Ремус
Кожа Ремуса зудела. В кои-то веки это было не из-за полнолуния или его злополучной болезни. Нет, сегодня его кожа зудела потому, что он совершенно сходил с ума без Сириуса возле себя. Если разобраться в проблеме глубже, то, скорее всего, это было связано с волком внутри него. Как будто волк бесплодно пытался вырваться из его шкуры в попытке найти и успокоить своего приятеля. Точно, он собирается притвориться, что не называл Сириуса своим приятелем, бессознательно, когда до следующей трансформации оставалось еще две недели. Как будто вся его жизнь и так не была достаточно мучительной, последнее, что ему было нужно, это чтобы животное внутри него начало брать верх над его рациональными мыслями. Он знал, что в полнолуние волк называл Сириуса своим приятелем, но будь Ремус проклят, если он когда-нибудь сделает это, когда будет контролировать себя. Нет, Сириус был просто его парнем, человеком, которого он любил. Человек, которого он любил, сейчас находился вдали от Хогвартса по «семейным обстоятельствам», как будто это не было ужасающей мыслью. Ремус знал, что у богатых чистокровных семей много финансов и поместий, которые нужно решать кому отдавать, но, учитывая, что Сириус очень отдалился от своей семьи, он не понимал, зачем ему там быть. Тем не менее, казалось, что Регулус тоже был с ним. Ремус весь день был настолько поглощен своими делами, что, возможно, даже не заметил бы отсутствия Регулуса, если бы не то, как Джеймс весь день грыз ногти. Ремусу хотелось бы верить, что Джеймс беспокоился только об их лучшем друге, но он знал, что это далеко не так. Конечно, Джеймс беспокоился о Сириусе, так же, как и Питер. Они были серьезно встревожены, но могли справляться со своими обязанностями, или, по крайней мере, так казалось. Ремус весь день чувствовал себя призраком самого себя. Ему было трудно сосредоточиться на чем-либо, потому что он думал только о том, что Сириусу, вероятно, придется встретиться со своей ужасной матерью после полутора лет свободы. Мерлин, хотел бы Ремус быть рядом, чтобы держать его за руку и всячески успокаивать. Ремус не был уверен в реакции Сириуса на известие о смерти его отца. Ремус понимал, что его собственные чувства были ближе к облегчению, чем к чему-либо еще, хотя это и делало его ужасным человеком. Он почувствовал облегчение от того, что отец Сириуса мертв. Он почувствовал облегчение от того, что стало на одного человека меньше, чтобы втянуть Сириуса обратно в эту семью и в эту жизнь. Это облегчение рассеялось в тот момент, когда МакГонагалл подошла к их столу и попросила Сириуса пройти с ней. О том, куда он отправился, они узнали только на первом уроке трансфигурации, где профессор Флитвик подменял МакГонагалл. Когда они поинтересовались судьбой друга, он неохотно сообщил, что сейчас находится со своей семьей, решая какие-то важные вопросы. Сердце Ремуса упало, как только он услышал эти слова: Сириус был с ними. Эти ужасные люди, которые причинили ему столько боли. Ремусу пришлось как можно быстрее успокоить себя, пока он не наделал глупостей, например, не попытался найти Сириуса и вернуть его к себе. Это только усугубило бы ситуацию. Если учителя знали о его местонахождении, значит, с ним все в порядке, успокаивал себя Ремус. Весь день он попеременно беспокоился о Сириусе и перебирал в памяти выражение лица Сириуса, когда тот впервые прочитал газету. Как все это повлияло на него? Ремус искренне не был уверен. У Сириуса была привычка делать смелые заявления, которые он не имел в виду, когда был чем-то рассержен или расстроен. Он был невероятно упрямым человеком, который не любил менять свое мнение, как только оно было озвучено. Именно поэтому у него было так много проблем с братом. Когда ему впервые показалось, что Регулус, в отличие от Сириуса, в детстве больше подчиняется родителям, Сириус был так расстроен, что ему пришлось пренебречь своими отношениями с младшим братом. Это привело к целому ряду проблем, но даже учитывая все проблемы двух братьев, Ремус был искренне рад, что Сириус сегодня не один. У Сириуса были трудные отношения с отцом. Ремус миллион раз слышал, как тот разглагольствовал о том, как сильно он ненавидит этого человека. Он также слышал, как Сириус рассказывал истории о своем отце, когда тот был моложе, и это были одни из единственных приятных воспоминаний, которые он, похоже, хранил в этом доме, не считая тех, что были связаны с Регулусом. Было довольно сложно заставить Сириуса обсуждать его детство, если только он не делал язвительных замечаний по поводу кровосмешения и безумия его семейной линии. Если Сириус оказывался в подходящем настроении, чтобы обсудить воспоминания о своем детстве, они почти всегда были связаны с Регулусом или Андромедой. Впрочем, очень редко он заводил разговор о своем отце. Он вспоминал, как отец впервые привел его в семейные хранилища и как позволил Сириусу выбрать все, что тот пожелает. Он вскользь упоминал, как отец гладил его по волосам, когда думал, что Сириус заснул во время занятий с наследником. Он смеялся над тем, как его дядя Сигнус и отец учили его играть в карточную игру, используя колоду карт с почти обнаженными женщинами на них. Наряду с этими несколькими хорошими воспоминаниями было много плохих, хотя в основном они касались Ориона, стоявшего в стороне, пока Вальпурга терзала их или кричала на своих сыновей. Он подробно описывал скучающее выражение лица своего отца, когда она хлестала их по ногам проклятиями, пока на коже не появлялись большие рубцы. Он описал бы, как он ничего не делал, когда Сириус и Регулус умоляли его заставить их мать остановиться. Он даже описывал, как они получали замечания за то, что просили его о помощи, потому что не уважали свою мать. От одной мысли о том, что Сириус и Регулус могли быть маленькими детьми, умоляющими отца о помощи, плачущими от боли, которую причиняла им мать, и при этом им говорили, что они ведут себя непочтительно, Ремусу становилось тошно. Если бы это был Ремус, он бы возненавидел его. Он был бы рад, что человек, с которым связано столько болезненных воспоминаний, умер. Ремус был рад, даже если это был не его отец, даже если он не пережил ни одного из тех моментов. Сириус не был Ремусом, и, хотя он был самым упрямым человеком, которого Ремус когда-либо встречал, у него, скорее всего, были более сложные чувства по этому поводу. Конечно, Сириус сказал бы всем, что он в восторге, Ремус это уже знал, но с Сириусом никогда не было всё так просто. Это было похоже на то, как если бы Сириус сказал Мародерам, как сильно он ненавидит Регулуса, — обманчиво и практически надуманно. У Сириуса была привычка говорить своим близким друзьям то, что, по его мнению, они хотели услышать, а не то, что он чувствовал на самом деле. Вот только Ремусу всегда было ясно, когда он лжет, и так было всегда, с тех пор, как им исполнилось одиннадцать. Сириус мог ненавидеть своего отца, хотя Ремус не был уверен, что все может быть так просто, но он также дорожил отцом, которого знал в детстве. Ремус беспокоился, что Сириус будет грустить, когда вернется, потому что он не был уверен, что сможет даже притвориться, что сочувствует смерти этого человека. Он не хотел оказаться в таком положении, чтобы причинить Сириусу еще больше страданий. Сириус выглядел таким потрясенным, когда прочитал заголовок в газете, и Ремус, читавший через его плечо, мог только представить себе удивление своего друга по поводу этой новости. Смерть не была редкостью в «Пророке» в эти дни. Почти всегда «Пророк» выходил с трагическими новостями о текущем положении дел в связи с войной, бушевавшей за стенами школы. Раньше статья никогда так сильно не затрагивала их группу, хотя они часто испытывали скорбь по некоторым магглорожденным семьям, пострадавшим от войны. Но, с другой стороны, они никогда не были лично связаны ни с кем из погибших. Не то чтобы Ремус, Питер или Джеймс были как-то связаны с Орионом Блэком, но все они были причастны к его сыновьям. В том, как «Пророк» опубликовал эту статью, тоже было что-то необычное. Как обычно, она была довольно прямолинейна в деталях, лишь намекая на приверженность, а не открыто заявляя о ней. Нет, странным Ремусу показался именно заголовок: «Орион Блэк, мертв». Обычно заголовки к статьям гласили что-то вроде: «Еще одна семья магглорожденных подверглась нападению» или «Семьи убиты неизвестными во время войны». Почти никогда в заголовке не указывалось имя или фамилия, если только это не был высокопоставленный чиновник министерства. Ремус не был уверен, что Орион Блэк занимает достаточно высокое положение в обществе, чтобы его имя было указано в заголовке на первой странице «Пророка». Орион Блэк был очень известным человеком, а его семья была