***
— Петровский! Пожалуйста, положите руки на стол, я не могу взять у вас отпечатки, — попросила Оксана, которую отправили в допросную как раз за этим. Активно размахивающий руками Петровский посмотрел на нее взглядом оскорбленного крокодила. — Когда мужчина говорит, женщина должна молчать и трепетать, — грозно объяснил он. — О, Ванька, твои замашки, — захихикала Белая из теневой комнаты за допросной. — Тихонов, тебя куда понесло? — уточнила она, но Ваня уже быстро прошел в допросную. — Так, Петровский, руки на стол, — грозно приказал он. — Второй раз повторять не буду! … — Спасибо, Вань, но я и сама бы справилась, — слегка недовольно заявила Оксана. — Повезло же. Еще один псих с патриархальными замашками, при котором я должна молчать… — Он придурок, — возразил Ваня. — А молчать ты должна исключительно при мне. — ТИХОНОВ! — с трудом сдерживая смех, попыталась возмутиться Оксана. — Ты у меня получишь когда-нибудь, султан недорезанный! Ваня притянул ее к себе и нежно поцеловал. — И я тебя безумно люблю, тигрица моя, — подтвердил он. — Роскошная тигрица — украшение моего дворца… Оксана улыбнулась и легко выскользнула из его объятий. Сердиться на Ваню у нее долго не получалось.***
— Майский, ты в буфет? — уточнила Белая. — Туда нельзя пока, тебя там сожрут. — В смысле? Старый йогурт из холодильника обрел разум и грозит ФЭС? — развеселился Майский. — Не-а, там Амелина спит, — пояснила Белая. — А Ванька караулит, чтоб ее не будили. Можешь зайти, конечно, но Тихонов будет сверлить тебя мрачным укоризненным взглядом. — А дома они поспать не могли? — проворчал Майский. Таня помрачнела. — Они третий день домой не уходят. Времени нет. Погоди, ты не знаешь, что ли? — удивилась она. — Так я из отпуска только, — пояснил Майский. — Снова серийный убийца? — Снова, — кивнула Таня. — Подожди, введу тебя в курс дела… … Ваня погладил спящую Оксану по голове и снова уставился в экран ноутбука. Всех погибших девочек явно что-то объединяло… — Ваня, проверь вес, — сквозь сон поизнесла Амелина. — Спи, солнце… о, подожди, Амелина, ты же спящий гений! — восхитился Ваня, наклоняясь и целуя ее в щеку. — Так и есть! У всех — тридцать один килограмм! Оксана улыбнулась и уткнулась носом в подушку.***
— Алеша, пошли в буфет, — дружелюбно произнесла Оксана. — Там вроде пирожные есть. Ты любишь пирожные? — Я люблю симпатичных девочек, — тоном бывалого ловеласа произнес одиннадцатилетний свидетель, дожидающийся срочно вызванного детского психолога. — Таких, как ты, крошка, — он решительно обнял ее за талию. — Что ты делаешь сегодня вечером? Выглянувший из лаборатории Тихонов молча уставился на них взглядом голодного огнедышащего дракона. — Я буду на дежурстве, — сдерживая смех, пояснила Оксана, стряхивая его руки со своей талии. — Ну, я мог бы здесь задержаться, — не смутился ловелас Алексей, хлопая ее пониже спины. Оксана возмущенно уставилась на него. — Снопков, ты что вытворяешь?! — Да, моя красотка-блондинка? — уточнил Леша. — Ты же покормишь меня пирожным? — Что тут у вас? — на шум из морга выглянула Валя Антонова. — Так, Оксана, иди работать, я сама его отведу, — велела она, тоже с трудом сдерживая смех. — Оооо, я люблю женщин постарше, — восхитился Алеша. — Вы, надеюсь, не замужем? Ваня молча подтянул Оксану к себе. — Давай Власову позовем? — проворчал он. — Чтобы ему на всю жизнь запомнилось? — Нет, Ванечка, тогда он будет любить исключительно властных женщин, — Оксана уткнулась ему в плечо и затряслась от смеха. — Зовите! — обрадовался Алеша.***
— Ванечка… — спящая Оксана прижалась к нему теснее. Ваня обнял ее и осторожно погладил по волосам. — Спи, — шепнул он. — Тигрица моя пушистая… Он поднял глаза к потолку и в очередной раз подумал о том, как прихотливо сплетаются нити его судьбы. Детдом, приемные родители, сестра, колония, ФЭС… И вот теперь — Оксана. Оксаночка. В такие минуты прошлое казалось далеким и случившимся как будто совсем не с ним. Оно медленно уходило и больше не возвращалось. Это была по-прежнему часть него, но она больше не болела. Рядом с Оксанкой ему почти не снились кошмары. Он не знал, что Оксана часто просыпается и дует ему на лоб, едва почувствовав его беспокойство. Кошмары всегда боялись ее объятий и поцелуев — и сразу привычно гасли… Оксана все время была с ним рядом. Поначалу это было слишком уж непривычно — и так же страстно желанно. Ее можно было обнимать. Прикасаться. Гладить. И не отпускать никогда. Порой Ваня начинал беспокоиться — не посягает ли он на Оксанкино личное пространство? В конце концов, она же имела полное право побыть одна… Она могла побыть и одна. Но хотела — с ним. Им было приятнее заниматься делами в пределах одной комнаты или одного большого дивана — так, чтобы можно было посмотреть друг на друга или подойти и слегка прикоснуться. — Ваня, — шептала ему на ушко Оксана. — Сейчас принесу, — соглашался Ваня. Оба они менялись — незаметно для себя, но очень заметно для окружающих. Слишком серьезная и ответственная Оксана стала куда спокойнее. В ее взгляде пропал тот вызов самой себе, который он разгадал не сразу, а разгадав, понял, что его гордая и всегда уверенная в себе блондинка на самом деле хрупкая, мягкая и ласковая… Но такой Оксанку знал только он один, и это казалось еще более ценным. Что касается его самого, то ему было просто нечего больше желать от жизни. Ну, разве что тот гибкий лэптоп. И, может, еще ту светящуюся клавиатуру, которая уже лежала в шкафу, спрятанная до праздника в самом надежном месте, куда Ваня не полез бы никогда в жизни — в ящике, среди запаса старых парадных туфель. — Ванька изменился у нас, — улыбнулась Валя Антонова, попивая чай. — Уже взгляд не такой безумный и вид не такой взъерошенный. — Синяков под глазами нет, — согласилась Рогозина. — На осмотре я почти его не ругала. — Эндорфины, — засмеялась Антонова. — Хотя не только. Ване тяжело было одному, что бы он себе на эту тему ни врал. У него слишком многого в жизни не было. Ты молодец, Галя, что взяла его на работу. — И ни разу об этом не пожалела, — подтвердила Рогозина. — Ну хорошо, один раз, когда перед начальством за взрыв отчитывалась…