Сириус
Когда в начале лета Сириус и Флимонт привели в дом убитого горем Джеймса, он ожидал много чего. Он ожидал, что Эффи превратится в матерого медведя и захочет расправиться с мальчиком, разбившим сердце Джеймса. Он ожидал, что она будет опекать Джеймса, что она вроде как и делала. Однако Эффи как всегда сумела удивить Сириуса. Джеймс разрыдался почти сразу, как только они открыли дверь, и Эффи, приготовившая торт для вернувшихся из Хогвартса, обняла его, и он зарыдал у нее на груди. Она хотела спросить его, что случилось, но приглушенный всхлип в ответ не подсказал ей ответа. Она посмотрела на Флимонта, который гладил волосы сына, но и он не был уверен. Когда Флимонт их забирал, он был полон энтузиазма, но вскоре заметил, что ни один из мальчиков не настроен разговаривать, и быстро доставил их домой. Очевидно, стоило Джеймсу увидеть свою мать, как все эмоции, которые он сдерживал, вырвались наружу. Взгляды Эффи и Монти устремились на Сириуса, явно полагая, что у него найдется ответ, что, к сожалению, и произошло. Он прочистил горло и впервые в жизни почувствовал себя посторонним наблюдателем очень личного семейного момента в доме Поттеров. Он надеялся, что Поттеры не будут винить его за действия Регулуса. — Его парень бросил его. Он изо всех сил старался говорить отстраненно, как будто вышеупомянутый парень не одной с ним крови. На их лицах промелькнули понимание и печаль, Эффи слегка отстранилась, поглаживая залитое слезами лицо Джеймса: — О, малыш, мне так жаль. Я знаю, что ты чувствовал к нему. Это, похоже, не очень помогло Джеймсу, и он начал плакать еще сильнее. Флимонт, понимая, что его сын переживает горе от разбитого сердца, повел сына на кухню за мороженым, потому что, очевидно, это было как раз то, что нужно делать, когда переживаешь расставание. Эффи позволила им выйти из комнаты, бросив последний обеспокоенный взгляд на сына, а затем повернулась к Сириусу. Она обняла его и поцеловала в лоб: — Я рада, что ты дома, Сириус. Это все, что потребовалось Сириусу, чтобы раствориться в ее объятиях, напряженное чувство в его груди ослабло, когда он понял, что она не винит его. Последнее, чего Сириус ожидал услышать из уст Юфимии Поттер, было: — А теперь скажи мне, Регулус в порядке? Сириус резко отпрянул от нее, потрясенный тем, что он только что услышал. Выражение ее обеспокоенности ничуть не изменилось, только теперь оно было направлено на того, кого Сириус меньше всего ожидал увидеть: — Ты шутишь? Как ты можешь беспокоиться о нем, когда Джеймс рыдает по его вине от разбитого сердца? Выражение лица Эффи смягчилось до ласкового, когда она откинула его волосы с лица: — Сириус, какой же ты милый мальчик, ты знал об этом? Сириус нахмурил брови, Эффи и раньше говорила ему эти слова, но сейчас он не мог понять, почему. Он нерешительно кивнул, когда она продолжила: — Ты так любишь Джеймса, и мы с Монти очень благодарны, что ты у него есть. Но я хочу, чтобы ты знал, что тебе никогда не понадобится притворяться с нами. — О чем ты говоришь? — Сириус искренне не понимал, но Эффи продолжала легонько поглаживать его волосы, и он остался стоять на месте, слушая слова своей самой любимой женщины на свете. — Тебе никогда не нужно притворяться, что ты не заботишься о ком-то из-за нас. Джеймсу только что разбили сердце, и я знаю, что ему сейчас очень тяжело, но это не значит, что Регулусу не больно. Сириус покачал головой: — Регулус бросил Джеймса, довольно жестоко, если хочешь знать. Эффи не дрогнула: — Это не значит, что ему было легко, а даже если и так, это не значит, что ты должен притворяться, что не любишь его. Это заставило Сириуса полностью вырваться из ее объятий: — Я не люблю его. Он ублюдок, который обидел Джеймса и меня. Раньше я думал, что он может быть искупим, но если бы ты слышала, что он говорил мне, Джеймсу, ты бы чувствовала то же самое. Эффи позволила ему разыграть свою маленькую истерику, кивнув, когда он закончил: — Возможно. Сириус, я не говорю, что ты должен заботиться о людях, которые причиняют тебе боль, потому что, Мерлин, если бы я когда-нибудь увидела твою мать, я бы не смогла контролировать свой гнев. Однако, мне кажется, ты забываешь, что Регулус такой же ребенок, как и ты, он совершает ошибки, как и ты… — Я не делаю ошибок, которые так ранят людей! — Сириус начал кричать, но резко оборвал себя, опасаясь, что Джеймс мог его услышать. Эффи посмотрела на него со знанием дела, ему хотелось бы, чтобы она не знала его так хорошо: — А как насчет Ремуса? Нож в грудь, вот что это было за чувство. Напоминание о том, как сильно он обидел Ремуса всего два года назад, приносило мучения каждый раз, когда он думал об этом инциденте. Эффи никогда не поднимала эту тему, хотя он не мог винить ее за то, что она сделала это сейчас, ведь он был явно неправ в своем предыдущем утверждении. Он сильно обидел Ремуса, они едва оправились от его предательства. Она подошла к нему ближе: — Пожалуйста, не думай, что я говорю об этом, чтобы причинить тебе боль. Ремус уже давно простил тебя за это, хотя это причинило боль ему и другим твоим друзьям. Неужели ты думаешь, что это так невозможно, что ты когда-нибудь сможешь простить Регулуса, пусть даже не в ближайшее время? Он задумался, Эффи всегда была права. Воистину, эта женщина была настоящей загадкой, как кто-то может быть всегда прав? — Наверное, но не сейчас. Она понимающе кивнула: — Конечно. И все же, мне нужно, чтобы ты сказал мне, в безопасности ли Регулус. Где он остановился этим летом? Надеюсь, не с твоей матерью? Сириус покачал головой в ответ на ее беспокойство: — Нет, летом он будет жить у моего дяди Альфарда. Он хороший человек и не слишком следует примеру остальных членов семьи. Я думаю, они держат это в секрете, чтобы Вальпурга не узнала. Я… я думаю, с ним все будет хорошо. Эффи выглядела признательной за новость, и Сириус в очередной раз поразился, насколько замечательным человеком была Юфимия Поттер: — Я помню Альфарда со школы, он был довольно тихим, но да, я уверена, что он обеспечит безопасность твоему брату. Я пошлю ему сову, чтобы он убедился, что Регулус прибыл в порядке. Сириус пристально посмотрел на нее, а затем притянул к себе и снова обнял: — Я никогда не пойму, как ты можешь любить кого-то, кто тебе не принадлежит. Сириус никогда не уточнял, о ком он говорит — о себе или о Регулусе, возможно, потому что он и сам толком не понимал. Эффи лучезарно улыбнулась ему: — Дорогой, любить моих мальчиков так легко. Самое трудное — это заставить людей, которых я люблю, принять это самим. Сириус задался вопросом, принял ли Регулус ее любовь. Она продолжала говорить: — Я не виню Регулуса, просто чтобы ты знал. Джеймс и он молоды, отношения в школе вряд ли гарантированно будут длиться вечно. Даже если я и злюсь на него, это никогда не перевесит моей потребности знать, что он в безопасности. Это относится и ко всем остальным мальчикам, я хочу, чтобы вы это знали. Он кивнул, даже не зная, что на это ответить. Она улыбнулась: — Я люблю тебя, Сириус. Сириус улыбнулся ей в ответ: — Я тоже тебя люблю. До приезда в семью Поттеров он никогда не говорил этого, но Эффи и Монти часто выражали свою любовь открыто, так что Сириус быстро привык к этому. Эффи