Спокойные сны, если они и снились Кимифусе, то очень давно. До пяти лет снились. А потом — кошмары или ничего вместо снов. Где-то он слышал, что люди со здоровой психикой не помнили то, что они видели во сне. Это изречение заставляло его усмехаться — вроде бы иногда он мог отнести себя к категории здоровых людей.
— Ты удивительный человек, — сказала Томиэ, когда Кита на её вопрос «Что тебе снилось?» несколько раз подряд отвечал, что не помнит. Иногда это было правдой, иногда помнил всё в мельчайших подробностях, но лукавил. — Ты никогда не помнишь своих снов .
Когда ему снились кошмары, то он потом не засыпал. Шёл из спальни на кухню и до рассвета сидел за столом, смотря на сцепленные в замок пальцы. Кошмаров было много, но основными всего лишь три: смерть родителей, потеря сестры и горло Мати.
Кимифуса мысленно называл последний кошмар «Горло Мати».
Он хорошо помнит этот день, будто бы он был вчера, а не много лет назад. Кажется, в тот раз Ямамото «выбирает» Райнера для порции издевательств, пыток и экспериментов с утра. Райнер нервничает и у него никак не получается применить способность так, как его просит это сделать Юдзо.
— Бесполезный! — кричит он, взбесившись. Выхватывает нож, Райнер испуганно жмурится, думая, что в этот раз пришли по его душу, но ничего не чувствует. Блестит сталь, и Кимифуса с ужасом понимает, что Ямамото только что перерезал горло Мати. Она с широко распахнутыми глазами оседает на колени, безуспешно пытаясь закрыть маленькими ладошками длинную рану на шее. Он видит кровь, что выходит наружу толчками.
Кита сталкивается глазами с сестрой. Акира в ужасе, она отшатывается, вскрикивая.
— Давай, Рене-кун, — голос Ямамото никак не вяжется с его действиями мигом ранее и происходящим сейчас. — Поторопись, ты ведь не хочешь, чтобы из-за твоей сначала нерасторопности, а сейчас и оплошности Мати-чан умерла?
— Н-нет, н-нет…
— Мати! — кричит Кимифуса, бросаясь к девочке, но Юдзо грубо отталкивает его ногой, и он падает, так и не добравшись до Мати. Нефритовые глаза Акиры опасно сужаются, и к Мати уже направляется она, но и её Ямамото отшвыривает.
— Не трогай Акиру! — злится Кобо.
— Непослушная девчонка! — шипит Ямамото, потому что Акира, вскочив на ноги, вновь бросается к Мати. Между ними одна преграда — Юдзо Ямамото — и ей всё равно на неё. Юдзо хватает её, отрывая от пола и прижимая к себе спиной, а рукой обхватывая за шею. Акира брыкается и, изволочившись, от души кусает его за руку. Ямамото бьёт её по щеке.
Кобо удивляет, что за несколько лет, проведённых бок о бок с Акирой, Юдзо плохо её знает. Сестра не станет молчать. Сестра даст отпор, и её не остановит, родственник перед ней или чужой человек. Его восхищает сила духа Акиры — она не сломалась, на что, видимо, рассчитывал Ямамото. Она брыкается, кусается и изворачивается, упрямо сверкая глазами. Это злит учёного, но она иначе не может — поклялась себе, что будет бороться, будет бороться каждую секунду своей жизни и не даст ему то, что он так хочет — покорности.
Она должна быть сильной, это придаст силы её старшему брату.
Кимифуса смотрит на Райнера — и в такой обстановке он должен сосредоточиться и исцелить Мати.
— С-способность… — заикаясь, произносит он, — Часослов!
Кита не знает, кто над ним тогда сжалился — бог или дьявол, — но способность активировалась.
— Тогда молись, как учит тот, кто сам из смуты возвратился к чудесам, изображая о чудесном часе святых величье на иконостасе, — на одном дыхании произносит Райнер, мягко отняв ладони Мати от шеи и касаясь раны пальцами. С каждым словом рана, нанесённая Ямамото, затягивается, и всё это сопровождается белым светом. Да, тогда происходит настоящее чудо, но от его «лечения» на шее Мати остаётся след — длинный и уродливый шрам, что она теперь прячет за высокими воротниками и плотно прилегающими украшениями.
