Новое начало

Сидение неприятной жёсткостью упиралось в затылок. Трампер неуютно поежился и резко отвернул взгляд в окно, уставившись на пролетающие мимо улицы. Сколько бы американец не путешествовал за время своего чемпионства, он так и не привык к обратному движению. Это сбивало с толку, однако никак не задевало его лично — у него все равно не было прав. Глаза все никак не могли сфокусироваться на зданиях, как бы Фредди ни старался. Голова шла кругом. И отвратный, нестабильный сон этому ничуть не помогал. Когда машина затормозила у нужного отеля, Трампер молча сунул купюры водителю и вылез наружу. Разговор с Уолтером и торги с ним заняли гораздо больше времени, чем американец ожидал: солнце уже почти скрылось за домами. Продираясь сквозь крыши, оно багрово-розоватыми лучами освещало массивное здание с характерной архитектурой. Фредерик прошел внутрь и сразу же направился к лифтам. Вестибюль его не слишком впечатлил — отель оказался не самым дорогим. В свое время ему давали номера в престижных местах, в том числе из-за его требований. Теперь же и он сам обитал в четырех звёздах, что немыслимо оскорбляло его заносчивую натуру, хотя с нынешним статусом и было ожидаемо. Ему ещё повезло заполучить хороший номер с тем учётом, что он был всего лишь журналистом. Тем не менее этот отель имел красиво инкрустированный стеклянный лифт. Вот только Фредди это было совсем не в радость. Нервно сглотнув, Трампер всё-таки вступил внутрь. Нажал на кнопку третьего этажа и, ища хоть какой-нибудь мнимой опоры, прижался к перилам. Дверцы захлопнулись с противным лязгом, и лифт со скрипом двинулся вверх. По спине Фредди непроизвольно пробежала лёгкая дрожь. Мало того, что он не любил тесных пространств, так ещё и боялся высоты. А шаткая конструкция, сквозь которую просматривался механизм, только сильнее взращивала сомнения. Хотелось выпрыгнуть прочь. Трамперу казалось, что лифт поднимался бесконечно долго. Страх, что он вдруг застрял в непрерывном цикле подъема куда-то вверх, иррационально впился в шкуру. Легкая паника медленно разгоралась в голове. Ужас, что эта ненадёжная конструкция могла с грохотом рухнуть, сжимал горло. Но вот все с рывком остановилось. Фредди пошатнулся и тут же оголтело вылетел в коридор. Американец мигом поправил лицо, выпрямился и цивильно одернул пиджак. Трампер расслабленно пригладил волосы, без мощного лака живущие своей жизнью, и двинулся мимо дверей. Тишина, и лишь его шаги. Вокруг не было никого другого, а Фредди только радовался этому. Лишние глаза ему точно не были нужны. И быть замеченным в отеле русского совсем не хотелось. Этим могли воспользоваться, а американцу хватило слухов еще с их отношений с Фло. Остановившись у нужного номера, Трампер статно вытянулся и громко, с решительностью постучал. Четкого плана действий у Фредерика не было: он привык импровизировать. Центром всего являлась конечная цель, ради которой американец готов извернуться хоть до хруста позвонков. Осталось лишь воплотить затеянное без изъяна, чтобы ни русский, ни Флоренс ничего не заподозрили. Потому что на интервью Фредди останавливаться не хотел. Изначально в его мыслях было лишь поиграться с репутацией Сергиевского, раскромсать ее безжалостными ударами и оставить Анатолия погибать. Но в душе все ещё пылал неусмиримый огонь. Какое-то детское, импульсивное желание сыграть более остроумный ход. Такой, что оставит русского ни с чем. Это не было сравнимо с местью. Трампер никогда не питал рвения к подобным действиям, однако расшатать чужое спокойствие — милое дело. Все равно ему нужно было провести почти месяц в Бангкоке, а заниматься одними статьями — скука смертная. Слишком уж просто они давались американцу, умевшему раздувать скандалы и сенсации. Хотелось большего. Хотелось довести до пика, дабы вырвать самое сокровенное из скрытной души. Дверь распахнулась, и на пороге Трампера с удивлением встретила Флоренс. Ему же на руку, что перед ним оказался не Сергиевский — иначе бы проход ему захлопнули прямо перед носом. — Фредди? — девушка похлопала рыжеватыми ресницами. — Что ты здесь делаешь? — У меня есть разговор, — заученно улыбнулся американец, делая абсолютно невинное лицо. Васси замялась на мгновение. Она коротко бросила взгляд назад, явно разыскивая Анатолия, однако