***
Ветки хрустели и ломались под ногами, пока он сердито пробирается сквозь джунгли. Топает громко, по пути срывая листья и кидая их под ноги. Как у нее вообще хватает наглости лизаться с каким-то обоссаным ушлепком? За свои пятнадцать лет жизни он, Ваас, никогда и слова против ее бредовых идей не говорил. Бегает за ней послушно, как собачка, с кинжалом этим сраным. Поручения выполняет. Образцовый воин и братик, бля. Два в одном. "Ваас, ты только мой." "Ваас, мне нужен только ты один." "Поцелуй меня, Ваас. Давай же! И мы сможем стать единым целым. Ты же этого хочешь... Возьми меня вот здесь. Вот так... Молодец." Дыхание сбивается. Внезапно становится жарче градусов на двадцать, и он делает несколько рваных вдохов, чтобы успокоиться. Он вновь чувствует губы Цитры. Ее гладкое, натянутое, как струна, тело. Нежную кожу, которую он с таким трепетом гладил, пока она шептала ему на ухо, как сильно его любит. Что он единственный, кого она хочет на самом деле. Дыхание снова перехватывает, и руки непроизвольно сжимаются в кулаки. И после всего этого она смеет сосаться, как ебаная шлюха, с каким-то пацаном из деревни. Он видел его, кстати - совершенно беспонтовый дебил, хоть и гораздо старше него, но нож в руках и то еле-еле держит. Пары ударов под дых хватило, чтобы придурок повалился к его ногам. А гонору-то было. Он презрительно сплевывает, вспоминая корчащегося на земле парня. У его сестры совершенно дерьмовый вкус. Он никогда особо не замечал за собой склонности к насилию, но рядом с Цитрой голова будто заполнялась туманом, который затмевал остатки здравомыслия и принципов. Особенно в ситуациях, подобной этой. Он частенько задумывался о том, что это все как-то неправильно. Ну, типа, инцест, конечно, дело семейное и все такое, но как-то не по-человечески все равно. Однако привязанность к сестре была гораздо сильнее его самого, его принципов и морали. Так что он гнал от себя эти мысли, снова и снова возвращаясь к ней. К Цитре. К единственной константе, которая имела для него значение. Внезапно он слышит какой-то звук. Замирает. Кажется, откуда-то с запада. Выглядывает из-за дерева, подкрадывается ближе. В небольшом овраге, на траве умирает олень. Наверное, в капкан попал - задние ноги раздроблены. Он задумчиво хмурится. Бедное животное потеряло слишком много крови, чтобы выжить. Тут можно только добить, чтобы избавить от страданий. Он тянется к ножу за поясом, но неожиданно для себя замирает. Затем подносит нож к кровоточащей ране. Вместо того, чтобы быстро перерезать оленю горло, надавливает острием на рану, наблюдая, как кровь темными сгустками вытекает из артерии. Зверь слабо дергается и хрипло визжит от боли. Завороженный чужим страданием, он надавливает сильнее, так, чтобы лезвие провернулось внутри. Медленно. Каждой клеткой чувствуя боль живого существа. "А ничего так. Приятно..." - думает рассеяно. Как любопытно. Интересно, смог бы он сделать такое с парнем, пихавшим свой язык в рот к его сестре?.. Словно очнувшись от транса, он вдруг бросает нож и отшатывается. Олень уже давно издох, и только кровь еще долго будет служить напоминанием о его незавидной участи. Он сглатывает и пытается выровнять дыхание. Что это на него нашло?.. Что-то вдруг отвлекает его: внимание привлекает мельтешение в просвете между деревьев. Он вытягивает шею, чтобы рассмотреть получше. Видит девчонку примерно своего возраста. Кожа бледная, не загорелая совсем. Он фыркает про себя: явно не здешняя. Как они только ходят с такой светлой кожей? Он оставляет труп оленя и пригибается ближе к земле. Движется мягко, будто выслеживая добычу. Ему всегда нравилось это чувство, нравилось отождествлять себя с хищником, преследующим жертву. Разумеется, он не собирается по-настоящему охотиться на людей, но почему бы не поиграть немного? Он не делает ничего плохого. Просто посмотрит. Он выглядывает из-за веток. Девчонка ловко скачет по краю обрыва, без опаски глядя вниз, на живописное ущелье. Вид и правда был красивый - даже прожив на островах всю жизнь, к этому невозможно привыкнуть. Он и сам иногда любуется здешними видами, однако сейчас его внимание приковано совсем к другому. Глядя на плавные, но в то же время четкие и отточенные движения туристки, он не может не восхищаться. Даже он не рискнул бы прыгать так