумика резко отдёрнула себя от таких ужасных мыслей. Она не должна мечтать о инвалидности собственного сына. — Я схожу с ума»...
Внутри Кенты происходил диссонанс: хирург или психиатр? Его сознание постепенно затухало от подобных мыслей, стоило только узнать о стольких проблемах в семье. Истеричность сестры, гиперопека и вспышки гнева мамы, молчание отца, что, казалось, давно стал психом, привыкшим к такой семье. И Танджиро. Причуда теперь ему не нужна, ведь он и без неё прекрасно справляется. Психологическое лечение тоже не нужно... Осталось только пойти на хирурга и спасать брата после тяжёлых боёв и непредвиденных ситуаций. Мозг отказывался работать. Кента схватился за переносицу, стараясь избавить себя от приступа боли в голове. Хотелось послушать древнюю классику и успокоиться...
«Моцарта, думаю, — Камадо развернулся и пошёл к выходу из больницы. — Самое то».
— Выздоравливай, Танджиро, — махнул он на прощание.
— Спасибо, — Танджиро, наконец, отвёл взгляд от Хадаки, ощущая, как теперь он следил за ним.
Танджиро ощущал ложь от дедушки. Всё те слова, действия и мысли – всё это ложь. Никакой любви он не испытывал к ним, выражая и показывая лишь то, что хотели видеть все. Слёзы, милые и радостные улыбки, крепкие объятья... Танджиро не понимал, что происходило вокруг. Все чувства обострились, позволяя открывать в людях новые стороны. Он видел беспокойство и маниакальность матери, ощущал, как Кента постепенно терял себя, наблюдал за отцом, который тоже это видел благодаря своей причуде, но игнорировал. Единственный нормальный человек, что не скрывал своих эмоций сейчас – Харуми. Беспокойство давно пропало, ведь её брат жив и здоров, как утверждали врачи. Да и сама она уже убедилась в этом лично. Она лишь тихо приблизилась к нему, быстро выдавая горсть конфет ему в карман.
— Твои любимые, — улыбнулась она, крепко обнимая его за шею. — Выздоравливай и побыстрее! — Харуми отлипла от него. — Без тебя ужастики страшно смотреть!
— Ты снова их смотришь?! — грозно спросила Кумика, озираясь на дочь. — Так ещё и Танджиро в это впутываешь!
— Не смотрю! — Харуми мгновенно испарилась из коридора больницы, боясь ощутить гнев матери на себе.
«Хорошо, что она не изменилась, — Танджиро глянул на Хадаки, встречаясь с ним взглядами. — Не демон... Но почему он лжёт?»
«Ясно, — Хадаки мило улыбнулся внуку, приближаясь к нему. — Не знаю, как ты это делаешь, но меня это раздражает немного, — он потрепал его по волосам, подмечая, что их нужно подстричь. — Страшным человеком ты растёшь, внучек».
— Извините, но Танджиро нужно на перевязку, — прервала их медсестра, держа в руках чистые бинты, ножницы и баллончик непонятной жижи.
Хадаки убрал руку с головы Танджиро, уступая проход медсестре.
— Спасибо вам, что спасаете моего внука, — улыбнулся он и пошёл прочь, махнув Танджиро на прощание. — Выздоравливай.
— Выздоравливай, сын, — Хитоши потрепал его по голове и также направился к выходу.
— Береги себя и руку, — Кумика достала пару купюр, отдавая их Танджиро. — Купишь себе что-нибудь, — она обняла его и пошла следом за мужем.
Камадо даже не поблагодарил, смотря в спину Хадаки, что так старался скрыться. Снова он чувствовал ложь в его словах, в его действиях... Ладони сжались в кулаки. Кровь потекла с новой силой, а купюры заскрипели от страшной силы.
«Что ты за человек такой»?..
***
Уродливый младенец плакал на её руках, забирая то, что так ему дорого – её Любовь. Он ревновал своё сокровище, ненавидел этого ребёнка, что посмел забрать её. Демон предложил избавиться от проблемы привычным образом, однако он себя сдерживал. Рядом с Манами правила давно изменились, так что никаких убийств рядом с ней. А ведь хотелось сильно... Избавиться от ребёнка и вернуть всё себе.
— Разве она не красавица? — неожиданно спросила она, успокоив ребёнка. — На тебя будет похожа.
Он вздрогнул после этого вопроса, не замечая в этом уродливом существе никаких параллелей с собой или с Манами. Просто кусок мяса. Однако, наблюдая за своей женой, видя эту искреннюю веру и любовь, он снова растаял. Медленно, ведь ему непривычно и неприятно отдавать что-то дорогое кому-то другому. А сейчас... Это правило менялось, как и многие другие. Он начал поглощать эту любовь матери к ребёнку, ощущая радость. Она счастлива, значит и он должен быть счастлив. Она любит этого ребёнка, значит и он попытается полюбить.
