Мы в ответе за тех, кого приручили

В недоумении я перетряхиваю постельное белье. Передвигаю с места на место подушки. Двигаю вешалки в шкафу. "Куда я мог ее засунуть?.." Уже неделю я не могу отыскать свою толстовку - такую старую, что мне неловко надевать ее на выход, поэтому я использую ее в качестве домашней. Поначалу я не обращал внимания: думал, может, по своему обыкновению закинул ее куда-нибудь за диван. Я вообще привык разбрасывать вещи где попало. Но толстовка никак не находилась даже по прошествии нескольких дней, и я начал усиленные поиски. Не могу сказать, что кофта была как-то по-особенному мне дорога... Но она была удобной. А еще она была моей, сука. И я ее найду. Я нахожу ее среди разложенного в художественном беспорядке хлама Монтенегро. Не успев толком поразмыслить, как она туда попала, выуживаю свою вещь. И тут же снова ее теряю, когда неизвестно откуда взявшийся Ваас выдергивает ее у меня из рук. Я никогда не привыкну к этому дерьму. Делаю глубокий вдох и говорю скептически: —Ты же не серьезно? Она на тебе по швам трещит. —А кто сказал, что я ее ношу? Твоя тряпка годится только руки вытирать, Джесси. Я начинаю терять терпение: —Ну так дай сюда! Средний палец кажется довольно красноречивым ответом. Что ж. Я вздыхаю и пытаюсь воззвать к его рассудку (или тому, что от него осталось, во всяком случае): —Да на кой черт она тебе сдалась? Носить ты ее не сможешь, пол вытирать тоже - ты же у нас, сука, воспитан в лучших традициях дикарей, и уборку не воспринимаешь в принципе... Тогда зачем? Ваас самодовольно закидывает ноги на подлокотник дивана и ухмыляется: —А вот нехуй шмотки свои везде разбрасывать. Может, она мне мешалась... Это справедливая конфискация имущества. С минуту я тоскливо смотрю на него. В моих глазах даже не злость - скорее крайняя заёбанность и полное непонимание, как я пришел к такой жизни. Хорошим же человеком вроде был. Родителям помогал, учился нормально. "Так за что мне все это, Господи, ты можешь ответить?.." Не дождавшись ответа, что еще раз утвердило мою веру в отсутствие мужика на небе, бросаю: —Хуй с тобой. Подавись, блин... Закатив глаза, я иду на кухню. У нас с Монтенегро и без того слишком много поводов отпиздить друг друга, и усугублять ситуацию из-за какой-то поношенной кофты будет максимально нерациональным решением. Он зачем-то тащится за мной. Разваливается на стуле, закинув ноги на стол. За которым мы едим, между прочим. Варвар, блядь. Ладно бы это, но его цель на сегодня, похоже, заебать меня по полной программе. Ибо он не затыкается ни на минуту, пока я чищу и режу овощи нам на еду. —Ваас, — мой голос ласковый, что не совсем сочетается с побелевшими от напряжения пальцами на кухонном ноже, — тебе совсем делать нечего? —Как ты догадался? — Монтенегро восхищается. Еще и улыбочка эта его паскудная. Ублюдок. Раздраженно бурчу: —Хоть бы помог тогда. —Джесс, забыл, что ли? Я ебнутый, мне нельзя в руки ножи давать. Спроси у любого психиатра... Да хоть у Марка. —Я верю, — я отвечаю слишком быстро: без лишней надобности я стараюсь с Марком не связываться. Хоть он мне и нравится, но с психиатрами надо общаться дозированно. —Ну вот и не выебывайся тогда. Какое-то время слышно только стук ножа по кухонной доске и скучающие вздохи Монтенегро. Я испытываю даже некоторое облегчение от того, что Ваас никоим образом не участвует в приготовлении пищи. Мне не очень-то улыбается перспектива иметь полоумного шизоида с ножом вне поля зрения. Еще и за спиной. "Бр-р-р, кошмар какой." После этого осознания терпеть его идиотское поведение стало