Барти
Долгое время, когда Эван Розье и Барти Крауч оставались вдвоем в одной комнате, в ней не было ничего, кроме тишины. Регулус был где-то в маниакальном состоянии, а Барти наслаждался заслуженным отдыхом от своего лучшего друга в блаженной тишине. К несчастью, Розье тоже оказался в комнате, читая какой-то журнал, насколько Барти мог судить. В прошлом году Розье старался избегать их общежития, как чумы, приходя только спать. Логично, учитывая, что в прошлом году Барти и он ссорились друг с другом практически каждый раз, когда оказывались в одной комнате. Вот только Розье, похоже, потерял память или что-то в этом роде, потому что в этом году он, казалось, постоянно находился в комнате. Удивительно, но ни один из них не сказал друг другу ни слова, поэтому, несмотря на то, что школа началась около месяца назад, до сих пор не было ни одной драки в общежитии. Тем не менее, обычно Регулус бывал там, разрушая мирную тишину своими бреднями, но в этот раз были только Барти и Розье. Он ожидал, что все пройдет так же, как и в любой другой раз, когда они были вместе в комнате, строго игнорируя существование друг друга. Вот только у второго мальчика была другая идея. Барти едва удержался от того, чтобы не подпрыгнуть от удивления, когда знакомый вкрадчивый голос произнес с кровати слева от него: — И как долго ты собираешься позволять ему продолжать в том же духе? Барти рывком поднял голову, его взгляд упал на светловолосого мальчика, он сузил глаза и почти мгновенно оскалился: — Какого черта ты со мной разговариваешь? Розье не обратил внимания на тон Барти, он только приподнял бровь, небрежно перелистывая страницу своего журнала: — Что, предпочитаешь тишину? Это печально, учитывая вновь обретенную способность Блэка болтать без умолку. Барти не хотел этого признавать, но он был отчасти согласен с Розье. Постоянные разговоры Регулуса и его неуравновешенное поведение в целом сводили его с ума. Но это не означало, что Розье мог так говорить: — Отвяжись Розье. Если у тебя проблемы с Регулусом, то у тебя проблемы со мной. Розье поднял руки в издевательской капитуляции, хотя на его лице было то же невозмутимое выражение, что и раньше: — О нет, у меня нет проблем ни с Регулусом, ни с тобой. Я просто подумал, что у тебя могут быть проблемы с тем, из-за чего скоро погибнет твой лучший друг. Барти сел, устремив на Розье пристальный взгляд: — О чем, черт возьми, ты говоришь? Его слова практически вырвались с рычанием, но Розье был так же беспечен, как и всегда, он медленно сел: — О, Барти, ты знаешь, о чем я говорю. Я говорю о наркотиках, которыми Регулус накачивает себя, и о том, что однажды он покончит с собой, а с таким поведением, как сейчас, возможно, это произойдет очень скоро. Барти сделал паузу: — Это драматично даже для тебя, Розье. Эван ухмыльнулся, явно наслаждаясь любым разговором со своим соседом по комнате, который пока не включает в себя удар по лицу. — Ты же не такой уж и недалекий, Крауч. Ты прекрасно знаешь, что делает зависимость, и я бы не хотел, чтобы она разрушила такое светлое будущее. Барти скрипнул зубами, его больше чем немного тошнило от Розье: — Он не зависим. — Пока нет, может быть, но скоро он станет зависимым, и будет еще труднее заставить его остановиться. Я знаю, что у тебя есть привычка позволять Регулусу делать все, что ему заблагорассудится, но, возможно, тебе стоит вмешаться, пока не стало слишком поздно. — Я не его гребаная мамаша. Я не собираюсь обращаться с ним так, как эта сука Вальпурга, — Барти выплеснул столько яда, что был удивлен, что лицо Эвана осталось бесстрастным. Эван кивнул, как будто соглашаясь с Барти, хотя это было маловероятно: — Верно, но, по крайней мере, он не принимал наркотики, когда жил там. — Нет, ты прав, его просто проклинали и били, как обычного домового эльфа каждый день, правда, это гораздо лучше. Тебе, как никому другому, следовало бы знать об этом, Розье, — его голос пронизан сарказмом. Эван действительно вздрогнул от этого: — Я не знал, что произойдет. Если бы я знал, я бы… — Ты бы назвал имя полукровки, с которой он общался? Из-за тебя пострадал бы еще один невинный человек, как это случилось с Регулусом? — Барти не дал Эвану шанса защититься, продолжая: — Мы дружили годами, и как только Регулусу надоело твое дерьмо, ты настучал матери и чуть не убил его! Ты самый невероятно эгоистичный придурок из всех, кого я знаю… На этот раз Эван не дал ему закончить, встав со своего места на кровати, уже не бесстрастный. — Это нечестно, и ты это знаешь! Я не знал, что она будет делать. Черт, я даже не знал, что это дойдет до Вальпурги. Я совершил глупую ошибку, и Регулус заплатил за нее, и ты даже не представляешь, насколько виноватым я себя чувствую. — Это хуйня, и ты это знаешь. Ты ни дня в