Исповедь неполноценного человека

      Изволочившись, Акира протискивается на освободившееся сиденье и плюхается на него, тут же оказываясь зажатой с двух сторон. Слева — взрослым мужчиной, а справа — пожилой женщиной. Она решает попытать удачу и дальше и вытаскивает из сумки книгу, надеясь почитать в автобусе. Но как бы Акира ни старалась сосредоточиться (а книга действительно была интересной, её ей отдал Ютака), но все её мысли были не о сюжете, а об Осаму Дазае.       В тот вечер она горько плакала в машине Юкио. Не от того, что ей стыдно, чем она занимается, об этом она говорила Ёко. Ей было неприятно и противно от того, что есть люди, считающие, что они могут навязывать свою точку зрения другим. Акира уже сыта по горло этим — Юдзо Ямамото проворачивал с ней (и не только с ней) подобное. Он определяет их и присваивает каждому ту характеристику, которую считает нужным. Всё, что должен был сделать Фумио, если был бы её другом — выслушать её и попытаться понять.       И эта его ревность к Дазаю… Перед ним за «концерт» было стыдно. Он не должен был становиться свидетелем этой некрасивой сцены, влезать в закулисье жизни клуба, но Дазай это сделал, за что Акира ему благодарна. Она прикрывает книжку не до конца, прижав страницу пальцем, и пытается понять, что к нему испытывает.       Дазай ей… Симпатичен. Хватает сил признаться в этом. Симпатичен не только как человек, но и как молодой мужчина. Акира вновь и вновь прокручивает сцену с Фумио: его слова, сказанные в лицо уязвленному парню; прокручивает момент танца, когда они находились так близко, что она могла рассмотреть его лицо и глаза до мельчайших подробностей. Дазай держал её и уверенно вёл в танце, и она расслабилась, почувствовала, что здесь может уступить и позволить ему взять контроль.       С ним не было страшно.       — Можно вопрос?       — Валяй.       — Как ты поняла, что тебе нравится Ютака? — Акира устраивается на диване поудобнее, во все глаза смотря на Тосико.       — Я её не раздражал, — вставляет свои пять копеек Ютака.       — Зато сейчас — очень, — любезно сообщает ему Тамура.       — Ну, мы уже женаты, — не сдаётся он. — Даже я не знаю, Акира, как так вышло. Расскажи нам. Я тоже хочу послушать, — Ютака садится на диван позади Акиры и приобнимает ту за плечи.       — Это так не объяснить, — вздыхает Тосико. — В смысле… Я поняла: если не он, то никто больше. Я хочу с ним быть, хочу создать с ним семью, родить детей. У меня возникло ощущение, что я искала его всю жизнь, и вот он, тот самый… Ютака! — прикрикивает она, и Ютака трясётся в беззвучном смехе, а до этого он строил Тосико смешные рожицы. — Вытащи белье из стиральной машинки! И то пользы больше будет!       — Всё ради любви, Акира, — поёт он и поднимается с дивана.       Тосико закатывает глаза.       Акира выскакивает из автобуса и, поправляя ворот рубашки, направляется в бюро. Она опаздывает на несколько минут и искренне надеется, что Ханако занята и не увидит, что она пришла чуть позже положенного времени. Но стоит подняться на нужный этаж и открыть дверь, как ловит направленные на себя взгляды. Возле её стола со скрещёнными под грудью руками стоит Мураока, и стоит Хании взглянуть на неё, чтобы понять одну простую истину.       Она всё знает.       — Доброе утро, Мураока-сан.       — Я даю тебе пятнадцать минут на сборы. И чтобы больше духа твоего здесь не было.       Акира переводит взгляд на Фумио. Тот стоит, опустив голову, но, она успевает увидеть, щеки у него красные. Пусть тебе, думает Акира, будет стыдно.       — В нашем трудовом договоре не было запрета на вторую работу.       — Не было, — поджимает губы Ханако. — Но я не думала, что ты пойдёшь работать хостесс.       — А в чём дело? Такая же работа.       — Теперь я вижу, о чём мне говорил Фумио. У тебя нет ни стыда, ни совести…       Начинается, думает Акира. Ханако Мураока решает отчитать её при всех сотрудниках, видимо, упиваясь своим положением и надеясь, что Акира смутится или заплачет, начнёт просить прощения, но женщина просчитывается. Акира не первый год работает в хостесс-клубе, поэтому к вниманию публики она привыкшая. Если ей хочется устраивать показательную экзекуцию — пожалуйста, но она не добьётся того, чего хочет.       — …да куда только смотрит твоя мать? Где это видано, чтобы девушка в Японии так себя вела? Проводила время со множеством мужчин каждый вечер? — надрывается Ханако, пока Акира, взяв коробку, собирает свои вещи. — Хоть бы что сказала!       — Мне нечего сказать. Хотя…       Акира быстро огибает стол и подходит к Фумио, который только сейчас смелеет, чтобы посмотреть ей в глаза. Акира достаёт несколько купюр из кошелька и вкладывает их в карман на кардигане Фумио.       — Настоятельно рекомендую сходить в хостесс-клуб. Тебе понравится. Получишь внимание и, быть может, успокоишься.       — Акира…       Она оборачивается и, подхватив коробку, покидает бюро. Ханако ещё что-то говорит ей вслед, но Акире всё равно. Она ставит коробку на землю и достаёт телефон, чтобы вызвать такси — в планах не было таскаться с ней по всему городу. Сзади доносятся шаги, и Акира думает, что это Мураока вышла, не стерпев, что так нагло ушла. Рядом с ней становится Кэйдзо и, вытащив сигарету из пачки, зажимает её между губ и поджигает. Затягивается и только потом, прикрыв глаза, говорит:       — Я не осуждаю тебя.       — Мураока-сан, послушайте…       С ним захотелось если не объясниться, то по-человечески поговорить. Кэйдзо засовывает руку во внутрь пиджака и достаёт из него белый конверт, который протягивает Акире.       — Бери, — говорит он, видя, что Акира замешкалась. — Это та сумма, которую моя жена должна была тебе платить. Хотел тебе её в конце месяца отдать, но раз так случилось… Бери и звони, если что-нибудь понадобится.       — Вы мне всегда нравились, Мураока-сан.       — Взаимно. Прости, что ничего ей не сказал — был неприятно шокирован поведением Ханако. За годы брака всякое от неё видел, но чтобы она так кидалась на человека — никогда.       Акира вызывает такси и отвозит вещи в квартиру Ёко, а после отправляется в парк неподалёку. Не сказать, что она обожала работать в бюро переводов супругов Мураока, но ей нравилось заниматься переводом. И ей казалось, что у неё неплохо получается. Хания достаёт из кармана джинс телефон и открывает список контактов. Спустя два гудка трубку снимают.       — Слушаю.       — Дазай, это я, Акира.       — Здравствуй. Рад, что ты мне позвонила.       «Нельзя было не позвонить», — думает Акира. Дазай оставил карточку со своим номером телефона, когда принёс ей новую книгу в «Орхидею». Будто знал, что она однажды ему позвонит.       И ведь был прав.       — Что-то случилось? — вырывает её Дазай из размышлений.       — И да, и нет. Фумио рассказал обо всём матери, и она выгнала меня с работы.       — Идиот, — вздыхает Осаму. — Ты слишком расстроилась?       — Нет, наверное, — оценивает она свои ощущения. — Мне нравилось работать с текстами, заниматься переводом, но не нравилось начальство с его методами.       — Тогда не о чем жалеть — устроишься в другое бюро. Кстати, — тянет Дазай, — скоро время обеда. Пообедаем вместе?       — Почему бы и нет.       — Скажи мне адрес, где ты, и я подъеду.       Дазай приезжает довольно быстро (по ощущениям Акиры) и улыбается, выбираясь из такси. Она бросает на него взгляд и вновь пытается понять, что испытывает, когда он говорит с ней, улыбается ей или оказывается рядом. Ощущение исходящей от него опасности, того, что он не так просто, притупляется, и Акира не может понять, почему. Потому что он ей нравится? Потому что они начали сближаться, и теперь она относится к нему иначе?       — Мы могли бы отпраздновать это вечером.       Акира качает головой.       — Мне алкоголя и на работе хватает.       — Тогда… Чай и булочки в парке подойдут?       — Вполне устроит.       Хания сбрасывает с ног чёрные лакированные туфли и немного проходится взад и вперёд, наслаждаясь прикосновением травы к коже, а после садится под цветущую в парке сакуру и натягивает узкую юбку чуть повыше. Только она успевает это сделать, как видит перед носом стаканчик с чаем и булочку в шуршащей упаковке.       — Спасибо, — благодарит она. Дазай садится рядом.       — Нужен тост. За освобождение от неблагодарной работы и не самых приятных людей.       — Кэйдзо-сан был не так уж и плох, — возражает Акира.       — Единственный плюс, — хмыкает он. — Так значит, Фумио не смог промолчать.       — Ничего. Я ему даже в какой-то степени благодарна — больше не буду делать из своей второй работы тайну. Да и тоже мне, тайна, — Акира делает глоток чая. — Я же не какой-нибудь секретный агент.       — А даже если бы и была — какое право он имеет лезть и пытаться читать тебе лекции?       — Не любишь лекции?       — Предпочитаю читать их сам, — усмехается Дазай. — Что ж, Акира, давай поговорим, — начинает он, и у Акиры внутри что-то ёкает, потому что она не знает, что ему взбредёт в голову спросить. И испытывает облегчение, когда Дазай продолжает: — О литературе. Мне интересно, что ты читаешь.       — Мне тоже интересно, — она откусывает булочку. — Или ты только руководство по самоубийству читаешь?       Дазай усмехается.       — О, не только.       Он называет Акире имена. Она переспрашивает.       — Киссинджер? Нэш? Шеллинг?       — У них неплохие стратегии для ведения сражения. Или сделок. У Нэша есть статья «Задача о сделках».       — Надо бы предложить её Юкио, — хмыкает Акира. Дазай смотрит на неё и неожиданно усмехается. — Что? — переспрашивает она, вытирая кончиками пальцев губы.       — Ничего. Так, глупые мысли.       — Моя мать говорит, что глупых мыслей не бывает. Все мысли нужны.       — Умная женщина, — Дазай склоняет голову, смотря Акире в лицо. — Как и её дочь.       — Это комплимент?       — Разве на него не похоже? Если нет, то горе мне — разучился делать комплименты.       — Похоже.       Когда взгляд Осаму падает на её губы, Акире хочется непроизвольно их облизать. Сегодня она не наносила блеск или помаду, поэтому он может видеть родинку на губе.       — Мы знакомы? — она приподняла брови.       — Столкнулись недавно на улице. Я ещё сказал, что Вы словно «чудесная красная роза».       Акира подняла руку и неосознанно коснулась волос, забранных в высокую причёску. «Ну и зачем ты это сделала?» — мысленно поинтересовалась она у самой себя, одёргивая руку;       — И только по волосам?       Дазай улыбнулся.       — Нет. Ещё по Вашим родинкам: под правым глазом и на губе. Вы знали, что родинка на губе — знак Венеры?       Она покачала головой.       — Нет.       — Венера очень добра к Вам.       — В Японии такое трактуется иначе, — она пожала плечами. Дазай ничего не заказывал, и это плохо. С чего же тогда выручка будет? — Признак неблагополучия и чего-то нехорошего для человека.       — Вас это украшает, пусть я и не вижу родинку на губе.       Она всё же не сдерживается — облизывает губы, смотря ему в глаза.       — Не убрала.       — Что?       — У тебя в уголке губ остался шоколад. Вот здесь, — указывает Дазай пальцем. — Могу я?..       Она кивает — на слова её не хватает. Пальцы Осаму невесомо касаются её рта и оттирают шоколад в несколько движений. Делая это, он не сводит Акиры с глаз, и она отвечает ему тем же, чувствуя, как по телу разливается тепло.       Дазай не Ямамото. Его прикосновения не вызывают отвращения и желания отодвинуться.       Хочется, чтобы он коснулся её ещё раз.