Как же Мати ненавидела это на своей шее.
А Кита любил.
Он любил всю её.
Кошмар сменился на… обычный сон. Так Кимифусе показалось на первый взгляд. Он определил место, где находился — пирс Йокогамы, рассвет вступал в свои права. Прислушался — ветер доносил до него звуки плача, и он решил узнать, кто так горько плакал. Идя на звук, Кита увидел две фигуры, из которых одна склонялась над другой. Подошёл ближе и нахмурился, понимая, что незнакомка обнимала
его бездыханное тело, горько плача. Девушка черноволосая, и в его окружении близких женщин с таким цветом волос не наблюдалось.
— Кобо, зачем ты?.. — девушка вскинула голову и вытерла слезы ладонью, и Кимифуса увидел знакомые глаза нефритового оттенка, и он с жадностью стал всматриваться в черты лица повзрослевшей сестры. Конечно, он не мог знать, так ли она сейчас выглядит. Выглядит ли вообще хоть как-то — всё же Ямамото заявлял, что она мертва. Но здорово хотя бы видеть её такой.
Хоть и таким образом.
— Кимифуса!
Он нехотя открыл глаза, ненавидя того, кто посмел его разбудить — над ним склонилась взволнованная Томиэ.
— Что… такое? — хрипло прошептал Кимифуса.
— Ты кричал, — пояснила она, — вот я и разбудила. Снова кошмар приснился?
— Снова?
— Ты в последнее время беспокойно спишь. Я же вижу, что…
— Я что-то говорю?
— Нет. Мычишь и стонешь. Ещё елозишь по постели. Больше ничего.
— Ясно.
— Знаешь, это нормально. В смысле, кошмары — игра воображения. Иногда оно может нам подкидывать чересчур яркие картинки и…
— Мне снилась моя сестра. Моя умершая сестра.
— Сестра? У тебя есть сестра? — приподняла она брови, с жадностью ухватываясь за крупицы информации так, как в пустыне путник прикладывается к бутылке с живительной влагой.
— Да. Была. Мы с ней разнояйцевые близнецы, — пояснил Кимифуса, потому что черты их лица и цвет глаз были разными. Нефрит и лазурь, Акира и Кобо… Как давно это было. — Я старше. Долгие годы отец твердил мне, что она мертва, но я… чувствую, что это не так. Я чувствую, что она жива. Это безнадёжно, да?
Томиэ внимательно на него посмотрела. Чтобы занять руки, принялась собирать брошенные на край кровати вещи. Всё бросила, услышав его сдавленные стоны.
— Нет. Это просто очень грустно. И естественно. Может, мама что-то знает?
— Моя мать мертва, — отчеканил он, и Томиэ поняла, что прокололась — Кимифуса закрылся и больше ничего ей не скажет. — Спасибо, что разбудила. Я должен идти. Работа.
Кита поднялся с постели и, выйдя из спальни, быстро обулся и подхватил пальто. Он злился на себя. Чтобы он, не переодевшись, лёг спать… Да никогда в жизни. Это всё из-за ночей в палате у Кана, бессонницы и кошмаров, накрывающих его с головой, как волна.
Хлопнула дверь, и Томиэ судорожно выдохнула. В бессилии опустилась на постель, ещё хранящую тепло тела Кимифусы, и положила вещи рядом с собой. Томиэ вытянула руки и посмотрела на пальцы — непривычно было видеть один из них без кольца. Не могла не вспомнить своего покойного мужа, потому что он точно так же уходил, как и Кимифуса — молча и с громким хлопком двери.