своей жизни не чувствовал себя виноватым. Ни за что, — Барти почувствовал, как гнев поднимается в его груди. Эван выглядел удивленным, прежде чем его выражение лица снова потемнело: — Если ты говоришь о драке, то я не знал, что собирался делать Мальсибер. Барти вскинул руки вверх, возмущаясь: — Ну конечно, не знал! Я знал, что ты тупой Розье, но я не думал, что ты настолько тупой, чтобы я купился на эту чушь. Ты прекрасно знаешь, что из себя представляет Мальсибер, ты окружал себя им и его дружками с прошлого года. А теперь вдруг ты не знаешь, на что он способен и какие у него ценности. В жопу твои оправдания, мне надоело их слушать. Лицо Эвана исказилось от ярости: — Ну, а мне не надоело их приводить, так что ты сядешь и хоть раз, блядь, выслушаешь. Я пытался поговорить с тобой после всего этого дерьма, черт, даже после Хэллоуина в прошлом году, но ты всегда начинаешь драку, когда не хочешь разговаривать. Барти не сел: — О, отвали, я так не делаю. Эван решительно посмотрел на него: — Да, блядь, делаешь. Это то же самое дерьмо, которое твой отец всегда делал с тобой, когда ты рос. Он никогда не хотел разговаривать со своим ходячей самодельной базукой, поэтому вместо этого он разбирал на части все, что ты делал, пока не доводил тебя до такой ярости, что твоя мать физически оттаскивала тебя от него. Барти почувствовал себя так, словно его ударили по лицу, он так и стоял, глядя на Розье, пока тот продолжал говорить: — О, ты, видимо, забыл, что я был твоим лучшим другом в течение многих лет. Что ты рассказывал мне обо всем дерьме, через которое тебя заставлял проходить твой отец. Что я видел это воочию каждое лето, когда приезжал в гости, потому что мама Регулуса никогда не выпускала его из дома. Я знаю тебя, Крауч, несмотря на то, что ты бросил меня, как только Регулус прекратил со мной общаться. По крайней мере, я понимал его причины, но твои? Ты был таким же, как я, но сидел на своем высоком коне и смотрел на мои поступки свысока. Все еще немного ошеломленный чистыми фактами, вытекающими из уст Эвана, он слабо, но решительно ответил: — Я не такой, как ты. Эван выпустил беззлобный смешок: — Конечно, нет, больше нет, теперь ты какой-то король Хаффлпаффа. Травить людей в коридорах случайным образом, а не на основании их кровного статуса. Вот только не так давно именно ты был в хороших отношениях с Мальсибером. Поскольку ты хотел всего того же, что и они. Не так давно ты был таким же, как я. Забавно, как быстро ты изменил свою точку зрения, когда Регулус заплакал от расизма. Но с тобой всегда так было, верно? Сделаешь или сдохнешь по одному лишь слову Регулуса. В этом предложении было не так уж много неправды, но кое-что он мог отстоять: — Да, возможно, когда-то давно я был таким же, как ты, но ты ошибаешься, когда говоришь, что я изменил свою позицию из-за Регулуса. Конечно, я оборвал связи с тобой, потому что ты ему надоел, и мне достаточно важно его мнение, чтобы это было достаточной причиной для того, чтобы я поступил так же, но это была не единственная причина. По правде говоря, я тоже устал от тебя, или, скорее, я устал наблюдать, как ты становишься одним из них. Раньше это были мы: Редж, ты и я; но твои дурацкие гребаные амбиции заставили тебя бросить нас и присоединиться к ним. Ты был гребаным придурком для нас в течение нескольких месяцев до Хэллоуина. Я ненавидел то, кем ты стал, и тогда я понял, что не хочу быть таким, как ты. Теперь настала очередь Эвана быть ошарашенным: — Я не хотел обрывать с тобой… Барти вмешался: — Да, ты хотел, Эван. Не оскорбляй мой интеллект, пытаясь доказать обратное. В то время я действительно считал это гениальным, но то, как ты кричал на девушку, которая никогда ничего тебе не сделала, из-за собственной неуверенности, сказало мне все, что я хотел знать. И на каждом шагу ты только подтверждал справедливость этого чувства. Рождество, когда ты обидел Регулуса, каждое наше общение с тобой в этом общежитии после этого, а потом эта гребаная драка. Даже если ты не ожидал этого, ты стоял там, пока твои друганы пытались унизить его. Ты гребаный трус. — Я стоял там, потому что я был в гребаном шоке, ясно! Веришь ты мне или нет, но не я рассказал остальным о том, что Регулус отрекся. Эйвери узнал об этом раньше меня, думаю, моя мама не хотела мне говорить, или тетя Друэлла не сказала ей, не знаю, в любом случае, я узнала об этом только перед самой дракой. Они сказали мне, что собираются противостоять предателю крови. Я не знал, что делать, я даже не мог понять, что Регулус покинул семью, не говоря уже о том, чтобы понять, что они попытаются сделать. Регулус превратил тот бой в свою пользу так быстро, что я не успел подумать о помощи до того, как он выбил из них все дерьмо. Барти скрестил руки, глядя на своего