всё-таки сделала шаг в сторону. Девушка с опасливостью пропустила Фредерика внутрь и закрыла за ним дверь. Видимо, разговор в гримёрной смягчил ее, потому что изумрудные глаза сверкали заботой. Она явно не отпустила просто так факт, замеченный ей раньше, и желание быть более любезной перед Трампером заметно просачивалось. Флоренс так легко отпускала обиды. В чем-то они и правда были схожи, и так скорбно, что судьба развела их друг от друга. Американца слабо кольнула грусть. — Ты не мог сказать мне тогда? — она нахмурилась и поправила ворот халата. Трампер лишь фыркнул. Фредди удержал себя от того, чтобы бесстыдно окинуть Фло взглядом, и только двинулся вглубь. Влечение к ней иссохло, хотя где-то в глубине сердца болезненно тлел огонек одиночества. — Он касается вас двоих, — честно подметил американец. Из старых привычек Трампер мгновенно прислушался: оценил, где находился Сергиевский. И по звукам он был занят в душе. Идеально. Фредерик со всей обыденностью посмотрел на Флоренс и фальшиво-неловко потёр шею. Помолчал одно мгновение, дабы не врываться с порога, а затем расслабленно бросил: — Можно кофе? Я с самого утра на ногах. Всегда учтивая девушка, даже не ища второго дна, кивнула. Она задумалась буквально на минуту, а следом добродушно улыбнулась в ответ и двинулась в кухню, оставив Трампера одного. Рычаг тут же передвинулся в рабочий лад. Время шло на секунды. Американец цепко оценил строение номера и бесшумно сорвался в главную комнату. Фредди проскользнул по узкому коридору, остановился в спальне и невольно замер. Глаза мигом зарезал порядок, верно, соблюдаемый сразу двумя жильцами. Трампер на миг скривился от осознания их совместной жизни, но наплевал на пробуждающуюся злость. Каждое мгновение было на счету. Фредерик проскочил вперёд и напряжённо рухнул на колени сзади большого кресла. Он стал аккуратно отцеплять заклёпки припасенной отвёрткой. Заранее американец изучил вопрос подробно, и сложившийся вспыльчивый план теперь шел в действие. Его больной мозг, подбитый продолжительной завязкой, создавал немыслимые для него ранее идеи. Это было сродни новому открывшемуся пути, который теперь давал журналисту все новые и новые стимулы. А эмоциональная нестабильность только росла. Едва внутренняя обивка оказалась в доступе, Трампер ловко засунул в нее жучок. С хмурой сосредоточенностью проверил его надёжность и мигом принялся возвращать все на место. Пальцы ловко вставляли железные кнопки на место, хотя бесконтрольно сотрясались в лёгком треморе. Изменений практически не было видно. Фредди весь обратился в слух, ловя малейший шум. И потому будничный крик Флоренс вызвал панический страх. — С молоком или без? — раздалось откуда-то с кухни. Трампер с раздражением ругнулся себе под нос. Он резко встал на ноги, отчего едва не рухнул. Хлесткая головная боль вызвала потемнение в глазах. Американец зашипел и ушиблено потёр лоб, пока сдвинулся ближе к кровати. Вскоре состояние милостиво пришло в норму. — Без, — выдержанно ровным голосом. Рядом с тумбой, на которой стояла лампа, оказалась розетка. Фредди покрутил отвёртку в руках и стал аккуратно снимать внешний блок, стараясь не повредить ничего. Точность движений была как никогда важна. Напряжение зудело в грудине ещё сильнее, чем во время шахматных матчей. Все время Трампер боялся, что за ним следили. Слушали каждое слово, выуживали компрометирующую информацию. Теперь же он сам занимался этим, что вызывало ироничный смешок. Добравшись до внутренностей электросистемы, Фредди удивлённо вскинул брови. А следом тихо усмехнулся и мотнул головой. — Конечно же, — непроизвольным шепотом вырвалось с губ. В самом центре, аккуратно припрятанная, находилась прослушка. И Трамперу даже гадать не нужно было, чья она. Случайно продолжившееся сотрудничество вызывало смех. Оставалось гадать, не нашпигован ли весь номер жучками. На секунду журналист даже взгрустнул, что не слышал эмоции русского после интервью, потому что им с Флоренс, пожалуй, было о чем поговорить. Однако желание лишний раз болтать с Молоковым абсолютно точно, ни при каких обстоятельствах не появлялось. Но все же Фредди решил не нарушать сомнительной и со всей уверенностью временной дружбы, потому бережно прицепил собственный механизм поодаль. Так, чтобы не повредить