Замужество ей организовал отец. Томиэ не возражала — папа лучше знал, что надо делать, а ещё он хотел пристроить её в хорошие и желательно богатые люди. Так подвернулся бывший военный по имени Нобуо Сато, который, покончив с карьерой, сотрудничал с мафией (Томиэ считала это необычным выбором для занятия на пенсии, но промолчала — её мнение никому не было нужно). Нобуо был значительно старше, но оставался очень красивым и, самое главное, что приглянулось в нём Томиэ, был умным мужчиной. Оригинально и галантно ухаживал, и она оказалась покорена. Они встречались год, когда он сделал ей предложение, которое Томиэ приняла. Поженились в скором времени, и тут со временем Ямадзаки поняла, насколько они разные. Ему хотелось остепениться и завести детей, ей, молодой девушке — работать косметологом, веселиться и хорошо проводить время. Нет, она не исключала в будущем появление детей, против этого она не была, но Томиэ была молода, и хотелось жить, не обременённой домашними хлопотами, пелёнками и распашонками. Всему своё время. Он уже прожил свою молодость, а она — нет.
С этим, однако, она была готова смириться. Но не с другим аспектом их отношений.
Нобуо начал усиленно поднимать на неё руку. Сначала у него был повод, а потом и его не стало. Этого Томиэ стерпеть не смогла, особенно тогда, когда, рассказав о случившемся отцу, не получила от него и ни капли поддержки. Она поняла, что осталась со своей бедой одна, и никто, кроме себя, ей не поможет.
Томиэ не знала, как должны вести себя нормальные мужчины. Спросить было не у кого — мама умерла, когда она была ребёнком; отец был нерушимым авторитетом и заслужил её уважение тем, что воспитывал в одиночку, а ещё он считал, что в чужую семью лезть нельзя — пусть супруги сами разбираются в своих проблемах. Томиэ не знала, что бывают отношения, в которых всё иначе. Отношения, в которых тебя не будут бить, в которых на тебя не наплевать. В которых… партнёра не придётся травить.
Через десять дней после свадьбы Томиэ Сато стала военной вдовой и вернула себе девичью фамилию.
Ямадзаки разложила вещи в шкафу по полкам и заправила постель, тщательно поправляя одеяло и следя, чтобы подушки лежали ровно. Закончив со всем этим, она села за туалетный столик, заставленный многочисленными духами, баночками, кремами, помадами и прочей мелочёвкой. Но женщину интересовала шкатулка из тёмного дерева. Её она и подтянула к себе и открыла, начиная перебирать украшения. Каждое она покупала, тратя деньги в приступе злости и отчаяния, когда в очередной раз Кимифуса наносил ей удар своим безразличием, причиняя боль: кольца, браслеты, брошки, колье, цепочки, серьги… Она перебирала украшения, придирчиво осматривая каждое и решая, что подойдёт к её сегодняшнему наряду: голубому платью, расшитому серебряными узорами по рукавам и подолу и облегающему тонкую талию.
Все их разговоры и мысли сводились к надоедливому Отделу из полиции. Томиэ и сама пыталась размышлять и анализировать, но в голове, как на доске у детективов в участке, было только одно имя.
Тосико Тамура. Проводя бессонные ночи в палате у Кикути, Томиэ думала о том, на что можно было надавить, но пока ничего на ум не приходило.
Уложив волосы в изящную причёску и накрасив губы красной помадой, Томиэ вышла из квартиры и вызвала такси, решив отправиться в другую часть Йокогамы. Никакой особой цели у неё не было — просто хотелось сменить обстановку, потому что казалось, что запах больничных препаратов и приближающейся смерти въелся глубоко под кожу, сколько бы она не тёрла её, принимая ванную или душ.
Она попросила водителя остановить машину на углу, поняв, что попала в совершенно незнакомый ей район. Так получилось, что её высадили возле парка, поэтому Томиэ решила пройти через него. О своём решении она вскоре пожалела — как назло, попадались одни счастливые влюблённые парочки и мамочки с детьми, что носились по детской площадке, заливаясь звонким смехом. Это не вызвало у Ямадзаки умиления, наоборот, раздражение — она разозлилась.
Когда-то, в девичьих мечтах, ей хотелось семьи и детей. Это было до замужества, потому что, узнав, какой её на самом деле муж, она не могла допустить, чтобы у них появился ребёнок. В этой обстановке, где отец поднимает на мать руку, он будет расти? Нет. Она была бы ещё большим чудовищем, чем Нобуо, решив, что ребёнок должен появиться на свет.