бывшего друга: — И все же он не тронул тебя. Единственный человек, который заслуживал избиения больше, чем любой из этих засранцев. Челюсть Эвана заметно сжалась, и Барти понял, что этим он обидел Розье. Хорошо, он хотел задеть поглубже. Он предполагал, что Эван начнет еще одно крикливое объяснение событий, и Барти сможет продолжить свою словесную атаку. Это не то, что он получил, голос Эвана был робким и тихим, когда он заговорил дальше, как будто слова Барти выбили из него всю борьбу: — Ты не понимаешь, Барти. Было чертовски больно, когда вы оба просто перестали со мной разговаривать. Да, я знаю, что тусовался с Эйвери и Снейпом, но неужели ты думаешь, что они мне действительно нравятся? Это в лучшем случае альянс, и когда два моих лучших друга решили, что со мной все кончено после пяти лет дружбы, мне было чертовски больно. У тебя в голове крутится мысль, что я рассказывал матери о Регулусе из вредности, но это неправда. Когда я вернулся из Хогвартса на Рождество, мама могла сказать, что я был расстроен. Я не стал сразу же рассказывать ей обо всех своих проблемах, но в конце концов она меня измотала. Я даже не собирался рассказывать ей о Крэст, но это вырвалось, когда она спросила, почему мы больше не дружим. Я узнал, что она рассказала Вальпурге, только через несколько дней, от чего я был не в восторге. Тем не менее, я не понимал, что произошло, пока не увидел Регулуса, когда мы вернулись с каникул. Я был чертовски глуп, честно говоря, неся всякую чушь ему в лицо. Я лгал и вел себя так, будто рассказал ей специально, может, потому что приревновал, а может, я просто такой тупой, как ты говоришь. Он был так зол на меня, когда рассказал, что они с ним сделали. Я… я знал, что с ним плохо обращались, но не думал, что настолько. Черт, я даже сказал тебе, что он принимал наркотики, думаю, это было своего рода предвестие с моей стороны, не так ли? Барти не знал, что ответить. Он не очень верил Эвану, все слизеринцы обладали удивительной способностью лгать, но он также не понимал игру Розье. Зачем рассказывать Барти эту душещипательную историю? Зачем вообще пытаться предупредить его об употреблении Регулусом наркотиков? Не то чтобы Барти не знал, что Регулус сходит с ума, но зачем Эвану было вмешиваться? Ему хотелось накричать на Эвана, сказать ему, что его история — очередная дерьмовая ложь, которую он рассказал, чтобы облегчить себе жизнь. Он хотел высказать Эвану все негативные мысли о мальчике, которые у него когда-либо были. Но дело в том, что тон Эвана был слишком искренним, чтобы он мог это сделать. А спорить получалось только в том случае, если обе стороны вносили свой вклад. Что-то подсказывало ему, что Эван использовал почти всю оставшуюся силу на эту борьбу. Все, что ему действительно удалось, это полусерьезный смешок: — Да, потому что я собираюсь верить всему, что выходит из твоих уст. Я не понимаю, зачем ты все это делаешь. К чему эти глупые рассуждения? Каков твой мотив, Эван? Почему тебя волнует, чем Регулус занимается в свободное время? Это заставило Эвана закатить глаза, потеряв ту искреннюю сентиментальность, которую он демонстрировал раньше: — Его свободное время, серьёзно? Ты имеешь в виду буквально каждый день, днем и ночью, потому что именно так часто он находится под кайфом. Ты ведь знаешь это? Он ходит на занятия, тренировки и спит с наркотиками в организме. Я знаю, что такому цинику, как ты, трудно это пропустить через свою голову, но вы оба были моими единственными друзьями в течение долгого времени. А ты не думал, что я просто не хочу, чтобы Регулус покончил с собой, особенно из-за своего гребаного отца, который никогда не уделял ему времени? Барти фыркнул, потому что мысль о том, что все это было из-за Ориона Блэка, была просто смехотворна. Это полностью выбило его из этого странного момента, который они вдвоем переживали, и он быстро был готов вернуться к тому, чтобы никогда больше не разговаривать с Эваном. — Если ты думаешь, что дело в Орионе, то ты действительно настолько глуп. Я понял твою точку зрения, даже если мне действительно неважно, что ты думаешь, я поговорю с ним. Просто чтобы ты знал, ты мне не нравишься, как и Регулусу, и это не изменится из-за твоих маленьких слезливых историй. Удивительно, но Эван не попытался возразить на это, он просто кивнул с гримасой на лице: — Учту. Барти, не видя причин торчать возле Розье больше, чем он уже проторчал, быстро вышел из комнаты. Он решил, что мог бы найти Реми и узнать, что она думает по поводу всей этой ситуации.*******************************************
Регулус