провела его на кухню, где Монти и Джеймс ели мороженое, похоже, Монти изо всех сил старался уговорить Джеймса поговорить с ним. Эффи быстро заняла место Монти, успокаивая своего расстроенного сына. Монти отозвал его в сторону и под предлогом дать побольше мороженого тоже высказал свое беспокойство за Регулуса. На этот раз Сириус не был так ошеломлен и быстро сообщил, что Регулус в безопасности и что Эффи собирается отправить его опекуну письмо. Монти почувствовал облегчение и крепко обнял Сириуса, после чего они присоединились к остальным за столом. Сириус чувствовал себя ужасно из-за Джеймса, но в тот момент он решил, что Джеймс пройдет через стандартные стадии расставания, а затем почувствует себя лучше. Только через неделю они поняли, что Джеймс погрузился в депрессивное состояние, которое с каждым днем становилось все глубже. Ничто не могло помочь Джеймсу, и это заставляло Сириуса еще больше злиться на брата, хотя Ремус считал, что расставание стало лишь катализатором его депрессии, а не ее причиной. Он считал, что у Джеймса всегда была депрессия, но он очень старался скрыть ее под поверхностью. Сириус не знал, чему верить. Он так и не спросил Эффи, отправила ли она то письмо, но опасался, что ее мнение с начала лета могло измениться. В конце концов, это было до того, как она узнала, как сильно Регулус обидел ее сына.********************************************************************
Джеймс
Это было худшее лето в его жизни, безо всяких сомнений. За последние несколько месяцев жизнь полностью смяла и выплюнула его, и он только сейчас начал приходить в себя. Его колдомедик сказал ему, что это будет долгий путь и что он не должен слишком быстро становиться «нормальным». Доктор Мэриголд Мэнсфилд была лишь одним из новых дополнений в жизни Джеймса, которые должны были помочь ему справиться с депрессией. Справиться, а не избавиться, потому что, как постоянно напоминала ему доктор Мэнсфилд, депрессия не похожа на простуду, которая просто исчезнет после нескольких ночей хорошего отдыха. Он должен был признать, что доктор М. помогла ему больше, чем он думал, что это возможно. Месяц назад, когда он наконец признался Ремусу, что ему нужна помощь, он не думал, что кто-то сможет ему помочь. Как только его мать узнала, что он действительно попросил их о помощи, она тут же начала расспрашивать о психотерапевтах-колдомедиках, которые могли бы с ним поговорить. Уже на следующий день он познакомился с доктором М. Она приехала на дом, потому что, естественно, в то время он едва мог встать с постели, не говоря уже о том, чтобы выйти из дома. Он думал, что она будет относиться к нему снисходительно и заставит его чувствовать себя жалко, но оказалось наоборот, на самом деле она заставила его почувствовать себя более дееспособным, чем он когда-либо считал возможным. Они начали встречаться каждый день, и она постепенно сократила количество посещений, когда почувствовала, что он уже готов. Он не был слишком тщеславен, чтобы признать, что без нее он не попал бы на этот поезд. Приспособиться к времени без нее будет крайне сложно. Его мать назначила ему приём каждую неделю, чтобы он вызывал ее по каминной сети у МакГонагалл. Как бы он ни был благодарен профессору трансфигурации за это особое отношение, он задавался вопросом, будет ли она относиться к нему по-другому. Он знал, что люди часто не знают, как вести себя рядом с теми, кто находится в депрессии, но он надеялся, что она не будет относиться к нему так, будто он сломался. Сириус сказал, что он не сломался и что он должен перестать так к себе относиться. Джеймс любит Сириуса, он всегда мог поделиться с ним всем, но ему хотелось бы, чтобы его друг понял его. Джеймс чувствовал огромную вину с тех пор, как снова начал по настоящему чувствовать вещи, месяцы оцепенения не притупили боль, которая нахлынула на него, когда он снова начал чувствовать себя самим собой. Он все еще мучился от боли, которая была до лета, но теперь к ней добавилась боль, которую он испытывал от того, что все лето его семья и друзья переживали сущий ад. С его стороны было несправедливо поступать так с людьми, у которых и так было достаточно проблем в жизни. Его родители годами сражались на войне и уже потеряли столько людей и не видели конца этой боли. Питер видел, как его отец умер от драконьей оспы, когда ему было всего шесть лет. На Ремуса напали, когда ему было пять лет, и с тех пор он каждый месяц разрывался на части. Сириус всю жизнь подвергался насилию, и только одно лето ему удалось вырваться из дома, где его подвергали жестокому обращению, прежде чем Джеймс все разрушил. Он и не думал, что можно ненавидеть себя больше, чем когда он думает о том, как они, должно быть, чувствовали себя все лето. Ему становилось лучше, это он знал точно. Последний месяц лета был сложным физически и психически, но он знал, что когда доктор М. говорила ему, что у него все хорошо, она не лгала. Это был медленный процесс, но к концу лета он уже ел все свои блюда вместе с семьей, проводил время на улице с Сириусом и регулярно принимал душ. Дошло до того, что он боялся ложиться в постель один каждую ночь, опасаясь, что снова погрузится в свои мысли. Он начал спать с Сириусом каждую ночь, он не был уверен, как его друг относится к этому, но он никогда не жаловался, когда Джеймс без слов проскальзывал под одеяло. Джеймсу было легче оставаться в реальности, когда кто-то был рядом с ним. Он был бесконечно благодарен Сириусу и всем остальным, потому что они приложили столько усилий, а результатов было так мало. Его родители обсуждали возможность того, что он не вернется в Хогвартс в этом году, хотя ни одному из них эта идея не нравилась. Джеймс мог понять, почему они считают это хорошей идеей, — они были напуганы. Когда он почувствовал улучшение, он сказал им, что хочет вернуться, и, заверив доктора М., что будет лучше, если его не будут изолировать весь год, он отправился за школьными принадлежностями, как и каждый год. И вот он снова в Хогвартс-экспрессе после самых ужасных месяцев в своей жизни. Он не мог не вспомнить поездку домой в начале лета и то, каким потерянным он себя чувствовал. Он не думал, что плакал, но помнил, как всю дорогу смотрел в окно и думал. Он изо всех сил старался ободряюще улыбнуться своим друзьям, отправляясь на собрание префектов, как только они сели в поезд. Он чувствовал их беспокойство за него каждый раз, когда встречался с ними взглядом, они никогда не смогут забыть это лето и все, через что он заставил их пройти. Доктор М. сказала ему, что чувство вины, которое он испытывает за свое поведение летом, — это еще одно препятствие, которое ему придется преодолеть, но она заверила его, что его семья ни в чем его не винит. Как она постоянно напоминала ему, психическое здоровье часто упускается из виду, но оно так же важно, как и физическое. Он зашел в купе префектов и обнаружил, что пока там была только Лили Эванс. Это было вполне логично, поскольку старосты девочек и мальчиков должны были прибыть первыми, так как именно они должны были вести собрание. Ему все еще было трудно поверить, что кто-то увидит его и подумает, что он самый ответственный мальчик на седьмом курсе, поэтому он задавался вопросом, если