Исповедь неполноценного человека

      Просыпаться не хотелось, но терпеть головную боль сил в себе она найти не могла. Томиэ лежала на боку, ощущая, как голова раскалывалась. Медленно открыв глаза, она сфокусировала взгляд на лежащем на прикроватном столике кольце. Через мгновение оно заняло своё законное место, а пальцы Ямадзаки запустила в спутанные волосы и поморщилась — кольцо зацепилось за пряди.       Это отрезвило.       Также медленно, боясь, что тошнота подступит к горлу и она не успеет добраться до ванной комнаты, Томиэ села и свесила ноги с кровати. Она мысленно выругалась. Не собиралась ведь туда идти, но одной оставаться не хотелось ещё больше. Она обернулась — вторая половина кровати пустовала, но она помнила чарующий мужской голос, а ещё видела помятую подушку.       Кто?       — Ямадзаки-сан.       В комнату вошла Хигучи, державшая в руке стакан с водой и блистер с, видимо, таблеткой.       — Хигучи… Я помню начало вечера. Что… Что было дальше?       — Вы… — Хигучи замялась, не зная, как выразиться бы помягче. — Вы оказывали знаки внимания Роту-сану.       — Ками, какой ужас!       — Н-но это длилось недолго, — её поспешили утешить. — Вмешался Накахара-сан и…       — Чуя? — выдохнула Томиэ.       — Да. Он увёл Вас и присмотрел.       Этого достаточно. Оставив стакан и таблетку на прикроватном столике, Хигучи замерла. Томиэ чувствует, как щёки стремительно краснеют, и закрывает лицо ладонями. Нельзя было пить. С чего вдруг с вина решила перейти на алкоголь покрепче? Нельзя было терять контроль и… Дело не в том, что она переживала, что о таком узнает Кимифуса — ему плевать, а в том, что она не совладала с собой.       Ещё ничего толком и не помнила.       — Ты не ушла?       — Приказ Акутагавы-семпая — доставить Вас домой. Я буду ждать Вас внизу возле машины. Приводите себя в порядок и спускайтесь.       В голове порядок никак не наводился, и Томиэ поджала губы, располагаясь в машине и кутаясь в тонкую кожаную куртку, в которой, оказывается, она пришла на вечер. Она достала телефон из сумочки и удивилась: никаких пропущенных звонков или сообщений. От Кимифусы — в том числе. Хигучи молчала всю дорогу до её квартиры, и это Ямадзаки оценила — не хотелось вспоминать то что было, и краснеть ещё больше.       Она опустилась в горячую воду и подтянула колени к груди, прикрывая глаза и расслабляясь. Томиэ находилась в ванной, пока вода не стала ледяной. Лишь после этого она решила, что достаточно, и, выбравшись из неё, надела длинный красный шёлковый халат, откидывая мокрые волосы на спину. Она вернулась в спальню и села за туалетный столик, берясь за расчёску.       — В эту ночь я спою: ла-ла-ла…       Томиэ усмехнулась, а после посмотрелась в зеркало, и усмешка исчезла с губ так, будто её убрали ластиком. Это неправильно, потому что у неё есть любимый, но все её мысли о другом человеке, носящим чёрный пиджак и модную шляпку. У него рыжие, чуть вьющиеся волосы, забранные в низкий хвост и перекинутые на левое плечо, а ещё пронзительные голубые глаза, в один момент заставляющие замереть её на месте, а в другой — ловить каждый его взгляд.       Чуя-Чуя-Чуя…       Если бы не он, то жить было бы совсем тоскливо. Чуя Накахара — один из немногих единственных людей, не принижавший её и не считавший её глупой. Вёл себя с ней… нормально. Может, в начале их отношений наблюдалась резкость, и он огрызался, но ему по возрасту было положено — Томиэ старше на три года. Подросток и только-только ставшая взрослой девушка.       Ямадзаки собралась — надела красное шёлковое платье, что петлёй обвивало шею, и забрала волосы в высокую причёску.       — Госпожа Ямадзаки? — спросил один из охраны, когда она подошла к дверям небоскрёба Портовой мафии.       — Кимифуса-сан поручил мне кое-что забрать из его кабинета, — она улыбнулась и склонила голову. — Позволите?       — Проходите.       В кабинете у Кимифусы ничего не изменилось. Папки, отданные ему Кикути, Томиэ нашла в шкафу со стеклянными дверцами позади письменного стола. У Киты всегда всё разложено и рассортировано. Идеальный порядок, идеальная чистота. Ямадзаки чувствовала — времени мало, нужно действовать быстро. Интересующую её информацию она нашла быстро и забрала страницы, касающиеся Тосико: небольшая сводка важных событий, места работы, информация о членах семьи. Больше ничего ей не интересно, поэтому листы она убирает в сумочку. Лишь закрыв папку и убедившись, что она лежит ровно и не видно, что её трогали, Томиэ выдохнула.       — Ты?       Сердце пропустило удар.       — Томиэ, я к тебе обращаюсь, — поторопил её Чуя, и она мысленно чертыхнулась.       — О, Чуя… Какими судьбами?       — Забрать отчёт по семье Сакамото. Кимифуса написал, что он готов и лежит у него на столе в кабинете. А что здесь забыла ты? — он смотрел на неё и прожигал взглядом спину между лопаток. — Да ещё и возле шкафа с документами. Повернись.       Томиэ обернулась, и Чуя с недоумением посмотрел на то, что она держала в руках. Подошёл чуть ближе и увидел, что тонкие женские пальцы сжимали томик стихов.       — Не только документы, — поправила она его.       Томиэ указала пальцем на полку позади себя — там у Киты стояло несколько книг. Одна из немногих была на английском языке, все остальные — на французском, и в этот момент она обрадовалась, что отец заставил её выучить английский. Сделал хоть что-то для неё хорошее.       — Шекспир?       — Сонеты, — кивнула Томиэ. — Я падка на красивые слова. А тут у него великий английский драматург.       Ямадзаки положила книгу на стол и постаралась, чтобы движения выглядели как можно естественнее — на самом деле, она очень переживала, чтобы Чуя ничего не заподозрил. Нужно было чем-то себя занять, поэтому она решила впустить в кабинет солнечный свет. Под пристальным взглядом Накахары она подошла к плотно зашторенному окну.       — Здесь слишком темно. Мы как в подземелье, — старалась на него не смотреть, и Чуя это заметил.       — Ты меня избегаешь?       — С чего бы?       — Обычно ты смотришь мне в глаза. Тебе стыдно за вчерашнее?       Она издала смешок.       — Там было что-то ещё кроме моего явно одностороннего флирта с Ротом-саном?       — Не знаю. Это ты мне скажи — я весь твой концерт пропустил, находился на балконе.       — Чуя…       — Ты смущена, — заметил он.       — Хватит меня подначивать, — Томиэ разобралась с жалюзи и дёрнула за шнур, чтобы пластмассовые планки поднялись, и солнечный свет озарил помещение. — Это невежливо. И… Я помню только начало вечера, но мне и за него стыдно. Я потеряла контроль.       Последняя фраза Накахаре не понравилась — слишком уж печально она прозвучала.       — У тебя всё в порядке?       — В полном. Чуя, Кимифуса-кун отвечает на твои сообщения?       Он не сводил с неё глаз. Томиэ улыбнулась, отступая — в кабинете стало намного лучше. Уютнее, что ли.       — Поверь, я этому не очень рад.       — Хигучи сказала, что ты обо всём — мне — позаботился.       — Значит, Хигучи.       — Спасибо, Чуя.       Он мотнул головой.       — Не произноси моё имя так.       — Как? — она бросила на него взгляд через плечо и медленно обернулась, искренне не понимая, в чём проблема её произношения. Чуя ругается себе под нос и шагает к ней, Томиэ некуда отступать — сзади окно. Между ними расстояние в несколько сантиметров, он с лёгкостью может протянуть руку, обтянутую чёрной тканью, и коснуться её изящной талии. Коснётся и услышит прерывистый вздох, а потом она сделает тот последний шаг, и между ними не останется ничего, и он ощутит её губы на своих…       Взгляд глаза в глаза.       — Так как?       Чуя сглатывает, и она наблюдает, как дёргается его кадык.       — О чём ты хотела тогда поговорить с Кимифусой в коридоре? Ему ещё тогда «было, чем заняться».       — Я помню тот день.       — Так о чём?       Чуе об Осаму точно говорить не стоит. Он не обрадуется, даже, наверное, разозлится. И захочет прикончить бывшего напарника. Порой Томиэ гадала, кто бесил Чую больше: Осаму Дазай или Кимифуса Кита. Пока она так и не определила, кому досталась пальма первенства.       — А вот этого не помню, — вздохнула она. — У меня много глупостей в голове. За всеми не уследишь.       — Надеюсь, ты не хотела предложить Кимифусе на тебе жениться.       Томиэ запрокидывает голову и смеётся так, как умеет только она, и Чуя понимает, что не может на неё злиться.       — Такое предложение должно поступать от мужчины. Чуя… Когда подумаешь, что есть настолько смелые мужчины, что смотрят в лицо женщине, подходят к ней, жмут ей руку и без ужаса говорят: «Хотите выйти за меня, быть моей женой?» — то нельзя не удивляться тому, до чего доходит человеческая отвага, — Томиэ смотрит Чуе в глаза. — Я хочу, чтобы этот шаг сделал мужчина.       — Оставаться тебе и дальше вдовой военного — этот псих на тебе никогда не женится, — поспешил её расстроить Накахара.       — Посмотрим. Никогда не знаешь, что будет завтра. Всё так меняется…       — Томиэ, — начал он.       — Отойди, Чуя, — она выставила перед собой руку, и Чуя вынужден был шагнуть назад. — Вот так. Спасибо. Очень признательна.       Томиэ прошла мимо него и взяла со стола томик с сонетами.       — Шекспир писал сонеты не о вас.       — Но для нас. Рада была повидаться, Чуя.       Вскоре она сидела в квартире и, попивая кофе, села изучать то, что сумела достать. Томиэ быстро пробежалась по биографии Тосико и остановилась на кусочке, посвящённому Акире. С первой строчки поняла, что у неё тут неутешительная новость — перед ней перестала далеко не глупая девушка.       И красивая — она видела её вживую, издалека, но всё же. Кикути даже о фото позаботился — вклеенный снимок был сделан издалека, но позволял разглядеть лицо Акиры.       — Итак, Акира Хания, посмотрим, что тут у нас есть.       Томиэ невольно присвистнула — Йокогамский Государственный Университет, отделение французской литературы, дополнительная специальность — перевод с французского языка на английский язык.       А проблема умных женщин заключается в том, что они умные.       Ямадзаки принялась читать дальше. У Акиры две работы: бюро переводов, принадлежащее семейству Мураока, и это не удивляет — работает по специальности. Томиэ щурится, думая, что ей показалось, но нет, Кикути ошибиться не мог, поэтому она читает вслух:       — Хостесс-клуб «Орхидея». Ну и дела.       Контингент подобных мест ей знаком. Нобуо любил посещать подобные развлекательные заведения и спускать там кучу денег на привлекательных японок, готовых за некоторую сумму выслушать о горестях и дать «совет». Томиэ скривилась — не от счастливой жизни девушки идут работать хостесс, на её памяти довольных своим положением сотрудниц не было (ради эксперимента она однажды пошла в хост-клуб и, послушав парней, сделала вывод, что это не предел их мечтаний). Там работали те люди, которые в чём-то нуждались.       Что же нужно ей?       На лист прикреплено несколько снимков, и Томиэ подносит его поближе, пристально всматриваясь. Есть что-то в Акире, что заставляет на неё смотреть, не отрывая глаз, и дело не в ярком цвете волос, она и без него привлекала внимание. Глаза… Что-то было в её глазах, в этих нефритового цвета глазах.       Или дело в разрезе?       Неудивительно, что она приглянулась Дазаю. Он умел найти в человеке то, за что можно было вцепиться мёртвой хваткой и не отпускать. Такое не раз его выручало, когда нужно было надавить на слабое место, или, вдоволь наигравшись, выбросить как ненужную игрушку. Тогда будет вдвойне больнее: ты ощутишь, что являешься слабым местом, и почувствуешь собственную бесполезность. Дазай был в этом мастер — не сосчитать сколько раз Томиэ видела на лице Акутагавы выражение полнейшей потерянности, сменявшейся затем ненавистью к себе за то, что подвёл учителя (Томиэ задавалась вопросом: «Настолько ли подводил, чтобы избивать до кровавого кашля?»).       — Надеюсь, ты умная, — прошептала она. — Действительно умная и не подпустишь к себе Дазая слишком близко. Весь мир у него — театр, он в нём — гениальный сценарист, а мы — несчастные и невольные актёры.       