изначальной функции. Американец цепко закусил губу с внимательностью, которую ему все сложнее было сохранять, и вскоре вернул розетку на место. Он тут же проверил работоспособность на лампе и, довольный своей работой, отодвинулся. Спрятал инструмент преступления во внутренний карман и развалился на противоположном кресле. Весь вид его не выражал никакого волнения. Хотя Фредди прекрасно знал, что выудит все возможное, дабы воспользоваться этим в будущем. И он уж точно будет думать, что говорить сейчас. Дверь тихо хлопнула, и Трампер различил тихий разговор за стеной. Непрекращающийся звон в ушах не позволял ему четко разобрать каждое слово, однако одно он подметил явно: Сергиевский был зол. Губы непроизвольно растянулись в оскале. Фредерик вальяжно повернул голову и встретился взглядом с русским. Взъерошенный после душа, он выглядел ещё более нелепо со своим недовольным лицом. Трампер едва сдержал так и норовящий вырваться смех. Понимание, что американец уже изрядно помял Анатолия, приятной патокой растеклось по телу. — Что тебе нужно? — не сдерживая грубости, бросил Сергиевский. Но Фредди только похлопал глазами и перенял из рук подошедшей Флоренс белоснежную кружку. Он, бесстыдно играясь с чужим раздражением, расслабленно потянул кофе, по старой памяти идеально разбавленный девушкой. — У меня есть одно предложение, — будничным тоном прервал молчание Трампер, сразу в лоб выразил намерения. Сергиевский выжидающе изогнул бровь. Удивительно яркое для его холодности выражение эмоций. Но Фредди упорно не сводил глаз с чужих. Он пытался прочесть сквозь сталь радужек то затаенное, что постоянно закрывал в себе русский. Американца до дрожи выводила эта показная бесстрастность и желание расшатать чужие нервы щелкало кресалом по стали собственной выдержки. Искры сыпались, сжигая ткань пиджака. Нервозность медленно разрасталась в костяшках рук. — Ты выразил все свои намерения в интервью, — процедил Анатолий, однако все же опустился на кресло напротив. Трампер лишь улыбнулся. — Увы, в нем практически не было моих личных слов, — с наигранным разочарованием протянул Фредди и меланхолично отвёл взгляд. — Мне сказали провести его — я выполнил свою задачу. — И с каких пор ты стал таким послушным? Американец взвинтился вмиг. Злость всколыхнула струны души, и он гневно зыркнул на Сергиевского. Однако внешне только засквозил ухмылкой. — Ни с каких. Я все ещё действую, как захочется того мне, — Трампер перекинул ногу на колено и опёрся рукой о подлокотник. — Просто моя помощь пригодилась. Напряжение между соперниками вновь заискрило. Даже здесь, в более уютной обстановке, они оба чувствовали вынужденное рвение держать лица. Так, чтобы не проломиться под другим. — Почему ты вообще решил, что я захочу с тобой говорить? Фредди намеренно громко усмехнулся и неспешно, потягивая чужое терпение, словно изысканный виски, скользнул рукой во внутренний карман пиджака. Он ловко поймал пачку, достал сигарету и размеренно закурил. Не со всеми зависимостями Трампер мог — и хотел — справляться. И курение для него оказалось легкодоступным и легальным средством успокоения. Подпитывающим тем не менее жажду к саморазрушению, которая росла в нем с юношества, а в последний год вошла в абсолют. — Потому что это касается не тебя одного, — выдохнул дым американец и повел сигаретой в воздухе. — Ты ведь любишь Флоренс, так? Девушка тут же нахмурилась и в порыве защиты скрестила руки на груди. Трампер мигом обратил внимание, как неуютно дернулись ее плечи. — Фредди... — Люблю, — твердо оборвал Сергиевский, исчерчивая журналиста взором. Американец тихо цокнул языком и, потягивая никотин, продолжил: — Есть сделка, — со скрытым пренебрежением бросил он. — У меня есть информация, что отец Флоренс жив. В Союзе, находится в заключении, но его ещё можно вызволить. Фредерик невольно покосился на девушку. Зная ее несколько лет, Трампер легко заметил всю бурю, взметнувшуюся внутри нее. Американец и до этого понимал, что тема отца для Флоренс больная и очень чувствительная. В свое время он давил на эту болевую точку, чтобы получить желаемое. Это не всегда было что-то осознанное — иногда Трампер задевал ее во вспышке эмоций. И это всегда работало. — Что ты несёшь? — Сергиевский подался вперёд, нависая