Ребёнок…
Её жизнь обрела бы хоть какой-то смысл.
Эта мысль была внезапной (пришла, когда Томиэ поняла, что осталась один на один с бедой) и напоминала соломинку, за которую она могла бы ухватиться в своём несчастливом браке. Отдать всю её любовь, которая никому не нужна, ребёнку, который будет любить её на том простом основании, что она — его мама. Заманчиво, но Томиэ хватило сил послушать разум, а не сердце.
Томиэ прошла через парк и вышла на улицу. Почти подошла к углу, когда заметила высокого мужчину в бежевом плаще, явно за кем-то наблюдающим на противоположной стороне улицы. Томиэ подошла чуть ближе и, прищурившись, увидела бинты.
Невозможно.
В последний раз Осаму Дазая она видела четыре года назад. Сейчас он выглядел иначе, чем тогда. Более расслабленным, воодушевлённым и чуточку… счастливым. Решила посудить по себе и пришла к выводу, мотнув головой, что он вряд ли изменился. Только бинтов стало немного меньше. Ямадзаки вздохнула и подошла к нему практически вплотную, дёрнула за рукав плаща.
— Чем могу помочь Вам, прекрасная белладонна? — обратился он к ней, и Томиэ поняла: он её не узнал.
— Дазай, это я.
Дазай продолжал смотреть на неё с недоумением, и Томиэ была с ним согласна. Прошло четыре года, к тому же, она похудела и сменила имидж. Не так-то просто узнать. Но одну вещь он точно должен помнить. Ямадзаки подняла руку и продемонстрировала детективу кольцо — семейная реликвия, доставшаяся Томиэ от отца. Кольцо было массивным и, откровенно говоря, безвкусным, и Дазай всегда смеялся над огромным ониксом на половину пальца. Так что забыть
его он не мог. Томиэ даже собиралась ему его отдать, но в тот день он покинул Портовую мафию.
— Томиэ Ямадзаки, — Осаму усмехнулся. — Ямадзаки ведь?
— А как ещё?
— Может, ты вновь вышла замуж. Но одно я знаю точно — ты так и носишь это отвратительное кольцо.
— Я…
— Тихо, — он прижал палец к губам и потерял к ней всякий интерес, сосредоточив своё внимание на другой стороне улицы. Дазай склонил голову и засунул ладони в карманы плаща, прищуриваясь и глядя поверх головы Ямадзаки. По коже Томиэ побежали мурашки — она узнала
этот взгляд. Так смотрит охотник на загнанную в угол жертву. Она обернулась и взглянула туда же, куда и Осаму. Из здания вышли двое: девушка с красными волосами и темноволосый парень. Томиэ поняла, что Дазай был больше заинтересован в девушке.
— Кто она? Твоя девушка? — Ямадзаки засыпала его вопросами. — Если да, то тогда ты плохо за ней следишь — она с другим парнем.
— Тогда помоги его отравить.
— Яд — искусство, — она цокнула языком, высказывая неодобрение, вызванное насмешливым тоном Осаму. — Направо и налево этим не разбрасываются.
— Ну, тебе виднее, — кивнул детектив. — Не буду спорить.
Томиэ скрежетнула зубами, а он усмехнулся.
— Это не её парень. Коллега. Я ему не понравился.
— Интересно, почему? — съехидничала Ямадзаки.
Проводив Акиру взглядом до угла, Дазай повернулся к Томиэ и окинул оценивающим взглядом, заставляя ту невольно поёжиться.
— Приятно видеть тебя в добром здравии. Чего нельзя сказать о Нобуо. Сколько лет уже прошло?
— Неважно, — отрезала она. — Всё давно закончилось. Это был ужасный брак, непонятно на чём основанный.
— На твоей искренности и его безразличии, — Дазай вмиг стал серьёзным. — Да и нашем тоже — все знали, кто такой Нобуо Сато.
