Предательству нет прощения.
Омерта
°
Реборн никогда раньше не был в доме своего младшего брата, не желая подвергаться сам и подвергать свою семью риску слежки. Киллер всегда встречался с Дурслями в одном из лондонских ресторанов, который был известен в его кругах тем, что держался подальше от чужих дел. И теперь, когда солнце впервые увидел Суррей, он был действительно рад, что никогда не бывал лично ни в доме, принадлежащем его кровной семье, ни даже в его окрестностях. Нормальность этого места была настолько преувеличена и гипертрофирована, что всё вокруг выглядело ненормальным. Всё вокруг было настолько похоже, что даже у трезвых людей могла закружиться голова, когда они приезжали сюда в первый раз. В небольших каменных домах не было никакой индивидуальности, а были только белый деревянный забор, за которым находились идеально подстриженный газон и идеально уложенные асфальт или плитка. Одинаковые машины настолько медленно, что быстрее было бы дойти пешком, разъёзжали по идентичным улочкам, которые пересекались под прямыми углами, создавая серую сетку. Идентично простые и идентично расслабленные взрослые не спеша плелись по тротуарам или сидели на лавочках, расставленных через каждые несколько метров. Впрочем, не имело никакого значения, как выглядел Суррей, потому что, пока у Реборна было право голоса, он не собирался возвращаться сюда, после того как уедет со своим племянником из этого противного, до зубного скрежета места. Бывший аркобалено ненавидел такие районы. Он только приехал, но уже видел, как сплетники и сплетницы, коими являлись чуть ли не все обитатели Суррея, пытаются спрятаться за занавесками или внезапно решают выйти на пробежку, вместо того, чтобы спокойно сидеть на скамейке. Если киллер не хотел быть незаметным, он делал всё максимально стильно и с наибольшим пафосом, поэтому солнце прекрасно понимал, что привлёк к себе внимание. Он попросту не мог этого не сделать своим сшитым на заказ итальянским костюмом с яркой жёлтой рубашкой, федорой с такого же цвета лентой и элегантным темно-синим Ferrari, припаркованнным на никогда, наверное, не видевшей таких автомобилей улице. Но даже для него, привыкшего к удивлённым и шокированным, раздражённый и откровенно завистливым взглядам, внимания было слишком много, а ведь бывший аркобалено ещё даже ничего не сделал. С другой стороны, Реборн не планировал задерживаться здесь надолго — ему просто нечего было сказать своей бывшей семье. Для киллера то, что сделали Дурсли, было практически личным оскорблением. Пока он вбивал в головы своим ученикам то, что семья превыше всего, его собственная семья настраивалась против одного из своих членов и буквально бросала его на произвол судьбы. Солнце не помнил, когда в последний раз так сильно злился. Казалось, даже сразу после проклятия он не ощущал так много бурлящей внутри ярости и настолько глубокого гнева. Они сливались внутри него и смешивались с его пламенем, также взбешённым, а потому желающему поскорее выплеснуться наружу. Они втроём шипели внутри него, словно раскалённое на огне масло, и оставались внутри только благодаря самоконтролю бывшего аркобалено. Только крепкая хватка Реборна на эмоциях и его нежелание нарушать Омерту, убивая тех, кто не знает о мафии, и вымещать свою злость на невиновных гражданских спасала жителей Суррея. Только самоконтроль киллера отделял шесть граммов стали и свинца от тел обитателей этого места. Лишь солнце удерживал самого себя от натуральной бойни, которая наверняка унесла бы жизни всех жителей района, и которую, скорее всего, прозвали бы как минимум вторым кровавым озером. Бывший аркобалено сделал несколько размеренных шагов по ровному асфальту, который как будто укладывали с помощью уровня, и оказался перед простой дверью четвёртого дома на Тисовой улице. Он едва успел постучать, как дверь открылась, и показалась Петуния с недовольным, скривлённом в раздражение выражением лица. Реборн уже давно заметил, что у неё всегда был такой вид. Даже когда женщина пыталась