громадиной. — Фредди, это невозможно. Журналист прекрасно видел сомнение в лице девушки. Признаться, он и сам едва ли верил в слова Молокова, но сейчас надевал маску абсолютной уверенности. — Доказательства неопровержимы, — мотнул головой Фредди. — Тебе нужно всего лишь проиграть. Отдать титул Виганду, и тогда Флоренс увидит своего отца. Девушка мелко задрожала и резко отвернулась. Она поджала губы и растерянно забегала глазами по отельной стене. Ловя недоумение и отрицание, Трампер так же нагнулся ближе. Бросил следом, желая надавить: — Ты не думаешь о счастье своей любимой? Брови Сергиевского сошлись к переносице, и Фредерик явно уловил такое пылкое его желание ударить. Однако американец лишь оскалился в ответ, провоцировал дальше и игрался. — Ты несёшь полный бред, — рыкнул Анатолий, опрометчиво сдаваясь эмоциям. Трампер лишь посмеялся и расправил плечи. Издевательски размеренно он покачал головой и громко поцокал языком. — А ведь отец Флоренс так и будет томиться в заключении, не видеть свою дочь. Ты не думал, что можешь исполнить ее мечту вновь увидеться с таким родным человеком? — Фредди! — девушка вдруг вспышкой возникла между ними. В уголках ее глаз уже сверкали стеклышки слез. — Моего отца давно нет в живых, — с уязвленным сердцем на надрыве почти крикнула она. — И ты не в праве так манипулировать моими чувствами! Трампер сдержался, чтобы не огрызнуться. Это было лишним. Американец прекрасно видел: он дожал ее достаточно. Флоренс, не сумев сдержать порыва, трепетно всхлипнула и бросилась прочь. Скрылась где-то за аркой спальни, оставляя их одних. С готовностью продолжать бой Фредди устремил глаза на Сергиевского. Словно грозовая туча, тот сверлил взглядом Трампера. — Ты сделал это намеренно. Журналист — играя — вскинул удивлённо брови. Он тут же обиженно поджал губы, подпер щеку рукой и покачал головой. Раздраженно фыркнул, сбивая пепел с сигареты: — Я всего лишь хочу отблагодарить Флоренс за то, что она сделала для меня в прошлом, и воссоединить ее с семьёй. А я-то думал, что ты к ней что-то ощущаешь. Анатолий замер лишь на мгновение. Уже в следующую секунду он перепрыгнул малое расстояние и оказался прямо над американцем, угрожающе навис. — Я забочусь о ней, — процедил по словам Сергиевский, ломая всю свою серьезность перед Фредди тупым акцентом. Журналист в очередной раз убедился, какие же русские смешные и нелепые. Анатолий среди них — жалкий экспонат. Рвение к вандализму над этим объектом искусства взметнулось в душе. Трампер по-кошачьи хитро сощурился. Он поднял подбородок выше, глубоко затянулся дымом, а затем бесстыдно выпустил его в чужое лицо. — И как я мог подумать, что ты поставишь выше своих амбиций чувства другого человека? Тебе же плевать на других. В мыслях американца даже не сквозило предостережение о возможной угрозе от человека, что находился в таком выгодном положении для удара. Хотя Фредди, может, было бы даже всласть написать скандальный заголовок, так сардонически отражающий бесконтрольность казавшегося хладнокровным русского. Пускай и в небольшой ущерб себе. Но неожиданный удар о спинку кресла выбил сжатый выдох из губ Трампера. Сергиевский, сминая хрупкие плечи, склонился к самому лицу. Его черты впервые предстали перед американцем настолько близко. А мощный еловый запах после душа внезапно пьянил. По спине пробежала ледяная дрожь. Однако что-то внутри, подобное гордыни, не позволяло Фредди отвести взгляд. Разорвать зрительный контакт было сродни проигрышу. — Я плевал на таких людей, как ты, — злость русского веяла внезапным жаром. — Никчёмных, бесхребетных и никому на деле не нужных. В груди слабо кольнуло, однако на губах ухмылка расползалась лишь шире. Американец приторно-медово протянул: — Скажи мне, а ты сам кому сдался? У тебя даже дома нет, дорогой, ты везде лишний. На плечах до боли стиснулись чужие пальцы, и Трампер, не выдержав, всё-таки сморщился. Он непроизвольно дёрнулся, однако хватка оказалось до одури сильной. — Я нашел свое место. Из нас двоих — это ты никому не нужен, — сталью прорезал Сергиевский. Болевая точка вспыхнула от меткого тычка. Напряжение одной волной раскатилось по всему телу, едва ли не довело до дрожи. Американец непроизвольно смял сигарету в руках, но не заметил ожога. Близость такого ненавистного