— Ты сама сказала ему «да», — заявляет отец, когда Томиэ в слезах к нему приходит и сообщает, что её муж поднял на неё руку. — Ты сделала свой выбор. Что теперь уливаться слезами?
— Я сама сказала ему «да», — повторила Томиэ. — В любом случае, он больше никому не испортит жизнь.
—
Такое быстро не забудешь. Но поверю тебе на слово, белладонна.
Дазай внимательно на неё посмотрел, и Ямадзаки вновь стало не по себе от его взгляда. Она никогда не могла понять, что у него на уме, и из-за этого считала, что с ним нужно быть начеку.
Этим он и был опасен.
— Значит, ты теперь не в Портовой мафии, — сменила она тему. — Чем занимаешься? Следишь за красивыми девушками? Как-то мелочно для тебя — раньше дамы сами к тебе в постель прыгали.
Дазай хмыкнул.
— За красивыми и опасными, — поправил он её. — Работаю на благо общества.
— Ты? — Томиэ это развеселило. — О, вряд ли. Дазай, ты можешь снять с лица повязку и сменить чёрный плащ на белый, больше не убивать и играть за команду хороших парней, но это не изменит твою суть. От темноты не избавиться.
— Но можно попробовать сделать что-то, например, с одиночеством.
— Не думаю, что кто-то может тебе в этом помочь. Поверь мне, я знаю.
Она развернулась, решив, что на сегодня с неё хватит встречи со старым знакомым. Она развернулась и успела сделать несколько шагов, когда Дазай спросил:
— Совершим двойное самоубийство?
«С тобой только двойное убийство», — подумала Томиэ, но вслух этого не произнесла.
— Я предпочитаю яд. Если устраивает, то я всё подготовлю, — она полуобернулась.
— Всё будет на моих условиях, белладонна, — детектив не согласился с её планом, — и тогда, когда
я этого захочу.
— Мне это не подходит, — заявила Томиэ, направляясь к такси.
Дазай усмехнулся, провожая её взглядом.
— Я тебе сердце вырву, Ямадзаки.
Томиэ Ямадзаки вполне могла бы обрести своё счастье, если бы не двое мужчин в её жизни: отец и муж.
Если бы не они, овдоветь через десять дней после свадьбы бы не пришлось.
И у неё был бы смысл жизни.
***
Тосико отпила кофе и, поставив стаканчик на стол, перелистнула страницу. Она читала показания очевидцев — сегодня ночью была стрельба возле ювелирного магазина, в которой поучаствовала Портовая мафия.
День другой, но лица всё те же.
— Вот ведь неугомонные, — закашлялся Сюго. — Уже, зная о нас, и о том, что мы с них глаз не спускаем, так себя ведут. Вообще не стесняются.
— Они бы не успокоились, — задумчиво протянула Тосико.
— Шестёрки ничего полезного не сообщили?
— Шестёрки на то и шестёрки — ничего важного им не доверяют. Так что ничего вразумительного ждать не стоит, — отозвалась она, вновь делая глоток кофе.
Хонда мечтательно протянул:
— Вот бы схватить кого-нибудь повыше в должности. Тогда нам будет, чем поживиться.
Тамура допила кофе и встала со стула.
— Ты на сегодня всё?
— Пожалуй, — кивнула она. — Я ещё должна обед приготовить. Проведу остаток выходного с семьёй.
— Ютаке и Акире привет.
— Обязательно передам.
Тосико уже спустилась вниз, когда её окликнул Кинноскэ. Пришлось замереть на месте и развернуться.
— Уже домой?
— Ага. К Ютаке и Акире.
— Я хотел с тобой поговорить.
— О чём? — удивилась она.
— Ты в порядке? После случившегося в порту…
— Нацумэ… — выдохнула, называя его по имени.
— Я помню, что ты тогда повторяла. «Я выстрелила не в того», — процитировал он.
— На него у нас ничего не было. Я ведь не так работаю — мне надо знать, с кем я имею дело. А он… Будто случайный человек из толпы. Так ещё и не намного старше этого Кимифусы Киты.
— Да? Ты его успела разглядеть?