После Акиры Томиэ решила всё же взглянуть на биографию Тосико, уделив и ей должное внимание. Догадка подтвердилась — у Тамуры ничего интересного: полицейская академия, первый брак, затем второй, потому что первый не удался — быстро развелись. Несмотря на наличие семьи, работала Тосико плодотворно, а недавно получила повышение, и Томиэ хмыкнула — хорошим оно было или нет, ещё предстояло выяснить.       Слабое место адекватной женщины и любящей матери — ребёнок, если он у неё, конечно, имеется. В их ситуации ребёнок был, и у Томиэ складывалось впечатление, что ради дочери Тосико пойдёт на всё. Ребёнок должен жить, каждый его день должен быть чудесным. Никакой боли, только мамины нежные прикосновения и защита.       Теряя ребёнка, мать воет, как раненый зверь. Она мечется от боли и ярости, осознавая, что ничего не может сделать.       Надо бить в дочь.       Ради её благополучия Тосико сделает всё, что угодно. Если понадобится — уйдёт из Отдела и своим коллегам посоветует тоже самое. Томиэ хмыкнула, взяла чистый лист и щёлкнула ручкой.       Уж о больных местах она знала всё.       Она сама — больное место.       И не чьё-то.       Следующие несколько дней Томиэ проводит, планируя похищение, и это, признаться честно, даётся ей нелегко, и она удивляется, сколько усилий прикладывают мафиози, чтобы всё прошло гладко. План у неё прост — похитить и удерживать в снятой заранее квартире недалеко от порта столько, сколько понадобится, пока Кимифуса не вернётся.       Напасть она решила возле бюро переводов потому, что оттуда она выходит одна, никто её не сопровождает, в отличие от дней, когда она работает в «Орхидее», и идёт через неосвещённый толком переулок к автобусной остановке.       Там уже Кимифуса придумает, как с ней поступить и надавить на эту стерву из полиции.       Томиэ выдохнула, прислоняясь к стене и нервно постукивая пальцами по коленке, обтянутой тканью тёмных брюк.       — Чудесный вечер для прогулки, — голос Дазая чересчур воодушевлённый. — Кое-кого ждёшь?       — Не твоё дело, — огрызнулась она.       — Вряд ли ты заинтересовалась литературой и переводом. А если уж заинтересовалась, то… переводчиком? Сегодня Акиры-сан на работе нет. Ты ведь здесь за этим — за ней? Спешу расстроить — ты ничего не получишь.       — Мне нужен перевод.       — Перевод? Во время, когда бюро вот-вот закроется? Ямадзаки, переводом занимаются люди, а не машины.       — Отстань, Дазай, — отмахнулась Томиэ. — Будь твоя воля, ты бы и сам её похитил. Зачем-то ты за ней сам следишь.       — Это уже моё дело, зачем, — кто-то словно щёлкнул выключателем, и улыбка исчезла с лица Дазая, и на нём появилось то самое выражение лица, заставляющее Томиэ вздрагивать. Перед ней стоял не детектив из Агентства, перед ней стоял член мафии. — Ты не из Портовой мафии, но ты к ней приближена из-за мужа, так что я могу задать вопрос следующим образом: «Что Портовой мафии нужно от самой обычной девушки?»       — Не такая она и обычная, раз ты прилип к ней и никак не можешь отстать. Я ведь права? — она приподняла тонкую бровь. — Так чем же девчонка из хостесс-клуба тебя привлекла?       — Впечатлила.       И почти не соврал.       — Не повелась на твои ухаживания? Ты настолько мелочен?       — Нет. Здесь всё… серьёзнее. Поведай мне, дорогая Томиэ, что принесёт тебе её похищение?       — Не дождёшься.       — А я надеялся, что мы разойдёмся мирно… — притворно вздохнул Дазай, вынимая ладони из карманов плаща.       — Не мешай мне! — рявкнула она, теряя терпение.       — Именно этим я и планирую заняться. Не берись больше за подо…       — Способность: Закатное солнце!       Белое сияние ослепило Томиэ, а запястье оказалось в мёртвой хватке Осаму, подобравшегося к ней вплотную.       — Забыла, что я могу делать с чужими способностями? Я неуязвим для эсперов. Ты — эспер, — устало напомнил он ей.       Придётся сойтись в ближнем бою, и она хмыкает — Чуя говорил, что Дазай в нём был не так хорош. Она была чуть лучше, потому что ей это нравилось, а ещё природа наделила её некоторой пластичностью, позволяя ей вовремя уворачиваться.       Но слова Чуи устарели — Дазай стал сильнее. Движения плавные, уверенные и тщательно выверенные, и пусть она освободила запястье, победителем из боя она не выйдет. Он стал опаснее, и это она читает по его взгляду.       Он валит её на сырой из-за начавшегося дождя асфальт. Они оба тяжело дышат, пряди облепляют лицо, Томиэ отплёвывается, но встать не может — силы на исходе. Дазай склоняется и аккуратно убирает налипшие на щёки пряди.       — Займись чем-нибудь, Ямадзаки. Ты уже со скуки готова связаться с мафией и заняться похищением людей. Что дальше? Начнёшь серию убийств планировать?       Томиэ заводит руку за голову, вытягивая кандзаси и распуская волосы.       — Тебе здесь делать нечего, — закончил он свою небольшую речь.       — Нет, есть.       Она подаётся вперёд и, в последнюю секунду поудобнее перехватив заколку и превратив её в смертельное оружие, вонзает её в бок Дазая. Для этого приходится собрать всю оставшуюся силу, и Томиэ на мгновение замерла, разжимая пальцы. До конца не верила, что сможет это сделать, но заколка — единственное, что осталось.       — Как жил паршиво, также и умрёшь, — прошипела она ему в лицо. — Если переживёшь сегодняшнюю ночь.       Поднялась на ноги и, не глядя на Дазая, поспешила покинуть переулок.       — Женщина в гневе — страшная сила, — Осаму поморщился и завалился на бок.       По телу начал расползаться жар. Пришла мысль, что кандзаси у Томиэ не самое простое — должно быть, зная её любовь к ядам и отравлению людей, чем-то смазала конец заколки. Дазай усмехнулся, с бока переворачиваясь на спину. Чего ещё можно было ожидать от женщины, отправившей на тот свет мужа через десять дней брака? Нобуо Сато являлся не самым приятным человеком, и конец получил соответствующий, Дазай понимал, почему она на это пошла — никто не протянул руку помощи, видя, что она в ней нуждалась.       Яд… Какой яд?       Умрёт прямо здесь, в грязном переулке?       Какой бесславный конец.       — Умные женщины целятся в сердце, Ямадзаки, — прошептал Дазай, прикрывая глаза и чувствуя, что вот-вот потеряет сознание. — Так будет быстро и не так больно. Ну или хотя бы перерезала бы горло.       Телефон он достать не успел.