им русского распаляла эмоции внутри с немыслимой скоростью. Сейчас они были как никогда разбиты, хотя прошло уже полгода. Легче это не делало. Было только хуже. Потому что Фредди и правда был лишним везде. Все отвернулись от него, каждый до единого. Флоренс внаглую предала, публика забыла уже через пару месяцев, Уолтер же вспомнил только по надобности. Трампер был абсолютно брошен. И одиночество выжигало зияющую дыру в израненном сердце. Такую, что восстановить никак не возможно. А вот надавить до ослепляющей боли — с лёгкостью попадания в мишень на двух метрах. Буря внутри разворачивала все органы, выкорчевывала старые язвы. Она сокрушала своим неистовством, и Фредерик знал — это не пройдет бесследно, как и любое стихийное бедствие. Ломано собирая остатки самообладания, Трампер криво усмехнулся, однако непроизвольно потеряно уронил взгляд. Нефритовые радужки вмиг потемнели, покрылись мертвенной дымкой. Фредди ослабленно опустил плечи и рвано выдохнул. Чувство собственной бесполезности выжигало шрамы на душе. Понимание, что никому нет дела ни до его проблем, ни до тревог или желаний, ни до самой жизни, разрушало всякое рвение сопротивляться и идти наперекор. Слабость и немощность давила разогнавшимся поездом гордость. Ненужный с самого своего рождения выродок. — Есть люди, которые меня ценят, — смято солгал американец. — Тебя волновать не должно, кому я сдался, а кому нет. Атмосфера между ними так же поломалась. Американец смутно это ощущал, но в состоянии возникшего опустошения не мог осознать. Просто вдруг хватка ослабла и чужая тень с лица исчезла. Сквозь грохот пульса Фредерик услышал, как Сергиевский отошел дальше. Он сказал что-то еще, но, кроме ровного тона, журналист не смог ничего разобрать. Единственным звуком вокруг стал противный звон в ушах. Реальность постепенно двоилась. Воспринимать действительность стало слишком тяжело, и Трампер явно ощутил пульсирующую боль в грудине. Фредди нервно сглотнул и рывком поднялся с места. Он затравленным зверем дёрнулся к выходу, но все же обернулся. Ощутимо глухо бросил: — Подумай о моих словах, — хотя на деле потерял весь смысл. Американец не разобрал ответ Анатолия, нырнув в темный омут собственных мыслей и тревог. Фредерик тенью выскользнул из номера, практически на автомате поймал такси обратно. Яркие огни вечернего Бангкока ослепляли сильнее, чем если продолжительно смотреть на солнце. Глаза болели от напряжения, но Трампер все равно пусто глядел в окно. Журналист не слышал никого и ничего вокруг, единственным звуком было меткое утверждение русского. Сердце кровоточило. И только оказавшись в своем номере, Фредди позволил себе надорваться. Хаотичный беспорядок комнаты так хорошо отражал побитое сознание. Американец любил аккуратность, но просто не мог содержать ее теперь. Не после того, что ему пришлось пережить за те месяцы. Любое обыденное действие оказывалось заходом на гору с булыжной громадой за спиной. Все это накладывалось массивными плитами. Фредерику сдавливало грудь, словно его ребра сминали мощнейшими тисками до крошащихся костей. Вдохнуть спокойно было невозможно, и разум, истощаясь без кислорода, бесконтрольно сверкал вспыльчивым рвением. Американца лихорадило как от горячки. Осознание, что всем плевать на него, на состояние и чувства, на раненую душу, ядом растекалось по венам. Брошенный на обочину жизни, Фредерик оказался игрушкой, дрессированной зверушкой во властных руках. Чувство собственной никчемности размозжило голову. Трампер пошатнулся на ватных ногах, закусил губы до крови и согнулся напополам. В сознание болезненно ударила так часто возникавшая мысль. И американец резко вылетел из отельного номера. Наступающая ночь встретила его холодным ветром. Фредди даже не замечал дрожи в теле. Он свернул на незнакомую улицу и оказался в непроглядном мраке. Трампер видел свет проезжающих мимо машин сквозь решетчатый забор. Немыслимые тени чертили на земле и стенах жуткие силуэты, но страх уже не появлялся. Он выцвел напрочь, прежде поглотив все чувства. Однако сердце все ещё билось учащенным пульсом, а дыхание вырывалось комьями. Фредерик дрожащей рукой отвернул откусанный пласт решетки и пролез внутрь. Темнота окутала его, словно родное дитя. Немыслимое ледяное спокойствие растеклось по телу.