Отвернутся — значит не любили.
В. Высоцкий
°
Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как Гарри в последний раз торчал в чулане под лестницей. Пусть вторая спальня Дадли не принадлежажа ему и не была чем-то особенным, в ней было естественное освещение из окна и куда больше места. Подросток мог там даже немного походить. Но теперь ребёнок был в маленьком пространстве, где мог только лежать, скрючившись на тоненьком матрасе, и размышлять о том, что он сделал не так. Он понимал, почему его исключили из Хогвартса — в конце концов, у него больше не было магии. Но он никак не мог понять, почему люди из Волшебного мира так быстро и так легко бросили его. Сам Поттер никогда бы позволил себе оставить тех, кого назвал своими друзьями, и тех, кого назвал своей семьёй. Он бы продолжал общаться с ними, что бы ни произошло. Даже если бы кто-то из близких ему людей стал парализованным инвалидом, Гарри бы не бросил его. Даже если бы кто-то из его друзей или семьи возненавидели бы мальчика, он бы продолжал помогать им, игнорируя свои чувства. Ребёнок не мог простить только одного — того, что сделал Петтигрю с его родителями, того, что сделали с ним жители Волшебного мира — предательства. Теперь даже мысленно Поттер не мог называть тех, с кем познакомился в Хогвартсе своими друзьями. И даже мысленно он не мог называть Уизли, Бродягу и Люпина своей семьёй. Ведь семья — это когда никого не бросают и не забывают. «Так не правильнее ли будет, — думал Гарри, лёжа в полной темноте чулана и дыша пылью. — Называть обитателей Волшебного мира просто знакомыми? — он устало моргал, гладя перья Хедвиг. — Или «бывшие друзья» и «бывшая семья» будет вернее?» Когда авроры нашли подростка на Ханглтонском кладбище, они доставили его прямо в Хогвартс. Там ребёнка лечили от пореза на руке, нанесенного Хвостом, колотой раны, которую он получил от паука в лабиринте, и других мелких привычных уже для него ран. Поттер проснулся, когда его осматривали на предмет каких-либо других травм, требующих медицинского вмешательства. Мальчик сразу понял, что что-то было не так. В больничном крыле было темно, как в гробу, но он был в этом кабинете слишком много раз, чтобы не знать, что даже глубокой ночью в палате никогда не бывает так мрачно. И именно тогда, когда Гарри услышал голос мадам Помфри, спрашивающей о том, как он себя чувствует, ребёнок ощутил пугающие осознание, которое осело у него в голове. Когда Поттер повернулся, чтобы посмотреть на медиведьму, он увидел только тёмный силуэт, который очень смутно напоминал мадам Помфри. После того, как мальчик спросил, почему он не может видеть ее, не желая тогда тратить время, объясняя, что может видеть очертания, колдомедик сообщила ему ужасные новости. Она рассказала Гарри о том, что он потерял свою магию и зрение из-за магической перегрузки. Она предположила, что во время его последней битвы с Волдемортом его магия хотела убедиться, что полностью уничтожила существо, навредившее её хозяину. Разум и тело, дух и магия — всё, что было связано с тем чудовищем, всё, что принадлежало ему, было уничтожено ребёнком. Поэтому теперь у монстра наконец-то не было возможности снова воскреснуть. Вот только в результате полного уничтожения темного волшебника, убившего множество людей, мальчик лишился двух жизненно важных для него вещей. В больничном же крыле подросток получил поздравления от прибывшего в Хогвартс в качестве одного из судей турнира министра Фаджа за то, что снова уничтожил Темного Лорда. То, что произошло на кладбище, уже давно стало общедоступным фактом и было известно всем, кроме самого «Победителя». Корнелиус сказал Поттеру, что смерть Того-кого-нельзя-называть была официально подтверждена Альбусом Дамблдором и подтверждалась смертью всех Пожирателей смерти, имеющих тёмную метку и каким-то ещё фактом, который директор правда пытался объяснить, но который сам министр попросту не понял. Фадж извинялся, и, пусть его слова очень навряд ли были искренними, Гарри был благодарен ему за хотя бы такое подобие нормальности и порядочности. Корнелиус говорил о том, что ему правда очень жаль, но он не мог поступить иначе, не мог идти против очевидных фактов даже для помощи Мальчику-который-выжил. Министр утверждал, что ему и