улыбнуться, она выглядела так, словно только съела целый лимон. Даже когда сестра Лили была действительно была чем-то обрадована или искренне очарована, её выражение лица говорило прямо об обратном. — Ты рано, — прямо заявила Петуния, распахивая дверь пошире и отходя с пути. — Я полетел на частном самолете, — вежливо, но слегка высокомерно ответил киллер, принимая приглашение и входя в прихожую. Он тут же был вознагражден ревнивым презрительным взглядом, и мысленно одобрительно похлопал себя по спине. Раньше солнце никогда не поступал с Дурслями так низко и мелочно, потому что они были его, пусть нелюбимой, но всё же семьёй. Однако теперь он вполне мог себе позволить такое отношение. Если Дурсли собирались в открытую хвастаться перед ним тем, что бывший аркобалено, по их мнению, не может достичь, он вполне имел право просто ненавязчиво сказать этим людям, что он намного богаче их, и что ему живётся намного лучше, чем им. — Его не нужно ждать часами, — протянул Реборн, замолчал на секунду, намётанным взглядом оглядел прихожую и, привычно спрятав глаза за полями шляпы, продолжил всё тем же тоном. — Да и летает он куда быстрее. Киллер знал, что такая манера речи невероятно раздражает людей. Знал и умело этим пользовался. Обычно он использовал этот тон, разговаривая с небесами, которые считали себя выше остальных только из-за типа пламени и думали, что связь — это высшая награда для всех атрибутов. Другими словами, солнце говорил так практически со всеми встречаемыми Боссами или Наследниками Семей и использовал этот тон весьма часто. Но, опять же, он никогда не собирался говорить в такой манере со своей семьёй. «Впрочем, — подумал бывший аркобалено, отмечая шпингалет на дверце чулана под лестницей. — Я и сейчас не собираюсь использовать этот тон в разговоре с семьёй, — он посмотрел на Петунию, которая выглядела так, будто запила рыбий жир лимонным соком, и усмехнулся. — Но почему бы не поговорить так с бывшей семьёй?» Женщина отвернулась, чтобы закрыть за гостем дверь, и Реборн, воспользовавшись предоставленной ему возможностью, нанёс смертельный удар в открытую спину. У Петунии не было ни шанса увернуться или как-то блокировать атаку — ей не позволяла ни поза, ни её откровенно плохая физическая подготовка, ни банальная неожиданность удара. Позвоночник женщины не просто треснул или сломался, он даже не просто раскрошился. Он буквально превратился в пыль от соприкосновения с кулаком Лучшего наёмного убийцы, усиленным сильнейшим во всей мафии солнечным пламенем. Киллер позволил сестре Лили упасть на пол с тяжелым и громким, будто бы принадлежащем не ей, а её сыну или мужу, стуком. Она, будто пятно, растеклась по ковру, приняв странную и неестественную — совершенно ненормальную — позу, и осталась лежать в таком виде, словно марионетка, у которой кукловод обрезал все ниточки, или брошенная ребёнком игрушка. Бывший аркобалено позволил женщине привлечь внимание остальных обитателей дома и стал ожидать прибытия своих следующих жертв, не желая искать своих родственников по всему зданию и поднимать ещё больше ненужного шума. Долго убийце, к счастью, ждать не пришлось — прошло совсем немного времени, прежде чем он услышал знакомые громкие и медленные, несмотря на их спешность, шаги и тяжёлое хриплое дыхание, принадлежащие Вернону. — Реборн! — закричал боров. Он собирался спуститься или спросить, что произошло, но увидел лежащую безвольной куклой жену и чуть не слетел кувырком на первый этаж, запнувшись обо что-то из-за шока и решив остановиться посередине лестницы. — Ублюдок! — выплюнул Вернон, побагровев от гнева, но при этом задрожав от страха. — Что ты сделал с моей женой?! — завопил он, сжимая кулаки на перилах. Солнце не счёл нужным ответить на вопрос, который, к тому же, вопросом-то был лишь отчасти и являлся скорее наездом или обвинением. Он просто направил на своего кровного брата Леона, который на ходу превратился в знакомый киллеру до малейших потёртостей на рукоятке и отливающий немного зелёным чешский