***

      Голова раскалывается настолько сильно, что Кимифуса, выйдя из-за стола, не может устоять на ногах и падает на пол. Руки хватают за голову, а пальцы впиваются в волосы, оттягивая пряди, надеясь, что боль от этого действия позволит переключиться. Кита стонет, зажмуриваясь: пил таблетки, и в этот раз они почему-то не помогает.       Он ощущает, как его плеч касаются и сжимают на них пальцы.       — …Кимифуса?       Голос Мари Като доносится до него будто сквозь толщу воды.       — Кимифуса, вставай, — она не отстаёт от него и помогает подняться, усаживая его на диван.       — Где я?       — В своём кабинете, — Мари открывает окна, впуская свежий воздух. — Ты потерял сознание, — и подаёт ему стакан воды. — Выпей. Маленькими глотками. Вот так. Что случилось?       — Такая сильная головная боль.       — До сих пор болит? — Мари присаживается рядом.       — Стало чуть меньше. Могу соображать.       — Навести Рота. И займись этим прямо сейчас, пока у тебя нет задания, а он на рабочем месте.       — Он в больнице?       — Да, — она кивает. — Тебя проводить?       — Справлюсь, — отмахивается он и осторожно поднимается на ноги. Кимифуса чувствует на себе её взгляд вплоть до того, как выходит из кабинета. Но, надо отдать Мари должное, она не идёт за ним. Если бы пошла, то он был бы очень недоволен.       Вильгельм, как Мари и говорила, находится в подпольной больнице. И не отказывает ему. Проводит осмотр, выслушивает и воспринимает всерьёз. Почёсывая переносицу, садится на стул, перед этим вручив Кимифусе плитку шоколада (давление по результатам осмотра оказалось низковатым).       — Если природа боли заключена в способности, — говорит он, — то я бессилен. Я назначу тебе ещё список анализов, но, повторюсь, если дело в самой способности, то я не смогу помочь. Не по этой я части. Тебе бы учёного…       Кимифуса чуть ли не клацает зубами.       — Нет, — категорично заявляет он со всей выдержкой и холодностью, на которую оказывается в данный момент способен. — Постараюсь обойтись без этого.       — Твоё дело. У Мари есть схожая с твоей проблема — правда, при чрезмерном использовании способности.       — И что происходит с ней?       — У неё начинается тахикардия. Ей помог Стендаль, но сейчас он не в Йокогаме, к сожалению.       Ките не хочется знать, кто такой Стендаль. Один учёный уже присутствует в его жизни, второй не нужен.       — Я сказал: нет.       — Когда появляется боль? Внезапно? — переключается на вопросы Вильгельм, видя, что его пациент не настроен на разговоры.       — Нет. Когда я… Когда я кое-что вспоминаю и… Хотел бы забыть, но…       — Подавленные воспоминания, — тянет Рот. — Мозг даёт такую реакцию на травмирующие воспоминания.       — Значит, причину нужно искать в них? — глухо спрашивает Кимифуса, разворачивая шоколадку.       — Скорее всего. Я предполагаю, что так.       В кабинет заглядывает Мари, и Кимифуса успевает рассмотреть промелькнувшее на её лице облегчение от того, что он послушался и дошёл до Вильгельма.       — Вы закончили?       — Да. Ты что-то хотела, Мари? — спрашивает её Рот.       — Звонила Каори Экуни. Хочет встретиться.       — Сейчас?       — Да.       — Хорошо. Спасибо за шоколад.       — Не за что. Мы с этим разберёмся.       Кимифуса кивает и направляется к парковке. Сзади раздаются шаги, и он приподнимает бровь — не думал, что Мари поедет с ним.       — Что ты делаешь? — спрашивает он.       — Я не могу оставить тебя в таком состоянии. А если тебе на встрече станет плохо? Не нужно давать повод усомниться в нашей силе. Не упрямься.       — Только при одном условии: ты сидишь в машине и не высовываешься.       