историческое достояние

— Вот когда шаурму каждый день ешь, она сразу вкус теряет, — философствует Шаст на заборе у школы, усевшись. — А когда недельку-другую терпишь, а потом вкушаешь — и всё! Вкусовые рецепторы на двести процентов подключаются, — жует Шаст, а Дима рядом кивает и матерится, когда соус стекает на палец, потом на рукав, и одинокой каплей летит на грудь куртки. Поз вдыхает, кажется, весь находящийся вокруг них воздух. Вдыхает так, словно где-то неподалеку завелся трактор. А может, и целый комбайн. Десять комбайнов. Пока у Антона в голове образовывается вакуум из-за таких глубоких вдыханий друга, Поз поправляет очки и включает на них суперзум. Вдалеке группа девочек, идущих ко входу в школу. Они, яростно что-то обсуждая, останавливаются и смеются, обращая на себя внимание парней. Девушки тоже замечают двух сидящих почти на земле и облизывающих пальцы парней. Начинают смотреть в их сторону, хихикая. Дима подмечает в толпе Катю и тут же выпрямляется весь, надкусывает аккуратно не потекшую сторону шаурмы, откуда-то достает салфетку и уголки губ подтирает с невероятной точностью. — Ты еще жопу подотри, — угарает Шаст, совмещая акт жевания и неутихающего смеха. Благо сегодня его день, и соус из перекуса не польется через нос. Наверно. Хихик пробирает Антона до такой степени, что он не замечает, как шаурма, вылетевшая из упаковки, почти касается асфальта. Стоит подметить, что Дима до сегодняшнего дня не отличался сверхскоростью и, чего уж там, бдительностью. Но всё бывает в первый раз. Рука перехватывает горячую шаурму, и Дима, как главный герой фильма, словно в замедленной съемке, голову ровно на тридцать градусов поворачивает, отдает Шасту почетный легкий кивок и подносит спасенную еду другу. Проворачивает все настолько четко, что ни одна мышца на лице не дрогнула. Девочки охают, застыв с открытыми глазами. Шаст тоже рот открывает, закрывает и опять открывает, потеряв дар речи. Дима возвращает голову на тридцать градусов назад и смотрит на Катю. Девушка застенчиво улыбается на взгляд. Поза уверенный. — Друг, прости за всё, что я тебе в жизни сделал, — хватается за еду, как за нечто священное, и продолжает есть, на Поза смотря, как на боженьку, сверкающими глазами. Быстро, однако, переобулся. Поз, следуя своей привычной, но всегда эффективной схеме, одаривает Катю лёгкой улыбкой и отворачивается к Шасту. Думает о том, каким крутым его родила мать. Шаст думает, что отдался бы за еще один такой трюк со спасенной едой. Девушки все еще стоят, шепчутся. Поз продолжает наблюдение. Шаст подключается. — Э, ну что такое, мы тут вообще-то сиди… — Поз фыркает и поднимает голову, возмущенно смотрит сначала на бороду, потом, менее уверенно, в глаза. — Сиди…сижу за решеткой в темнице сырой… — Поз кашляет, глазами бегает, деревья разглядывает и в другую сторону отворачивается от Господина директора, лишь бы глаза его злые не видеть. Миксер переводит гневный взгляд на Антона. — Вскормленный в неволе орел молодой… — Шаст теперь вообще на него старается не смотреть. Только ногой камушек теребит и молиться про себя. Шоу талантов с головой хватило, чтобы понять, что дорогу Сергею Борисовичу лучше не переходить. Его лучше избегать, уважать и тайно бояться, но не игнорировать. Директор складывает руки за спиной, недовольно вздыхает, смотрит на них как на недоразумение, отводит взгляд, еще раз оглядывает и уходит в сторону школы. Парни задумчиво жмут плечами, друг на друга смотря, не понимая к себе такого отношения, но облегченно выдыхают. — Ты че в поэзию-то пошел? — усмехаясь, Поза спрашивает. — На него посмотрел, и сразу вспомнилось, — Шаст смеется и бьет Диме в плечо. И жалеет. Сейчас Антон словит в лицо. Свою шаурму Дима не спас. А вот истеричку внутри Димы Катя запомнит надолго.