— Мне показалось, что Кита, как и Акира по возрасту — им чуть за двадцать. Ещё ведь дети…
Кинноскэ на это хмыкнул.
— Раз с Огаем Мори в одной связке, значит, уже не дети.
Тосико подняла голову.
— Я знаю, что ты хочешь сказать, но я в порядке, Нацумэ.
— Правда?
— Да. Просто немного размякла. Это временно — я соберусь.
— Если нужны несколько дней отпуска…
— Поняла, — она кивнула. — Спасибо.
Попрощавшись с Нацумэ, Тосико побрела в сторону автобусной остановки. Она предвкушала спокойный выходной в кругу семьи. Последние недели она пропадала на работе и приходила либо тогда, когда все спали, либо уже ушли по своим делам. Тамуре было стыдно — так со своей любимой семьёй обращаться нельзя.
Нельзя, а сама поругалась с Акирой… Тосико прикрыла глаза. Она не ждала, что мамой быть легко: видела, как с ней мучилась собственная мать (наверное, женщина вздохнула с облегчением, когда она сбежала из дома), но ничего с собой поделать не могла — молчать и поступать так, как ей не нравится, было не в её характере.
Мамой быть нелегко.
Она потому на Ютаку и злилась: ей казалось, что родитель для Акиры из него получается намного лучше. Папой быть у него получалось легко, а она всё делала не так. В глубине души Тосико знала, что не права, они оба старались делать всё возможное, чтобы у Акиры была спокойная и счастливая жизнь.
Дома она готовила обед, когда из трейлера вернулся Ютака. Тамура посмотрела на часы — так рано она его не ждала.
— Опять была перепалка, — пояснил он, снимая обувь, — но в этот раз у клиента к духу были претензии. Удивительное рядом.
— У меня тоже есть претензии — пылесос.
— Помню-помню. Сейчас им займусь.
Хания достал из шкафа пылесос и направился с ним в гостиную, где устроился за журнальным столиком. Тосико, приготовив обед, разобрала одежду по стопкам и, взяв ту, что предназначалась для Акиры, направилась к ней в комнату. Акира лежала на футоне и читала книгу.
— О, сегодня мы дома.
— То же самое я могу сказать и о тебе, — отозвалась Акира, перелистывая страницу.
Тосико мысленно посчитала до пяти и заявила:
— Считаешь меня параноиком? Ну и считай, если тебе так легче. Я только хочу тебя уберечь.
— От чего? — Акира отложила книгу и посмотрела на Тосико.
— От чего? — Тамура чуть было не поперхнулась от такого вопроса. — Мир полон опасностей. Они могут поджидать тебя за дверью. Тебе ли этого не знать.
— Знаю, но я стараюсь не думать о Ямамото, с которым могу столкнуться в Йокогаме, если он, конечно, уже не умер. Или где-нибудь ещё. Я знаю, — повторила Акира, вставая с футона, — поэтому прошу тебя перестать себя так вести. Я не ребёнок.
— Я понимаю.
Акира покачала головой.
— Нет, Тосико, не понимаешь. Ты до сих пор злишься на меня из-за Исихары, но я ни о чём не жалею. Здесь не о чем жалеть.
Тосико упрямо поджала губы. Сдаваться она не собиралась.
— Тобой может Отдел по делам Одарённых заинтересоваться. Им тоже так и скажешь: «Я ни о чём не жалею»? — поинтересовалась женщина.
— Долго мне ходить только от дома до работы и обратно?
— Столько, сколько понадобится, — отрезала Тосико. — И раз уж мы затронули тему с работой в нашем разговоре, может, стоит уволиться из «Орхидеи»? На Францию с магистратурой и проживанием мы тебе вполне с Ютакой насобираем. Да, отложим покупку дома с ванной-джакузи, но тебя выучим.
— Не надо чем-то жертвовать ради меня, — Акира замотала головой. — Покупайте дом и ванную с ванной-джакузи. Пожалуйста, хватит с меня потерь и жертв.