***

      Ёко склонилась, упираясь локтями в столешницу ресепшена. Сегодня они не работали, но приведение в порядок документации и решение других вопросов никто не отменял.       — Что там у нас? — поинтересовалась она.       — Миура-сан заглядывала, — сообщила Банана, перебирая бумаги и что-то в некоторых подчёркивая фломастером. — Слёзно умоляла прекратить впускать сюда её мужа. Говорит, он спускает всю зарплату. «Вы такие хорошенькие, но дорогие», — процитировала несчастную госпожу Миуру.       Господина Миуру Ёко помнила. Он являлся простым клерком и любил, приходя в «Орхидею», жаловаться на незадачливых клиентов и нелюбимую тёщу. Он был закреплён за Нико, и все они над ней подтрунивали, потому что Нико не могла с ним менять тему и слушала одно и тоже.       Сугияма хмыкнула.       — И смех, и грех. Ладно, я обсужу это с Юкио. Пусть Миура разговаривает с мужчиной, раз женщину всерьёз не воспринимает.       Ёсимото кивнула. Она отложила бумаги в сторону и вернулась к компьютеру, начиная стучать пальцами по клавиатуре. Ёко уже хотела отойти от стойки, как подошла Кармен. Кармен улыбнулась и задала вопрос:       — Никого на должность Мины не нашли?       — Никого. Точнее…       — Кандидат есть, но она не хочет?       — В смысле? — приподняла брови Ёко.       — Мы ведь не глупые. Юкио-сан хочет сделать Акиру старшей хостесс. Выручка за неделю у неё больше, чем у нас. Клиенты её любят, кроме ворчуна Такамото, но он никого не любит. Скажи, Юкио-сан уже предлагал это место Акире, но она отказалась?       Сугияма сделала глубокий вдох, и Банане показалось, что температура в помещении стала на несколько градусов холоднее.       — Ты бы лучше с таким рвением статьи по экономике читала, — процедила Ёко, и щёки Кармен залились краской. — Хотя бы на английском. Тебе Като говорит всего лишь… о фазах экономического цикла, а ты уже глазами хлопаешь и не понимаешь, о чём идёт речь.       Ёсимото не удержалась — хмыкнула.       — Аккуратнее, Кармен, — сказала она. — Ёко и укусить может.       — Могу, — подтвердила Ёко. — Занимайтесь делом, а не бездельничайте. Одна любопытная ворона ушла, а тут ещё две появились, я погляжу.       — Меня к этому не приписывай, — открестилась Банана. — Мне всё равно на то, кто, когда и где. Самое главное, чтобы работа в «Орхидее» не стала хуже. Всё на благо клуба. Кстати, Ёко, — вспомнила она, — тебя Юкио искал.       — Где он?       — Был у себя.       Ёко кивает и, одёрнув ворот блузки, направилась к лестнице.       — Юкио, ты меня искал?       — А вот и Ваша дочь, — Мисима слегка склонил голову.       У Сугиямы сердце уходит в пятки, и она жалеет, что пришла — на диване сидят Юкио и, к сожалению, знакомая ей женщина. Женщина оборачивается, Ёко сглатывает, смотря своей матери в глаза.       Момо Сугияма выглядит превосходно.       — Что ж, оставлю вас наедине, — Юкио поднялся с дивана и покинул кабинет, прикрывая за собой дверь.       — Не знала, что ты в Йокогаме, — Ёко прочистила горло.       — Приехала несколько часов назад. У нас сегодня вечером выступление.       Сил стоять и, упаси боже, сидеть рядом с ней, нет. Сугияма проходит мимо матери и останавливается рядом со столом Юкио. Там она чувствует себя спокойнее. Ёко хмурится, замечая на столе свежий выпуск газеты и, взяв его, садится, читая привлёкшее её внимание объявление.

«Знаменитая труппа “Зимняя роза” приехала в Йокогаму! Не пропустите спектакль “Рай”! В роли Митико — несравненная Момо Сугияма!»

      — Я… Я звонила твоему отцу. Он не отвечает.       — Интересно, почему? — хмыкнула Сугияма. — Давай подумаем над ответом вместе.       — Так с родителями не разговаривают, — заметила с укоризной в голосе Момо.       Ёко вздохнула. Мама выглядит потрясающе: что в детстве, что сейчас со своими волосами, уложенными в высокую и элегантную причёску. На ней обтягивающая чёрная юбка-карандаш и блузка с узорами в виде маленьких цветочков.       — А ты разве мне родитель? Меня всю жизнь воспитывал папа. Где была ты? Ах да, точно, — сделала вид Ёко, будто что-то вспомнила, — ты ведь с ним развелась и занималась своей карьерой. Нет, опять не так — уехала из города и прислала документы на развод. Играть у тебя получается лучше, судя по твоей популярности, чем быть матерью.       — Ты меня ранишь своими словами.       — Хватит, — прервала её Сугияма. — Играть в это я не буду. Что ты от меня с папой хочешь?       — Вот.       Момо подняла руку в воздух, показывая дочери два пригласительных, а после положила их на край журнального столика.       — На сегодняшний спектакль. Ты всё ещё общаешься с той девочкой? У неё ещё такая своеобразная мама.       — «Девочку» зовут Акира, а мама у неё великолепная, — заявила Ёко, не веря тому, что говорит — неужели дожила до дня, когда сделала комплимент Тосико. — Пожалуйста, уйди и не раздражай меня ещё больше.       Момо, разочарованно поджав губы, накрашенные тёмно-красной помадой, покинула кабинет. Ёко встала из-за стола и плюхнулась на диван. Два билета были для неё красной тряпкой, и от того, что она сверлила их взглядом, они не исчезали. Разговор с мамой всегда выводил её из равновесия и делал это даже быстрее, чем глупые вопросы хостесс, на которые ответы были даны. Она обхватила себя ладонями за плечи и, сбросив туфли, забралась с ногами. В такие моменты Ёко чувствовала себя не взрослой, зарабатывающей неплохие деньги в «Орхидее», не самостоятельной девушкой, давно живущей отдельно от папы, а маленькой девочкой, взирающей на мир, оказавшийся не таким доброжелательным, испуганными глазами. Момо Сугияма каждый раз своим появлением отбрасывала её на многие годы назад, и она не могла не прокручивать в голове потрясённое выражение лица Ясуси, получившего от любимой жены документы на развод.       В таком виде её и застал Юкио. Он поставил поднос с двумя чашками чая и вазочкой конфет на столик и сел на диван рядом с Ёко.       — Ёко? — позвал он.       — Порядок, — отозвалась она, хотя всё совсем не было в порядке. — Её появление всегда выбивает у меня почву из-под ног, будь мне семь лет или двадцать два года.       Мисима приобнял её за плечо, и Ёко послушно склонила голову ему на грудь. Затем последовал поцелуй в макушку.       — Ты замечательный.       — Что это? — Юкио увидел на столе два небольших прямоугольника.       — Пригласительные на спектакль. Порви, сожги, выкинь — одним словом, избавься. Не могу это видеть.       — Это всё же твоя мама…       — Ты сам со своей семьёй не общаешься, — напомнила ему Ёко.       