Долго и счастливо

      Ему казалось, он слышал, как по каменным плитам к двери приближались шаги. Раз, два, ближе и ближе – знакомая уверенная поступь ябгу Западного Небесного ханства.       Ябгу, которому уже донесли о позоре его сына.       Когда дверь толкнули снаружи без стука, Баяр глубоко вдохнул и поднялся с кровати. У него ныло выбитое плечо, саднила щека, по которой так унизительно получил наотмашь ладонью, но сильнее всего болело сердце. И по крайней мере он должен был заставить себя стоять сейчас, раз уж хватило смелости и наглости сделать то, что сделал… Однако смотреть на подходившего ближе отца было слишком тяжело. Баяр уткнулся взглядом в пол, борясь с желанием вовсе закрыть глаза, и мысленно отвесил себе еще одну пощечину.       «Ну же, будь хоть теперь мужчиной!»       Темур же, остановившись напротив, оглядел сжатые в одну напряженную линию губы, дрожавшие ресницы, стиснутые кулаки…       «Мальчишка, – с трудом подавил он вздох. – Совсем мальчишка, еще ведь пятнадцати нет».       – Посмотри на меня.       В голосе ябгу отдаленно звякнуло металлом приказа, и тегин поднял голову.       – Рассказывай.       – Отец, я прошу прощения, я совершил ошибку…       – Баяр! – Темур оборвал поспешное бормотание коротким окриком, а затем продолжил тише: – Я сказал не извиняться, а рассказать, как было. Говори.       Баяр отвел руки за спину, сцепляя пальцы, и сделал еще один глубокий вдох. Признавать вслух то, что натворил, было унизительно. Но ни врать, ни умалчивать перед отцом никто из них четверых не привык и не смел.       – Я повздорил с Эльчином, сыном Дамир-бека. Вернее мы с ним поспорили поначалу… о том, чей конь быстрее. Он предложил проверить, я согласился, мы устроили соревнование, и я… проиграл.       Тегин замолк, но отец смотрел выжидающе, не собираясь помогать объясняться. Пришлось продолжать самому.       – Эльчин посмеялся, когда выиграл, и меня это очень задело. И тогда, чтобы отыграться, я предложил ему поединок.       – «Предложил»? – с нажимом повторил Темур произнесенное сыном слово, и Баяр отвел взгляд.       И об этом донесли, конечно…       – Нет, я… Я сказал, что мое поражение в скачках ничего не значит, потому что это проиграла лошадь, а не я. Сказал, что… что когда дело доходит до того, что я делаю сам, я не проигрываю, потому что…       – Потому что?..       – Потому что сын ябгу проиграть не может.       Темур хмыкнул.       – И что произошло потом?       – Потом я бросил Эльчину вызов на поединок и… проиграл, – почти беззвучно закончил Баяр, чувствуя, как от стыда покраснел до кончиков ушей.       Ну как он мог, как он мог?! Мало того, что потерпел поражение в первый раз – ладно, невелика беда! – так еще вздумал отыгрываться, своей кровью и отцом прикрывать задетую гордость! И для чего? Только для того, чтобы быть беспощадно втоптанным лицом в грязь!       «Зря ты меня столько раз жалел, папа, верно, зря!..»       Темур еще раз оглядел сына с ног до головы, мысленно вознося молитву и благодарность Небесному Тенгри. Наследник Дамир-бека был выше тегина на голову, старше почти на три года и ко всему прочему дурно известен своей вспыльчивостью… Так что, когда ему донесли о том, что поединок закончился для проигравшего только лишь выбитым плечом и валянием по земле, радости и облегчению ябгу не было предела.       Поэтому все-таки позволив себе тяжелый вздох, он коснулся лица сына, заставляя поднять глаза, такие же, как у него, голубые.       – Ты прав, Баяр, ты совершил ошибку. Даже несколько. Ты согласился на глупое соревнование – это раз. Ты не смог принять поражение – это два. И ты похвалился тем, чего не заслужил сам – это три. Три промаха за одно утро – ты постарался, сынок.       Баяр стиснул зубы.       – Я опозорил тебя, отец… Верно, зря ты не последовал хоть раз дядиному совету…       Темур поморщился. Кая, конечно, частенько обещал выпороть собственного сына и брату порой советовал сделать то же самое со старшим и младшим… Однако это были лишь вспышки ханского гнева, не заходившие дальше слов.       