бы кто-нибудь узнал, как он провел лето, то все еще считал бы его лучшим для этой работы. Тот, кто не мог позаботиться даже о себе, определенно не был лучшим выбором для помощи остальным студентам. Он знал, что доктору М. не понравятся самоуничижительные мысли, которые терзали его разум, но он мало что мог сделать, чтобы остановить их появление. Лили выглядела немного удивленной при виде его, что было странно, потому что в письме из Хогвартса, которое было послано им двоим, говорилось, что он ее партнер. Хотя он сделал все возможное, чтобы выглядеть «нормальным», его волосы были небрежны, а форма, как ей и положено, растрепана, он не мог не задаться вопросом, возможно ли, что она могла видеть сквозь его маскировку. Может ли она увидеть, насколько он сломлен? Она быстро пришла в себя и бросила на него полусерьезный взгляд: — Не могу поверить, что Дамблдор выбрал тебя старостой. Джеймс улыбнулся в ответ: — Плохие идеи не подлежат учету, верно? Она рассмеялась, ее глаза наполнились весельем, и он действительно не мог вспомнить случая, когда он заставлял ее смеяться, кроме тех злобных усмешек, которые она бросала ему, когда он так унизительно себя вел ради ее внимания. — Надеюсь, ты не возражаешь, но я тут вроде как позволила себе составить повестку дня сегодняшнего собрания. Джеймс пожал плечами, опустившись на сиденье рядом с ней: — Нет, не смущайся, можешь даже взять на себя все полномочия, на самом деле, если ты хочешь вести собрание, наверное, так будет лучше. Вот теперь она действительно устремила на него яростный взгляд: — Джеймс Поттер, я не буду делать всю работу в одиночку. Ты должен быть моим партнером. Он на мгновение уставился на ее сердитое лицо, а затем покачал головой: — Я буду помогать, обещаю. Я просто подумал, что ты настолько лучше разбираешься в этих вещах, что, возможно, ты могла бы взять на себя роль лидера сегодня, пока я не освоюсь. Она покраснела, смущенная своей чрезмерной реакцией: — О, да, конечно, без проблем. От необходимости отвечать его спасли другие префекты, вошедшие внутрь. Несколько человек энергично поприветствовали его, и он кивнул им в знак признательности. Лили разговаривала с какой-то рейвенкловкой, и он воспользовался случаем, чтобы взять себя в руки. Он забыл, что на этой встрече будет присутствовать определенный слизеринец, и ему потребовалось все его силы, чтобы не выбежать за дверь в ту же минуту. Он не был уверен, что заставило его остаться на скамейке: мысль о гневе Лили, если он бросит ее, или непреодолимое чувство, что он должен увидеть его и убедиться, что с ним все в порядке. Оказалось, что Джеймс так и не смог узнать, как он отреагирует, оказавшись с ним в одной комнате, потому что он не пришел. Встреча началась, и Джеймс не мог не смотреть на дверь купе, задаваясь вопросом, где он, все ли с ним в порядке? Через несколько минут после начала собрания префект Слизерина, ученица с шестого курса, сообщила Лили о его отсутствии: — Извините, моего партнера здесь нет. Джеймс посмотрел на Лили, удивляясь ее реакции, казалось, она была из тех, кто не потерпит, чтобы кто-то пропустил первое собрание в году. Но она просто кивнула девушке, уверенно говоря: — Да, я заметила, я пришлю ему инструкции с расписанием дежурств. После этого собрание прошло быстро, и он остался, чтобы обсудить с Лили расписание патрулей. Она ярко улыбнулась ему: — Ну, я думаю, все прошло довольно хорошо, не так ли? Он немного рассеянно кивнул, одна мысль не давала ему покоя на протяжении всего собрания: — Почему ты не расстроилась, что кто-то пропустил первое собрание? Я считал, что ты будешь придираться к подобным вещам. Она немного удивилась вопросу, но лукаво улыбнулась ему: — Я не настолько придирчива, как ты думаешь, Джеймс. Кроме того, я думаю, что если кто и заслуживает поблажек, так это Регулус Блэк». Воздух был выбит из его груди, ему было неловко, что после всего того прогресса, которого он добился, достаточно было одного имени, чтобы повлиять на него. Он не слышал его почти месяц, никто не произносил его рядом с ним. Даже в мыслях он думал о Регулусе только как он. Доктор М. разрешила использовать это слово, но заверила его, что в конце концов ему придется встретиться с мальчиком, который разбил ему сердце. Лили в этом не виновата, она даже не представляла, как сильно это имя ранило его. Она что-то записывала, когда он стал достаточно внимательным, чтобы спросить: — Почему ты так говоришь? Что значит если кто и заслуживает передышки, то это он? По ее нахмуренным бровям он догадался, что разговор уже давно отошел от этой темы, но она все равно ответила: — То есть, после смерти его отца и все такое. Даже таким магглорожденным, как я, известно, что управлять семьей в шестнадцать лет нелегко. — Ему пятнадцать, еще пару недель, — Джеймс не смог удержаться, и его лицо сразу же покраснело, когда Лили наклонила к нему голову. — В любом случае, мне его жаль, поэтому я даю ему отдохнуть, но, очевидно, это продлится недолго. Джеймс подумал, что это, в общем-то, большая глупость с ее стороны. Лили не знала его, она знала только, что он из семьи признанных пожирателей смерти, которые не считали ее достойной магии. Он, конечно, не был на них похож, но она этого не знала. Она опустила взгляд на лист пергамента, прежде чем спросить его: — В связи с этим, я знаю, что в прошлом году преподаватели заставляли тебя делать все обходы с Регулусом. В этом году я не слышала никаких подобных уточнений, так что, полагаю, все зависит от нас. Ты бы хотел продолжить подобное в этом году или мы можем сделать это более произвольно? — Нет, я вообще не хочу быть с ним в паре в этом году, — Джеймс сразу же отверг идею проводить ночи наедине с ним. Она медленно кивнула, выглядя немного обескураженной, но быстро продолжила: — Хорошо, тогда мы сделаем всё выборочно, но вы двое не будете напарниками. У тебя вообще есть какие-нибудь пожелания по поводу партнеров? Джеймс покачал головой, радуясь, что Лили не пристает к нему по поводу его странного поведения. Они продолжили составлять расписание, и Джеймс почувствовал себя в своей тарелке, немного подшучивая над Лили. Было приятно не застревать в своей голове на некоторое время. Когда они закончили, Лили улыбнулась ему, прикусив губу, и сказала: — Это было здорово, Джеймс. Как ты думаешь, мы могли бы попытаться стать друзьями в этом году? Джеймс слегка улыбнулся ей: — Ты хочешь сказать, что мы не были друзьями раньше? Она немного посмеялась над его поддразниванием: — Нет, наверное, были, но, честно говоря, я почти не видела тебя в прошлом году, а до этого ты был просто странным. Я бы хотела попробовать активно дружить с тобой, если ты не против. — Ничуть не против, — он действительно был бы рад, он всегда считал Лили остроумной и веселой, но он всегда был слишком рассеянным, чтобы наслаждаться этим, либо из-за увлечения самой Лили, либо из-за увлечения им. Он обнаружил, что покидает купе с гораздо более оптимистичным взглядом на учебный год, чем раньше. Он решил, что если ему удалось почувствовать себя полунормальным во время встречи, то со временем он сможет продержаться и дольше. Он знал, что доктор М будет рада услышать, что его настрой хоть раз был позитивным.
