По течению

Тяжелая дверь с отвратительным режущим скрипом отворилась, Катя подняла глаза на звук тяжелых шагов. Молодой унтер-офицер остановился напротив избитой девушки и смерил её насмешливым взглядом. Взамен испорченного платья ей выдали какие-то заляпанные кровью лохмотья, которые явно носила предыдущая жертва этих мясников. — Встать! — Скомандовал он и сопроводил команду движением головы. Катя опёрлась на руку, чтобы подняться, но боль во всём теле, в частности в плечах, не позволила ей этого сделать. Эсэсовец схватил её за плечо, поднял на ноги и подтолкнул в сторону двери. Едва девушка переступила порог камеры, тюремщик окликнул её, приказав остановиться. Достав откуда-то верёвку, он крепко, явно стараясь доставить как можно больше дискомфорта, перевязал ослабшие руки за спиной и явно довольный собой скомандовал идти дальше. Ковалева почти смирилась с мыслью, что ведут её на расстрел, поэтому очень удивилась, когда её провели мимо входа, грубыми тычками в спину направив в сторону лестницы. Каждую ступеньку чувство непонимания усиливалось, ведь для допросов и пыток прекрасно подходил подвал, а значит наверх её вели для чего-то другого. Наконец, они дошли до массивной двустворчатой двери, унтер-офицер постучал, и, услышав разрешение, отворил дверь и толкнул Катю внутрь. Удар получился сильнее, чем девушка ожидала, поэтому по инерции она вылетела на середину помещения, с большим усилием удержавшись на ногах. Осознав, что равновесие поймано, девушка наконец подняла глаза и осмотрелась. Это был огромный кабинет, с явно дорогим ковром посреди, добротной, дубовой мебелью и большими окнами, взглянув на которые она прикинула, что сейчас поздний вечер. В кабинете, помимо неё, находились пять офицеров, в одном из которых Катя опознала переводчика. Он смотрел на замученную девушку с явным торжеством в глазах и неприятной улыбкой. — Она? — спросил незнакомый офицер, стоявший чуть в стороне от остальных. На воротнике у него были руны зиг и четыре квадрата на петлице, серебристые плетеные погоны погоны были украшены одной звездой, прямо под воротом висел черный крест, а правую половину лица украшали шрамы. Ковалёва так и не научилась ориентироваться в фашистских званиях, но офицер держался так, что было понятно — он здесь явно не на последних ролях. На его вопрос обернулся мучивший Катю подонок, и она, не без наслаждения отметила, что разбитая губа даже и не думала начинать заживать. — Она — прорычал он с ненавистью, чем явно позабавил незнакомого Катю офицера. — Изнеможденная девочка избила двух офицеров вермахта? — со смехом спросил он, медленно подходя к Кате — и с тех пор вы ее так боитесь, что держите ей руки связанными? Как тебя зовут? — Он чуть наклонил голову в сторону владеющего русским офицера, тот сразу же перевёл вопрос. Ковалёва поджала губы. — Да как ты смеешь молчать, когда к тебе обращается оберштурмбаннфюрер СС? — взревел Ганс, подлетев к несчастной и занеся руку для пощёчины. Стоявший неподалёку переводчик потупил взгляд и тихо продублировал услышанное. Девушка зажмурилась и внутренне сжалась, однако, удара не последовало. Она осторожно открыла глаза и увидела, что рука подонка перехвачена оберштурмбаннфюрером. — Спокойно, гауптштурмфюрер. С Вашими методами работы я уже ознакомился, результат на лице, причем не только у пленной, но и у Вас. — Не понимаю Вашей иронии, герр Ягер — огрызнулся Лаубе, раздраженно одёрнув руку — Снабжение именно Вашего подразделения было нарушено в результате диверсии на железной дороге. — Всё так — согласно кивнул тот, кого назвали Ягером — но я ставлю своей целью найти виновного, а тут от пыток толка мало. От боли и страха человек такого расскажет, попробуй отличи потом правду от оговора. Порой допросы без силового воздействия работают куда лучше — с хищным огоньком в глазах сказал офицер, проведя тыльной стороной ладони по лицу девушки. Внутри у Кати всё перевернулась от смеси страха и отвращения, но она старалась ни единой эмоцией не выдать, что понимает, о чем толкует эсэсовец. Тем временем мужчина обошёл девушку со спины и несколькими уверенными движениями ослабил верёвки, удерживающие Катины руки, однако, не освободив их полностью. Кинув быстрый взгляд на переводчика, обозначив, что