Дамблдору просто пришлось исключить ребёнка из Хогвартса, потому что его имя исчезло из Книги доступа, в которой были записаны все ученики Школы Чародейства и Волшебства. Фадж, наконец, просил понять его и принять все изменения своей жизни спокойно, ведь подросток «и сам знает что, раз у него больше нет магии, он не может появляться в Волшебном мире». Несмотря на то, что Поттер слышал, что говорил Корнелиус, он чувствовал, что министр желал только одного. Гарри практически видел бегающие по седой голове мысли, твердящие о том, что можно будет использовать отсутствие нового Героя Великобритании в своих интересах и наконец-то избавиться от надоевшего уже директора Хогвартса. Маленькие Фаджи бегали среди редких волос своей большой копии, радовались возможности обнародовать то, что они помогли Мальчику-который-выжил привыкнуть к миру магглов, и продумывали, как это подать людям, чтобы они отдали ему свои голоса на предстоящих выборах. Впрочем, в тот момент ребёнку было совершенно плевать на смутные ощущения, исходившие от силуэта Корнелиуса. Тогда подросток старался сосредоточиться именно на словах людей, столпившихся возле его кровати, и понять, что с ним будет дальше. Оказалось, без его магии никто больше не хотел иметь с Поттером ничего общего. Его знакомые говорили, что это было вовсе не из-за него, они говорили, что просто не хотят вызывать у него зависть из-за того, что все вокруг Гарри могли использовать магию, а он нет. Но с мальчиком всё было бы в порядке, если бы те, кого он называл семьёй или друзьями оставались рядом — он был уверен в этом на все сто процентов. Всё, что ребёнку было нужно — это помощь близких ему людей и их поддержка, пока он привыкает быть полуслепым и больше не обладать магией. Вот только то, что подросток чуть ли не прямым текстом сказал это, по видимому, никого не убедило, и его знакомые всё равно продолжили гнуть свою линию. Гарри мог только надеяться на то, что ему позволят нормально приспособиться, прежде чем выпнут в мир магглов. Его надеждам, впрочем, не суждено было сбыться, так как, как только Поттер исцелился от своих травм, он оказался на поезде, везущем его обратно к Дурслям. После сражения с Волдемортом прошло всего четыре дня, два из которых мальчик был без сознания, и он понятия не имел, что вообще делать со своей жизнью. С собой у ребёнка была только Хедвиг и небольшая спортивная сумка, которую дал ему Дамблдор, чтобы положить туда одежду, мантию-невидимку и фотоальбом, подаренный Хагридом ещё на первом курсе. Все учебники подростка теперь принадлежали учителям, его волшебная палочка была сломана и сожжена, а школьные принадлежности были переданы Рону для использования в следующем году. У Гарри хотели отобрать даже сову. И единственной причиной, по которой этого не произошло, было то, что, когда знакомые Поттера попытались забрать Хедвиг у её хозяина, у неё случилась совиная версия истерики. Когда мальчик садился в поезд, директор сказал ему, что отправил письмо его семье, в котором просил их помочь своему племяннику привыкнуть к слепоте и помочь ему смириться с тем, что у него больше нет магии. Ребёнку очень сильно захотелось ударить Дамблдора за то, что он дал Дурслям оружие против него. Но подросток не мог найти в себе на это сил и просто шел по поезду, крепко держась за поручень, пока не нашел купе, в котором проведёт всё время поездки обратно к родственникам. Можно было подумать, что Гарри наконец-то сломается во время длинной одинокой поездки на поезде, но это было не так. Поттер солгал бы, если бы сказал, что был очень удивлён или шокирован предательством. У него никогда не было каких-то сомнений в том, что однажды что-то случится, и мальчик снова будет отвергнут всеми. В конце концов, так всегда было в Суррее, и так, в конечном итоге, случилось и в Волшебном мире. Собственно, даже в Хогвартсе это происходило уже далеко не в первый раз. Его так называемые друзья даже не вступились за подростка на Турнире, а школа была против него так много раз, что ребёнок даже не хотел считать. И даже взрослые, которым, по идее, Гарри должен был доверять, так часто отказывались помогать ему, что он уже просто перестал о чём-либо у них просить. Единственным, что тревожило Поттера, пока он трясся