Регулус был на задании. Он говорил с Барти о свойствах Веритасерума и о том, есть ли способ защитить зелье от развития иммунитета. Это было бы очень полезно в тактике допроса, особенно когда человек, находящийся под его дозой, обладал окклюменцией. Окклюменция не была очень распространенным навыком, но это то, чему можно научиться, даже если человек не был особенно одарен в этой области. Регулус никогда не понимал, почему Окклюменция не преподается в школе, ведь наверняка Хогвартс смог бы найти мастера Окклюменции, чтобы обучать студентов. Если только школа не желает, чтобы их разум был защищен от посторонних глаз, он не стал бы сомневаться, что Дамблдору это удалось. Регулус был уверен, что тот и сам прекрасно разбирается в этом предмете. Регулус был грубо прерван от своих мыслей, когда рыжеволосая гриффиндорка, судя по ее галстуку, подошла к нему со слишком резвой энергией: — Привет, Регулус! Я знаю, что ты пропустил встречу префектов в поезде, но я надеялась, что ты получаешь совы, которые я тебе посылаю. Думаю, я хотела убедиться, что у тебя все в порядке. Ты получал моих сов? Регулус смотрел на нее почти целую минуту, пытаясь всеми силами вспомнить ее имя. Он клялся, что знает ее, но также был уверен, что никогда в жизни не встречал ее. Может быть, ему просто показалось, что он ее знает, потому что у нее такие необычные волосы. С другой стороны, она разговаривала с ним так, будто знала его, так что, может быть, у них был совместный урок? О, подождите, у нее на свитере значок, она префект. Ого, он тоже, как мир тесен. Нет, при ближайшем рассмотрении она оказалась старостой девочек. Знал ли он, кто в этом году староста девочек? Кажется, он не был на собрании, так что, скорее всего, нет. Подождите, это была Линда! Нет, Линни, определенно Линни. Он прочистил горло, понимая, что, вероятно, должен сказать ей что-то в ответ, но он не мог вспомнить, что она говорила ему раньше: — Привет, Линни. Как дела? Она выглядела смущенной, улыбка быстро исчезла с ее лица, когда она заговорила снова: — Ээ, я Лили, вообще-то, и у меня все хорошо. Как ты? Регулус подумал, что это было очень вежливо с ее стороны, и сделал мысленную заметку запомнить, что ее зовут Лили. — У меня все хорошо, спасибо. По правде говоря, я как раз собирался отправиться в библиотеку, чтобы провести небольшое исследование об иммунитете к Веритасеруму, но теперь я думаю, не будет ли более полезным вместо этого обратиться со своими вопросами к профессору Слизнорту. Она нахмурила брови, недоумевая по неизвестной Регулусу причине: — Звучит очень интересно, Регулус. Послушай, я не буду отнимать у тебя много времени, так как ты, кажется… занят. Я просто хотела узнать, получал ли ты извещения о собраниях и расписаниях префектов. Я посылаю тебе их с начала семестра, но до сих пор не видела, чтобы ты приходил на собрания. Регулус задумался над этим, он смутно помнил, что получал расписание или два расписания для собрания префектов, но он, должно быть, забыл их содержание, потому что был почти уверен, что никогда не ходил на собрания. Должно быть, поэтому Линда, нет, Лили, беспокоила его. — Да, я действительно считаю, что просмотрел их, — он слегка улыбнулся ей, надеясь, что его утвердительного ответа будет достаточно, чтобы она ушла. Вместо этого она нахмурила губы и тяжело вздохнула: — Ладно, я не хочу быть плохим копом, но мне кажется, что сейчас у меня нет выбора. Тебе нужно приходить на собрания и делать обходы. Люди, работающие с тобой в паре, вынуждены оставаться на дежурстве намного дольше, потому что ты не можешь им помочь. У меня было много жалоб, и, честно говоря, мой приход к тебе был своего рода проявлением вежливости, потому что, согласно руководству, я уже должна была донести этот вопрос до Слизнорта. Я не хочу этого делать, тем более что я знаю, что в последнее время тебе пришлось через многое пройти. Поэтому, пожалуйста, помоги мне и себе и явись на следующее патрулирование, на которое ты назначен. Я пришлю тебе новое расписание утром, так как мне кажется, что ты перепутал то, которое я отправила раньше. Хорошо, ты можешь это сделать? Ты можешь просто появиться? Как бы ужасно это ни звучало, но Регулус как бы пропустил слова Лили мимо ушей. Он не очень-то гордился этим, учитывая, что девушка выглядела немного расстроенной, но его отвлекли собственные мысли. Сейчас он размышлял о том, нет ли в библиотеке Блэков источников посильнее для его исследований, ведь Кикимеру было бы достаточно просто принести их ему. Он застыл на этой мысли, пока не услышал, как она закончила свое предложение каким-то умоляющим тоном. Он посмотрел на ее лицо и понял, что она выглядит напряженной, да, это было определенно то, что она чувствовала. Если бы он был более хорошим человеком, он бы предложил ей что-нибудь, чтобы снять напряжение, но даже если он был немного не в себе в данный момент, он все равно знал, что предлагать старосте девочек наркотики было бы не очень хорошей идеей. Поэтому вместо этого он решил попытать счастья, надеясь, что ее стресс связан с их совместным уроком. Он положил руку ей на плечо, пытаясь создать утешительную атмосферу: — Да, Линни, ты можешь одолжить мои конспекты. Я пришлю их тебе позже. Хорошо поговорили, в любом случае, мне нужно заняться исследованиями, пока! С этим кризисом он вернулся в общежитие, готовый позвать Кикимера, быстро забыв о разговоре с рыжей девушкой.**************************************************