легче. Ровно до одного момента. —Твою мать, Ваас! Куда? Еще никогда я не был так доволен, что натренировал свою реакцию на островах на максимум - иначе там не выжить. Так что я без особого труда перехватываю его клешню, схватившую с тарелки только что нарезанный помидор. Правда, я не учел вопиющую подлость пирата: его челюсти схлопывается у меня на запястье, и я с шипением вырываю руку. Может, его действительно проверить на бешенство?.. С чего такая страсть кусаться, блядь? Провожаю яростным взглядом, как отвоеванный овощ исчезает в его глотке. Запрыгнувший на стол котяра любопытно ведет покоцанными ушами и смотрит на нас, как на дебилов. По-моему, из всех присутствующих он - наиболее адекватное существо. Монтенегро протягивает руку и треплет животное по холке. Гордо говорит ему с набитым ртом: —Видишь, Себ, как просто вывести нашу Белоснежку из себя. А я ведь даже не старался! Себастьяно внимательно слушает. Не понимает, конечно, но слушает. Хотя кто его знает, может, и понимает... Кошки - существа неизведанные и загадочные. Мы все-таки назвали его именем припизднутого приятеля Монтенегро - а что, имя красивое, звучное. А то, что носивший его парень был слегка с ебанцой - ну так на кота посмотреть, он тоже не совсем адекватный. Так что все правильно, я считаю. И теперь вот это чудовище хрипло мурлычет, ластясь к ваасовской руке. Просто удивительно, как быстро они спелись, учитывая (я мстительно подмечаю про себя), что обоих я подобрал на улице. И оба блохастых агрессивных зверя пошли за мной сами. Может, у меня с лицом что-то не то, если каждая бесхозная дворняжка вцепляется в меня мертвой хваткой?.. В любом случае, у них явно много общего. За исключением шерсти, может быть. Если б Монтенегро, помимо всего прочего, еще и линял, я бы точно лез на стену. "Кстати, о нем..." Я роюсь в ящиках и поочередно отвинчиваю крышки у вытащенных таблеток. В памяти тут же всплывает мысленный список - сколько, чего и каким образом нужно запихивать в Вааса, чтобы его шиза маленько поутихла. Или не шиза... Кажется, Марк говорил что-то про "маниакальный синдром", но я старался не вникать: меньше знаешь, крепче спишь. Хотя, возможно, стоило бы. Как бы мне не хотелось этого признавать, но Марк, как всегда, прав. Моя жизнь и жизнь Монтенегро переплетены слишком сильно, чтобы я мог обособиться от его тараканов и сделать вид, что их не существует... Раньше меня это пугало, но признать это оказалось не так уж и трудно. В конце концов, последний из этапов - принятие, так что я сейчас еще не на нем, но медленно к этому продвигаюсь. Очень медленно. Со скрипом и трёхэтажным матом, но продвигаюсь же. —Кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста, — я ставлю перед ним миску. На ее поверхности - штук 10 таблеток разной формы и размера, прямо на любой вкус. Пододвигаю к нему бутылку с водой, чтоб всухомятку не давился. А то он может. Монтенегро кривится, но препараты глотает. Стадии "гнева" и "отрицания" мы прошли еще давно, когда он сломал мне запястье, а я ему - челюсть. Зато после этого вопрос о таблетках был решен, ибо мне все же удалось убедить психопата, что эта хуйня ради него самого, и что я от него не отстану. Удостоверившись, что он действительно принял таблетки (а не как в первые пару раз выплюнул в унитаз), возвращаюсь к прерванной работе. Четверть часа на кухне стоит приятная тишина, чему я несказанно рад. Я все так же методично нарезаю овощи. Себастьяно изволил прошествовать к своему излюбленному диванному подлокотнику, откуда хорошо просматривалась вся квартира. Даже Монтенегро