Любовь это, ...

— И будь ты на волоске от смерти, — он ласково прошептал куда-то в губы, — я бы спас тебя… Хотя, это было чуждо, ты и сам прекрасно справился! — он устало, но по-своему звонко захохотал, заставляя повязки пропитаться собственной кровью.

***

Бой продолжался. И ни одна из сторон не желала упасть и сдаться. Наоборот — каждая из армий старалась нанести как можно больше урона противнику. И каждый страдал. По-своему: у кого-то пули отняли друга, у кого-то — брата, а у полководца — воина. Верного воина, что стоял до последнего на своих позициях, защищая границы. Но что мог сделать Фёдор, как зачинщик сей войны? Наблюдать. И видеть, как его же клоны истекают кровью на полу купола со счастливой улыбкой, чувствуя, что на этом их пусть закончился… Фёдор не даст им умереть. Он возродит их — любой ценой. Пусть даже ценой своей жизни. Слишком долго он жил в бесконечном гаме своих собратьев, чтобы потом в один миг лишиться их, вводя тишину в недоумение. Слишком сильно он любил их, чтобы с какими-то эмоциями наблюдать за их смертью. Он должен быть сильным — как настоящий главарь. Иначе зачем ему быть? Пик, будучи на волоске от серьёзных ранений, посчитает Фёдора слабы, недостойным создания целой колоды карт. Он не мог позволить себе слёзы. Хотя те так и норовили вылиться из глаз и потечь на землю. Но, воистину, он не боялся — пока не увидел его, окровавленного, болезненно улыбающегося, лежащего распростёртым и почти бездыханным телом. Тогда, спохватившись с места, он подбежит к нему и уложит голову на колени, глядя в синие глаза с диким ужасом, чувствуя над головой потоки ветра от пролетающих пуль. А Джокер будет смотреть, с ласковой любовью, со страстной зависимостью, явно с удовольствием от того, в каком состоянии находился. Возможно, он хотел умереть, так же как и клоны. Возможно, со своей гибелью он мог избавиться от прожигающей внутренности любви — любви к Фёдору. Он впервые смог ощутить, — и сразу потерять — как это. Мечтать о любых, хоть даже пренебрежительных действий в твою сторону, о взглядах, о его глазах. В конце концов, Джокер любил искренне. И — О Боже — как это было похоже на зависимость. О которой Фёдор и не знал. Хотя, будучи практически другом Красного Джокера, тоже любил его. И никто не знал о взаимных чувствах. А сейчас, лёжа на коленях своей больной любви, он был счастливым. Счастливым в преддверии смерти. Фёдор тоже чувствовал. Что, умерев, Джокер наконец обретёт свободу. Вот только сможет ли он не поддаться искушению, и не умереть вслед? Он об этом думал. Уже после того, как последний раз ощущал на своих коленях кудрявые волосы салатного цвета. Как в последний раз вплетал в пряди свои пальцы. Как в последний раз целовал обескровленные губы. Как яро прикусывал его губы, запуская язык в рот, ощущая чужой язык на своём нёбе, и как горестно стонал. Осознавая, что это в последний раз. Осознавая, что в последний раз так страстно любил…