Ремус
Ремус любил своих друзей, они действительно делали его жизнь более чем стоящей. Тем не менее, он был бесконечно благодарен за свое одиночество в библиотеке. Большинство его друзей и шагу не смели ступить в эту комнату без необходимости зубрежки. Сириус и Марлин вели себя так, словно у них была физическая аллергия на идею учебы, если только их не заставляли Ремус или Доркас. Ни Доркас, ни Мэри не были большими любительницами учиться, обе они считали, что у них есть дела поважнее, но все же им удавалось уделять некоторое время домашним заданиям. Питер стал довольно прилежным учеником с тех пор, как встретил Магдалину. Они занимались вместе почти каждый день, хотя и не всегда в библиотеке. Была одна подруга, на которую он всегда мог рассчитывать — Лили Эванс. Ремус любил Лили, она была одним из его самых любимых людей в мире. Конечно, у него были другие отношения с ней и другими девочками, чем с Мародерами, потому что они действительно были его партнерами по преступлению, но он чувствовал, что их связь была не менее ценной. Лили была той, с кем он мог проводить время и не чувствовать, что должен вести себя определенным образом. Как бы он ни любил своих друзей, он провел много лет, чувствуя себя слишком скучным для общения с ними. У него не было той дурашливости, которой обладали они трое и иногда он чувствовал себя забытым. Сейчас он уже не чувствовал себя так, ему стало вполне комфортно в их дружной компании, но все равно было приятно находиться рядом с кем-то, кто никогда его не оценивал. Лили и он встречались несколько раз в неделю, чтобы сделать домашнее задание, а иногда и просто поболтать. С тех пор как начался седьмой год, они виделись не так часто. В этом году у них обоих были занятия по подготовке к NEWTS, что само по себе было достаточно. Кроме того, у Лили были обязанности старосты, а Ремусу приходилось придумывать розыгрыши, ведь это был последний год пребывания Мародеров в Хогвартсе. Сегодня была одна из вышеупомянутых встреч, и Лили опоздала на пятнадцать минут, что было на нее совсем не похоже. Он не был слишком обеспокоен, но если она опоздает намного позже, ему, возможно, придется отправлять поисковую группу. Он как раз выполнял домашнее задание по трансфигурации, когда на стол упал комплект книг, отчего он с испугу испачкал свои записи чернилами. Он поднял голову и увидел Лили, которая практически кипела над ним. — Что случилось, Лилс? — спросил Ремус, отодвигая в сторону беспокойство за свои измазанные записи. — Ты когда-нибудь разговаривал с кем-нибудь, а потом, когда разговор закончился, ты был уверен, что он вообще ничего не понял из того, что ты сказал? — она села на место, и Ремус не был уверен, был ли это риторический вопрос или нет. Он решил ответить в любом случае, пожав плечами: — Ну, могу сказать, что Сириус отказывается слушать то, что я говорю, пока он причесывается по утрам, а это примерно двадцатиминутная процедура. Она закатила глаза, явно не наслаждаясь этим сравнением. Ладно, возможно, это был риторический вопрос: — Я не имею в виду это, Ремус. Я имею в виду, что кто-то отвечает тебе и все такое, но его глаза словно мертвы для мира. А потом в конце они говорят что-то, что полностью перечеркивает цель дискуссии! Ремус нахмурил брови, любопытствуя: — С кем ты разговаривала? Она посмотрела на него холодным взглядом: — С Регулусом Блэком. Ремус закашлялся, подавившись собственной слюной от ее ответа. Было миллион имен, которые он ожидал услышать от нее до того, как она произнесет это конкретное имя. Регулус, мать его, Блэк, ну когда же его проблемы перестанут быть проблемами Ремуса? Может быть, это наивно с его стороны думать, что Регулус Блэк когда-нибудь перестанет быть проблемой Ремуса, ведь он связан со старшим братом мальчика, но все же ему казалось, что он услышал о Регулусе достаточно на всю жизнь. Его голос прозвучал хрипло, когда он спросил: — С Регулусом Блэком? — Не удивляйся так, Ремус. Не похоже, что я собираюсь в ближайшее время заменить тебя на него в качестве лучшего друга. Господи, я до сих пор не могу поверить, каким грубым он был, — Лили, казалось, немного успокоилась, и теперь в ней кипело раздражение на низком уровне. — Зачем ты с ним разговаривала? — Ремус знал, что его вопрос прозвучал немного раздраженно, но