практически печально известна, так что если речь шла о дурной славе, то, возможно, именно поэтому в заголовке было указано его полное имя. Но как бы это ни было погано, Ремус чувствовал, что причина была гораздо более мрачной. Ремус рассуждал о том, достаточно ли жестоки были авторы «Пророка», чтобы использовать смерть выдающегося чистокровного деятеля, который, судя по информации, представленной в остальной части статьи, определенно был Пожирателем смерти, чтобы прикрепить лицо к леденящей душу маске Пожирателей смерти. Ремус полагал, что это вполне справедливо с их стороны, поскольку Орион Блэк был Пожирателем смерти, но он даже представить себе не мог, какие последствия может иметь подобное действие для сыновей Пожирателя смерти. Орион Блэк не был первым Пожирателем смерти, но он был самым заметным. Если не считать Абраксаса Малфоя, который погиб почти пять лет назад, в начале конфликта с Волдемортом. Конечно, тогда было слишком рано возлагать ответственность за преступления на богатые чистокровные семьи, но теперь, когда весь волшебный мир был напуган манией величия и его бандой последователей, даже богатые и влиятельные люди были защищены гораздо меньше. Как сказал Ремус, сам Орион Блэк полностью заслуживал любого гнева, даже после своей смерти, но его сыновья — нет. Ремус беспокоился о том, что люди будут говорить им. Маловероятно, что многие из их одноклассников будут с ними прямо высказываться, но взрослые люди, скорее всего, будут гораздо более откровенны в своем мнении об отце и семье в целом. Это было просто несправедливо, поскольку ни один из них, насколько знал Ремус, даже не разговаривал со своей семьей. По словам Джеймса, Регулус не хотел общаться с ними после того, что они сделали с ним на прошлое Рождество, а Сириус не хотел видеться с ними с тех пор, как поступил в Хогвартс. Ремус уже слышал, как несколько человек говорили о том, что семья Блэк — пожиратели смерти, а статья вышла только сегодня. Ремус беспокоился о том, что люди будут говорить о Сириусе в ближайшие недели. Он лишь надеялся, что у них хватит порядочности не говорить ничего ему в лицо. Сириус был не из тех, кто уклоняется от драки, и если он ввяжется в драку, то все Мародеры должны будут присоединиться к нему. Ремус не был уверен, что до этого дойдет, и для его психического здоровья было лучше не делать поспешных выводов. Он даже не знал, в каком настроении будет Сириус, когда вернется. Он провел день со своей семьей, что обычно позволяло с уверенностью сказать, что он был раздражен. Однако Ремус не был уверен, как смерть его отца повлияет на Сириуса. Ремус уже знал, что Джеймс отказывается сочувствовать смерти этого человека. Джеймс был не из тех людей, которые говорят вслух такие ужасные вещи, но Ремус знал. Он знал это из тех слов, которые услышал от своего друга ранее. Это были первые настоящие слова, которые он сказал своим друзьям после завтрака. В основном он подолгу задумывался. Он отвечал на простые вопросы, но не отвечал ни на что, что требовало бы от него связного предложения. Да и нет — вот и все, на что он был способен в данный момент. Только после второго занятия за день он наконец заговорил: — Орион Блэк мертв, и он разрушил все уходя из жизни. Ремус ничего не ответил, слишком озадаченный серьезностью заявления. Он смутно помнил, как Питер пытался поговорить об этом с Джеймсом, но не думал, что его другу это удалось. В те редкие моменты, когда его мысли отвлекались от постоянного беспокойства за Сириуса, он размышлял о том, что имел в виду Джеймс. Проведя довольно много времени в течение дня в раздумьях над этими словами, он решил спросить Джеймса об этом во время последнего урока, Истории магии. Он сидел рядом с Джеймсом, поэтому ему было довольно легко наклониться и спросить, пока профессор Биннс рассказывал о восстании гоблинов в 1643 году. — Что ты имел в виду тогда? О том, что Орион все испортил. Джеймс медленно повернулся к нему, с трудом отводя глаза от места, где они были прикованы к столу: — Я говорю о том, что он был ужасным человеком, который заслужил все, что с ним случилось, но он не просто уничтожил себя, он уничтожил все вместе с собой. Ремус как ожидал такого ответа, но в то же время и нет. Подобные мысли посещали Ремуса в течение дня, но почему-то Ремус не ожидал услышать их от Джеймса. Ремус и в лучшие-то времена был циником, но Джеймс был одним из самых оптимистичных людей, которых Ремус знал. Он почти всегда мог найти хорошее в людях, даже если они этого не заслуживали. Это была новая сторона Джеймса, и Ремус не знал, откуда она взялась. Он слегка прочистил горло, пытаясь найти подходящий вопрос: — Ты имеешь в виду, что теперь все знают, что он был Пожирателем смерти, и будут ожидать этого от его сыновей? Джеймс на мгновение стал задумчивым, и если бы это был другой случай, Ремус мог бы рассмеяться, потому что Джеймс был не из тех, кто когда-либо взвешивал свои слова: — Я хочу сказать, что в последнее время жизнь казалась хорошей, даже замечательной. Регулус наконец-то почувствовал себя счастливее после того, что случилось на Рождество, и он никогда не вернулся бы в тот дом. Он никогда бы не захотел больше видеть этих людей, и Сириус тоже. Мы собирались скоро рассказать Сириусу, и он будет зол, но потом обрадуется за нас. Все было идеально, а потом этому ублюдку пришлось уйти и убиться. Ремус покраснел, он не мог поверить, что Джеймс только что сказал это. Он обвел взглядом класс Истории магии, чтобы посмотреть, не подслушал ли кто-нибудь, но нет, большая часть класса спала, а остальные были слишком далеко. Питер сидел в передней части класса, потому что он был первым учеником, которому призрачный профессор Биннс выделил место, когда Сириус осмелился бросить в него свою книгу. Джеймс только что назвал мертвого человека ублюдком, причем вслух, чтобы все слышали. Это было так не похоже на Джеймса, что Ремус чуть не вскрикнул, но это привлекло бы к ним внимание, а это было последнее, чего Ремус хотел в данный момент. Он понизил голос, стараясь говорить как можно тише, хотя до этого не утруждал себя шепотом: — Мерлин, Джеймс, это не подходящее место, чтобы говорить такие вещи. Джеймс фыркнул и, решительно не понижая голоса, ответил: — Отвали Ремус, он таким и был, и ты это знаешь. Он был жалким, прирождённым монстром, который годами был свидетелем жестокого обращения с его детьми, не сказав ни слова в их защиту. Такие люди, как он, заслуживают всего, что они получают в загробной жизни, я просто хочу, чтобы он не носил одну фамилию с двумя людьми, которых я люблю больше всего на свете. Ремус поморщился от вечных оскорблений в адрес усопших. Он не был религиозным человеком, но его мать была религиозной, и он знал, что не следует так говорить о мертвых, независимо от причины. Ремус был немного удивлен, когда Джеймс сам заговорил о загробной жизни: насколько он знал, волшебники не верят в подобные практики. Он не мог поверить, что был настолько поглощен своими мыслями и переживаниями, что даже не заметил, насколько взвинченным выглядел Джеймс. Казалось, он был на расстоянии одного неверного замечания от того, чтобы взорваться. Ремус надеялся, что сегодня при нем никто не попытается плохо отозваться о братьях Блэк, у него было предчувствие, что это не доведет их до добра. Он не мог дождаться окончания уроков, чтобы они могли убраться подальше от посторонних ушей. Ремус быстро вернулся к уроку, не желая, чтобы Джеймс еще больше разозлился в классе, полном людей. Сразу же после урока они направились в кабинет директора без всяких разговоров. Этот день был странно тихим для Мародеров в целом, но во время обеда они успели составить план, как дождаться своего пропавшего друга возле кабинета Дамблдора, когда закончатся занятия. Когда они поднялись на седьмой этаж, их не удивило, что возле кабинета директора было безлюдно. Горгулья не шевелилась, пока они прислонялись к стене напротив нее. Питер тяжело вздохнул, полез в сумку и достал оттуда карту: — Торжественно клянусь, что я замышляю шалость, и только шалость. Он осмотрел школу в поисках их друга, но, не найдя его, покачал головой: — Он еще не вернулся. Джеймс застонал, сполз по стене и уставился на горгулью напряженным взглядом. Мерлин, чем больше времени проходило, тем больше Джеймс злился. Ремус очень надеялся, что они скоро вернутся, не только потому, что его собственные нервы были на взводе, но и потому, что он не хотел выяснять, насколько Джеймс Поттер может быть зол. — Черт! Какого черта они так долго? — прорычал Джеймс, и Питер быстро опустился рядом с ним, осторожно положив руку ему на плечо. Очевидно, Питер взвесил свои возможности и решил, что Джеймс нуждается в его утешении больше, чем