******************************************************************************
Регулус
— Мистер Блэк, вы уже закончили? — резкий тон преподавателя Трансфигурации прервал его беседу с мальчиком из Хаффлпаффа, рядом с которым он сидел. Он как раз собирался рассказать мальчику, имя которого никак не мог вспомнить, о разнице между Арифмантикой и магловской математикой, когда пожилая ведьма резко прочистила горло. Он поднял на нее глаза, умудрившись не закатить их, и сказал милым тоном: — Конечно, профессор МакГонагалл. Я искренне прошу прощения за то, что был так груб. Она строго посмотрела на него, пытаясь решить, был ли он умником или нет, и он широко улыбнулся ей, чтобы поколебать ее мнение. Это не произвело должного эффекта, возможно, потому, что было странно видеть его улыбающимся. Она недовольно скривила рот, прежде чем сказать ему: — Пять баллов со Слизерина, мистер Блэк. Постарайтесь в будущем быть более внимательным, пожалуйста. На этот раз он действительно закатил глаза, но только после того, как она уже отвернулась от него. Затем он снова повернулся к хаффлпаффцу и прошептал: — Я расскажу тебе побольше об этом после урока. Как тебя зовут? Хаффлпаффец недоуменно посмотрел на него: — Натан, мы учились вместе с первого курса. Как ты мог забыть? Регулус пожал плечами и отвернулся от странно ведущего себя хаффлпаффца. Регулус не считал странным то, что он забыл имя хаффлпаффца, да и вообще, что за имя такое — Натан? И что с того, что у них было несколько совместных уроков за все эти годы, зачем Регулусу беспокоиться о том, чтобы помнить какого-то мальчишку? Боже, как же его звали, Энтони, что ли? Регулус не мог утруждать себя запоминанием, но у него было время восстановить свою теорию о том, насколько тесно маггловские предметы могут совпадать с некоторыми предметами волшебников в плане образования. Он начал писать на пергаменте так быстро, как только мог обмакнуть перо, и именно так он умудрился опрокинуть на пол класса целую бутылку чернил. К сожалению, он даже не понял, что сделал это, пока профессор МакГонагалл снова не оказалась рядом с его столом. Она недовольно хмыкнула, стоя над беспорядком, и смотрела на Регулуса до тех пор, пока он не поднял глаза от беспорядка на полу и не встретился с ее проницательным взглядом. Он пожал плечами: — Простите, профессор, но это был несчастный случай. Она сузила глаза, совершенно не поверив его извиняющемуся тону на этот раз. Он приготовился к лекции, которая должна была последовать за таким взглядом, но, к его удивлению, ее не последовало. Она перевела взгляд с его лица на руки, одна из которых все еще держала перо, а другая выхватила пергамент, прежде чем чернила успели испачкать его. Ее черты слегка смягчились, когда она взглянула на его руки, а затем она спросила: — Вы в порядке, мистер Блэк? Теперь настала его очередь быть озадаченным ее поведением, нахмурив брови, он ответил: — Да, профессор, в настоящее время я вполне удовлетворен. Хотя иногда программа некоторых уроков кажется мне немного скучной, не ваша, конечно, профессор, я считаю, что могу найти другие способы приятно провести время. Как я уже сказал, ваш урок, конечно, не нудный и не примитивный, но действительно, сколько раз мы можем выучить определенные чары, прежде чем они станут старыми? Опять же, говорят, что повторение — это ключ к созданию мышечной памяти. Я бы подумал, что мышечная память важна для волшебника, осмелюсь сказать, может быть даже важнее, чем сила заклинаний в целом. И я… — Мистер Блэк, прежде чем вы начнете еще одну подобную тираду, я говорила о вашем физическом состоянии. У вас руки дрожат, — она прервала его, но наклонилась ближе к нему, чтобы весь класс не услышал. Регулус перевел взгляд на свои руки, и, конечно же, они сильно дрожали. Что ж, ничего хорошего. — Ну, я думаю, что да, но, честно говоря, я не заметил. Ее лицо озабоченно скривилось, когда в разговор вмешался безымянный мальчик с Хаффлпаффа: — Он такой весь урок, профессор. Когда я спросил его об этом, он начал объяснять мне магловскую математику. Регулус не помнил, почему он объяснял мальчику маггловскую математику, но он не мог понять, как вопрос о его трясущихся конечностях мог привести к такой манере разговора. Он также не помнил, чтобы мальчик спрашивал о чем-то подобном. Очевидно же, что мальчик лгал МакГонагалл прямо в лицо. МакГонагалл нахмурилась еще сильнее, ее мысли, казалось, метались, пока она смотрела на Регулуса. Она быстро приняла решение и заговорила: — Мистер Ферн, не могли бы вы сопроводить мистера Блэка в больничное крыло и разъяснить там сложившуюся ситуацию? В следующее мгновение Регулус понял, что незнакомый мальчик с Хаффлпаффа уводит его в больничное крыло. Мальчик ничего не сказал ему, пока собирал их вещи и выводил Регулуса в коридор. По дороге из класса он ненадолго встретился глазами с Эваном и чуть не рассмеялся от обеспокоенности, написанной на его лице. Должно быть, ему действительно необходимо посетить больничное крыло, так как никак нельзя было подумать, что Эван Розье беспокоится о ком-то, кроме себя. Пока они шли, Регулус решил не разговаривать со своим спутником в наказание за то, что тот сдал его МакГонагалл. И подумать только, он просто пытался объяснить ему интересную теорию, и вот как ему за это отплатили. Шла только третья учебная неделя, а его уже отправляли в Больничное крыло по приказу профессора. Он полагал, что то, что его отправили туда из-за трясущихся рук, было уважительной причиной, он не думал, что это должно было быть побочным эффектом какого-либо из зелий, которые он принимал в последнее время. Может быть, ему было немного стыдно признаться в этом, но с начала учебы расход зелий стал довольно быстро увеличиваться. Летом его так много отвлекало, что зелья требовались ему только в определенные моменты дня. К сожалению, летом он слишком хорошо справлялся со своими обязанностями и, по сути, создал все условия для того, чтобы семейные дела шли сами собой до Рождества, а до этого времени ему не нужно было ничего делать. Можно было бы подумать, что школы будет достаточно, чтобы занять его, но на самом деле это было не так. К счастью, персонал, казалось, либо забыл о его злополучном инциденте в начале прошлого семестра, либо просто не обращал внимания, но больше никаких ограничений для него не было. Однако это также не был год С.О.В., так что они не думали, что у него будет повод переутомляться. Его результаты С.О.