пистолет, и выстрелил. Киллер, как и всегда, не промахнулся, и пуля с почти неслышным свистом рассекла воздух и врезалась прямо в центр лба Вернона. Ярко-красная кровь быстро, но как будто бы лениво потекла из идеально круглого отверстия и, разделившись на тоненькие струйки, пересекла лицо, запачкав бывшую всего пару мгновений назад идеально белой рубашку. Дадли, спускающийся сразу следом за своим отцом, остановился, как вкопанный, и с нескрываемым ужасом посмотрел на своего дядю. Бывший аркобалено в ответ только улыбнулся и помахал подростку, не выпуская пистолет из руки и не убирая палец со спускового крючка. В четвёртом доме по Тисовой улице прозвучал второй за день выстрел. И снова никакого промаха — большое тело повалилось на ещё более огромный труп Вернона. Кровь отца и сына вытекала из их ран и смешивалась. Она покрывала лица и шеи похожих на китов людей и застывала, практически намертво слепляя их кожу. Реборн вздохнул — за такой короткий срок в доме из такого тихого и спокойного района слишком много раз раздавался грохот. От вызова полиции — солнце был уверен — его спасало только то, что он стрелял из Леона, который был куда тише обычного пистолета, и то, что каменных домов неплохая звукоизоляция. Или же у Дурслей просто была настолько плохая репутация, что соседи уже привыкли к постоянному шуму. Киллеру не нравилось, как быстро погибли эти трое, но он не мог тратить своё время на то, чтобы получше разобраться со своей бывшей семьёй. Отныне на попечении у Реборна был племянник, о котором нужно было заботиться, а это означало, что он не мог позволить себе тратить время на игры с предателями. По крайней мере сейчас. Бывший аркобалено знал, что Гарри не нравился Дурслям из-за магии, но солнце думал, что с ребёнком, по крайней мере, будут хорошо обращаться, и что мальчику не нужно будет бояться за свою жизнь. Ведь если бы киллер взял своего племянника к себе именно так и произошло. Впрочем, он, наверное, не должен был удивляться, когда Леон сказал ему, что в чулане под лестницей кто-то есть. Реборну даже не нужно было быть гением — коим он, без всяких сомнений, являлся — чтобы понять, кто именно жил там. Только одного человека его родственники могли поселить в практически шкафу. Только одного — могли запереть на находящийся снаружи шпингалет. Солнце определённо не должен был удивляться, когда увидел ребёнка, свернувшегося в компактный клубок на тонком старом матрасе и смотрящего одновременно на него и куда-то сквозь. Мальчик был настолько маленьким, что казалось, будто ему было максимум лет двенадцать. Его волосы были в полном беспорядке, но глаза сияли ярким зелёным цветом. Гарри был одет в какие-то тряпки, которые Дурсли наверняка гордо называли «одеждой», и которые киллер собирался лично сжечь после похода по магазинам. Он весь был покрыт то ли пылью, то ли штукатуркой, то ли смесью всего этого и даже не пытался отряхнуться, возможно, попросту не видя в этом особого смысла. Но именно после того, как бывший аркобалено был удивлён внешностью физическими качествами своего племянника, он оказался совершенно шокирован тем, что почувствовал внутри подростка. Это не было общеизвестным фактом, но пользователи пламени обладали способностью ощущать чужые атрибуты и идентифицировать их. Также — это заметил лично Реборн, когда познакомился с Лили — пользователи пламени могли чувствовать магию внутри людей. Две силы показались солнцу чрезвычайно похожими, но в то же время разительно отличались. Там, где волшебство казалось больше водой и плавно текло из ядра во внешнюю среду, пламя полностью оправдывало своё название и горело где-то в груди ярким огнём, разнящимся от атрибута к атрибуту. Киллера потрясло совершенно не то, что в Гарри не ощущалось ни крупицы магии — в конце концов, именно об этом сказал Вернон по телефону. Его шокировало солнечное пламя, сияющее внутри ребёнка жёлтым пожаром и отражающееся светлыми бликами в изумрудных радужках. — Ну, здравствуй, — улыбнулся бывший аркобалено. — Piccolo solе.