Ябгу же и подобными словами никогда не бросался, и тому было немало причин.       – Ты помнишь, как в детстве залез на моего коня?       Замешкавшись от неожиданной смены темы, Баяр приподнял брови, словно уточняя, всерьез ли отец спрашивал, и, не найдя в его лице ни намека на шутку, неуверенно кивнул. Не сказать, чтобы он действительно помнил случившееся: тегин был еще слишком мал. Но рассказывали ему о том не раз.       – Тебе тогда было чуть больше четырех, и это была твоя мечта – оседлать его самому. Но это был боевой конь, поэтому я запретил тебе подходить к нему без меня. Однако ты, конечно, не послушал. Ты сбежал от служанки, дождался, пока конюх уйдет, и каким-то образом все-таки залез… А потом конь скинул тебя, и при падении ты разбил голову.       Взгляд Темура скользнул по темным волосам, под которыми слева, немного выше и дальше виска, скрывался полукруглый шрам.       – В тот день ты очень сильно напугал нас всех: меня, свою маму, слуг… Я был так взбешен тем, что ты меня не послушал, и так взволнован тем, что ты поранился, что хотел схватить тебя за шкирку и встряхнуть, как щенка! Я даже почти сделал это…       – Но не сделал?       – Нет.       – Почему?       Баяр нахмурился, и ябгу слегка улыбнулся в ответ.       – Потому что, когда подошел ближе, я увидел, что тебе было больно и страшно больше, чем всем нам. Страшно оттого, что ты нарушил мой запрет, что упал, что ожидал наказания… Я увидел это и вспомнил своего отца. Вспомнил все, что он говорил и делал, когда мы с братьями оступались… И тогда я понял, что, если буду обвинять и наказывать своего ребенка вперед того, чтобы его защищать, если заставлю бояться меня – тогда я перестану быть отцом. А я этого не хочу.       Снова подняв руку, Темур обхватил затылок сына, сжал, чувствуя, как под его ладонью постепенно расслабляются сведенные от напряжения плечи.       – Баяр, послушай меня. Ты еще очень юн, очень горяч и часто кидаешься вперед без оглядки. И я был таким в твоем возрасте, и даже хуже… и даже будучи гораздо старше.       Он усмехнулся, прекрасно зная, что все его безумные поступки, какие только были, давно уже известны детям… И усмешка Баяра – его отражение – была тому лишним подтверждением.       – Ты сказал, что опозорил меня… Это не так. Ты не сделал ничего позорного, разве что глупое. А глупости мужчины соизмеряется с его честью, Баяр. И слава Тенгри, моей чести хватит на все ошибки моих детей.       – Значит, ты не злишься?..       Баяр улыбнулся наконец совершенно облегченно, и Темур, фыркнув, тут же отвесил сыну подзатыльник.       – Конечно, злюсь! Сколько раз говорил, что, если уж бросаешь вызов, то хоть соперника выбирай по своим умениям, но вижу, все без толку… А раз так, можешь забыть про собрание беков!       Улыбка Баяра мгновенно поблекла, и тегин огорченно поджал губы. Он столько выпрашивал у отца разрешение присутствовать на грядущем курултае и участвовать в поединках молодых воинов, столько старался ради этого – даже, чуть не вывернувшись наизнанку, урвал-таки победу в одной из пяти их схваток, после которой довольный отец и дал свое позволение! А теперь все это оказалось напрасно. Ябгу, приняв решение и вынеся детям наказание, никогда его не отменял, и тут упрашивать было уже бесполезно.       – Как скажешь, папа.       – И раз управиться с тем, кто старше, тебе пока не по силам, будешь управляться с теми, кто младше. С этого дня и до тех пор, пока мы не вернемся в Западное Небесное ханство, ты будешь тренироваться с братьями.       – Как прикажешь, папа.       Баяр все-таки не сдержал горестный вздох, и Темур, напоследок потрепав сына по здоровому плечу, отвернулся к двери, скрывая улыбку. Что ж, теперь до окончания курултая они с Туткун могли быть спокойны…       Хотя бы за одного из четверых!