Юкио вздохнул. Семья… Семью не выбирают, в ней рождаются, но… Кто-то готов принимать родственников со всеми их достоинствами и недостатками, а кто-то мечтает начать всё заново и родиться у других родителей. Его родители устраивали, пусть у них были не самые простые отношения, но у них всё было иначе, чем у Ёко, Ясуси и Момо. Он всё же был нужен своей семье, в то время как Момо без особых угрызений совести (по мнению Ёко) вычеркнула дочь и мужа из своей жизни.       — Я сделал свой выбор давно, — он вздохнул. — Не хочу, чтобы ты жалела.       — Поверь, не буду.       — Вдруг когда станешь старше, посмотришь на мать иначе?       Ёко отстранилась и скептически на него посмотрела.       — Там не о чем жалеть.       — Отдам билеты Банане, — сообщил Юкио, вновь привлекая к себе Сугияму. Он не любил нотации и не любил читать их другим, тем более, это не то, что ей сейчас нужно.       День просто отвратительный — вот оно, сбывшееся дурное предчувствие.       Домой она возвращается вечером, устало переставляя ноги в туфлях на шпильке. Она проводит несколько собеседований, но ни одна из девушек в качестве хостесс ей не приглядывается. Настроения нет ни на что, даже на готовку, поэтому, входя в квартиру, Ёко решает, что они закажут еду из ближайшего к дому ресторанчика. Она только-только успевает переодеться, когда в дверь начинают колотить. Она хватает кисть, и комнату озаряет белый свет, после чего в руках появляется бита, с которой Сугияма направляется к двери.       — Кто там? Предупреждаю, я вооружена!       — Ёко, это я!       Голос принадлежит Акире, и Ёко, прислонив биту к стене, с облегчением распахивает дверь. Но облегчение длится не долго — приходится подхватывать человека, и в нём она узнаёт надоедливого детектива.       — Какого?..       — Помоги довести его до дивана.       — Что случилось?! — восклицает Ёко, с потрясением смотря на Акиру.       — Вопросы потом, — отмахивается она. Вдвоём они кладут его на диван, и Сугияма с ужасом понимает, что он тяжело дышит, будто при лихорадке. Оперевшись коленом о диван, Акира склоняется над Дазаем и распахивает плащ. Ёко становится дурно — глаза выцепляют красное пятно на боку.       — Чем это его так?       — Полагаю, этим.       Из кармана куртки Акира достала заколку.       — Кандзаси? — удивлённо произнесла Ёко, осторожно забирая у подруги орудие преступления и откладывая её в сторону, на подлокотник дивана. Диван… — Боже, мой белый диван…       Она чуть не завыла — вещь, купленная на первую зарплату хостесс. Они выбирали его вместе: она, папа, Юкио и Акира.       — Ёко…       — Д-да, сейчас.       Совместными усилиями они сняли с Дазая плащ. Хания расстегнула жилет, потянулась к галстуку.       — Что ты делаешь?       — Собираюсь помочь ему.       Ёко схватила её за руку. На лице Акиры читалось недоумение.       — Что?       — Зачем?       — Ёко, он ведь… если не умирает, то ему очень плохо.       — Пусть ему тогда врачи помогают. Почему Дазай у нас?       — Потому что Дазай-сан попросил не везти его в больницу. Он попросил, а я не… не смогла отказать. Наша квартира — единственное, что пришло мне на ум. Я не смогла его оставить.       — Акира, он копает под тебя, — напомнила ей Ёко, — и может здорово навредить. Сейчас — идеальная возможность от него избавиться.       Акира сжала снятый с него галстук-боло.       — Я только ещё трупы не подкидывала или прятала, — глухо произнесла она.       — Дазай…       — Дазай, прежде всего, человек, — упрямо не соглашалась с ней Хания. — Ему нужна помощь. Со всем остальным разберёмся потом.       — Но…       — А если бы в беду попала мать?       — Моя мать переживёт любую заразу.       — Ёко!       — Ладно, что мне делать? — она забрала волосы в хвост и вопросительно уставилась на подругу.       — Нужны полотенца, таз с тёплой водой и аптечка. Держитесь, господин Дазай, — обратилась она к нему, а после пояснила для Сугиямы: — Моментами он приходит в себя. И иголка с хирургической нитью, Ёко!       — А?..       — Нить должна быть шёлковой.       Следом за плащом и жилетом на пол отправились ботинки. Ёко начала носиться по квартире, торопливо собирая нужные вещи. Краем глаза она наблюдала, как Акира вела себя с Осаму: касалась осторожно и бережно подложила подушку под голову.       — Белладонна… — шепчет он, запрокинув голову.       — Всё будет хорошо, — повторяла она вновь и вновь, — не волнуйтесь, Дазай-сан. Вы в безопасности. Вы…       Акира замолчала. Нет-нет, это не то, что было тогда. Сейчас это не был Ямамото со своими опытами и чудовищными экспериментами над их телами и психикой, вызывающими чувство отчаяние и ощущение, что жизнь не имеет смысла.       Всё будет хорошо.       — Бинтов нет, — Сугияма прикусывает нижнюю губу.       — Создай, — подсказывает ей Акира.       — Точно!       Акира начинает расстёгивать рубашку на Дазае и, осознав, что она делает, чувствует, как щёки краснеют, и становится жарко. Она даже расстёгивает свою рубашку на ещё одну пуговицу.       — Возьми себя в руки, — шепчет себе под нос и ускоряется. Рана находится ниже перебинтованного торса (что где-то на задворках памяти закрепляется, но Акира знает, что смелости о таком спросить у неё не хватит), и ей не придётся разрезать чужие бинты. Ёко протягивает перекись водорода для промывки раны и созданные мигом ранее новые бинты. Видимо, что-то в лице Акире её настораживает, потому что она спохватывается, кладя ладонь на плечо Хании.       — Хочешь, это сделаю я?       — Нет. Я в порядке.       — Если тебе страшно, — тихо отзывается Сугияма, — то я… Я могу. Я всё понимаю. Я всё сделаю, ты только командуй.       — Я справлюсь, Ёко.       Акира, открыв аптечку, начинает обрабатывать рану. Решает: если через несколько часов его состояние не улучшится, то она отвезёт его в больницу, а там пусть врачи с ним разбираются.       — Можешь уйти, если тебе не очень приятно на это смотреть.       — Нет, я останусь. Вдруг тебе ещё что-нибудь понадобится.       Она отметила, что у Акиры слегка дрожали руки. Хания задержала дыхание и склонилась к ране ближе.       — Что же ты медлишь?!       Перед ней вьющиеся каштановые волосы, а не прямые чёрные.       Прикрытые глаза коньячного оттенка, а не лазурь.       Нет-нет-нет.       — Хочешь, чтобы Кобо-кун умер от внутреннего кровотечения?!       — У него нет внутреннего кровотечения, — произносит она резче, чем задумывалось, будто не говорит вслух, а разговаривает с невидимым собеседником, что вызывает у Ёко испуганный вздох. Ей показалось, что Акира сейчас не здесь.       Дыхание у Осаму выравнивается.       Акира начинает нормально дышать тогда, когда накладывает повязку и отстраняется от Осаму, садясь на пол. Убедившись, что Акира в порядке, Сугияма идёт в спальню и приносит футболку Юкио, которую они надевают на Дазая вместо рубашки.       — Бинты… Почему на нём так много бинтов? — спрашивает Ёко.       — Не знаю. И не очень хочу выяснять.       