Перед глазами оказываются лежащие в крови родители, и тошнота подступает к горлу. Мама и папа не собирались отдавать её и Кобо, за что и отдали свои жизни. А толку от их поступка было никакого — Юдзо Ямамото всё равно получил то, что хотел. Нет, если ещё и Тосико и Ютака начнут жертвовать не собой, но своими давними мечтами, то её окончательно от себя начнёт воротить.
— Погоди, — до Акиры дошла первая половина ответа Тосико. — Уйти из клуба?
Тон Акиры Тосико не понравился.
— Тебе там… нравится? — осторожно спросила она, не сумев скрыть удивление в своём голосе. — Действительно? Тебе нравится скакать по сцене в коротких платьях, распивать алкоголь и, улыбаясь, слушать то, что тебе не нужно? Загружать голову лишним?
— Нравится, — твёрдо ответила Акира. — Я работаю с интересными людьми: что коллеги, что клиенты. И Юкио мне нравится, потому что относится ко мне в разы лучше Мураоки. Ты ведь в курсе.
— В курсе, — сухо подтвердила Тосико.
— Вот такой мой способ социализации и попытка быть нормальной девушкой.
— Акира…
— Если я ухожу, то всё, как раньше? Я получу то, что хочу?
— Да.
— Хорошо.
Акира встаёт с футона и, подойдя к шкафу, вытаскивает оттуда сумку, в которую начинает складывать вещи.
— Что ты делаешь?
— Собираю вещи. Я предполагала, что ты такое можешь сказать.
— Куда ты собралась? — опешила Тосико. — Акира!
Акира, собрав совсем немного вещей (на работе и у Ёко было ещё что-то из её одежды), покидает комнату. Промедлив несколько секунд, Тосико выбегает следом и хватает Ханию за руку.
— Пусти, — спокойно попросила Акира.
Ютака обернулся на шум.
— Хочешь уйти — уйдёшь утром, — предложила Тамура.
— Я могу сделать это и сегодня. Зачем ждать?
Хания поднялся с дивана и стал подходить ближе.
— Решила резко повзрослеть? — с бессилием в голосе спрашивает Тосико, но руку всё же отпускает. — Для полной картины не хватает мужа и ребёнка.
— Займусь этим. Спасибо за идею.
— Хватит! Не язви! — вместо руки Тосико теперь хватается за лямку сумки. Ютака подходит и останавливается позади жены, пока не вмешиваясь в ссору, а наблюдая и оценивая ситуацию. — Акира, перестань упрямиться! Никуда я тебя не пущу! Слы…
Тамура чувствует, как ей несильно, но уверенно разжимают пальцы, и это не Акира. Сумка падает на пол, а Ютака сжимает пальцы жены в кулак, удерживая его своими пальцами.
— Поступай так, как считаешь нужным, — обратился он к Акире. —
Мы в тебя верим. И поддержим твоё решение.
— Спасибо, — тихо ответила Акира.
Схватив сумку, она выскочила в подъезд и хлопнула дверью. Ютака внимательно посмотрел на жену. Он ждёт вспышки, и её получает — Тосико вырывает руку из его хвата и отходит.
— Зачем? У меня только один вопрос. Зачем?
— Ты меня потом поблагодаришь.
— За что? За то, что на неё нападут в подворотне?
— Нет, — Ютака покачал головой. — За то, что ты нашла в себе силы отпустить её, пусть тебе это далось нелегко. Поверь, она обязательно оценит.
Тосико его не слышала — пребывала в своих мыслях.
— Чуть позже напишу Ёко — куда она ещё могла пойти… — пробормотала она. Отойдя, села на подлокотник дивана. Тосико не могла разобраться в ворохе своих чувств.
— Она не может вот так просто взять и перечеркнуть двенадцать лет жизни со мной, — произнесла она.
— А я?
— И с тобой тоже. Видимо, у нас тут запоздалый подростковый бунт.
Ютака приобнял жену за плечи.
— Рано или поздно, но её пришлось бы отпустить. Она бы от нас всё равно съехала.
— Но не… таким же образом.
Хания поглаживал её по спине.
Тосико подумала, что такой душевной боли она не испытывала даже при выкидыше.
А она через такое проходила шесть раз.