В. были неплохими, он получил «П» по всем предметам, кроме одного. По истории магии он получил удовлетворительно, к сожалению, это был единственный экзамен, который он не сдавал до того, как Роули решил разрушить его жизнь, поэтому во время теста он был особенно рассеянным. Он полагал, что ему просто повезло, что это был всего лишь один предмет, который он полностью провалил. Несмотря на то, что до сих пор Регулус неимоверно много учился в школе, казалось, что в мире не хватает работы, чтобы занять его ум. Ему все больше надоедала учебная программа, что заставляло его искать другие методы, чтобы отгонять назойливые мысли и чувства. Не секрет, что летом он немного баловался незаконным употреблением зелий, но это не превратилось в проблему, пока он не сел в Хогвартс-экспресс. Альфард донимал его все лето, ему казалось, что Регулус ведет нездоровый образ жизни, и это без учета того, что он не знал об употреблении зелий. Регулус по-прежнему принимал Экселек, не испытывая особых проблем с побочными эффектами. Правда, он вызывал у него небольшую бессонницу, но обычно он просто принимал сильное снотворное для борьбы с ней. К сожалению, Экселека было уже недостаточно, чтобы продержаться весь день. Он отказывался застревать в собственной голове каждый раз, когда Роул подглядывал за ним, отказывался чувствовать вину за то, что игнорировал Реми, когда она пыталась поговорить с ним, и совсем не хотел думать о своей семье или Джеймсе. Он хотел оцепенеть, и зелья помогли ему в этом. Он принимал Экселек, чтобы размыть окружающую обстановку, и это позволяло ему потерять концентрацию, он старался не принимать его в учебное время, но иногда все же принимал. Раз в день он принимал концентрированную дозу эликсира «Эритроксилон Кока», который, очевидно, использовался и маглами, но в виде порошка. Он принимал его, когда действие Экселек заканчивалось, потому что последствия были тяжелыми. Затем было зелье под названием «Хелас», которое позволяло ему зацикливаться на определенных вещах, что он использовал, когда ему нужно было сделать школьную работу. К сожалению, иногда он зацикливался на других вещах и они уже не выходили у него из головы, в последнее время это была магловская математика. Тем не менее, все складывалось довольно удачно. Он получал отличные оценки, как обычно, хотя, по его признанию, терял больше баллов, чем раньше. Несмотря на то, что он решил, что его дружба с Реми может только навредить ей, пока Роули все еще сидит у него в заднице, у него все же оставался Барти. Да, Регулус знал, что ему следовало отказаться и от Барти. С рациональной точки зрения, если его целью было уберечь людей, которых он любил, от его психопатической семьи и Роули, он должен был отказаться от них всех. Он добился полууспеха, подумал он. Реми не сдалась без боя, но после того, как он игнорировал ее в первую неделю учебы, она больше не пыталась разговаривать с ним на людях. Теперь она разговаривала с ним только в классе, что, по его мнению, было прекрасным компромиссом, учитывая, что Роули никогда об этом не узнает. Тем не менее, он почти не разговаривал с ней, только кивал и давал отрывистые ответы, когда это было необходимо. Он знал, что причиняет ей боль своим поведением, но он больше боялся, что ее будут пытать за ее связь с ним, чем того, что он ранит ее чувства. После их разговора в прошлом семестре с Сириусом было достаточно полегче, вероятно, он все еще помнил, как жестоко Регулус с ним разговаривал. Регулус был рад: чем более жестоким считал его Сириус, тем меньше вероятность того, что он снова привлечет к себе внимание их семьи. Тем не менее, Регулус достаточно часто ловил на себе разочарованные взгляды брата, чтобы стараться избегать Сириуса любой ценой. Кроме того, существовала еще одна веская причина избегать Сириуса — Джеймс Поттер. Регулусу не нравилось думать о нем, но это было довольно трудно, когда мальчик присутствовал на каждом приеме пищи. Он выглядел… хорошо, по крайней мере, Регулус так думал. Конечно, у мальчика под глазами были темные круги, но, похоже, он пришел в себя с того самого момента, на котором остановился. Это не должно было удивлять Регулуса, в конце концов, почему это великий Джеймс Поттер должен был хоть сколько-нибудь пострадать от их разрыва? Нет, Регулус был уверен, что он оправился от этого инцидента через неделю после начала лета или даже меньше. Что ж, ему повезло. Регулусу пришлось накачать себя зельями, чтобы забыть всю боль, которую он причинил, но, конечно же, Джеймс Поттер был в полном порядке. Регулус полагал, что ему повезло, что список его близких был таким коротким по сравнению с тем, каким он мог бы быть. На самом деле он был привязан только к четырем людям, ну, естественно, к Нарциссе и Альфарду, но у них была своя защита, так что ему не приходилось о них беспокоиться. Он полагал, что ему также очень нравятся Эффи и Монти Поттер, но они должны быть в безопасности, поскольку он прервал общение с обоими их детьми. Барти стал настоящей проблемой его плана. Даже если бы он был готов вычеркнуть Барти из своей жизни, а он не был готов, Барти ни за что на свете не позволил бы этому случиться. Барти был не из тех, кто просто позволит Регулусу уйти в самоуглубление, нет, если бы Регулус настаивал на этом, Барти бы присоединился к нему. Барти был для Регулуса определением «всё ради тебя», что одновременно и восхищало его, и вызывало желание придушить друга. После пары первых попыток дистанцироваться от друга он сдался, понимая, что дело проиграно. Кроме того, Роул и вся его семья уже знали, что Барти — его лучший друг, так что скрывать их дружбу сейчас было бы бессмысленно. Он и не заметил, что они прибыли в больничное крыло, пока мальчик с Хаффлпаффа не начал излишне драматично открывать двери. Мадам Помфри подняла глаза от одной из кроватей, где она ухаживала за Ремусом Люпином. Он выглядел измученным, но в остальном был в полном порядке. Врач тихо заговорила с другим мальчиком, прежде чем закрыть занавески вокруг его кровати и направиться к ним. — Мистер Ферн, мистер Блэк, чем я могу помочь вам сегодня? — спросила она двух мальчиков, подойдя к ним поближе. — Я не знаю, он вытащил меня из класса, чтобы привести сюда. Но между нами говоря, я уверен, что он невменяемый. Возможно, его даже нужно усыпить, — Регулус выпалил это, с опаской бросая взгляд на другого мальчика, словно тот мог напасть на него в любой момент. Тот яростно посмотрел на Регулуса, очевидно, он был очень вспыльчив. Регулус сделал небольшой шаг в сторону от хаффлпаффца. Мальчик снова повернулся к медиуму, его тон был раздраженным: — Профессор МакГонагалл велела мне проводить его сюда. Он ведет себя совершенно безумно, он не может заткнуться и забывает мое имя каждую минуту… Регулус прервал его, не собираясь терпеть эту клевету: — Я знаю как тебя зовут, Энтони. Мальчик повернулся и вскинул руки вверх в разочаровании: — Меня не так зовут! — Затем он снова повернулся к мадам Помфри, пытаясь сдержать дыхание: — Простите, профессор, он просто сводит меня с ума. У него также возникли некоторые проблемы, когда он писал, его руки сильно тряслись. На смуглом лице мадам Помфри появилось беспокойство: — Что ж, я ценю вашу помощь в сопровождении мистера Блэка. Десять баллов Хаффлпаффу за вашу помощь, мистер Ферн. Теперь вы можете вернуться в класс, а я займусь юным Регулусом. Энтони выглядел довольным, он бросил книги Регулуса на соседнюю кровать и вышел из комнаты, оставив Регулуса наедине с мадам Помфри. Она начала задавать ему вопросы о его самочувствии и дрожи, подвела его к соседней кровати и усадила на нее. Она подтащила табурет и села рядом с Регулусом, наложив на палочку несколько диагностических заклинаний, она пробормотала: — Расширенные зрачки, повышенное сердцебиение, покрасневшая кожа и тремор конечностей. Я беспокоюсь, что это может быть связано с зельем для нервной системы, вы ведь принимали его все лето, как я вам велела? Регулус кивнул: — Да, я ни разу не пропустил приема. Что было правдой, это было не то зелье, которое можно было пропустить. Он был практически набожен, принимая его, не желая намеренно калечить себя на всю жизнь. Она кивнула на его ответ с задумчивым видом: — Интересно, может быть, что-то препятствует действию зелья? Принимаете ли вы еще какие-нибудь зелья? Даже в те дни, когда вам не нужна дополнительная доза для нервной системы, это все равно может повлиять. Регулус задумался, принимал ли он