ничего не мог с собой поделать. Она вздохнула: — Регулус — префект Слизерина шестого курса, и он не был ни на одном собрании в этом году. Поэтому я решила, что буду понимающей старостой и обращусь к нему непосредственно, чтобы поговорить, а не идти к Слизнорту. Поначалу все шло нормально, то есть он прямо сходу подумал, что меня зовут Линни, что показалось мне грубоватым, но неважно. То есть, он все еще был достаточно вежлив, но пока я говорила, его глаза стекленели, как будто он не слушал ничего из того, что я говорила. Когда он почувствовал, что разговор окончен, он буквально сказал мне, что передаст конспекты позже, а затем снова назвал меня Линни. Насколько грубым может быть кто-то? То есть я никогда не придерживалась этой ерунды, что Слизерины все засранцы, но он определенно был таким. Ремус хотел облегченно вздохнуть, он действительно хотел, но это было еще более тревожно, чем он думал вначале. Когда она упомянула имя Регулуса, он подумал только о Джеймсе. В его голове было больше смысла в том, что Джеймс рассказал Лили, и что они говорили об этом, чем о чем-то другом. В последнее время у Джеймса все было хорошо, не идеально, но он выглядел счастливым. Лили и он стали намного ближе, хотя он был уверен, что это только друзья, сколько бы раз Сириус ни предполагал, что они вместе. Но не поэтому Лили разговаривала с Регулусом, нет, вместо этого она говорила с ним по вполне логичной причине. Логичная причина была причиной беспокойства Ремуса. Он не знал Регулуса по-настоящему, но знал, что Регулус был очень организованным и подготовленным учеником. Он сильно сомневался, что мальчик был склонен пропускать что-либо связанное со школой, не говоря уже о таком престижном деле, как должность префекта. Тем не менее, по словам Лили, мальчик прогуливал свои обязанности префекта с самого начала семестра. Возможно, это не было бы столь тревожным, если бы Ремус не слышал, что он делал в Больничном крыле. — Он вообще не появлялся ни на одном собрании? — Нет, ни на одном. Это так странно, учитывая, что в прошлом году он всегда приходил вовремя, даже никогда не опаздывал. А в этом году он вдруг решил, что ему на все наплевать. Когда он услышал разговор Регулуса и Поппи в больничном крыле, это был, мягко говоря, шок. Джеймс как-то рассказывал ему о зелье, которое Регулус принимал из-за повреждения нервов, но, судя по звукам, зелье не совсем справлялось со своей задачей. Парень испытывал сильную дрожь в руках и явно страдал от бессонницы. Он не знал точно почему, но что-то в нем не верило ответам Регулуса в тот день, когда он утверждал, что сонное зелье должно взаимодействовать с зельем от нервов. Поппи забеспокоилась, когда мальчик ушел, уже одно это давало понять, что состояние Регулуса может быстро превратиться из тревожного в серьезное. Он не спрашивал Поппи о еженедельных осмотрах Регулуса, в основном потому, что знал, что она ничего ему не скажет, но у него было чувство, что даже если проблема существует, Регулус все равно ей не скажет, что было безумно глупо и безрассудно. Ремусу стало немного стыдно за то, что он собирался сделать, но по какой-то причине он хотел дать Регулусу еще немного времени, а точнее, себе, чтобы разобраться, что происходит с мальчиком. Его тон стал более суровым, когда он ответил на ее разглагольствования, чувствуя себя ужасно: — Лили, ты знаешь, что его отец недавно умер. Неужели так трудно догадаться, почему его больше ничего не волнует? Я уверен, что он переживает очень тяжелые времена. Ремус ненавидел то, как сморщилось ее лицо, проясняя чувство вины от слов Ремуса: — Боже, ты прав. Я веду себя нелепо, то есть я пыталась отнестись к этому с пониманием, но я действительно не должна была позволять своему темпераменту брать верх надо мной. Я действительно не должна осуждать его за то, как он себя сейчас ведет, не так ли? Ремус покачал головой, хотя он не был уверен, что поведение Регулуса как-то связано с Орионом Блэком: — Может быть, тебе стоит дать ему еще немного времени, прежде чем говорить со Слизнортом? Она вздохнула, разочарованно проведя пальцами по волосам: — Я могу дать ему еще пару недель, но если он не начнет появляться, то у нас не останется выбора. Пройдет совсем немного времени, и другие префекты начнут выступать против. Я получаю так много жалоб на то, что префектам приходится проводить целые обходы в одиночку, поэтому они тратят почти вдвое больше времени, чем обычно. Конечно, мне не по себе, но я действительно мало что могу сделать. Ремус, конечно же, понимал это, ведь он тоже когда-то был префектом. Он был бы в ярости, если бы ему пришлось делать обход в одиночку. Тем не менее, он ценил Лили за то, что она делает то, что может: — Если это все, что ты можешь сделать, Лил, то, я думаю, этого