в пустом купе поезда, был страх. Он банально боялся того, что Дурсли сделают со своим племянником, теперь, когда он не мог видеть и не мог никак от них защититься. Когда поезд наконец остановился, мальчик понял — ему невероятно повезло, что он мог видеть слабые очертания людей сквозь стены, иначе он никогда бы не смог найти Вернона. Подросток даже поблагодарил кого-то на небесах, что мадам Помфри чуть ли не приказала директору и министру оставить его в Хогвартсе, пока он не выздоровеет, потому что иначе ребёнок никогда бы не смог угнаться за своим дядей. Войдя в дом, Гарри вместе с Хедвиг и спортивной сумкой отправился в чулан под лестницей, в открытый проём которого его недвусмысленно запихнул Вернон, наверняка побагровевший от гнева. — Извини, девочка, — тихо сказал Поттер, поглаживая взъерошенные перья совы. — Похоже, ты некоторое время не сможешь летать. Ему совершенно не нравилось то, что Хедвиг заперта вместе с ним, поэтому мальчик просил прощения уже в который раз. Но в который раз получал в ответ лишь тихое возмущённое уханье и шелест перьев, которые по всей видимости были совиным эквивалентом закатывания глаз. Подросток не думал, что в этом была необходимость, но достал те немногие подарки, которые хоть что-то значили для него. Ребёнок просто хотел почувствовать себя как дома, а единственным способом, который он знал, было заполнить чулан важными для него вещами. Каждый год, на Рождество и день рождения, Гарри получал от своего дяди Реборна подарки. Он даже смог сохранить подарки от Дадли, потому что Вернон и Петуния сказали своему сыну, что их прислал какой-то урод и что они могут быть опасны для маленького Дидди. Мальчик не знал, почему дядя и тётя называли своего родственника уродом, но все равно был благодарен кому-то на небе за то, что у него действительно был кто-то, кто заботился о нем, даже если они связаны только браком между Эвансами и Дурслями. Поттер помнил, что, когда он окончательно убедился в том, что Вернон и Петуния никогда не будут заботиться о нём и никогда не увидят в нём семью, ребёнок представлял себе этого таинственного дядю, который однажды придет и спасет своего племянника от Дурслей. Гарри было все равно, был ли этот человек уродом, потому что для него Реборн уже был лучше других родственников мальчика. Он даже дарил Поттеру настоящие подарки, в отличие от людей, с которыми он жил, и делал это неоднократно. В подарках не было ничего особенного, но они были продуманными, и именно эта мысль имела для значение для подростка. Конечно, ему нравились всё, что дарил дядя, но было три подарка, которыми ребёнок дорожил больше всего на свете. Первым был коричневый плюшевый мишка с красным бантом, которого Гарри получил, когда ему исполнилось четыре года. Вторым была фетровая шляпа с ярко-зелёной, как его глаза, лентой, которую мальчик получил после второго курса и с тех пор носил, не снимая, каждый раз, когда выходил на улицу. Последним же был медальон с фотографией Лили и Джеймса. Хотя только на первом курсе Поттер узнал, что это были его родители, а до этого всегда думал, что мужчина и женщина были дядей и его женой. Искра надежды зажглась однажды, когда Вернон спросил, возьмет ли Реборн Гарри. И надежда была почти разрушена, когда ребёнок услышал, как Дурсль несколько мгновений спустя начал кричать о том, что Реборн должен был взять на себя ответственность за своего племянника. Мальчик старался сохранять остатки надежды, потому что никогда не слышал, чтобы его дядя говорил «нет», но сейчас даже они окончательно разрушились. Теперь, когда подросток был слеп, даже этот человек, который, казалось, всегда заботился о нём никогда не согласится взять над ним опеку. Поттеру хотелось плакать, но он не мог себе этого позволить, иначе Вернон разозлится на него. И теперь, когда Дурсли не могли заставить Гарри выполнять больше работы по дому, у него отнимут еду или накажут за шум физически. Не желая больше ни о чём думать, ребёнок позволил усталости взять верх и наконец уснул. На этот раз то ли из-за везения, то ли из-за молитв мальчика, то ли из-за банального изнеможения кошмары исчезли. Ни смерть Седрика, ни злой смех Темного Лорда — ничего не преследовало подростка в густой темноте сна. Он просто мирно спал.