Ремус, что, вероятно, было правильным выбором, но ему хотелось, чтобы его друг обнял его и прошептал, что все в порядке, как он делал с Джеймсом в этот самый момент. Ремус свернулся калачиком, пока Питер пытался успокоить их друга, и все, о чем он мог думать, это о том, как сильно он хотел бы, чтобы Сириус был рядом. Обычно Ремус не чувствовал бы себя таким нуждающимся после всего лишь одного дня разлуки, но это были непредвиденные обстоятельства. Сириус, несомненно, чувствовал себя подавленным и, возможно, немного напряженным, и все, чего хотел Ремус, это заключить его в свои объятия и никогда не отпускать. Черт, ему так хотелось, чтобы Сириус прижал его к себе, но он знал, что это эгоистичная мысль, когда Сириус явно нуждался в большем утешении, чем он. Затем он услышал самый раздражающий, ворчливый голос, нарушивший тишину в коридоре: — Поттер, я должен был догадаться. Ремус был ошеломлен язвительным тоном и тем, как этот человек практически выплюнул имя Джеймса со всей ядовитостью. Ремус поднял голову, ожидая увидеть Нюниуса, Мальсибера или кого-то еще, с кем, как он знал, у Джеймса были проблемы. Вместо этого он увидел двух людей, с которыми Джеймс даже не подозревал, что когда-нибудь разговаривал. Было очевидно, кто из них заговорил, так как он по-прежнему смотрел на Джеймса, не замечая ни Ремуса, ни Питера. Другая гостья коридора лучезарно улыбнулась Мародерам, грациозно шагая рядом с Краучем. Ремус никогда не поймет, почему такой человек, как Реми Крэст, окружает себя таким психом, как Барти Крауч. Ремус посмотрел в сторону двух мальчиков, которые смотрели друг на друга со странной напряженностью, он даже не подозревал, что Джеймс разговаривал с Краучем раньше. В тоне Джеймса было столько же яда, сколько и в его ответе, очевидно, все успокаивающие слова Питера не помогли ему успокоиться: — Крауч, ты даже представить себе не можешь, насколько неприятно твое присутствие сейчас. Крауч фыркнул и дразняще закатил глаза: — О, как же это ранит меня, исходя от такого культурного и уважаемого члена общества. Но Джейми, дорогуша, мне кажется, ты забываешь, что Регулус захочет, чтобы кто-то был рядом, чтобы утешить его, когда он вернется, а у меня сложилось такое чувство, что ты будешь слишком занят вместо этого. К счастью, я буду рядом с ним, пока ты не сможешь. Глаза Ремуса слегка расширились от этого замечания. Ремус не знал, что друзья Регулуса знают о Джеймсе, но, очевидно, они знали, и, очевидно, Краучу он совсем не нравился. В том, как он произносил имя Джейми, было что-то жестоко-дразнящее, что не понравилось Ремусу. Питер и он даже не называли Джеймса так, только Сириус и Эффи, но, возможно, Регулус тоже, и поэтому Крауч чувствовал себя так комфортно, называя его так. И Крауч действительно чувствовал себя комфортно, он смотрел на Джеймса, но ухмылка на его губах и то, как уверенно он говорил, сказали Ремусу, что он совсем не чувствует угрозы в лице Джеймса. Ему очень хотелось заступиться за друга, но он не знал, как реагировать на странное напряжение между двумя мальчиками. Джеймсу тоже не понравился этот язвительный комментарий, и он оттолкнулся от стены и зыркнул на Барти: — Смешно, что ты думаешь, будто ему нужно твое плечо или какие-либо ухаживания. Думаю, он уже сказал тебе, что его это не интересует. О, так вот в чем дело. Крауч приставал к Регулусу, и Джеймс был этим недоволен. Ремус не знал всей ситуации, но совершенно ясно, что они уже обсуждали это раньше. Он не винил Джеймса за его враждебное отношение к Краучу, потому что, если честно, если кто-то имел наглость приставать к Сириусу, а потом втирать ему это в лицо, он не будет нести ответственность за свои действия: — О, мы с Регулусом просто друзья, я думаю, он уже говорил тебе об этом. Странно, что ты продолжаешь вспоминать об этом, как будто ты не можешь перестать об этом думать. Мысль о том, что я и Регс вместе, возможно, в постели, возможно, тра… Он прервался, когда Джеймс стремительно надвинулся на него, не очень хорошо воспринимая этот образ. Ремус, наконец, нашел возможность положить конец этой катастрофе: он схватил Джеймса за плечо и оттащил его от Крауча, что оказалось нелегкой задачей. Джеймс грубо отталкивал Ремуса, пытаясь вернуться к Краучу, а самодовольный ублюдок просто стоял и ухмылялся. Ремус держал его крепко, но это не мешало Джеймсу кричать: — Ты чертов дол.. — Ладно, давайте-ка успокоимся. Я не вижу причин, почему мы не можем просто ждать все вместе и быть вежливыми, — Питер заговорил довольно неожиданно, оттолкнувшись от стены и встав между двумя мальчиками. Крауч злобно усмехнулся, и Ремус понял, что ему не понравится то, что прозвучит дальше: — О, Петтигрю, как мы можем ждать все вместе, когда Поттер даже не знает, какого брата он ждет? Какова будет их реакция, когда они оба спустятся по лестнице, ища у него утешения, а он застынет, пытаясь решить, кого он любит больше. Ремус скривился, Крауч действительно знал, как ударить Джеймса по больному месту. На лице Джеймса промелькнули эмоции, но единственной, которую Ремус узнал, был конфликт. Может быть, Джеймс весь день думал об этом сценарии? Обычно Ремус сказал бы, что, конечно, это должен быть Сириус, ведь он его самый любимый человек на свете, но, судя по выражению лица Джеймса, это уже не так. Эта мысль беспокоит Ремуса по нескольким причинам, одна из которых заключается в том, что Джеймс может любить Регулуса больше, чем всех остальных, включая Сириуса. Другая причина заключается в том, что Сириус не знал об этой любви, хотя они были вместе почти целый год. Джеймс утверждает, что они обязательно расскажут ему об этом к концу года, но по мере приближения этого срока Ремус все больше сомневается в этом. Лицо Джеймса опешило от обвинения Крауча, и Ремус знает, что Джеймс намеренно избегал смотреть ему в глаза. Питер может спустить Джеймсу с рук почти все, но Ремус — нет. Ему чертовски надоели оправдания Джеймса. Если Регулус спустится по лестнице, а Джеймс проигнорирует его в пользу Сириуса, Ремус поймет, что либо секрет важнее для Джеймса, либо Сириус важнее. Но если Регулус спустится по лестнице, а Джеймс первым направится к нему, это будет еще хуже, потому что это будет означать, что Джеймс заботится о нем больше, чем о Сириусе. Ремус никогда не думал, что увидит день, когда Джеймс будет заботиться о ком-то больше, чем о Сириусе, и он надеется, что это все еще так. — Барти прекрати. Реджу не понравилось бы услышать, что ты тут издеваешься над Джеймсом, — Реми заговорила, выбив двух мальчиков из их сердитой перепалки. Ремус отпустил Джеймса, и его друг снова прислонился к стене, с новой силой уставившись на горгулью. Удивительно, но Барти не стал снова вступать в бой с Джеймсом, вместо этого он просто кивнул и прислонился к той части стены, которая была достаточно далеко от Джеймса, но все же рядом с Реми. Реми приветливо улыбнулась Ремусу: — Привет, Ремус, как дела? Он не мог не улыбнуться девушке в ответ. Реми Крэст была одним из тех людей, которых трудно не любить, если только не стараться изо всех сил. Она была милой, забавной и крутой, что делало ее очень популярной. Она дружила со многими людьми, и ей было совершенно неважно, в каком доме они живут. На самом деле, она больше всех общалась с Регулусом и Краучем, а они были из того дома, который был наиболее предвзятым по отношению к ней и ее кровному статусу. Ремус был очень рад, что она пришла с Краучем, потому что у него было чувство, что если бы ее здесь не было, этот маленький спор закончился бы совсем по-другому. Ремус был немного удивлен, что Барти вообще ее послушал, потому что ходили слухи, что он никого не слушает. — Я в порядке. А ты как, Реми? — Ремус поспешно соврал и перевел вопрос обратно на нее. — Ну, мне было бы лучше, если бы Регулус был здесь. Не могу поверить, что их не было весь день. Ремус мог полностью с ней согласиться. Питер заговорил с девушкой следующим, и Ремус задумался, разговаривали ли они раньше. Сириус и он знали ее, потому что они проводили свою долю времени в теплицах, но Питер никогда туда не ходил. — Это просто смешно. Их не было с восьми, ничто не должно занимать столько времени. Не могу поверить, что никто даже не потрудился сообщить нам новости с самого утра. Реми кивнула в знак согласия, собираясь ответить, но тут по коридору разнесся громкий звук, словно камень волочился по камню. Повернувшись, они увидели, что горгулья наконец-то зашевелилась, и все столпились у входа. Ремус очень надеялся, что это братья Блэк, иначе все было бы очень неловко. Как оказалось, это были братья, Сириус вывел их из маленького алькова, где они, казалось, были удивлены скоплением людей. Сириус был похож на стакан холодной воды для человека в пустыне, умирающего