какие-нибудь зелья, которые могли бы повлиять на его прописанное зелье? Ну, было три запрещенных зелья, которые он принимал, в чем он никогда не признается. Однако было одно, о котором он мог бы рассказать, не опасаясь, что его отправят в лечебницу-вытрезвитель. — Я использовал Сон без сновидений почти каждую ночь. Думаете, проблема может быть в этом? Она нахмурилась, раздумывая, но потом кивнула: — Это определенно может помешать усваиванию нашего зелья в вашем организме, так ли сильно требуется это снотворное вам? Регулус вспомнил те несколько ночей этим летом, когда он пытался заснуть без него, кошмары, которые приходили к нему, были ужасны. Он кивнул: — Я мучаюсь от приступов бессонницы, как мне кажется. Она скрестила брови: — О, я ничего не увидела в вашей карте, это ваш самодиагноз? — на его кивок она продолжила: — Хорошо, вы знаете свое тело лучше, чем я, но Сон без сновидений действительно слишком сильное зелье для такого юного мальчика, как вы, чтобы принимать его каждую ночь. Вы должны очень серьезно отнестись к постоянному использованию зелий, мистер Блэк. Она приняла молчание Регулуса за разрешение на дальнейшее продолжение: — Сейчас я приготовлю для вас новое сонное зелье, которое не будет вредить вашему организму, но и не будет таким сильным. Кроме того, я собираюсь подправить формулу вашего зелья для нервной системы, чтобы сделать его немного более устойчивым к лекарственному взаимодействию, как вам идея? Регулус кивнул, удивленный тем, что лекарство действительно поможет ему работать немного лучше. Он не знал, почему это стало для него сюрпризом, но он полагал, что никогда не ожидал, что люди будут помогать ему без всяких условий. Обычно люди чего-то хотели от него, но мадам Помфри, похоже, просто заботилась о своих учениках. Она мило улыбнулась ему, и в голосе ее зазвучали нотки оптимизма: — Хорошо, я займусь этими изменениями, но черновой рецепт зелья для вас будет готов только завтра вечером. Я хочу, чтобы сегодня вы постарались заснуть не используя Сон без сновидений, хорошо? Теперь я хочу чтобы вы посещали крыло хотя бы раз в неделю, пока все не прояснится, потом мы перейдем на ежемесячную форму, но я хочу продолжать видеть вас до конца года, чтобы убедиться, что ваше зелье работает исправно. Уверена, мне не нужно напоминать вам, насколько серьезными будут последствия отказа. Прежде чем принимать любое зелье, которое я лично не прописала, спрашивайте меня, хорошо? Регулус кивнул, не совсем довольный тем, что теперь колдомедик будет следить за ним под микроскопом до конца года, но он понимал, что ей просто не все равно. — Да, мадам Помфри, я так и сделаю. Спасибо. Ему было трудно сдерживать свои мысли, но он знал, что если он начнет говорить по существу, она просто станет глубже изучать его состояние. Не дай Мерлин, она узнает обо всех других зельях, которые он принимал. — Итак, Регулус, у тебя есть ко мне вопросы, прежде чем я отправлю тебя отдохнуть в общежитие? Регулус попытался, он готов поклясться, что пытался контролировать свой язык, но он сорвался, прежде чем он смог остановить себя: — Да, вообще-то, есть ли какие-нибудь зелья, которые могут помочь мне отпугнуть кого-то, и которые было бы безопасно принимать? Теперь выражение ее лица действительно омрачилось беспокойством, она мягко положила руку ему на плечо и посмотрела ему в глаза. Ее тон был очень серьезным, когда она спросила: — Регулус, тебя кто-то беспокоит? Он постарался не реагировать на вопрос, так как в его голове промелькнули образы Роули. Роули всегда был жутким, а его поведение в прошлом году было откровенно садистским, но с тех пор, как снова начались занятия, ситуация, несомненно, ухудшилась. Роули больше не прятался в тени вокруг Регулуса. Нет, его внимание было более непосредственным, не то чтобы он действительно разговаривал с Регулусом, но он, казалось, всегда находил способ быть рядом с ним. Когда он был рядом с ним, он таращился, он таращился все время, и Регулус начал чувствовать себя как маленький мальчик из сказки, который должен был знать лучше, чем доверять монстру. У него не было абсолютных доказательств того, что Роули хотел от него чего-то подобного, но он также не мог избавиться от ощущения, что движется прямо к ловушке, чем дольше он будет продолжать проявлять благодушие по отношению к мальчику. Он знал, что мало что может сделать, кроме как ждать, что Роули хочет от него, но он обдумывал способы защитить себя, если он все-таки попадет в ловушку. Тем не менее, он стыдливо покачал головой: — Нет, это был просто гипотетический вопрос. Вы знаете, что магглы часто используют такое в исследованиях. Она наклонила голову, явно не веря ему: — Нет, Регулус, не существует отпугивающих зелий, которые были бы безопасны для тебя. Или таких, которые были бы эффективны в долгосрочной перспективе, — его плечи слегка опустились, прежде чем она продолжила: — Однако у меня есть зачарованный кулон, который я сделала еще маленькой девочкой. Оно использует магию владельца для обнаружения нежелательного внимания и наносит неприятное жалящее проклятье, если нежелательный преступник подходит слишком близко. Я больше не использую его, но когда вы придете ко мне завтра, чтобы забрать своё усыпляющее зелье, я отдам кулон вам. Он открыл рот, чтобы отказаться, так как сказал ей, что это гипотетический вопрос, но она оборвала его: — На всякий случай, если он вам понадобится. А теперь скажи, могу ли я ещё что-нибудь для тебя сделать? Регулус покачал головой, потрясенный ее добротой. Она улыбнулась: — Хорошо, теперь ты освобожден от занятий до конца дня, постарайся отдохнуть и дать своему телу восстановиться, хорошо? Регулус едва слышно поблагодарил ее, после чего взял свои вещи и направился к двери. Она не знала, что отправить его в пустое место, где нечего делать, — это рецепт катастрофы. Он уже почти вышел за дверь, когда услышал, как позади него открывается занавеска. Он повернулся, совершенно забыв, что кто-то был там с ними. Почти сразу его взгляд остановился на Ремусе Люпине, парне его брата и лучшем друге Джеймса. Ему не нужно было спрашивать, слышал ли Ремус все или нет, потому что по его виноватому выражению лица Регулус понял, что да, глупый волчий слух. Мадам Помфри, суетясь вокруг кровати Люпина, казалось, не замечала их столкновения. Регулус отвернулся от этого знающего взгляда, не желая испытывать стыд за свои проблемы, когда у Ремуса у самого было много груза. Тем не менее, все, что он мог сделать, это надеяться, что оборотень будет держать рот на замке. Меньше всего ему хотелось, чтобы люди, от которых он старался держаться подальше, начали допытываться о его личной жизни.****************************************
Барти