по краю, а этой хоть бы что - скачет себе, как горный козел. Прикольно. Он так увлекается, что едва не присвистывает восхищенно, но вовремя прикусывает язык. Он же на охоте, напоминает он себе. Тут нельзя отвлекаться. Но, черт, девчонка действительно впечатляет. "Никогда не видел такого бесстрашия. Это либо глупость, либо охуительная смелость. А может, и то, и другое." Он неслышно подбирается еще ближе. Он и раньше видел туристов, отдыхающих на Рук Айленд, но никогда - таких красивых. Кроме того, он старался обычно к ним не приближаться: от чужаков с материка веяло чем-то странным. Инородным. А ему не нравилось все странное и инородное. Нет, на самих туристов ему было насрать, в принципе - лишь бы они его не трогали. А так все заебись. Но иногда все-таки интересно глянуть, как живут другие люди. Нормальные. Которые не строят из себя хер пойми что в погоне за бессмысленными легендами. Хоть одним глазком глянуть... Это же не преступление, в самом деле. Он ведь не предает Цитру. Съедаемый любопытством, он приближается еще ближе. Хруст. Это переламывается пополам ветка, на которую он по неосторожности наступил, завороженный движениями человека. Сердце пропускает пару ударов. Девчонка вскидывает голову, услышав звук. Следующие пара секунд, как думалось ему позже, были крайне наполнены событиями. Даже слишком, по его мнению. Во-первых, глаза чужачки комично расширяются. Она его заметила. Во-вторых, ее нога соскальзывает с камня, и она заваливается назад, в тщетной попытке удержать равновесие. В-третьих, она нелепо машет руками, балансируя на одной ноге над обрывом. И, наконец, в-четвертых: он стоит с совершенно тупым выражением лица и смотрит, как она падает. Точно-точно падает, прям вниз. В обрыв. Он уверен. Чувствуя нарастающую панику, он подбегает у краю обрыва. Девчонка прижалась спиной к скале, стоя на каком-то крошечном каменистом островке. Повезло, что не разбилась. Она явно в рубашке родилась. Счастливчики эти чужаки. Он мог бы поклясться, что если когда-нибудь на острова заявится случайный американец, ищущий острых ощущений, его не возьмут и с полсотни хорошо вооруженных людей. Дуракам везет. —Не двигайся! — кричит. А сам в это время шустро взбирается по скалам, подбираясь ближе. Смотрит по сторонам. Вон с того камня, кажется, можно будет дотянуться до девчонки и вытянуть ее наверх. Осталось только до этого камня самому добраться. Ему никогда особо не давались прыжки в длину, но все бывает в первый раз, верно? Он уже представляет, как мешком летит вниз, и как его тело волнами протаскивает между скал. Представляет разочарование на лице сестры, которая говорит, что он ни на что не способен. И которая потом найдет ему замену, своего нового воина. Он раздраженно рычит. Да нихуя. "Вот так, сука!" Он разбегается и прыгает. Сердце на долю секунды останавливается, пока он не чувствует твердую опору под задницей. Да, приземление вышло не совсем удачным, конечно, но он хотя бы жив. Это радует. Не радует разве что стремительно разливающаяся по одному конкретному месту боль. "Похуй, синяки на жопе - еще не конец света." Кряхтя, он поднимается и что есть силы вытягивает руку. —Хватайся и прыгай! Девчонка растерянно таращится на него. Она что, глухая? Или просто глупая? Все американцы такие придурки?.. —Прыгай же! Я поймаю, клянусь! Ты мне веришь? — он уже в отчаянии. Если она не прыгнет сейчас, каменный островок под ней обвалится. Он и так держится на соплях. Вдруг туристка решительно выбрасывает руку и хватает его ладонь. Тело будто пронзает электрический разряд, но он крепко сжимает ладонь и тянет ее на себя. Через пару минут они уже наверху, испуганные и тяжело дышащие. Но живые. Он в который раз находит это очень радостным. Все-таки жить - охуенно. —Спасибо, — девчонка в упор смотрит на него, чем слегка смущает, — если бы не ты, мне бы конец был. —Ага. Он отворачивается. Лицо почему-то заливает краска. Девчонка совсем не похожа на Цитру, и это одновременно пугает, отталкивает и привлекает. Чтобы скрыть смущение, он садится на траву и достает самодельную сигару. Ему всегда казалось неебически крутыми эти штуки у мужиков. А еще ему нравилось думать, что с ней он выглядит солиднее. —Как тебя зовут? Я Софья, — она все ещё с любопытством смотрит на него. —Ваас. Она с улыбкой