от жажды. Ремус впивался взглядом в своего парня, он выглядел измученным, но чертовски красивым. Глаза Сириуса тут же встретились с его глазами, и через несколько секунд они уже обнимались. Ремус не был уверен, двигался ли он сам или Сириус, может быть, они встретились посередине. В любом случае, он был здесь, с Ремусом, и ему казалось, что он снова может дышать. Он глубоко вдохнул запах Сириуса, запомнив лесной мускус, который всегда сводил Ремуса с ума. Он увидел его только потому, что случайно заглянул Сириусу через плечо, иначе он бы не заметил всей остроты момента. Джеймс, очевидно, решил использовать отвернувшегося Сириуса в своих интересах, или он не мог удержаться, Ремус не был уверен. Взгляд Джеймса в глаза Регулуса заставил Ремуса почувствовать себя неловко. Это был такой интимный момент, который не должен был происходить посреди коридора, заполненного людьми. Такой момент должен происходить наедине. Они были близки, их пальцы просто соприкасались, ничего не говоря, но их глаза говорили друг с другом о многом. Сириус отстранился, что сразу же положило конец той странной вспышке, которую разделяли два мальчика. Ремусу стало немного жаль Регулуса, так как Джеймс обнимал Сириуса на его глазах, а они не могли насладиться тем же. Затем Сириус крепко обнял Питера: — Спасибо, что ждали меня, ребята. Джеймс изобразил на лице фальшивую ухмылку, но не без того, чтобы еще раз взглянуть на Регулуса: — Без проблем, Падс, без тебя сегодня было слишком тихо, и мне… Джеймс прервался, когда Регулус и его друзья проскользнули мимо них, двигаясь по коридору. Сириус, казалось, не заметил словесного расстройства Джеймса, так как он позволил брату отойти на несколько метров, прежде чем окликнуть: — Реджи! Регулус медленно обернулся, на его лице застыло затравленное выражение, которого Ремус не заметил, когда они только спустились по лестнице, если честно, он был немного отстранен. Сириус спросил бодрым и насмешливым тоном: — С тобой все будет в порядке? Регулус, который был гораздо больше похож на своего брата, чем каждый из них мог бы признать, нацепил на лицо свою собственную насмешливую заверяющую улыбку: — Да, я буду в порядке. Его взгляд метнулся к Джеймсу, и Ремус был шокирован откровенным унынием, которое на мгновение отразилось на лице Джеймса, прежде чем он снова скрыл его. Крауч, должно быть, увидел это: он ухмыльнулся Джеймсу и обнял Регулуса, пока троица шла по коридору.********************************************************
Когда они вернулись в общежитие, каждый устроился поудобнее, чтобы послушать речь Сириуса. На сердце Ремуса стало намного легче, когда Сириус был рядом с ним. Он знал, что ему станет легче, когда он увидит, что его любовь не пострадала, но он и предположить не мог, какое облегчение он почувствует. Ремус наклонился ближе к Сириусу, чтобы глубоко вдохнуть его запах, не заботясь о том, что кто-то сочтет это странным, поскольку это успокаивало его. Сириус нервно размял руки, прежде чем прочистить горло: — Мой отец умер, о чем ты, конечно, знал, я был в его поместье и на чтении завещания сегодня утром? — он взглянул на Ремуса, как бы спрашивая, знают ли они уже об этом, Ремус кивнул, указывая на то, что они знали: — Мы с Реджи думали, что они просто заставили нас пойти, потому что мы были самыми близкими родственниками, и даже несмотря на то, что мы были отречены, ведь Министерство не признает закон чистокровных. Сириус немного замялся, как будто потерялся в мыслях, и Питер быстро вернул его в нужное русло вопросом: — Но это было не так? Сириус вновь оживился и покачал головой: — Нет, мы пришли туда, и вся эта гнилая куча была в сборе там. Почти сразу же наша мать начала проклинать нас, особенно Регулуса, но, к счастью, охрана оглушила ее до конца чтения. Однако это не остановило ехидные комментарии и взгляды, которые мы получали от всех остальных. Мерлин, это было ничто по сравнению с тем, когда они узнали, что старик действительно оставил нам с Реджи кое-что. Ремус почувствовал, что его глаза расширились, а быстрый взгляд на Питера сказал ему, что он тоже начал. Сириус сардонически ухмыльнулся, глядя на их шокированные выражения лиц: — Да, моя реакция тоже была примерно такой. Верите или нет, но старик оставил мне один из семейных коттеджей и ежегодное пособие. Семья просто с ума сходила от этого. Сириус рассмеялся, вспоминая их реакцию, но это был жестокий холодный смех, который Ремус ненавидел: — Представляете? Гребаный дом. Мне не придется работать ни дня в своей жизни, если я не пожелаю, старик в этом убедился, — Он повернулся к Ремусу, его выражение лица немного посветлело: — Мы можем жить там, и даже если мы не сможем сразу найти работу, у нас все будет хорошо, Лунатик. Я обещал тебе наше будущее, и вот оно. Ремус не знал, как на это реагировать. Он всегда знал, что все планы на будущее, которые они с Сириусом строили, были бесплодными, и смирился с этим. Но теперь? Теперь Сириус говорил ему, что это возможно, что все, о чем они мечтали, возможно. Он едва мог перевести дух от того, как быстро все произошло. Он все еще не знал, как ему жить в месте, которое раньше было резиденцией Блэков, но полагал, что если Сириус не против, то и он должен быть не против. Сириус, кажется, был не против, не так ли? Питер нашел слова раньше, чем Ремус: — Поздравляю, Падс, это отличная новость! Ремус пытался подобрать слова: — Да, я… Очевидно, ему не нужно было подбирать слова, потому что Джеймс, наконец, вступил в разговор со своего места на кровати, дальше, чем он обычно сидел: — И что он оставил Реджи? Сириус перевел взгляд с Ремуса на Джеймса и немного удивился, то ли прерыванию разговора, то ли использованию собственного прозвища для своего брата. Взгляд на Джеймса сказал Ремусу, что гнев Джеймса ничуть не утих, он просто отошел на второй план, уступив место его облегчению при виде Сириуса. Он выглядел немного взбешенным, если Ремус был честен, его выражение лица было свирепым. Удивление на лице Сириуса вскоре перешло в выражение глумливого юмора, Ремус понял, что оно не было искренним, по суровому и неестественному изгибу его губ, и он разразился холодным смехом: — Ах да! Моему дорогому младшему брату Орион Блэк завещает наследство в полном объеме! Это его обязанность — управлять фамилией и состоянием семьи! Он продолжал смеяться, и Ремус почувствовал легкую тошноту от его враждебности: — Вы можете в это поверить? Он оставил пятнадцатилетнего подростка за главного! Ремус был слишком сосредоточен на Сириусе, чтобы заметить, что Джеймс встал с кровати, пока Питер не заговорил снова: — Джеймс, что ты делаешь? Джеймс не ответил, его выражение лица было полно эмоций, когда он шел к двери. Сириус заметил странное поведение своего друга: — Джеймс! Джеймс, что происходит? Голос Сириуса заставил Джеймса остановиться и обернуться, изображая напряженную улыбку: — Прости, Падс, я так рад, что ты вернулся. И я действительно рад, что у тебя появился дом, но мне нужно идти. Я вернусь позже. С этими словами он вышел из комнаты, а Питер побежал за ним, зовя его по имени. Сириус и Ремус остались одни. Сириус все еще выглядел озадаченным странным поведением: — Что это было? На Джеймса не похоже. Ремус вздохнул, ему порядком поднадоело прикрывать Джеймса: — Он действительно беспокоился о тебе сегодня, мы все беспокоились. Но я думаю, что, возможно, он просто чувствует себя немного подавленным и ему нужно немного времени побыть одному. Сириус кивнул, полностью понимая, а сердце Ремуса сжалось от осознания того, что Джеймс направлялся к Регулусу за спиной его лучшего друга. — Мне жаль, что вы, ребята, так волновались сегодня. Признаюсь, я был недостаточно собран, когда МакГонагалл подошла к столу сегодня утром, чтобы успокоить тебя, и мне очень жаль, что так вышло. — Нет, малыш, тебе не нужно было успокаивать нас. У тебя и так было много забот, я не хотел заставлять тебя волноваться за меня. Сириус мягко улыбнулся, холодные черты его лица, казалось, исчезали: — Я всегда буду беспокоиться о тебе, Лунатик. Внутри Ремуса затрепетало от искренности его тона, Мерлин, он так сильно его любил. Вот почему этот день был таким тяжелым без него, без Сириуса, который находился где-то, где, как Ремус знал, было небезопасно. Ремус прислонился к Сириусу и обхватил его рукой, притягивая ближе: — Как ты, Падс? Честно? Сириус вздохнул, но только через несколько секунд тихо сказал: — Думаю, я в порядке. То есть, я в полном порядке, но я чувствую себя как-то странно, не знаю, — Сириус сделал паузу на мгновение, наклоняясь ближе к Ремусу, если это вообще было возможно: — Я хочу сказать, что — да, он был ужасным человеком, который позволил многому плохому случиться со мной и Реджем. А