Барти любил воскресенья. Он знал, что обычно люди считают воскресенье чем-то негативным, потому что это последний день выходных. Он никогда не понимал, как люди могут любить пятницу и ненавидеть воскресенье. Почему-то люди считали, что, несмотря на то, что пятница — это часть рабочей недели, а не выходных, она как-то лучше, потому что ты знаешь, что на следующий день тебе не придется идти на работу или в школу. Барти не очень-то жаловал школу, и, наверное, поэтому ему больше всего нравились воскресенья. Воскресенье считалось ленивым днем для большинства студентов, включая Барти, но вместо того, чтобы сидеть в своей комнате в общежитии, он любил проводить его на свежем воздухе, если позволяла погода. Поэтому сегодня, когда он отправился на поиски безлюдного места, чтобы поваляться, он и представить себе не мог, что его отдых будет прерван таким грубым образом. Он устроился под деревом на дальнем краю территории, где, как ему казалось, его никто не найдет. С ним был его любимый роман, который он перечитывал не менее сотни раз, и он грелся в теплом осеннем дне. Он уже почти заснул, когда книга, которую он положил на лицо, чтобы заслониться от солнца, была совершенно невоспитанным образом вырвана из того места где она располагалась. Солнце ослепило его, когда он открыл глаза, чтобы увидеть нападавшего. Когда его глаза наконец смогли сфокусироваться, он увидел Реми. Реми Крэст не была драматичным человеком, на самом деле, можно сказать, что она была почти слишком спокойна под давлением. Это была одна из тех вещей, которые ему в ней нравились, ведь как бы он ни любил Регулуса, его лучший друг был практически полной противоположностью. Регулус позволял всему и всем выводить его из себя, в то время как Реми практически никогда не напрягалась. Именно поэтому он был так озадачен, когда увидел, что она стоит над ним в его тайном месте с скрещенными руками и смотрит на него. Какого черта он сделал, чтобы так расстроить ее? Она швырнула книгу ему на живот, более агрессивно, чем это было необходимо, и сказала: — Что, черт возьми, с тобой не так? Барти прислонился к дереву, чувствуя, что не должен выглядеть слишком комфортно, иначе у нее может возникнуть желание пнуть его, пока он лежит. Он был озадачен ее вопросом, но в то же время не было ничего удивительного в том, что он сделал что-то, что вызвало ее гнев. Барти не думал, прежде чем действовать, и иногда люди говорили такое, что он переставал контролировать свой гнев. Он решил, что, должно быть, вступил в перепалку с кем-то из ее друзей, которых у нее было много. Барти никогда не понимал привлекательности дружбы более чем с несколькими людьми, в основном потому, что ненавидел почти всех, но Реми, похоже, вполне нравилось общаться с другими. В ответ он потянулся в карман, внезапно почувствовав желание закурить сигарету: — Что ты имеешь в виду, Реми, дорогуша? Что я натворил на этот раз? Она простонала, расстроенная, прежде чем резко сесть напротив него: — Почему ты игнорируешь меня с самого начала школьных занятий? Он зажег сигарету и глубоко затянулся: — Я не игнорировал. Я подумал, что ты избегаешь меня, так как я уверен, что другие твои друзья не в восторге от того, что ты завела дружбу со школьным гопником. Она закатила на него глаза, не то чтобы став менее злой, но определенно став более расстроенной: — Это чушь, и ты это знаешь. То, что Регулус решил, что он не хочет дружить со мной, не значит, что и ты должен следовать его примеру. — В чем дело? Каждый раз, когда я упоминаю твое имя, он полностью меня затыкает, вы что, поцапались что ли? — спросил Барти, полностью игнорируя ее обвинения. — Нет, не ссорились. Он просто не отвечал на письма, которые я посылала ему этим летом, и теперь каждый раз, когда я пытаюсь поговорить с ним, он начисто игнорирует меня. Становится чуточку лучше, когда мы занимаемся арифмантикой, но даже тогда он едва успевает сказать хоть одно предложение. Я понятия не имею, в чем его проблема. Барти поднял бровь, раздумывая. Он, конечно, заметил внезапное отвращение Регулуса к общению с Реми, но решил, что проблема в нем. Он думал, что они все еще тусуются без него, что, возможно, Реми не хочет его видеть, поэтому они следят за тем, чтобы его не было рядом. Ему казалось более правдоподобным, что Регулус пытался сделать так, чтобы Реми было комфортно, а не просто решил, что она ему больше не нравится. Более того, Регулус не сказал ему ни слова о Реми. Всякий раз, когда Барти заводил о ней разговор, Регулус менял тему, но он не сказал о ней ни одного негативного слова. Если у Регулуса вдруг возникли проблемы с ней, то почему он не сказал об этом Барти? Барти предполагал, что Реми не хочет его видеть, поэтому не подходил к ней, но и она не подходила к нему. Это было немного странно, учитывая то, как они сблизились в прошлом семестре, но Регулус был рядом чаще, что облегчало ситуацию. В последнее время Регулус был рядом почти слишком часто, и он всегда хотел что-то делать. Это сводило Барти с ума, но Регулус был его лучшим другом, поэтому он мирился с этим. — У меня сложилось впечатление, что вы двое все еще друзья. Что вы все еще общаетесь, когда меня нет рядом. Она нахмурила брови в замешательстве: — Зачем нам это делать? Барти пожал плечами: — Я решил, что ты не захотела быть рядом со мной, поэтому Регулус уважал это решение и общался с тобой за моей спиной. Она сузила глаза: — Ты действительно так думал? Он кивнул, чувствуя себя неловко. Она продолжила: — Барти, мы друзья. Как и в прошлом году, по крайней мере, в моем понимании. Я не могу поверить, что ты думал, что я могу быть настолько обманчивой. Честно говоря, если бы ты мне не нравился, то я бы так и сказала. Мерлин, вы, слизеринцы, действительно не способны быть прямолинейными, даже если от этого зависит ваша жизнь. — Тогда почему ты вообще не пыталась поговорить со мной? — спросил он слегка оборонительно. Она закатила глаза, явно считая вопрос смехотворным: — Я подумала, что если Регулус не хочет проводить со мной время, то и ты не захочешь. Прости меня за это, это было глупо с моей стороны. Он уставился на нее на минуту, он знал, почему она так думает. Все так думали о нем и Регулусе. Все считали, что Регулус водил его за собой, как сторожевого пса, отпуская только тогда, когда считал нужным. Это было неправдой, но он не мог винить других за то, что они в это верят. Регулус Блэк был его самым любимым человеком на свете, кроме мамы, и, честно говоря, он, наверное, делил одно место с ней. Ему было трудно сформулировать, что он чувствует к Регулусу. Он не смотрел на него как на брата или члена семьи, как Сириус Блэк на Джеймса Поттера. Он также никогда не чувствовал, что назвать Регулуса своим другом достаточно сильно, чтобы объяснить, что он к нему чувствует. Это не была романтическая любовь, это он знал наверняка. Регулус заставлял его чувствовать себя полноценным, как бы странно это ни звучало. Всю свою жизнь Барти чувствовал себя недостойным, его отец позаботился об этом, независимо от того, сколько мать осыпала его любовью и лаской. Его отец не был жестоким, по крайней мере, физически, и большинство коллег его отца любили комментировать, каким хорошим отцом должен быть Бартемиус Крауч. Однако ничего из того, что он когда-либо делал для своего отца, не было достаточно хорошим. Люди полагают, что причина, по которой Барти попал в Слизерин, заключалась в том, что он решил вести себя прямо противоположно тому, как предпочел бы его отец, но это не совсем так. Ну, это позже стало целью его жизни — позлить отца, но настоящая причина, по которой он хотел попасть в Слизерин, была связана с младшим сыном Блэков, которого он встретил в Хогвартс-экспрессе. Регулус даже не сделал ничего, чтобы убедить Барти, что он должен быть в Слизерине, но то, как его мысли успокаивались рядом с мальчиком, пробуждало в нем желание быть рядом с ним. Когда рядом с ним был Регулус, его мысли никогда не были такими всепоглощающими, его гнев никогда не был таким сильным, а его слова никогда не были такими резкими. Он знал, что его злобный нрав достался ему от отца, который приберегал его только для своего сына, но никто больше не знал об этом. Большинство