тому нужно переводить, он продолжил: — Попробуем еще раз. Предупрежу, что в последний. Я — оберштурмбаннфюрер СС Клаус Ягер, а как твоё имя? Смысла скрывать своё имя Катя не видела. Опасаясь, что на поглаживаниях Ягер может не остановиться, и надеясь честностью приблизить окончание разговора, пленная сделала единственный правильный выбор. — Екатерина Ковалёва — хриплым от длительного молчания голосом ответила девушка, вызвав торжествующую ухмылку у вопрошающего. Он отошёл чуть в сторону, достал трубку и начал забивать её табаком. — Екатерина Ко-ва-лё-ва — по слогам проговорил немец — Вы напали на двух немецких офицеров, за подобные действия Вас следует повесить на ближайшем столбе и оставить в назидание другим — Ягер выдержал паузу, за время которой затянулся табаком и продолжил — Но мы, немцы, умеем быть великодушными, я позволю Вам поработать на благо Великой Германии. Что зашифровано в этом послании? — Он с улыбкой достал стопку бумаг, с которыми и поймали Катю — Не торопись, хорошо подумай перед ответом. Повисла звенящая тишина. — Зачем столько сложностей? — спросил один из офицеров Ягера — Ломать ей по косточке, пока не расшифрует свои письмена, и дело с концом. — Пусть упрямится, она же в курсе, что за каждый допрос, сопровождаемый её молчанием, расстреливают по пять жителей села? — Катя нервно сглотнула и подняла округлившиеся глаза от пола, не осознавая до конца услышанное. К жестокости по отношению к себе она почти привыкла, но как принять, что из-за её упорства умирают непричастные люди? — Как хорошо, что эта девчонка не знает немецкого — вновь затянувшись, продолжил Клаус и хитро прищурившись, обратился к ошарашенной девушке — или знает? Оберштурмбаннфюрер подошёл к окну, отворил раму, достал пистолет и повернулся к Кате. — Я буду стрелять по людям до тех пор, пока ты не заговоришь со мной по-немецки. Один… — Клаус направил пистолет в окно и. — Я говорю! — сорвалась на крик Катя — плохо, но говорю, не стреляйте, пожалуйста! Лицо Ягера выражало высшую степень удовлетворённости. — Вот видите, господа — он обвёл глазами присутствующих офицеров — я не прикоснулся к ней ни пальцем, а уже вытащил из неё больше, чем вы своими варварскими методами. Счастье моё — он повернулся к Ковалёвой с издевательской улыбкой — подойди сюда. Противиться смысла уже не было, и Катя поковыляла к нему. — Ох, да, в Ваших услугах — обратился он к переводчику — я больше не нуждаюсь. Думаю, мы нашли общий язык — почти нежно сказал он, полностью освободив Катины руки от верёвок — Что тут написано? Какой ключ к шифру? — протянул он те же бумаги девушке, которую от ужаса ситуации начало натурально тошнить. На одной чаше весов были погибшие родители, сестры, долг перед отчизной, а на другой — ни в чем неповинные горожане, которых будут расстреливать за её молчание? Её переживания очень ясно отражались на её лице, чтобы помочь ей принять верное решение, Ягер снял пистолет с предохранителя и повернул корпус к окну. — Здесь указано, какие на склады поступило новое оружие за неделю и в каких количествах — тихо сказала Катя, понимая, что этими словам отрезала себя от любой возможности вернуться к своим. Клаус задал еще несколько вопросов, сопровождая удовлетворенными кивками полученные ответы, затем подошёл к стене, на которой была закреплена карта и жестом подозвал Катю к себе. — Покажи на этой карте, где располагался ваш отряд и какими маршрутами вы передвигались. Катя понимала, что она уже достаточно много сказала врагу, но по большому счёту, ничего критичного она им не сообщила: это абсолютно общая информация, которая была очевидна любому. Да, партизанский отряд в лесу, да, совершали вылазки в близлежащие населенные пункты, подсчитывали людей и технику. А вот указать на карте конкретные точки это уже серьёзно. Но в памяти девушки была свежа угроза про расстрел мирных жителей за её молчание. — Я не знаю, как ею пользоваться, герр офицер — пробормотала Катя на свой страх и риск. Клаус не отводил от неё пристального взгляда и с интересом наблюдал за изменяющейся мимикой пленницы. Услышав её слова, он нахмурился, но не нашел ничего удивительного в том что девушка оказалась не в состоянии ориентироваться по карте: в конце концов, по его