потом он уходит, оставляет мне дом и деньги и просто меняет нашу жизнь. Я до сих пор не знаю, почему он это сделал. Регулус говорит, что это потому, что я был его любимчиком, но я не знаю, правда ли это. — Почему ты думаешь, что это неправда? — На самом деле нет веских причин. Просто у меня такое чувство, понимаешь? Большую часть своей жизни я считал, что он ненавидит меня за то, что я не такой шикарный и послушный, как Регулус, и просто трудно представить, что все это время он отдавал предпочтение мне, понимаешь? Ремус кивнул: — Это вполне понятно, а Регулус сказал, почему он так думает? Сириус фыркнул, и Ремус удивился этому звуку, но у него не было времени размышлять об этом, пока Сириус не начал смеяться во весь голос. Ремус, вероятно, смотрел на него как на сумасшедшего, потому что когда Сириус встретил его взгляд, он успокоился достаточно, чтобы объяснить свое веселье: — Да, он сказал, что любит меня. Что старик любил меня, но не чувствовал, что может показать это перед смертью, из-за нашей матери. Ремус подумал, что это не самая нелепая вещь, которую он когда-либо слышал. Бесхребетный мужчина, боящийся своей жены, который любил своих детей, но не хотел встретить гнев жены. Поэтому он ждал, чтобы бросить ей вызов, пока она больше не сможет до него дотянуться. Сириус продолжил говорить, прежде чем Ремус успел ответить: — Самое дерьмовое во всем этом то, что даже если это правда, в чем я сильно сомневаюсь, Редж не думает, что он получил наследство по той же причине. Ремус нахмурил брови, не совсем понимая: — Что ты имеешь в виду? — У Регулуса сложилось впечатление, что наш отец знал о нас больше, чем позволял. Я не знаю, как это возможно, ведь он почти не разговаривал с нами. Регулус уверен, что наш отец знал о нем действительно большой секрет, и поэтому он оставил ему наследство. — Что? Что за секрет мог заставить его сделать это? Сириус долго смотрел на Ремуса, размышляя: — Хорошо, я расскажу тебе, но только потому, что я знаю, что ты не расскажешь никому другому, — он подождал, пока Ремус кивнет в знак согласия, прежде чем продолжить: — У Регулуса есть парень, и он думает, что наш отец знал об этом. Сердце Ремуса остановилось. Какого черта? Он заикался: — Подожди… так он т-тебе это сказал? Он сказал тебе с кем? Сириус угрюмо покачал головой: — Нет, он не сказал мне, с кем, но я и не спрашивал. Это было личное, понимаешь? Может быть, я спрошу его позже, или он сам расскажет мне, когда ему будет удобно. Ремус был удивлен тем, насколько Сириус уважает личное пространство Регулуса, это не казалось ему естественным. Учитывая, как остро он переживал, когда говорил о тайном друге Джеймса, Зайчика. Он также был удивлен, что Регулус рассказал об этом Сириусу, но обнаружил, что это значительно облегчило его эмоциональную нагрузку. Скоро ему не нужно будет каждый день чувствовать огромную вину за то, что он хранит этот секрет от своего парня, потому что это означало, что они скоро, очень скоро расскажут Сириусу. — На самом деле между нами был удивительно приятный братский разговор. Потом он сказал мне, что думает, что наш отец сделал его наследником, чтобы он был вынужден быть натуралом и производить потомство для продолжения рода. Черт, это было чертовски безумно. — И что ты думаешь? — Я думаю, думаю, что если бы он был зол на Регулуса за то, что он гей, то он бы не оставил ничего своему второму сыну, у которого очень публичные отношения с другим мужчиной. Я думаю, что это, скорее всего, месть за то, что он выдвинул против них обвинения. Ремус даже не подумал об этом, на самом деле, он как бы забыл, что задолго до смерти Ориона Блэка семья Блэков попала в газеты по совершенно другой причине. «Младший сын Блэков заявляет о жестоком обращении» — один из заголовков, который Ремус запомнил особо, в основном потому, что из статьи следовало, что Регулус лжет, и это его злило. — Ты действительно думаешь, что он передал бы все ему, потому что хотел отомстить? Сириус провел рукой по волосам, явно расстроенный, отчего Ремусу стало не по себе. Сириус, вероятно, прокручивал в голове все возможные варианты, но у него не было времени подумать об этом как следует: — Я думаю, отец был зол, что Регулус опозорил фамилию Блэк таким образом. Думаю, когда он оценивал свои возможности по выбору наследника, он позволил ожесточению взять верх над ним. Я думаю, он, вероятно, считал, что это могила Регулуса, и он может лежать в ней. Полагаю, он хотел наказать Регулуса и подумал, что лучший способ, это поручить его семье, известной жестокостью и пожирателями смерти. Возможно, сейчас он бы хорошо посмеялся над этим. — Какая жестокая затея. Сириус застонал: — Поверь мне, я знаю. Хотелось бы верить, что он оставил его наследником только потому, что знал, что он справится с этой работой лучше всех, потому что, честно говоря, возможно, так оно и есть, но это кажется не совсем верным. Он оставил пятнадцатилетнего подростка заботиться о линии поколений, которая тянется на столетия вглубь веков. Он оставил деньги всем важным людям на случай, если Регулус откажется их обеспечивать, что странно для чистокровных семей, и он написал ему предсмертное письмо, в котором говорилось: «Это бремя теперь на тебе». Как я могу поверить, что это была не месть? Ремус не был уверен, потому что Сириус был прав, это было вполне возможно. Ремус мог быть циником, он знал это, но все же ему было трудно понять, как человек мог нагрузить своего юного сына таким количеством власти и наследства, не зная, что тот, возможно, сломается под этим. — Но он не знал, что умрет в ближайшее время. Это был несчастный случай, он не мог знать, что так рано нагрузит Регулуса всем этим. Ремус подумал, что его доводы имеют смысл, но Сириус только пренебрежительно махнул рукой: — Он, наверное, догадывался, что это будет скоро, война и все такое. Если бы он захотел изменить это попозже, то смог бы, если бы пережил войну. Ремус был озадачен, Сириус, вероятно, был прав: — Ну и хрен с ним. Сириус ненадолго закрыл глаза и медленно открыл их снова: — Да, блядь. В жопу его. К черту его и его идеалы.***************************************************
Джеймс
— Джеймс! — крикнул Питер, когда Джеймс продолжил спускаться в общую комнату. Джеймс не остановился, и Питер догнал его только тогда, когда они оказались в коридорах. Он схватил Джеймса за руку, заставляя его остановиться. Джеймс попытался вырвать руку, но Питер оказался на удивление сильным. Он повернулся, чтобы посмотреть на своего друга: — Что? Питер надулся, явно недовольный тем, что его заставили бежать за Джеймсом таким образом, не то чтобы Джеймс жалел своего друга, потому что он точно не заставлял его делать это. — Куда ты собираешься, Джеймс? К Регулусу? Потому что я уверен, что у него и так хватает забот, без того, чтобы ты добавлял к ним свое странное поведение. Джеймс усмехнулся, раздраженный своим другом: — С каких это пор ты заботишься о Регулусе. Кроме того, я не собираюсь его напрягать, я собираюсь помочь его утешить. — А что насчет Сириуса? Которого ты должен сейчас утешать. И дело не в том, что я забочусь о нем, но я думаю, что ты только усугубишь ситуацию, а он не должен иметь дело с этим, когда его отец только что умер. — Его отец был засранцем, который позволял ему подвергаться насилию всю его жизнь. Я сильно сомневаюсь, что он сейчас его оплакивает. Питер нахмурился на бесцеремонность Джеймса: — Я не знаю, правда ли это, я имею в виду, что Сириус, кажется, немного не в себе от всего этого, так что Регулус может чувствовать то же самое. Джеймс закатил глаза: — О чем ты говоришь, Пит? Сириус был в порядке, и Регулус тоже был в порядке. По крайней мере, в том, что касается смерти их отца, но я знаю, что он, должно быть, сходит с ума из-за всего остального. Вот почему я должен пойти к нему, так что отпусти меня. Джеймс сделал еще одну попытку освободить руку, и на этот раз ему это удалось. Он начал спускаться в подземелья. Питер не отходил от него, и его голос повысился, когда он заговорил следующее, что было совсем не похоже на Питера: — Ты не можешь спускаться туда в таком виде, Джеймс. Ты ведешь себя чертовски неадекватно. Что, черт возьми, с тобой сегодня не так? — Со мной все в порядке, — Джеймс заскрежетал зубами, вероятно, доказывая правоту своего друга, но в данный момент Джеймсу было все равно. Теперь настала очередь Питера ехидничать: — Ну да, ты просто ведешь себя как чертов псих без всякой причины. Джеймсу уже начинало надоедать, что его якобы друг подкалывает его, поэтому он повернулся к нему и пробурчал: — Ты никогда не думал, что, возможно, я немного раздражителен, потому что два самых важных человека в моей жизни были окружены людьми, которые издевались и плохо