Кимифуса знает, что Мари может постоять за себя. Но он не знает, чего ожидать от Портовой мафии Китакюсю — их способности в действии он ещё не видел. И подвергать опасности Мари, оказавшуюся рядом случайно (она не обязана его сопровождать, сама захотела), ему не хочется. Может, повлияло случившееся с Томиэ, раз он теперь стал задумываться о подобных вещах.       — Ладно, — удивляется Мари, но не настаивает. Странный парень, странные просьбы.       Каори Экуни встречает их в Порту в наряде цвета фуксии и такой же накидке. Рукава накидки обстрочены перьями, подобное и на её чёрных туфлях на шпильке.       — Экуни-сан, — кивает Кимифуса, приветствуя её. Каори решает не затягивать с долгими отступлениями и капризно тянет:       — Этот Отдел полиции по борьбе с Портовой мафией… Надо бы им заняться, Кимифуса-сан.       — С удовольствием, но, видите ли, я не… Теперь этим занимается Чуя Накахара.       — Чуя Накахара? Почему не Вы, можно узнать?       — Мори-сану виднее, — пожимает плечами Кимифуса. Каори кивает, но он видит, что ответ ей по душе не приходится, что и подтверждают её слова.       — Конечно, приказы босса не оспариваются. Но Вы можете заполучить поддержку Портовой мафии Китакюсю. И некоторые привилегии. Мы ведь гости в Йокогаме, Кимифуса-кун, и особых прав не имеем. Помогите нам изменить ситуацию и покончить с надоедливыми людьми. Уэда-сан не останется в долгу и щедро отблагодарит. Чего бы Вам хотелось?       — Это неважно — Бин-сан не сможет мне дать то, что мне нужно.       Сестру и нормальную семью.       — Кимифуса-сан…       — Я подчиняюсь Мори-сану.       — Конечно-конечно, — кивает она с понимающей улыбкой. — У Портовой мафии Йокогамы интересная история. Слышала, что предыдущий босс умер не от болезни, а ему помогли уйти. Кое-кто с медицинским образованием, если быть точнее, и приближённый к этому самому боссу. Что будет, если правда всплывёт? Как скоро Огай Мори потеряет своё место, а?       Маленькая сука, думает Кимифуса. Маленькая сука в перьях.       Он знает, что при предыдущем боссе Портовой мафии жилось плохо. Он неоднократно слышал об этом от верхушки, от той же, например, Коё, но деталей произошедшего ему никто не раскрывал. Всё, что он знал, так это то, что босс был серьёзно болен, Портовая мафия утопала в крови и доносах за малейший взгляд или жест, истолкованный неправильно. Огай Мори пришёл к власти, и ситуация в корне изменилась. Этого Кимифусе было достаточно. Даже если Мори убил предыдущего босса — он сделал это ради спасения и процветания Портовой мафии.       — Ни у кого нет доказательств, что босс перед Мори-саном умер не своей смертью, — спокойно произносит Кимифуса. Каори вперивается взглядом в его лицо, изучая мимику во всех деталях, надеясь подловить на малейшей реакции, но Кита её разочаровывает — она не получает ожидаемой реакции. Он в этот момент благодарит Ямамото (даже не верит, что его можно за что-то благодарить после всего, что он сделал) — курс по притворству не прошёл даром.       Каори по-прежнему улыбается.       — Надо всего лишь их найти. Или составить из воздуха, если понадобится.       Кимифуса хочет если её не прикончить, то придушить.       — Размышляйте, Кимифуса-сан.       Мари по лицу Кимифусы понимает, что произошло что-то не очень приятное. Кимифуса стягивает с рук перчатки, швыряя их на сиденье рядом с собой.       — Что такое? Спрашиваю, потому что на тебе лица нет. Неужели опять приступ головной боли?       — Да. По имени Каори Экуни, — отзывается он, прикрывая глаза и почёсывая лоб.       — Что?       — Bordel de merde.       — Кимифуса, — Мари осторожно касается его плеча, — расскажи мне.       Кимифуса отнимает ладонь от лица и поворачивает к ней голову.       — Хуже некуда. Хуже некуда… — повторяет он.       В порче настроения и нервов Портовая мафия Китакюсю очень даже хороша.