— Да, — он улыбнулся ей, присаживаясь на больничную койку рядом с ними. — А характер твой будет.
Она тихо посмеялась, устало закрывая глаза. Роды были долгие, потому она так быстро и уснула. А его жизнь вновь изменилась, стоило только этому ребёнку появиться. Правила менялись, как и он сам.
«Я буду лучшим отцом, — улыбка скривилась, стоило ему только вспомнить, что у него тоже был отец. — Лучше тебя... Намного».
Жизнь после войны была тяжёлой, особенно для него с Манами. В первые дни после победы она не могла нормально спать и есть, постоянно отбиваясь от неизвестных врагов. Плакала, кричала, кровью смывая неясные и чужие прикосновения. Сделать он ничего не мог, а власть Японий лишь нашла его больную точку. Если он сделает или скажет что-то не так, то Манами убьют. Её собственная семья отказалась от больной на голову дочери. Он был в ярости, появилось желание стереть всю страну в пыль... Однако ему пришлось стерпеть, беря здоровье своей невесты в свои руки. Кормил её, говорил с ней, обрабатывал раны от ногтей на плечах и коленях. Он и сам понемногу сходил с ума. Регенерация ослабла по его воле, из-за чего он начал стареть, однако боли не чувствовал совершенно... Почти.
— Изверги! — в безумном порыве кричала она, нанося удары по его лицу. — Изверги!
Манами, стоило ей только наладить рацион, стала ещё более опасной. Он не сопротивлялся и даже не залечивал раны. Эта боль приносила удовольствие, да и после высвобождения такой ярости Манами приходила в себя.
Плакала, извинялась, крепко обнимая на заляпаном кровью полу. Он лишь улыбался, обнимал её в ответ и целовал в мокрые щёки.
— Всё хорошо...
Долго они шли к её выздоровлению, и то, не полностью. Уже 2080-ый год. Ей тридцать два, ему «сорок четыре». Не было пышной свадьбы, лишь кольца и регистрация брака. Он ещё никогда не был так счастлив, однако одно известие всё испоритило:
— Я беременна, — сказала она ему на ухо, крепко обнимая за шею.
Он в тот момент застыл и не знал, что делать и говорить, однако после рождения дочери воспоминания вызывали лишь радость и счастье. Если она счастлива, значит и он счастлив. Манами вновь изменила правила его жизни. Пусть он и не любит свою дочь, но хотя бы делает вид, чтобы его сокровище было счастливо...
***
— Только шесть вечера, а ты уже дрыхнешь, — прервала его воспоминания Манами, улыбнувшись ему. — Как там Танджиро?
Хадаки улыбнулся, ощущая ту любовь и беспокойство по отношению к их внуку. Душа стремительно поглощала эти чувства. Это, конечно, не те ощущения, что были почти пятьдесят лет назад, но тоже приятные и очень желанные. Её любовь словно наркотики, от которых он уже так сильно зависим.
— Хорошо, — он встал с кресла, потягиваясь, словно старый кот. — Сильный он. Даже операция не понадобится!
— Насколько всё серьёзно? — с хмурым видом спросила она, как только услышала весёлость в его голосе.
— Сожгли левую руку, — спокойно сказал он, замечая в её глазах ужас. — Врачи говорят, что ничего страшного. Сухожилия и мышцы целые, потому она работоспособна, — его слова ни капли не помогли. Манами всё ещё в ужасе, её ладони сжались в кулаки, из-за чего ногти пробили кожу. — Не беспокойся ты так. Шрамы, учитывая его профессию, хорошее дело.
— Дурак! — она разозлилась и подлетела к нему, сильно ударив его по щеке. — Как ты можешь такое говорить?!
Её состояние вновь ухудшается: глаза наливаются страхом и яркостью, тело мелко дрожало. Вновь приступ страшных воспоминаний прокрутился у неё в голове, однако в этот раз без насилия. Пару вдохов и выдохов, глаза вернули ясность, тело теперь не дрожало. Остались лишь грусть и сожаления. Слёзы покатились по старым щекам.
— Дети не должны... — она обняла его, крепко сжимая алое кимоно в своих руках. — Дети не должны получать такие травмы... Они – не мы, — Манами подняла заплаканные глаза на Хадаки, встречаясь с алыми очами. — Почему Танджиро потянуло в эту ужасную профессию?..
— Это его выбор, — Хадаки положил ладонь ей на голову, нежно перебирая седые волосы. — Мы ничего не можем сделать, лишь надеяться, что он доживёт до пенсии.
Она лишь молча плакала ему в грудь, пытаясь смириться с тем, что её внук, возможно, умрёт намного раньше её. Он лишь успокаивал её, поглощая беспокойство и страх.