откровенно остопиздело сидеть без дела, и во избежание Армагеддона я вручил ему ложку и велел мешать суп. Надеюсь, хоть ложкой он не сможет меня зарезать? Так ведь?.. Чтобы не страдать в тишине, я включаю телевизор. Какой-то музыкальный канал, вроде бы. Клипы с популярными песнями сменяются один за другим, оставляя меня погружаться в свои мысли за монотонной работой. Я почти перестаю обращать внимание на музыку, пока совсем рядом не раздается негромкое: —Des-pa-cito... Quiero respirar tu cuello despacito, deja que te diga cosas al oído... ¹ Ваас подпевает. На испанском. В принципе, это-то как раз меня не удивляет. Удивляет то, что подпевает он очень даже неплохо. Хорошо, я бы даже сказал. Мне всегда почему-то казалось, что голос у Монтенегро - с его визгливыми скачущими интонациями - крайне ужасно ложится на музыку. Но сейчас, слушая его мелодичный испанский, прекрасно сочетающийся с музыкой на фоне, я оторопело замираю. А Монтенегро, заметив мою заинтересованность, поглядывает хитро и продолжает уже громче: —Pasito a pasito, suave suavecito, nos vamos pegando, poquito a poquito! Еще и бедрами в такт покачивает, подражая движениям актеров в клипе. Я сглатываю. В комнате внезапно становится жарко. От работающей плиты, наверное. Я почему-то никогда раньше не замечал, что у пирата, в общем-то, красивые черты лица. Своеобразные, но чем-то все равно привлекательные. Особенно теперь, когда его лицо выглядит немного здоровее из-за отказа от наркотиков. А еще, когда он не пытается никого убить. Я украдкой рассматриваю его широкие, немного раскосые глаза и правильный профиль, который наполовину бритый череп только подчеркивает. Интересно, все испанцы... Такие? И был ли он когда-нибудь вообще в Испании? Ваас между тем все поет, активно жестикулируя и размахивая руками. С чувством поет. Красиво... Когда клип заканчивается, он насмешливо наклоняется прямо ко мне и понижает голос: —Понравилось, hermano? Для тебя специально пел. А знаешь, про что песня, м-м-м? —Я что, похож на человека, понимающего испанский? Ваас хмыкает. —Ты похож на человека, который слишком много выебывается и получит нож под ребро, — он неспешно потягивается и важно проходит к выходу из кухни, — а песня про любовь, amigo. Такая вот хуйня, ага. Он выходит, а я так и остаюсь стоять столбом, чувстуя, как лицо медленно заливает краска.

***

Уже поздно вечером я решаю от скуки пробежаться глазами по переводу песни - интересно же. По мере прочтения мои глаза приобретают форму круглых таких монеток, а лицо краснеет еще больше, чем днем. Хорошо, что кроме меня, этого никто не видит. "Я хочу медленно раздевать тебя, покрывая поцелуями... Подписать стены твоего лабиринта и превратить все твое тело в манускрипт... Боже, блядь, что?" Ну нихуя себе про любовь. Нет, может, у Монтенегро это понятие примерно это и означает, но у нормальных людей все немного по-другому. Я захлопываю крышку ноутбука и пытаюсь успокоить бешено стучащее сердце. От гнева, разумеется, ни от чего более. Хмуро буравлю взглядом спящего под боком Вааса, пока не замечаю кое-что. Мою толстовку, которую он не так давно спиздил, а теперь свернулся вокруг нее, прижав к лицу. "И вот надо было комедию ломать? Прямо бы сказал, для чего она ему нужна была..." Я вздыхаю и укладываюсь рядом. Губы трогает легкая улыбка, и не могу сказать, что это происходит так уж против моей воли. Вообще, я все чаще стал улыбаться рядом с ним, и меня это немного пугает. Немного. Но гораздо больше я чувствую надежду - на то, что мы все-таки сможем жить нормальной жизнью. Ни смотря ни на что.