людей, вероятно, считали, что он дефективный и поэтому его настроение может меняться в одну секунду, но Барти знал, что от отца он получил не только свое имя. Регулус успокаивал его так, что он не мог понять, даже зная его много лет. Он думает, что это может быть как-то связано с поведением Регулуса. Его друг всю жизнь старался не гневить свою мать, опасаясь ее жестокого обращения, так что, возможно, ему каким-то образом удалось впитать в себя и гнев Барти. Барти не был уверен, так ли это, но он знал, что благодарен Регулусу. Поэтому, когда люди называли Барти сторожевым псом Регулуса, они не были полностью неправы. Барти сделал бы все, чтобы защитить своего друга, но они не понимали, что Регулус так же сильно защищал Барти от самого себя. — Все в порядке, я понимаю. После того, как Барти указал ей на ее ошибку, она, казалось, значительно успокоилась и слегка улыбнулась ему: — Как Регулус относится к тебе? Барти пожал плечами, не уверенный, что ей нужно знать слишком много подробностей: — Нормально, он очень разговорчивый. Она нахмурила брови, явно решив, что это очень не похоже на поведение Регулуса, — Это… хорошо, наверное. Барти рассмеялся над ее попыткой быть оптимистичной: — На самом деле это чертовски раздражает. Он совсем не похож на самого себя. Она нахмурилась: — Как ты думаешь, почему? Думаешь, это из-за его отца? Или, может быть, из-за Джеймса? Барти не знал, в основном потому, что понимал, что Регулус не хочет говорить об этом. Хотя Барти всегда был готов поддержать Регулуса, у него не было желания контролировать действия своего друга. — Причиной может быть и то, и другое, я полагаю, но нет, причина в запрещенных зельях, я уверен. Ее глаза быстро встретились с его глазами, когда она поднялась с того места, где выдергивала траву пальцами: — Зелья? Типа наркотики? Барти закатил глаза на ее вопрос: — Нет, типа зелья, потому что мы волшебники. Полагаю, если тебе нужно сравнить их с чем-то магловским, то да, Регулус принимал наркотики практически с того момента, как вошел в Хогвартс-экспресс. Она вытаращилась на него, не ожидая такого: — Черт, неужели это смертельные наркотики? Я не думала, что в Хогвартсе разрешены подобные вещи? — Не разрешено, точно так же, как не разрешено курить травку или распивать алкоголь, — Барти задумался, удивляясь, как такой умный человек может так тупить. — Это не то же самое, что настоящие наркотики, Барти? Что за зелья он принимает? Как давно ты это знаешь? — Она выглядела обеспокоенной, и Барти это понимал. Не то чтобы он не был обеспокоен нездоровыми привычками своего друга, но он также не чувствовал, что это его обязанность — упоминать о них. Он пожал плечами, не зная точно, что Регулус принимал: — Я не уверен. Наверняка какое-то возбуждающее зелье, он как чертов кролик энерджайзер, клянусь. Я сразу заметил, в смысле, наркотики довольно заметны, если ты их ищешь. Она удивилась его безразличию: — И ты их искал? Ты подозревал, что он может быть на чем-то подсел этим летом? Барти зажег еще одну сигарету, когда предыдущая догорела, не чувствуя того кайфа, который обычно сопровождает хороший дым: — Я всегда ищу вещества, Реми. Я тоже люблю справляться с проблемами нездоровыми способами. Слушай, у него была депрессия в конце прошлого года, и он был чертовски занят все лето. Возможно, у него просто не было возможности побыть безрассудным и грустным, чего заслуживает каждый после расставания. Я вижу, что ты волнуешься, но не переживай так сильно, он скоро преодолеет свою маленькую фазу бунтаря, и кто знает, может быть, тогда он снова начнет с тобой разговаривать. Я не думаю, что сейчас самое время осуждать его за его поступки, понимаешь? Она выглядела искушенной в споре с ним, явно не соглашаясь с позицией Барти по этому вопросу. Он также знал, что в конце концов она уступит и согласится, Реми тоже была не из тех, кто любит вмешиваться в чужие дела. Тем не менее, Барти присмотрит за Регулусом, и если ситуация станет действительно серьезной, то он вмешается, но сейчас он собирался позволить своему другу быть молодым, глупым и богаче бога. — Я думаю, что это чертовски глупый способ справиться с ситуацией, но как бы то ни было, я не буду доставать его этим, если ты пообещаешь присматривать за ним. Поскольку он не хочет говорить со мной, ты единственный человек, который сможет определить, плохо ли ему. Обещаешь? Барти кивнул с улыбкой: — Да-да, Крэст, я присмотрю за Регсом, обещаю. Она закатила на него глаза, а он усмехнулся в ответ, внезапно почувствовав себя счастливее, чем был уже несколько недель. До этого момента он не понимал, как сильно скучал по Хаффлпаффке: — Итак, раз уж мы поцеловались, помирились и все такое, что скажешь, если мы спустимся в парники на небольшое полуденное удовольствие? Мы назовем это празднованием возвращения в Хогвартс. Она рассмеялась, встала и протянула руку, чтобы он поднялся: — Не хочу тебе говорить, но я уже много раз праздновала возвращение в Хогвартс с тех пор, как мы вернулись. Он ухмыльнулся, и ей захотелось прокомментировать употребление Регулусом наркотиков: — Хорошо, тогда это будет просто празднованием возвращения для меня, — он перекинул руку через ее плечо, когда они начали свой путь к теплицам, — Я даже позволю тебе больше жаловаться на Регулуса по дороге. И он так и сделал, фактически он позволил ей говорить обо всем, о чем она хотела, потому что прошло слишком много времени с тех пор, как он с ней разговаривал. Он мог сказать, что она скучает по Регулусу, но, возможно, ему удастся убедить своего друга снова провести с ней некоторое время. Он знал, что если Регулус сделает это, то он быстро возродит их дружбу. Реми Крэст было нелегко разлюбить, а Регулус питал слабость к людям, которые заботились о нем.***********************************************************
Дорогая Андромеда Тонкс, Мерлин, я не думаю, что когда-нибудь привыкну так писать твое имя, но, опять же, возможно и ты чувствуешь себя также с моим новым именем. Нарцисса Малфой, мне все еще кажется странным писать мое новое имя. Это напоминает мне о том, как в детстве мы планировали наши возможные свадьбы, только теперь это уже наша реальность. Я уверена, что ты удивлена моим письмом, и на самом деле я сама удивлена, что вообще пишу тебе его, но я не могу больше медлить. Я знаю, что в последний раз, когда мы виделись, мы обe использовали определенные слова, о которых, я уверена, мы сожалеем, по крайней мере, я знаю, что сожалею. Даже если это не так, и даже если ты не хочешь иметь со мной ничего общего, что вполне в твоем праве, я умоляю тебя ответить в любом случае. Не ради меня или тебя, а ради нашего младшего кузена, Регулуса. Я уверена, что ты слышала о том, что он стал главой семьи после смерти нашего дяди Ориона, но я также уверена, что ты не знаешь, как он справляется с этим. Я не хочу вдаваться в подробности в этом письме, но, честно говоря, сестра, я беспокоюсь. Я знаю, что ты, возможно, потеряла всякую привязанность ко мне и остальным членам семьи, но я надеюсь, что ты не потеряла ее к самому младшему из нас. Я хорошо помню, как сильно ты опекала его в детстве, пожалуйста, помни его таким. Ему только исполнилось шестнадцать, а на его плечах уже лежит груз фамилии Блэк. Если что-то из этого вызвало у тебя хотя бы проблеск родственных чувств, пожалуйста, напиши мне. Я хотелa бы встретиться лично, если это вообще возможно. Надеюсь, что у тебя и твоей семьи все хорошо. Нарцисса Малфой