более чем достаточно. Я уверен, он будет очень благодарен, когда разберется со своим дерьмом. Она пожала плечами, явно сомневаясь в Ремусе: — Все равно мне придется рассказать Джеймсу. Ремус нахмурил брови: — Он не знает? Разве он не староста мальчиков? Она закатила глаза: — Да, но он был очень занят, и, честно говоря, я не хочу беспокоить его о том, с чем могу справиться сама. Я уверена, что теперь люди начнут обращаться к нему, так что мне придется сказать ему, и, надеюсь, мы сможем создать единый фронт на время. Ремус кивнул, надеясь, что упоминание о его бывшем парне не вернет Джеймса к дурным привычкам. Честно говоря, ему оставалось только надеяться, что Джеймс достаточно силен, чтобы не поддаться соблазну Регулуса Блэка. Устоять перед желанием спасти парня, сделать практически противоположное тому, что планировал сделать Ремус.*****************************************************************************************
Нарцисса
Дом был небольшим, наверное, правильнее было бы назвать его коттеджем. Тем не менее, он был милым. Нарцисса смогла разглядеть очарование в таком доме. Повезло, что ей удалось придумать приятное упоминание о доме, так как она не думала, что ее сестра будет слишком довольна, если первое, что она услышит от Нарциссы через два года, будет оскорбление ее жилищных условий. Она была не из тех, кто лжет о своем мнении в подобных вопросах. Если она собиралась сказать что-то о доме, то это должна была быть правда. По крайней мере, она расскажет Люциусу о своем мнении по поводу нового ужасного дополнения к дому, которое сделали женщины из их круга общения. Люциус действительно наслаждался сплетнями, она была уверена, что именно по этой причине он влюбился в нее. Многие девушки в Хогвартсе были слишком озабочены собственностью, чтобы быть столь непринужденными с таким человеком, как Люциус Малфой, одной из самых богатых семей в Британии. Нарцисса никогда не чувствовала себя запуганной Люциусом, в основном потому, что ее семья была очень похожа на Малфоев, поэтому она никогда не чувствовала необходимости держать язык за зубами рядом с ним. Ему наскучили другие чистокровные девушки их возраста, но не Нарцисса. Кроме того, не было ничего плохого в том, чтобы иметь неприятную привычку высказывать свое мнение, даже если оно было жестоким. Для чистокровной ведьмы существовали гораздо худшие варианты поведения. Она могла бы быть похожа на свою сестру Беллатрису, которая имела пристрастие спать с мужчинами, не являющимися ее мужьями. Не то чтобы Рудольфус не знал о поступках своей жены. Тем не менее, ее репутация хорошей чистокровной женщины была подорвана, точнее то, что от нее осталось после того, как люди поняли, что она безумна, как шляпник. Сейчас ее привычки не имели значения, дом был милым. Хотя она никогда не смогла бы жить в таком маленьком доме, ей было совсем не трудно представить здесь свою сестру, не склонную к материализму. Ни одной из сестер не нравилось жить в доме, в котором они выросли. Он был большим и просторным, но тепло, казалось, никогда не проникало в эти стены. Когда сестры переехали, стало еще хуже: Нарцисса чувствовала себя в этих стенах одинокой. Когда они были младше, они были благодарны за то, что живут там, где живут, ведь их кузены жили в гораздо более страшном месте, но когда они выросли и увидели дома других волшебников, то начали понимать, что их дом никогда не сравнится с этим. Беллатриса вышла замуж вскоре после окончания Хогвартса, но Нарцисса не находила поместье Лестрейнджей более теплым и уютным, чем дом Блэков. Тем не менее, Белла, казалось, была рада переехать туда, и Нарцисса старалась ее поддержать. В то время Андромеда была еще рядом, и Нарцисса помнила, как старшая сестра укоряла ее за то, что она не порадовалась за Беллу. В то время Нарцисса была слишком молода, чтобы понять, как хорошо было бы освободиться от фамилии Блэк. К сожалению, Нарциссе не довелось увидеть супружескую жизнь Андромеды или то, как она отреагировала на то, что у нее есть дом, а не дом Блэков, она даже никогда не встречалась со своей племянницей. Мать Нарциссы устыдилась бы, если бы услышала, что она называет полукровку членом своей семьи, но Нарцисса давно усвоила, что то, чего не знает ее мать, не причинит ей вреда. А еще мать, скорее всего, убила бы ее за то, что она сейчас находится там, где находится. Иногда Нарциссу охватывало неоспоримое чувство вины, когда дело касалось Андромеды. Иногда за то, что позволила обществу чистокровных диктовать новые отношения сестер. Иногда за то, что она так и не протянула руку помощи. Но в основном она чувствовала вину за то, что не сделала ничего, чтобы остановить Андромеду. Это был секрет, который она унесла бы с собой в могилу, если бы ее семья когда-нибудь спросила