***
— Поздравляю. От семьи нелегко сепарироваться.
Акира кивнула, прикусив щёку изнутри. Краем глаза она уловила вспышку — Грэм поднял фотоаппарат и сделал снимок. Акира переступила с ноги на ногу и, подняв голову, велела себе перестать хандрить — они приехали в Минато-Мирай , где очень красиво и необычно переплетаются японские традиции и веяния международного бизнеса.
— Особенно если ты её любишь, — добавила она. Грэм кивнул, разворачиваясь и фотографируя саму Акиру.
— Погоди, я поправлю причёску…
— Ты и так красива.
Акира хмыкнула, забирая волосы в высокий хвост. Грин наверняка ей льстил, потому что её внешний вид сегодня был вовсе не таким, к какому он привык в «Орхидее»: не накрашенная, в кедах, джинсах, майке и тонкой кофте поверх неё. В хостесс-клубе обязательным атрибутом был яркий, броский макияж и стильные наряды с туфлями на высоком каблуке.
— Впишешь меня в книгу?
— Обязательно, — он опустил фотоаппарат и пошёл по дорожке дальше. Акира в несколько шагов нагнала его, и теперь они шли нога в ногу. Она наблюдала за писателем и ей нравились его довольно блестящие глаза, как и его желание сфотографировать абсолютно всё вокруг. Йокогама вызывала у него детский восторг. — Меня вдохновил твой танец с тем парнем. Это было чувственно.
— Спасибо.
— Между вами точно ничего нет? — уточнил Грэм. — Вы так взаимодействовали, словно не танец был, а вы говорили на языке, понятному только вам двоим. Извини, если я…
— Всё в порядке. Ничего между нами нет, только…
«Игра в кошки-мышки и хождение по тонкому льду».
— Только что? — Грин ухватился за её последние слова.
— Танец. Как бы ко мне хорошо Юкио не относился, но даже он не закроет глаза на отношения с клиентом.
Грэм, запрокинув голову, рассмеялся. Они вышли на набережную и подошли к ограде, на которую Акира оперлась локтями.
— Вместе вы бы хорошо смотрелись.
Она хмыкнула.
— Пытаешься меня свести с Дазай-саном?
— Наверное. Прости, кажется, у меня начался период гнездования.
Акира взглянула на него с недоумением, и Грэм пояснил:
— Выяснилась причина взвинченного состояния Вивьен в последнее время. Мы… Мы станем родителями.
— Поздравляю! — Акира искренне улыбнулась. — Грэм, это замечательная новость!
— Так что вскоре я возвращаюсь в Англию. Квартира оплачена на несколько месяцев вперёд, и если хочешь, то можешь жить там. Я потом оплачу аренду, уж больно мне нравится район и цена. Хочу приехать сюда с Вивьен и ребёнком.
Счастливая улыбка не сходила с лица Грэма, пока он рассказывал ей о своих планах.
— Известно, кто будет?
— Срок ещё маленький, чтобы сказать, но Вивьен говорит, что девочка. У неё хорошая интуиция. А ты?
— Что я? — удивилась Акира.
— Ты бы хотела завести ребёнка?
— Я даже ни с кем не встречаюсь, чтобы о таком…
— В будущем.
— Не знаю, — честно призналась Акира под его внимательным взглядом. — Мне кажется, я… Сначала надо встать на ноги: выучиться, обзавестись квартирой. Потом уже всё остальное.
Но она хотела сказать совсем другое. Для начала нужно было разобраться с собой, со своей психикой и выяснить, наконец, что стало с Кобо. Жив ли он вообще, а если нет, то где похоронен?
Грэм положил ей ладонь на плечо, и Акира отметила, насколько она горячая. Схожие ощущения у неё вызывали прикосновения Ютаки — Тосико в шутку называла его «ходячий обогреватель».
— У тебя всё получится. И это я сейчас не о семье. Я о том, что тебя беспокоит. У тебя всё получится, — повторил он, — и помни, что всё ещё впереди.
— Спасибо, Грэм.
Он потрепал её по плечу и, взяв фотоаппарат, сфотографировал Акиру.