обращались с ними всю их жизнь. Да, вот уж действительно гребаная загадка, с чего это я такой. Питер не выглядел удивленным, что еще больше раздражало Джеймса, который снова начал идти, ускоряя шаг: — Я понимаю, Джеймс, мы с Ремусом тоже весь день беспокоились о Сириусе, но мы же при этом не набрасываемся на людей при каждом удобном случае. — Это не одно и то же, — Джеймс отталкивался от каждого слова. — Это то же самое, — Питер настаивал: — По крайней мере, для Ремуса это так, он тоже вел себя странно весь день, но он ни на ком не срывал злость. Я понимаю, что ты расстроен и что ты хочешь быть с Регулусом, но прежде чем ты это сделаешь, я действительно считаю, что тебе нужно немного времени, чтобы остыть, потому что когда ты увидишь его, речь будет не о тебе. Речь пойдет о нем и его проблемах, и он не должен откладывать это на потом, чтобы разобраться с твоими чувствами. Это остановило Джеймса на его пути, черт, неужели он был эгоистом? Питер был убежден, что Джеймс расстроит Регулуса, если пойдет к нему прямо сейчас, а меньше всего ему сейчас хотелось расстраивать Реджи. Джеймс стоял в тупике, все еще злясь, но не зная, что теперь сказать, поскольку нежелание Питера отпустить его имело смысл. К счастью, Питер заговорил снова, избавив Джеймса от необходимости отвечать еще на мгновение: — Но хорошая новость в том, что у тебя есть друг, который поможет тебе справиться с твоими чувствами. Ты можешь поговорить со мной, и когда тебе станет легче, я отпущу тебя навестить Регулуса, не отрывая тебя от дел. Джеймс не хотел говорить, он просто хотел увидеть Реджи, обнять Реджи. От мысли, что Барти будет утешать его парня, ему стало физически плохо. Он хотел ударить по самодовольному лицу Крауча за его ухмылку. Хотелось задушить его, когда он обнял Регулуса за плечи. Он предполагал, что именно это имел в виду Питер, когда говорил о гневе Джеймса. Он был зол, но он понятия не имел, почему. Как будто холодная ярость медленно сжигала его изнутри с самого утра. С тех пор как он прочитал этот заголовок, он чувствовал это. Он почувствовал это, когда Сириус ушел, и когда он не смог найти Регулуса в Большом зале. Он чувствовал это с каждым уроком, когда Сириуса не было рядом с ним, и знал, что если он посмотрит на карту, то имени Регулуса там не будет. Он чувствовал это каждый раз, когда слышал, как кто-то шепчется о семье Блэк, думая, что Мародеры не слышат. — Я не могу просто бросить Регулуса, Питер. Я нужен ему. — Сириусу ты тоже нужен, но полагаю, его бросить ты не против. Он был против этого, на самом деле. — У него есть вы двое, у него есть вся поддержка, в которой он нуждается. Питер издал острый невеселый смешок: — А как ты назовешь друзей, которые вместе с нами ждали Регулуса у кабинета? Разве ты не сказал бы, что у него сейчас много людей, которые его утешают, или, по крайней мере, столько же, сколько и Сириуса? Джеймсу не понравилось, что Питер упомянул Крауча, утешающего Регулуса, это не улучшило его настроение: — Если мне потребуется твоя помощь, то я, черт возьми, попрошу о ней, Хвост. С этими прощальными словами Джеймс ушел, Питер на этот раз не последовал за ним, что заставило Джеймса задуматься, не задел ли он чувства своего друга. В любом случае, как бы грубо он ни поступил, это пошло ему на пользу, потому что вскоре он уже ворвался в подземелья без постороннего сопровождения. Он уставился на вход в общий зал, жалея, что не захватил с собой плащ, но его не было, поэтому он не знал, как попасть внутрь. Он решил, что удача была на его стороне, потому что после десяти минут ожидания из двери вышла Реми Крэст. Она, казалось, удивилась, увидев Джеймса, но быстро прошла дальше и мягко улыбнулась ему: — Пришел увидеть Реджа, да? Джеймс просто кивнул, и она прошептала пароль. Он ничего не сказал, проскользнув через проем. К счастью, в общей комнате было всего несколько человек, и они, казалось, не заметили его, когда он пронесся мимо и направился в комнату Регулуса. Когда он вошел в комнату Регулуса, он увидел, что его парень и Крауч тихо разговаривают, но когда они заметили, что он вошел, они оба прекратили свой разговор. Крауч пристально посмотрел на него, Джеймс ответил тем же, но затем его взгляд переместился на Регулуса и оставался прикованным к этим серым глазам, пока Регулус не сказал: — Барти, выйди, пожалуйста. Крауч ворчал себе под нос, но ушел без особых претензий, к удивлению Джеймса. Когда Джеймс уставился на Регулуса, он почувствовал, что его гнев ослабевает, потому что вот он, его прекрасный парень жив и здоров. Страх и гнев, которые он испытывал весь день, казалось, рассеялись при виде него. Регулус заговорил первым, его голос немного дрогнул: — Ты прошел через общую комнату в таком виде? Джеймс кивнул, не особо заботясь о том, видел его кто-нибудь или нет: — Да. Регулус не говорил, пока Джеймс медленно подходил ближе, словно приближался к испуганной лошади. Он постарался, чтобы его голос звучал обнадеживающе, когда заговорил: — Ты в порядке? Регулус издал дрожащий вздох, пытаясь выглядеть спокойным. Возможно, это и получилось, но его лицо почти сразу же сморщилось от страдания: — Нет. Джеймс оставил все попытки подойти к нему медленно, он приблизился и обнял своего парня одним махом: — О, малыш, мне так жаль, что меня не было рядом. Я должен был быть там. Мне жаль, мне так жаль. Регулус издал страдальческий звук, уткнувшись лицом в грудь Джеймса. Джеймс чувствовал горячее неровное дыхание сквозь тонкую рубашку и крепче прижал его к себе: — Не глупи, Джеймс. — Может, расскажешь мне об этом? Голос Регулуса был приглушенным, когда он говорил: — Разве Сириус уже не рассказал тебе обо всем этом? — Да, рассказал. Но я хочу услышать об этом от тебя, Зайчик. Регулус разразился всхлипами без слез: — Это была пытка, Джеймс. Даже если бы ты мог быть там, это было бы так же плохо. Мерлин, а как они на меня смотрели, — он слегка дрожал: — Как будто я был газелью, забредшей в стадо львов. Джеймс промолчал или попытался не прерывать его, хотя ему отчаянно хотелось прошептать ему на ухо, каким храбрым, по его мнению, был Регулус. Вместо этого он слушал, как Регулус рассказывал о том, как ужасно он чувствовал себя в течение дня, и все, что Джеймс мог сделать, это зажмурить глаза и постараться сохранить спокойствие ради Регулуса. — Это было похоже на рождественский ужин. Они все были там, все. Даже когда мама замолчала, я все равно мог понять, что она говорит, по взглядам, которые она бросала на меня, которые они все бросали на меня. Они все презирают меня, даже больше, чем Сириуса. Беллатрисса и Друэлла были жестоки, как обычно, но в этот раз похлеще обычного, и, как бы мне ни было неприятно это признавать, это задело меня, Джеймс. А Сигнус смотрел на меня так, словно я был грязью на подошве его ботинок. Они так разозлились, когда узнали, что он оставил все на меня. Джеймс заговорил после долгого молчания: — Мне так жаль, малыш. Ты такой храбрый. Тебе стало лучше, когда ты вернулся в Хогвартс? Регулус покачал головой, и сердце Джеймса сжалось от боли за мальчика на его коленях. Джеймс чувствовал себя намного лучше, когда он был здесь, но, очевидно, он не обеспечивал такого же комфорта, и это очень огорчало его. Регулус заговорил после минутного молчания, тяжело вздохнув: — Просто с тех пор, как я проснулся сегодня утром, у меня было ужасное чувство в животе. Казалось, что должно произойти что-то ужасное, что-то судьбоносное. Потом умер мой отец, и я узнал об этом еще до того, как успел одеться. Джеймс чувствовал себя немного глупо, но он должен был знать: — Тебе грустно, что он умер? Регулус выглядел немного удивленным вопросом, но, похоже, он серьезно задумался, так как некоторое время молчал: — Нет, я не думаю, что грущу. Может быть, если бы я был тем же человеком, что и в начале учебного года, тогда да, но сейчас это не так. Он никогда ничего не делал для меня, понимаешь? Если он и был отцом для кого-то из своих сыновей, то это был Сириус, да и то с натяжкой. Джеймс был так уверен, что знает чувства Регулуса по поводу смерти отца, и он был прав, но в этот раз ему было неприятно быть правым. Он не мог не сравнить все те прекрасные воспоминания, которые были у него с собственным отцом, с теми, что он слышал от братьев Блэк. У Регулуса их почти не было, а те немногие, что были у Сириуса, никогда не касались Рега. — Но ведь он оставил тебе наследство, верно? Он решил оставить его тебе, а не Сириусу, хотя вы оба были отречены, это должно что-то значить? Регулус фыркнул, но это слегка скрыла грудь Джеймса: — Может быть, и должно, если бы я еще не прочитал его дурацкое письмо. Это избавило меня от всех иллюзий по поводу наших отношений. Джеймс наклонил голову и посмотрел на