Накрыв его пледом, Акира поднялась на ноги. Выпрямившись, она взяла его рубашку, жилет и плащ и пошла с ними в ванную комнату. Ёко последовала за ней, и там они попытались оттереть с вещей кровь. Плащ спасти было можно, а вот рубашку и жилет пришлось создавать.       — Как тебя угораздило с ним встретиться? Ты ведь дома осталась. И в бюро сегодня не надо было.       — Ханако позвонила — Фумио не успевал, нужно было ему помочь, вот я и приехала. Забрала бумаги, вышла в переулок и увидела…       Ёко заглянула ей в лицо.       — Ты как? Как голова?       — Одна головная боль сменилась на другую, если честно, — слабо улыбнулась Акира. — У тебя тоже что-то случилось? Вряд ли ты так переживаешь из-за Дазай-сана.       — Мама в Йокогаме, — призналась Ёко. — Навестила меня сегодня в «Орхидее». Оставила пригласительные на свой спектакль. Какая умница.       — Она изменилась?       — Нет. Всё такая же красивая. Роскошная. Успешная, — помолчав, добавила Сугияма.       — Вам удалось поговорить?       — Нет. Зачем?       — Она всё же… мама.       — Мама, — фыркнула с насмешкой Ёко. — Мама — Тосико, а она… Тосико у тебя замечательная, пусть и своеобразная, но она есть в твоей жизни! Моей же матери плевать на меня и на папу, её всегда больше интересовала она сама, чем её же семья. Акира, на мои пятнадцать лет она повела меня в зоопарк! Такая внимательность к тому, что её собственная дочь больше не ребёнок, а подросток.       Она замолкла, глядя на то, как Акира тёрла тёмное пятно на плаще. Голову посетила важная мысль, которую Ёко поспешила озвучить.       — Он ведь… Он ведь не умрёт у меня на диване?       — Не должен. Принесёшь мне вещи? — Акира начала расстёгивать рубашку дальше. Ёко кивнула и, принеся подруге сменные вещи, обосновалась за столом на кухне. Позже из ванны вышла и сама Акира, переодевшаяся в просторную рубашку и бриджи. Взяв заколку с подлокотника, она села напротив Ёко и положила кандзаси на середину стола. Синхронно они склоняют к ней головы.       — Что думаешь? — негромко задала вопрос Хания.       — Дорогая заколка, — отметила Сугияма. — Смотри, украшена камнями. И мне кажется, что это не стекляшки, а драгоценные камни.       — И сам металл не выглядит дешёвым, — Акира чуть склонила голову, и красные волосы мягко упали с плеча на грудь.       — Такое вряд ли купить на зарплату детектива, — скрестила руки на груди Ёко. — Только если купить и месяц на лапше сидеть. Да и нам бы пришлось копить. Может, его возлюбленная вонзила ему эту прелесть в бок?       — У него нет девушки.       — Откуда ты знаешь?       Акира прижала палец к губам — вдруг он слышит — и чуть тише добавила:       — Коу сказала, что у неё нет парня.       — Даже так, — хмыкнула Сугияма. — Интересно. А ещё мы подозреваемые — обвиняет нас во лжи, а сам…       — Не надо, Ёко. Мы не знаем мотивы другого человека и его мысли.       — Но ты ведь можешь…       — Нет.       — Ладно. Тогда… Ревнивая поклонница. Парень он симпатичный, если бы не встречалась с Юкио, то позволила бы себе сказать, что красивый. Ты слышала историю Кендо? Его несколько месяцев преследовала чокнутая фанатка, — начала рассказывать Ёко историю одного из клиентов клуба. — От кандзаси, конечно, он не пострадал, но нервы оказались потрёпаны знатно.       — Если бы она хотела, чтобы Дазай-сан умер, то целилась бы в сердце. Ну или в горло.       Ёко поёжилась, хотя в квартире и не было холодно. Её испугало то, что подруга говорила всё это со знанием дела.       — Прости, — Акира заметила испуг на её лице. — Ты такое знать не должна.       — Это часть тебя, — прошептала она, — а я принимаю всё то, что касается тебя.       — Иди спать, Ёко, — мягко произнесла Акира. — Ночь предстоит долгая.       — А ты?       — Надо понаблюдать за его состоянием. Вдруг станет хуже.       — Ками, не надо.       Акира встала и, взяв брошенную у входа сумку, достала оттуда нужные бумаги и данный ей Кэйдзо новый словарь.       — Не успел доделать? — оценила объём предстоящей работы Ёко. — Ну-ну. Такое ощущение, что Фумио ничего и не делал.       — Я не могла отказать ни его матери, ни ему.       Она включила лампу над столом, и свет упал на возмущённое лицо Сугиямы.       — По-моему, она всё решила на тебя повесить, а ты ей это позволила. Твоя Ханако — узурпатор.       — Это мне практика.       — Да сколько можно?!       — Тише, Ёко, — Акира кивнула в сторону дивана.       — Извини, забыла. Просто хотела сказать, что она бесчеловечна.       Акира ухмыльнулась.       — Напротив. Люди бывают жестоки, но не она. Ханако вполне ещё человечна.       Ёко на это промолчала — лишь вздохнула и, наполнив маленькую кастрюлю водой, поставила её на плиту, чтобы подогреть и заварить Акире лапшу. Соорудив подруге скорый ужин, Сугияма ушла в спальню.       Акира время от времени бросала взгляды на диван — грудь Дазая медленно поднималась и опускалась, и пациент был скорее жив, чем мёртв. Это не могло не радовать, и она позволила себе немного расслабиться. Акира старалась не думать о том, что было бы, если бы она не…       Нет-нет-нет.       Осаму Дазай — человек. Человек. Акира за время, проведённое у Ямамото, уяснила много каких вещей, но одна из них закрепилась прочно — человеческая жизнь ценна. Даже если речь идёт о жизни преступника — пусть суд решит правосудие и определяет, каким будет наказание. Справедливость должна восторжествовать.       Хания трёт виски пальцами. Таблетка от головной боли, принятая ранее, действовать перестала, поэтому она выпивает ещё одну и возвращается к тексту, надеясь, что вскоре строчки перестанут наползать одна на другую.       Все люди, кроме Ямамото. Если для него их жизни ничего не значили, то его для них — тоже. Встречаться с ним не хотелось, хотелось забыть учёного как страшный сон.       Она вздохнула — Ханако опять подсунула ей любовную прозу. Опять выслушивать обвинения в своей некомпетентности, а не разумную, здоровую критику. Акира утешала себя тем, что в следующим году работать в бюро переводов Мураоки ей больше не придётся. Если всё удачно сложится, то она будет учиться в университете во Франции.       Всё ради Франции.       Взгляд приковывала оставшаяся лежать на столе заколка. Чем дольше Акира смотрела на неё, тем больше смущалась и краснела.       Накатило осознание.       Она видела Дазай-сана полуобнажённым и оставалась хладнокровной.       Нужно успокоиться.       Нужно…       — Только этого ещё не хватало, — она прижала холодные пальцы к разгорячённым щекам и помотала головой, будто это действие могло помочь выкинуть мелькавшие перед глазами картинки из головы. — Итак, любовная проза…

