***
— Ладно, сбавим напор, мне кажется, он мог нас заметить, — подмечает Поз. — Да ну? Ты всё же подумал об этом, когда мы за ним по лестнице поднялись и три коридора прошли? — Да не ори ты, бля, — шикает Дима и подзатыльника отвешивает. Смотрит, как Попов, что-то в телефоне вычитывая, остановился. — За что? — сердится Антон, шею почесывая. Поз поворачивается и взглядом передает: заслужил. — Ну и где он? — негодует Дима. — Съебался, пока ты клювом щелкал, — хмуро осведомил Антон.***
— Это шанс, — шепчет Антон, из-за угла выглядывая, шпионя за разговаривающим с миксером Поповым. Директор что-то злобно уточнял у негодующего Арсения Сергеевича. — Чего там? — Дима пытается что-то рассмотреть за Шастом, но выходит откровенно плохо. — Да погоди ты, — буркнул Антон. — Да я не вижу, подвинься, — жмется Дима, пытаясь протиснуться. В итоге даже получается: его голова торчит из-под руки Антона. Сзади них слышится детский визг. Дима задом беду почуял. И не прогадал. Потому что в его зад прямо-таки въебались. Поз машет руками, вываливаясь, хватая Антона за худак. Тот летит следом. Продемонстрировав свои блестящие навыки слежки, те глупо падают с громким хлопком, привлекая внимание обоих мужчин. Ребенок, толкнувший их, испарился, как их честь и достоинство. Господин директор цокает и глаза закатывает. Арсений только вздыхает.***
Антон жует рыбную котлету. Дима пьет холодный чай. Столовая — идеальное место для слежки. Парни наблюдают максимально сосредоточенно. Не упускают никаких деталей. Попов ограничился рисом с овощами, оставляя Антону неприятный осадок. Хоть аллергия на рис и не передается воздушно-капельным, смотреть на него все же неприятно, зная, что одна крупинка способна остановить его сердце. Историк ест аккуратно, даже элегантно. Пользуется салфеткой и перекидывается парой фраз с учителями. Картина маслом. — Тоже мне… Граф… — задумался Антон, случайно произнося вслух. Дима пораженно поворачивается лицом к другу. В глазах его блеск, а на лице безграничное счастье. — Это, конечно, не должно звучать так круто, но лучше придумать невозможно. Они жмут руки. — Мы справились, Шаст. — Да, мы сделали это. Воображаемые слезы скрывать они более не могут.