мнению, женские головы не предназначены для таких навыков, а должны были вмещать в себя максимум рецепт печенья. Однако озадаченность на его лице сменилась хищной улыбкой. — У вас есть, где её отмыть? — спросил он у местных офицеров. Обменявшись удивлёнными взглядами с сослуживцами, Лаубе все же дал утвердительный ответ. — Распорядитесь отвести её, пусть приведёт себя в порядок — отдал приказ Клаус. Тот же конвойный отвел Катю в уборную, кивнув головой на раковину, приказал умываться. — А вы не могли бы … — начала Катя, но была прервана покачиванием головы. Под пристальным взглядом серых глаз она отмыла сначала ладони, удивившись, сколько пыли и грязи скопилось на ней. Вода, хоть и была проточной, мгновенно окрашивалась в серо-коричневый оттенок. Прямо над раковиной висело зеркало, со страхом Катя посмотрелась в него и впервые за долгое время увидела свое отражение. От юной ухоженной девушки, которая выходила из дома в сторону рынка, не осталось почти ничего. Грязное лицо украшало несколько кровоподтеков, разбитая губа припухла, отчего все лицо выглядело несколько перекошенным. С другой стороны, какая разница, в каком виде умирать, подумалось ей. Но вновьприбывший офицер не выглядел таким маньяком, как Лаубе, разговаривал вежливо, даже позволил умыться, это ли не знак, что ее жизнь не оборвётся сегодня? А даже если оборвётся, то это будет с минимальным количеством унижений и боли. — Хватит плескаться — прервал её мысли голос сзади. С недовольной мыслью «Будто бы можно нормально отмыться, когда твой затылок буравят гневным взглядом» Катя послушно закрыла кран. Навлекать на себя волну гнева сейчас, когда она впервые почувствовала почти человеческое отношение к себе, не хотелось. Её отвели обратно в тот же кабинет, однако, в нём Катю встретил лишь раскинувшийся в кресле Ягер. — Что ты мне расскажешь про диверсию на железной дороге? — спросил он, раскуривая трубку. Катино сердце пропустило удар, ладони стали влажными, а вдоль позвоночника прошёлся холодок. Она ждала этого вопроса на протяжении всего общения с вновьприбывшим офицером и не услышав его, выдохнула, подумав, что опасность миновала, однако судьба распорядилась иначе. — Ничего, герр офицер — пробормотала она, уставившись глазами в пол. Ягер удивлённо вскинул брови. — Ничего? — переспросил он, поднявшись с кресла и медленно двинувшись в сторону застывшей при входе девушки. — Я ничего не знаю об этом — она попробовала добавить голосу твёрдости, однако вышло плохо. — Это что же получается? — вкрадчиво начал Ягер, остановившись в метре от Кати — Про отряд всё рассказала, обрывки платья на месте найдены твои, а про диверсию ничего не знаешь? — Он склонил голову на бок, с улыбкой разглядывая пленницу. — Ай-яй-яй, а мне показалось, мы с тобой так славно поладили — так же спокойно продолжил офицер, потянув руку к кобуре. Катя на секунду приподняла голову, кинув кроткий взгляд на немца, и его почти добродушная улыбка показалась ей страшным оскалом. Девушку захлестнула волна паники, она отпрыгнула от немца и ударилась спиной о стену. — Это не я, правда, я ничего не знала, я просто шла, а там поезд сошёл с рельс, я испугалась и убежала — срываясь на истерику и путаясь в мыслях начала оправдываться она, но была прервана Ягером, который приложил палец ей к губам, сопроводив это приказом «угомонись». — И взгляд свой запуганный убери, никто тебя трогать не будет. Пока что. — сказал он, убедившись, что девушка не собирается продолжать голосить. — Тебя сейчас отведут обратно в камеру. Я вернусь завтра, и мы продолжим беседу. Увести — крикнул он. Вошедший солдат кивнул головой на дверь, и девушке ничего не оставалось, кроме как выйти. В той же камере она обнаружила неожиданное изменение — на нарах лежало тоненькое шерстяное покрывало. Много тепла бы оно не дало, но в сыром подвале и этого было немало, чтобы хотя бы немного согреться. Вечером ей принесли поесть — впервые с момента, как их задержали в лесу. Полноценным ужином это было сложно назвать: в ненаваристом бульоне плавало несколько крошечных кусочков картофеля, но изголодавшейся девушке и это показалось вкуснейшим блюдом. Расправившись с ним за несколько мгновений, она забралась под колючее покрывало и, свернувшись калачиком, уснула.