***

      Голова раскалывалась так, будто Дазай провёл всю ночь в одном из борделей, принадлежавших Коё-сан, и беспробудно пил. Морщась, он медленно открыл глаза — в помещении, где он лежал, царил полумрак. Медленно подняв руку, взглянул на запястье — семь часов утра. Осаму стал осматриваться: светлая гостиная, бежевые шторы, белый тюль, журнальный столик из белого дерева и белый диван, на котором он лежал, а напротив — два белых, выполненных в схожем стиле с диваном, мягких креслах. В одном из них, забравшись на него с ногами и поджав их под себя, спала Акира. Дазай посмотрел на неё: в полумраке видно, что она не накрашена, и её усталость выделяется ещё ярче. Он чуть нахмурился — черты лица заострились, но худоба была нездоровой. Брови Хании сведены к переносице, и ей явно снилось что-то не очень хорошее.       Он неудачно пошевелился, и боль не заставила себя долго ждать. Дазай протяжно вздохнул, втягивая в себя воздух, и либо он сделал это слишком громко, либо Акира спала чутко, потому что в следующий миг нефритовые лисьи глаза распахнулись.       — Акира-сан?       Она сорвалась с кресла и плюхнулась перед ним на колени.       — Нет-нет, не вставайте, — коснулась ладонью плеча, хотя в этом не было никакой необходимости — вставать Осаму не собирался. — Лежите.       — Я у Вас?       — Квартира моей подруги. Я теперь… временно живу тут, — пояснила она.       — Вас выгнали родители?       — Я сама ушла.       Акира прикусила внутреннюю сторону щеки — бессмысленный разговор. Разве Дазай-сану это может быть интересно? Ну выгнали её из дома или она ушла сама, какая разница.       — Дазай-сан…       — Говорите, белладонна, — Осаму в разы осторожнее пошевелился на диване, укладываясь поудобнее. — Звук Вашего голоса отвлекает. И напоминает, что я ещё жив. Сколько я спал?       — Десять часов, — прозвучал ответ.       Дазай откинул плед и приподнял футболку. Акира выдохнула — крови не было.       — Неплохо, — оценил он. — Вы неплохо справились.       — Я? С чего Вы взяли, что этим занималась я?       — Я помню урывками, но… Вы как ребёнок, который что-то приготовил и ждёт, когда взрослые попробуют и оценят. Скажут, каков вердикт.       — Дазай-сан…       Он посмотрел ей в глаза и усмехнулся.       — Этому учат хостесс?       Нет, не учат.       — Моя мать — полицейский, — напомнила ему Акира. — Она считает, что надо уметь оказывать первую помощь. Иногда, знаете, может быть полезным навык и раны зашивать.       Конечно, Дазай не узнает всю правду. Ни кусочка. Даже Тосико и Ютака знают не всё, хотя, казалось бы, ближе их никого у неё нет.       — У Вас настолько опасная работа? — задал вопрос Осаму.       — Напоминает начало допроса, — невесело усмехнулась она. — В чём Вы подозреваете меня на этот раз?       Он приподнял брови.       — Ни в чём, белладонна. В чём я могу Вас обвинять? Вы ничего не сделали… пока, — ухмыльнулся Дазай. — Я сейчас не в состоянии устраивать допрос. Мне ведь бок проткнули.       Акира смотрит на него: Осаму выглядит нездорово, ему больно, он слаб. Но что-то не даёт ей в нём расслабиться. Что-то в его глазах не даёт выдохнуть.       Маска. На нём маска. Сорвёшь одну — будет другая.       — Я Вам… не верю, — подытожила Акира свои размышления.       — Почему?       — Не Вы первый и не Вы последний играете.       Из спальни, зевая, вышла Ёко и прервала их странный диалог.       — О, вы оба не спите, — она вежливо улыбнулась. — Ранние пташки. Не вставайте, Дазай-сан. Я сама подойду. Ёко Сугияма.       — У Вас уютная квартира.       — Спасибо. Ваши брюки в крови, я принесла Вам сменные штаны, — и только сейчас Акира заметила в руках подруги серые просторные домашние брюки. — Переоденьтесь, а я пока придумаю, что сделать с Вашими брюками.       Он кивнул.       — Мы займёмся завтраком, — продолжила Ёко. — Что Вы предпочитаете: чай, кофе? Вода?       — Чёрный чай.       Акира поднялась на ноги и бросила взгляд на расположенное возле входной двери зеркало во весь рост: выглядит она не лучше пострадавшего Дазая — бледная, взъерошенная и с уставшим взглядом. Растянутая футболка и бриджи картину лучше не делали, но Акира и не переживала — для кого ей было наряжаться. Юкио считал её красивой.       — Красота, как и дар, не даётся кому попало.       Ямамото звал её «самым лучшим произведением искусства, что я когда-либо создавал». Но при этом относился к ней как к самому худшему: наносил шрамы, резал, зашивал и раз за разом окунал в месиво из реальности и вымысла, заставляя выть от боли и ужаса. Акира не считала себя красивой, для неё красивой была Мати, но Юдзо, видимо, обращался к ней так из-за способности. Порой Хания мечтала, чтобы существовал способ, при котором её можно было бы её передать, и тогда весь кошмар бы закончился, но… Ямамото смотрел на неё, как на сокровище, одаривал собственническим взглядом и вёл себя с ней так, будто он собирается положить весь мир к её ногам, и Акира на это огрызалась и кусалась. Он бы не отпустил ни её, ни кого-либо ещё из несчастных на свободу.       Она потёрла лицо ладонью и направилась к хлопочущей Ёко. Сугияма готовила тамагояки, поэтому Акира занялась напитками, а перед этим помогла Дазаю дойти до ванной комнаты. Он осторожно сел за стол, и она поставила перед ним чашку с чёрным чаем.       — Температуры вроде нет. Но есть слабость. Терпимо, — сказал Осаму, видя, что Акира с тревогой на него смотрела.       Зазвонил телефон Ёко. И по тому, как менялось её лицо во время разговора, Хания сделала вывод, что новости с утра ей сообщили не самые приятные.       — Доготовишь? — обратилась она к подруге. — Папа звонил — давление поднялось, ничего не может делать, лежит на диване, даже не встаёт. Мама приехала к нему, разволновался, а нужных лекарств дома нет. Я всё ему куплю, дам препараты и вернусь. Рада была повидаться, Дазай-сан. Ни в чём себе не отказывайте.       Акира ковырялась в своей тарелке, надеясь, что у неё получилось не испортить такое простое блюдо, ибо нужно было постараться так сделать. Она не поднимала головы, думая о случившемся вчера, и чуть вздрогнула, когда воцарившуюся тишину разрезал голос Дазая.       — Вы хотите что-то спросить? Что ж, спрашивайте.       — Вы знаете, кто это был? — Акире всё же пришлось посмотреть на Осаму. — Видели лицо нападавшего или нападавшей?       — Там было темно и… Нападавшей? Вдруг это был, например, парень с длинными волосами?       Кивком головы Акира указала ему на лежащий теперь на краю стола кандзаси.       — Мне кажется, что Вас ударили исподтишка. Парень не стал бы сражаться этим — заколка не только изящная и дорогая, но она женская.       Дазай, подперев щёку, внимательно на неё смотрит.       — Продолжайте.       — Это женщина. Знакомая — поджидала в переулке. Но я не знаю, в каких Вы с ней отношениях.       — Мне нравится ход Ваших мыслей, — Дазай слегка улыбнулся. — Акира-сан, Вы не думаете о карьере детектива?       — О, третью работу я не потяну.       — Почему третью? Белладонна, бросайте бюро переводов. Вас там не ценят. Вряд ли Вы там делаете то, что Вам нравится. Вдобавок, внимание начальства Вам не очень приятно. Зачем Вам это?       — Зачем тебе это? — приподнимает брови Юкио, когда Акира сообщает, что не планирует увольняться из бюро. — Почему ты хочешь там работать? Я плачу недостаточно?       Он испытующе на неё смотрит.       — Достаточно.       — Тогда… Ты тратишь всю зарплату? На что? На одежду? Туфли? Украшения?       — Нет. Просто… Просто мне там нравится, — отвечает она.       — Что именно? Место работы или перевод?       Тогда ответом был перевод. Но сейчас бы она назвала Юкио другую причину.       Видимо, ей нравится страдать. Ханако становится для неё новым источником адреналина и унижений — коктейль, на который их всех подсадил Ямамото. Кто-то не мог жить спокойно, кого-то надо было обязательно оскорбить, чтобы они что-то начали делать, а она испытывала на себе попеременно влияние и того, и другого ингредиента.       — У всех есть свои причины. Как и тайны, — Акира осторожно коснулась верхней части заколки. — Какие-то раскрываются, а некоторые остаются при человеке. Свою причину я пока, с Вашего позволения, оставлю при себе.       — Аккуратнее, Акира-сан, — предупредил Дазай. — Я склонен предположить, что на острие заколки может быть яд.       — Яд?..       — Женщины бывают коварны. Они более изощрены и убивают неявно. Чаще используют яд.       Дазай взял со стола салфетку и осторожно завернул в неё заколку.       — Ужасно, — произнесла Акира.       — Мир жесток.       — Очень.       Акира изрядно удивилась, когда после завтрака Осаму начал собираться.       — Куда Вы, Дазай-сан?       — Не смею больше злоупотреблять Вашим гостеприимством, белладонна.       — Но…       — Так будет лучше, — поспешил он её в этом заверить. — Кажется, я не очень нравлюсь Вашей подруге, хозяйке квартиры.       — Дело не в Вас. Ёко, она… Ладно, — сдалась Акира. — Покажитесь врачу, Дазай-сан.       — Обязательно.       — Я провожу Вас до такси.       Дазай кивнул. Акира быстро надела куртку и, торопливо обувшись, помогла ему выйти из квартиры и нажала на кнопку вызова лифта. У подъехавшего такси открыла дверь и подала ему руку, когда он стал садиться.       — Спасибо, Акира-сан. Вы спасли мне жизнь.       — Если в организме есть яд, то в этом я не так уверена.       Дазай усмехнулся и, поскольку продолжал держать Акиру за руку, слегка наклонился и оставил поцелуй на тыльной стороне её ладони.       — Может, в этом заключается Ваша способность — делать жизнь других людей чуть лучше?       — У меня нет способности, — сказала она без всякого раздражения.       Тёмные глаза странно сверкнули, и Дазай назвал таксисту адрес. Акира закрыла дверь и отошла. Домой пошла не сразу — наблюдала за машиной, пока она не скрылась за углом. Лишь после этого поднялась обратно. Но задерживаться не стала — собралась и прихватив результаты бессонной ночи, поехала в бюро. В офисе из сотрудников пока был только Фумио. Он поднялся со своего места и приветливо улыбнулся.       — Акира-сан… Ты приехала.       — Конечно, я приехала, — недоумённо произнесла Хания. — Я сделала перевод.       — Т-точно. Спасибо. Ты… Ты в порядке? Выглядишь уставшей.       — Ночь выдалась не очень, — призналась она. — Я… Я не спала.       «Из-за этого Дазая?» — подумал Фумио, но задать вопрос не решился.       — Почему?       Акира нахмурилась.       — Я всю ночь делала перевод. Фумио-сан, Вы меня слышите?       — Да, конечно, — кивнул он, испытав облегчение. Значит, она не была с ним. — Прости, что-то я не очень собран.       — А надо бы — предстоит много дел, — она сняла с плеча сумку. — Что ж, надеюсь, что день будет лучше ночи, — отозвалась Акира, доставая нужные бумаги.

***

      Ацуши устало потёрла лицо ладонями, сползая по двери вниз. Ночь у неё выдалась беспокойной: она обзванивала больницы и морги, интересуясь, нет поступал ли к ним человек по имени Осаму Дазай.       Не поступал.       Но легче не становилось, хотя одна вещь радовала — трупа не было.       Чуткий слух уловил звук шагов, и она повернула голову, увидев, как по лестнице поднимается Дазай.       Вполне живой.       Бледный, но живой.       — Дазай-сан… — Ацуши тут же поднялась на ноги.       — О, Ацуши, — он расплылся в улыбке, будто ничего не произошло, а они расстались час назад и вновь встретились, — надеюсь, ты не провела под моей дверью всю ночь. Нахождение на холодном полу может не очень хорошо сказаться на женском здоровье.       — Нет, не всю ночь, но… — она нахмурилась, понимая, что её учитель хочет её провести, сменив тему. — Где Вы пропадали? Я писала и звонила со вчерашнего вечера.       — Ты так мило переживаешь. Но не стоит.       — Дазай-сан… — начала Накаджима.       — Ацуши, я прошу тебя об одном: поверь мне.       Она вздохнула и медленно закивала.       — Вы опять пропустили собрание. Куникида-сан настроен решительно — хочет свернуть Вам шею.       — Куникиде-куну не даёт покоя моя шея, — развеселился Осаму. — Так и хочет меня…       — Я сказала, что Вы приболели, — сообщила Ацуши.       — Ложь — моё пагубное влияние? — он притворно ахнул, процитировав слова Доппо, сказанные им в порыве злости и бессильной ярости из-за очередной выходки Дазая.       — Нет. Этому учат в приюте.       — Спасибо, Ацуши, — Дазай похлопал её по плечу. — Ты мне помогла.       — Куда Вы сейчас?       — Я же приболел — буду отсыпаться.       Закрыв за собой дверь, Дазай сделал глубокий вдох. Медленно ступая, также медленно опустился на футон. Осаму прижал ладонь к пострадавшему боку и подумал о случившемся: пытался понять, зачем это Томиэ. Ей нужна была Акира, так где пути хостесс и военной вдовы могли пересечься, если они вращаются в совершенно разных кругах? Он вспомнил Нобуо — тот любил увеселительные заведения и в хостесс-клуб заглядывал, но не в «Орхидею», клуба Юкио тогда не было. Так что версию о приревновавшей к жене Дазай отмёл сразу (Нобуо жена бы ревновать не стала), ведь Томиэ не стала вызывать скорую, когда Нобуо нуждался в помощи — в тот день, когда она его отравила. Ямадзаки его волнует — за ней нужен глаз да глаз, потому что она иногда выкидывает то, чего от неё никто не ожидал.       Неужели… Осаму допускает мысль — неразумную, но мысль, — что Акира могла перейти дорогу Портовой мафии. Томиэ в ней не состояла, но была близка, и они вполне могли дать ей задание… Этого быть не может. Предположение ещё более безумное, чем вариант с интрижкой.       Дазай трёт переносицу.       — Что же ты, Ямадзаки, задумала… — тянет он.