Регулуса с искренним любопытством: — Ты получил предсмертное письмо? Предсмертные письма уже не были столь распространены, в основном потому, что никто не знал, в каком возрасте он умрет, и писать письмо, которое не будет доставлено еще пятьдесят лет, казалось нелепым. Волшебники могли жить очень долго, и большинство считало, что к моменту смерти они уже сказали все, что нужно. К тому же можно было написать только одно письмо, хотя его можно было отправить нескольким людям. Регулус кивнул, его глаза затуманились, и Джеймс понял, что он на грани слез: — Хочешь знать, что там было написано? — он едва перевел дыхание, прежде чем продолжить, не дожидаясь ответа Джеймса: — Там было написано: «Бремя теперь на тебе». Можешь в это поверить? Мерлин, всё было прозрачнее некуда! — Что ты имеешь в виду? Больше ничего не было написано? — Джеймс, наверное, тоже был бы раздражен, если бы получил такое расплывчатое предсмертное письмо, но он не понимал, как Регулус сможет понять, что его отец испытывает к нему чувства. Регулус усмехнулся, как будто Джеймс был особенно тусклым: — Нет, там больше ничего не сказано. И так очевидно, что оно означает, нет, разве? Джеймс пожал плечами, слегка отстранившись, чтобы посмотреть на Регулуса: — Для меня нет, но я и не такой гений, как ты. Регулус закатил глаза, не обращая внимания на попытку Джеймса поднять настроение своему парню. Его глаза наполнились слезами, которые вот-вот готовы были хлынуть через край: — Очевидно то, что он ненавидел меня. Сердце Джеймса дрогнуло, мысль о том, что кто-то может ненавидеть этого прекрасного мальчика, была кощунством: — Редж, я… Слезы полились по его бледным щекам и продолжали литься, пока не потекли по лицу: — Какая еще может быть причина? Он ненавидел меня и хотел отнять у меня то единственное, что приносит мне радость. — Что ты имеешь в виду? Что он у тебя забирает? Регулус зажмурил глаза, прежде чем ответить напряженным голосом: — Мою свободу. Свободу быть тем, кем я хочу, выбирать, кого я хочу. Это несправедливо, она была у меня всего несколько месяцев. Я даже не успел ничего с ней сделать. Я просто берёг ее, крепко держа эту свободу, лелеял ее, а теперь ее нет. Ее нет, потому что он украл ее у меня, так же как мать и он украли все остальное, что я любил. Джеймс почувствовал, что его сердце разрывается, ему было так больно слышать, как Регулус говорит об этом. Он пытался, очень пытался помочь, но мальчик как будто не слышал его: — Малыш, ты свободен. Ты все еще можешь делать все, что захочешь. Ты больше не в их ловушке. Ты не должен делать ничего, чего они от тебя ждут. — Свободен? Свободен продолжать наследие, от которого я пытался убежать. Жениться на какой-нибудь женщине и сделать идеального наследника, чтобы он мог сделать идеального наследника, и так далее. Управлять финансами, чтобы сделать мою богатую семью еще богаче, те богатства, которые будут лежать в хранилище и никогда не будут использованы ни для чего, кроме семейной выгоды. Чтобы моя семья казалась намного выше, чем эти глупые семьи с их пустыми хранилищами и счастливыми детьми. Кому нужно такое плебейское будущее? Сердце Джеймса остановилось, он не смог обработать информацию так быстро, как следовало бы, но кто мог его винить? Человек, которого он любил, только что сказал ему, что женится на женщине. — Чего? — спросил он так медленно, как только позволял осадок в горле. Ему было физически больно говорить, хотя он был абсолютно здоров. Регулус не понял вопроса Джеймса, казалось, что он разговаривает сам с собой: — Нет, я не свободен, даже близко нет. Если бы я был свободен, то мог бы сам выбирать свой путь, свою жизнь и свою любовь. Вместо этого я обречен на заранее спланированное будущее, которого, как мне казалось, я уже избежал. Трудно даже представить себя живущим той жизнью, которую я планировал большую часть своей жизни. Трудно представить, что я снова буду окружен этими людьми, я… Джеймс не мог остановиться, хотя и знал, что Регулусу, вероятно, нужно было выговориться. Ему отчаянно нужен был ответ на его вопрос. Неужели ему это послышалось? Действительно ли Регулус сказал, что женится на женщине и произведет на свет наследника? — Что ты сказал? Регулус внезапно остановился, слезы все еще медленно лились из его глаз, он растерянно смотрел на Джеймса: — Что? Голос Джеймса звучал настолько ровно, насколько ему это удавалось, и он ставил ударения в словах, когда произносил их: — Ты сказал, что женишься на женщине? Регулус кивнул, глядя на Джеймса немного устало. Джеймс не мог понять, что он слышит: — Но т...ты же г...гей! Глаза Регулуса расширились, но его голос прозвучал твердо: — Ну, мне нужно произвести на свет наследника, Джеймс. Для этого мне, вероятно, придется жениться на женщине. Гнев и страх, которые Джеймс испытывал весь день, вырвались на поверхность, он встал, и Регулус только успел проскользнуть к кровати, прежде чем его бесцеремонно сбросили с колен. Джеймс обернулся к Регулусу, который с открытым ртом смотрел на него со своего места на кровати: — Ты что, блядь, издеваешься? Ты гей! Ты не можешь жениться на женщине! Регулус встал и посмотрел на Джеймса со слезами на глазах: — Я не первый наследник, который предпочитает компанию мужчины, Джеймс. Вот почему люди заводят любовниц или любовников, понимаешь? — Тебе не обязательно жениться на женщине, чтобы иметь ребенка. Есть миллион вариантов, не доводя дело до этого. Ты можешь найти суррогатную мать… — Суррогатную мать? Ты знаешь, как редко встречаются такие люди с магией? Найти такую будет почти невозможно. — Что ж, лучше поискать, прежде чем обрекать себя на брак с кем-то, ради кого ты даже не сможешь поднять его, — Джеймс практически плюнул на него, он не мог поверить, что Регулус так себя ведет. — Для этого есть зелья, кроме того, чтобы забеременеть, не обязательно заниматься сексом. Возможно, женщина предпочла бы это в любом случае, мы могли бы быть женаты, но у каждого был бы кто-то, кто бы нас удовлетворял. Джеймс жестоко фыркнул, и по выражению боли на лице Регулуса он понял, что это было больно: — Или ты можешь не жениться на какой-то особе, которую ты никогда не полюбишь. Вместо этого ты мог бы жить так, как хочешь. Ты можешь выйти замуж за того, кого действительно хочешь, и если ты хочешь завести ребенка, то только потому, что ты этого хочешь, а не из-за каких-то обязательств перед своей родословной. Регулус выглядел разбитым, его залитое слезами лицо и налитые кровью глаза были дикими от чего-то похожего на страх: — Ты действительно думаешь, что я этого не желаю? Конечно, я хочу этого Джеймс. Я думал, что как только я уеду, все встанет на свои места, и какое-то время так и было. Но теперь я снова втянут во все это, и как бы я ни хотел держаться за тебя, как за спасательный круг, я не могу втягивать тебя в это. Я не могу быть тем, кто положит конец линии Блэков, я просто не могу. Когда я думал, что решение должны принять мои родители, это было нормально, но теперь, когда это выпало на мою долю, я не могу взять на себя вину за то, что подвел своих предков. Джеймс не осознавал, что по его лицу текут слезы, пока не почувствовал солоноватый вкус на губах: — А что насчет меня? Ты не возражаешь против того, чтобы подвести меня? — Джеймс, это нечестно. — Как это нечестно? Где ты представляешь меня, когда ты женишься на этой девушке и родишь наследника? Ты думаешь, что я буду просто ждать и стану твоим любовником? Или ты вообще не представляешь меня там? Регулус провел руками по волосам, грубо. — Я узнал об этом всего несколько часов назад. У меня еще не было времени, чтобы строить маленькие фантазии обо всем, Джеймс. Ты можешь… — А как насчет до этого? Мы встречались до того, как ты ушел из семьи, что ты тогда себе представлял? Ты представлял, что я был просто интрижкой, с которой ты мог покончить, когда захочешь? Был ли я для тебя просто увлечением? Пока я влюблялся в тебя, ты рассматривал все способы, с которыми ты мог бы порвать со мной, когда тебе надоест твой маленький эксперимент. Регулус выглядел так, словно его ударили по лицу: — Нет, конечно, ты не был интрижкой, Джеймс. Ты шутишь? Я думаю, что тогда я просто не позволял себе думать о будущем, потому что я тоже влюбился в тебя. Я не хотел думать о будущем без тебя, поэтому и не думал. Джеймс испустил дрожащий вздох, он чувствовал себя сейчас до смешного неустойчиво. Самым спокойным голосом, на который он был способен, он спросил: — А сейчас? Что ты чувствуешь сейчас, Регулус? Ты все еще не хочешь представлять себе будущее без меня? Потому что последнее, что я могу представить, это будущее без тебя. Я хочу жить вместе в нашем собственном доме. Я хочу всю жизнь просыпаться с тобой рядом. Я хочу танцевать с