протягивает руку. Теперь настала его очередь теряться, но он все же пожимает ее. Ее хватка крепкая. Волевая. С характером девчонка. —А где твои родители? — поток вопросов не перестает сыпаться. —Нету, — бурчит, — мы тут с сестрой. "Охренеть она любопытная. И чего пристала?" —Хм, — она задумчиво глядит на него, —значит, вы всю жизнь здесь живете? Неужели вы никогда не хотели уйти отсюда? Ну, то есть... Здесь, конечно, очень здорово, солнышко, природа. Но разве тебе не хочется в город? Тебе бы там понравилось, мне кажется. Всем мальчишкам нравится в городе. Еще бы, куча дворов, в которых можно подраться и куча стекол, которые можно разбить! Она заливисто смеется, и он невольно заслушивается ее смехом. Красиво. Она продолжает: —Мы с отцом сегодня отплываем в Калифорнию. Хочешь, можешь поехать с нами, я его уговорю. Папа ради меня что угодно сделает, я же его единственная дочь... В ее глазах на мгновение мелькает грусть, и он хмурится. Видимо, у всех есть тяжелый груз. Даже у таких вроде бы светлых и невинных. Совсем недолго, но он и правда задумывается: а что, если и правда взять и свалить отсюда? На материке у него будет хоть какое-то будущее. Желательно,не связанное с чудовищами, воинами и прочей хуйней. "Как тебе такая идея, Ваас?" Бросить все. Остров, дом, ракьят. Цитру. При мыслях о ней в груди что-то тоскливо сжимается, и он понимает, что это все было всего-навсего секундным помешательством. Он никогда не покинет Цитру. Она - единственная семья, которая у него осталась. "Ведь без семьи кто мы, блядь, такие?.." Он качает головой: —Нет. Не хочется мне в твой город. Мне и здесь неплохо. Отводит взгляд, словно опасаясь, что за небесно-голубыми глазами она без труда сумеет распознать ложь. Американка грустно опускает голову. —Я понимаю. Какое-то время они сидят рядом, наблюдая за заходящим солнцем. Рассеяно наблюдая за закатом, он упускает момент, когда девчонка начинает рыться в карманах. —Вот. Держи. Я ведь тебя так и не отблагодарила за спасение. Прости, что так мало, просто... Больше с собой у меня ничего нет. Озадаченно склонив голову, он уставился на ее раскрытые ладони. На них, переливаясь и поблескивая, лежал небольшой изумрудный камешек. —Это жадеит. По преданиям майя, у него вроде как даже магические свойства есть. Долголетие, например. Это все ерунда,конечно, но я почему-то верю, что он приносит удачу. Мы с отцом увлекаемся разными редкими ископаемыми и камнями - что-то вроде хобби. Этот довольно редкий, мы его очень долго искали. Надеюсь, тебе понравится... Слегка запоздало он протягивает руку и берет камень. На ощупь он слегка шершавый. Вглядывается в поверхность: форма красивая, как у листика. Интересно, с такой формой природа постаралась или люди? Ярко-зелёные грани отражают свет закатных лучей, и ему кажется, что это самое красивое, что он видел в своей жизни. Он крепко сжимает подарок в ладони. —Очень нравится. Спасибо... Она улыбается и машет на прощание рукой. Совсем скоро они с отцом отплывут в Калифорнию, а он так и останется гнить на Рук Айленд. С другой стороны, это только его решение: здесь его дом. Здесь Цитра. Он чувствует на мгновение укол вины, когда думает, что, сохранив подарок, по сути предает частичку доверия сестры. Но он уже решил. Пускай это будет его маленькая тайна.***
Когда Монтенегро заканчивает говорить, я в легком шоке смотрю на него. Никогда бы не подумал, что у этого камешка такая история. А еще никогда бы не подумал, что Ваас может спасти человека, с его-то садистскими замашками. Эти мысли я и озвучиваю вслух. Монтенегро криво усмехается: —Мудаками не рождаются. Ими становятся, Джесси. Отметив для себя поразмыслить над его словами позже, встаю и потягиваюсь: —Ладно, давай искать вместе. Все равно ты уже генеральную перестановку мебели сделал... Спустя еще полчаса тщательных поисков камень таки отыскался, погребенный под завалами из моих старых журналов за письменным столом. Ваас резко веселеет. На лице - облегчение. —Так, hermano, забудь всю ту хуйню, что я сказал. Не было ничего такого, понял? Спиздел я, — Ваас выхватывает у меня из рук камень. —Угу, конечно. Как скажешь, — я даже не пытаюсь скрыть в голосе иронию, наблюдая, как Монтенегро трепетно отряхивает свой камешек и продевает в новую цепочку. Крепкую, чтоб больше не порвалась.