тобой на НАШЕЙ свадьбе. Я хочу, чтобы ты был отцом МОИХ детей. Я хочу, чтобы мои морщины и седые волосы появлялись с тобой рядом. Я хочу всего этого, Регулус. Я не хочу довольствоваться тем, что делю тебя с кем-то. Тот факт, что ты не чувствуешь того же, убивает меня. Фасад Регулуса рушится, и через несколько секунд он оказывается в объятиях Джеймса, его лицо прижато к шее парня, и он шепчет: — Я чувствую, Джеймс. Мерлин, ты не представляешь, я хочу этого, всего этого. Я тоже хочу быть рядом с тобой. Пожалуйста, никогда не говори, что я этого не хочу, потому что я этого хочу, так сильно. Я люблю тебя так сильно, что мне больно, nounours… Джеймс изо всех сил старался выровнять дыхание, вдыхая запах шампуня Регулуса. Как ни приятно было это слышать, это все равно не прояснило Джеймсу мозги. Они стояли так минуту, может быть, две, просто обнимая друг друга так, как им обоим было необходимо, так сильно. Джеймс был первым, кто нарушил блаженную тишину: — Итак, если это все правда, то, пожалуйста, я прошу тебя, не делай свой жизненный выбор на их основании. Регулус отстранился от объятий, он нежно погладил лицо Джеймса рукой: — Хорошо, я обещаю. Я еще не принял никаких решений, мне просто нужно было немного времени, чтобы прийти в себя, хорошо? Джеймс кивнул, чувствуя себя не намного лучше, чем раньше. Он хотел, чтобы Регулус сказал, что он ничего подобного не сделает. Что это была жестокая шутка, и что он полностью планирует добиться того будущего, о котором мечтал Джеймс. Что он даже не будет больше разговаривать с этими людьми, но вместо этого он снова уклонился. Джеймс не был уверен, когда это произошло, казалось, что все вокруг движется как в тумане, но вскоре они оба лежали в кровати Регулуса. Регулус лежал на груди Джеймса, а Джеймс нежно проводил рукой по волосам своего парня. Это был приятный момент, и Джеймс, вероятно, будет лелеять его вечно, но это не меняло того, что они только что обсудили. То, что они заключили перемирие, не отменяло всего того, что было сказано. Регулус все еще думал о будущем без Джеймса, и это разрушало его изнутри. Он хотел кричать, топать ногами, закатить истерику, как ребенок, но вместо этого он тихо сидел со своей любовью, в то время как его разум погружался в хаос. Он продолжал видеть образы Регулуса, женатого на красивой блондинке, которая держала на руках их ребенка. Хуже всего было то, что Регулус выглядел счастливым. Он выглядел так, словно его место в этой семье, с ними, а не с Джеймсом. Джеймс не мог выбросить эту картину из головы, она преследовала его все время, пока они лежали вместе. Он пробыл там почти три часа, пока они сидели в тишине, прежде чем, наконец, решил вернуться и проверить, как там Сириус. Он слегка поцеловал Регулуса, прежде чем попрощаться, и уже почти дошел до двери, когда Регулус окликнул его: — Джеймс, у нас все в порядке? Джеймс сдержал гримасу на этот вопрос, а затем сделал то, чего он почти никогда не делал с Регулусом, он солгал: — Да, у нас все хорошо, Редж. Затем он ушел. Когда он шел через общую комнату, он заметил, что с тех пор, как он впервые вошел в нее, она значительно переполнилась. Он проигнорировал вопросы, брошенные в его сторону, и поспешил выйти из комнаты. Напротив входа в Слизерин сидел Питер с книгой на коленях. Питер встал, увидев выходящего Джеймса, но никто из них ничего не сказал. Джеймс не знал, как ему удавалось сдерживаться, пока он лежал с Регулусом, но как только он увидел своего друга, он не смог больше сдерживаться. Слезы хлынули из его глаз, и он бросился вперед, обнимая Питера, и вскоре уже рыдал в плечо друга. Питер тихонько поглаживал его по волосам, когда они обнимались: — Эй, все хорошо. Все хорошо, Джеймс. Джеймс рыдал прямо перед общим залом Слизерина, на виду у всех. Питер, должно быть, догадался, что это может оказаться проблемой, потому что вскоре он уже вел Джеймса по коридору к кабинету зелий, который в это время ночи был заброшен. Даже в тишине класса Джеймс плакал, он плакал за каждое слово, сказанное Регулусом сегодня вечером. Те, которые причинили ему боль, те, которые напугали его, и те, которые убили его изнутри. — П...прости меня, Хвостик, — Джеймс фыркнул, чувствуя себя маленьким ребенком, но не в силах остановить себя: — Прости, что я накричал на тебя, я был не прав. Ты этого не заслужил. Питер мягко улыбнулся ему: — Спасибо. А теперь, почему бы тебе не рассказать мне, как все прошло. Джеймс зарылся головой в свои руки: — Ужасно, все прошло чертовски ужасно. Я был так рад его видеть, но я просто не понимал, насколько все изменилось за один день. Питер наклонил голову в замешательстве: — Что ты имеешь в виду? Джеймс вдруг встал и начал расхаживать перед своим другом: — Я имею в виду, что до сегодняшнего дня у меня были различные представления о нашем будущем, но теперь они могут никогда не осуществиться, — Джеймс посмотрел вниз на Питера, который занял место на соседнем столе, его голос зазвучал громче: — Он считает, что теперь, как наследник, он обязан продолжить семейное наследие во всех его проявлениях — Что? Жениться на его кузине и бить своих детей? Джеймс почувствовал, как внутренний гнев, который он сдерживал, поднимается на поверхность, он хлопнул рукой по соседнему столу: — Черт! Как он мог так со мной поступить? Питер выглядел обеспокоенным, спрашивая: — Что он с тобой сделал? Джеймс бросил неверящий взгляд на своего друга: — Что ты еще не понял? Он планирует жениться на какой-нибудь чистокровной ведьме и заниматься сексом, чтобы обзавестись наследником. А потом он заведет любовника на стороне! Ты, блядь, можешь в это поверить? Питер выглядел таким же удивленным, как и Джеймс, когда услышал эту идею: — Он говорит, что еще ничего не решено, но меня пугает сам факт, что он думает о такой жизни. Я был так расстроен и кричал на него, но он просто не понял! — Он не понял, почему ты расстроился? — недоверчиво спросил Питер. Джеймс в отчаянии вскинул руки: — Нет! Он не понимал, почему я так испугался, что его снова засосет в эту семью. Он не понимал, что меня это так пугает, потому что это было точно так же, как в прошлый раз, — Джеймс чувствовал, что сходит с ума, он провел пальцами по своим волосам, грубо дергая за концы: — Перед Рождеством я умолял его не уезжать. Я буквально умолял его остаться со мной, но он сказал, что я веду себя глупо. Только он не понимал, что смотреть на него на больничной койке, когда он выглядел как мертвый, было самым страшным моментом в моей жизни. Я в буквальном смысле сразу же подумал, что он умер, Питер. А теперь он хочет просто вернуться в эту семью, в этот дом. Питер терпеливо слушал, пока Джеймс разглагольствовал. Он слушал, казалось, часами, и это действительно могло быть так, потому что к тому времени, когда Джеймс выдохся, его голос стал хриплым. Питер просто сидел и слушал, пока Джеймс не выплакал все слезы, на которые был способен, и не накричал все, что мог. В конце концов, Питер просто заключил его в очередные объятия, и Джеймс обмяк в них, как и в первый раз. Его голос прозвучал хрипло, когда он спросил, все еще уткнувшись головой в плечо Питера: — Что мне делать, Пит? Питер говорил уверенным, но мягким голосом, и Джеймс тут же решил, что, что бы ни сказал его друг, он будет слушать. Джеймс сейчас был в полном замешательстве, а Питер был самым собранным человеком из всех, кого он знал. — Ты должен продолжать свою жизнь, Джеймс. Регулус сказал, что он еще не принял никаких решений, так что тебе не стоит делать поспешных выводов. Он собирается принять любое решение, и как бы тебе ни хотелось быть тем, кто скажет, что это плохая идея, ты не сможешь этого сделать. Это тот тип вещей, через которые ему нужно пройти и принимать решения самостоятельно. Точно так же, как и тебе нужно делать то, что лучше для тебя, понятно? Так что больше не мучайся над тем, что он собирается делать, тебе нужно хоть раз подумать о себе, Джеймс. Как бы трудно это ни было, ты должен быть рядом с собой. — Ты хочешь сказать, что я не должен утешать Сириуса или его, если им это нужно? Питер отстранился и покачал головой: — Нет, конечно, ты можешь. Ты все еще можешь быть добрым и заботливым человеком, но хоть раз в жизни тебе нужно поставить себя на первое место, ясно? Ты сможешь это сделать? Джеймс задумался, сможет ли он это сделать? Всю свою жизнь он ставил других выше себя. Его мать и отец, Мародеры, девочки, команда по квиддичу, а теперь и Регулус Блэк. Он не был уверен, что сможет вот так просто изменить всю свою жизненную философию, но решил, что пришло время попробовать. Отныне он будет ставить себя на первое место и не позволит себе слишком вмешиваться в чужие решения. Пора было хоть раз сосредоточиться на собственной жизни.