об этом, но Нарцисса подозревала об уходе Андромеды из семьи задолго до того, как это произошло. Нарцисса училась в школе с Андромедой и ее мужем Теодором Тонксом, формально Белла тоже училась, но их отношения стали очевидными только после того, как старшая сестра Блэков покинула Хогвартс. Нарцисса даже разговаривала с Теодором, но она никогда не одобряла отношения своей сестры с мальчиком. В конце концов, она надеялась, что ее сестра не станет бросать свою жизнь ради какого-то парня, но она не была удивлена, когда это произошло. Она не знала, сколько времени простояла на дорожке к коттеджу, глядя на дом сестры, но, должно быть, достаточно долго, чтобы Андромеде это надоело. Несомненно, она знала, что Нарцисса там, как только переступила порог, и открыла дверь с не очень приятным выражением лица: — Ты собираешься простоять здесь и глазеть весь день или боишься войти в дом предательницы крови? Нарцисса заставила себя не реагировать на колкий тон сестры, зная, что это приведет к спору, который разрушит причину, по которой она вообще здесь оказалась. Она вздохнула, изобразив на лице приятную улыбку: — Андромеда, рада тебя видеть. Я просто любовалась вашим домом. Андромеда закатила глаза, явно не веря Нарциссе: — Скорее, ты сравнивала размер моего дома с твоим. Позволь мне прояснить эту мысль для тебя, чтобы ты не напрягала свою драгоценную дамскую головку, твой больше. Теперь настала очередь Нарциссы закатить глаза, раздраженная тем, как быстро Андромеда может стать враждебной. Она быстро прошла мимо Андромеды в дом, надеясь отсрочить неизбежный спор, который назревал между ними и которого они ждали слишком много лет. К счастью, Андромеда, похоже, вспомнила о своих манерах и протянула Нарциссе чашку чая, как только та приняла ее, устроившись за круглым фермерским столом. На самом деле, большая часть дома была оформлена в фермерском стиле, хотя снаружи он не выглядел как ферма, и Нарцисса знала, что Теодор был аврором. Она не слышала, чем занималась ее сестра в эти дни, возможно, она вообще не работала. Нарцисса и Беллатриса никогда бы не работали, потому что чистокровной жене не подобало бы заниматься чем-то столь обыденным, хотя Белла, конечно, находила, чем занять свое время. Нарцисса не знала, почему она ожидает, что у Андромеды будет работа или какое-то увлечение, на которое она тратит свои дни. Андромеда была воспитана как жена и мать, как и ее сестры, почему она должна делать что-то большее только потому, что не вышла замуж за чистокровного? Нарцисса подумала, что, вероятно, если бы она поступила так же, как Андромеда, и ушла из семьи, чтобы найти свой собственный путь в жизни, чего она никогда бы не сделала, ей бы понравилось быть целительницей. Она бы с удовольствием пошла на обучение чему-то полезному, вместо того, чтобы проводить дни, превращаясь в свою мать. Она тут же выкинула эти мысли из головы, ей нравилась ее жизнь, и она не хотела ее менять. Как только Андромеда приготовила себе чашку чая, она села напротив сестры. С минуту они просто смотрели друг на друга, оценивая друг друга или, скорее всего, заново знакомясь с лицами друг друга. Прошло почти три года с тех пор, как Нарцисса видела ее, она выглядела такой похожей, но в то же время такой разной. У них с Беллой по-прежнему были практически одинаковые лица, но у Беллы оно всегда искажалось в безумной ухмылке, а у Андромеды было ровным и спокойным, как и всегда. На ее лице было больше морщин, она немного постарела, но большинство из них, похоже, были морщинами от смеха. Она была счастлива, значит, Нарцисса хотела для нее именно этого, хотя какая-то часть ее души обижалась на сестру за то, что та бросила ее. Она не знала, что видела Андромеда, когда смотрела на Нарциссу, но у нее не было времени размышлять над этой мыслью, когда она заговорила: — Прошло много времени, Цисси. Я слышала, ты вышла замуж. Тебя можно поздравить или принести извинения? Даже по ее сардоническому тону Нарцисса поняла, что таким образом сестра спрашивает, счастлива ли она в браке. Возможно, она уже предполагала, что да, Нарциссе нравился Люциус задолго до того, как Андромеда уехала из дома, она была ее доверенным лицом номер один в вопросах, касающихся мальчиков. Нарцисса сделала глоток чая, наслаждаясь сладостью, ей всегда больше нравился чай, который готовила Андромеда, даже больше, чем чай домовых эльфов: — Я бы предпочла поздравления, но уверена, что ты предпочтешь извинения. Андромеда слегка приподняла бровь: — Ты всегда понимала меня, Нарцисса. Люциус — задница и всегда был ею, я бы предпочла, чтобы он женился на одной из этих уродливых девчонок Флинтов, а не на моей родной сестре. Это немного удивило Нарциссу, не то чтобы Андромеда недолюбливала Люциуса, они всегда ссорились в Хогвартсе, а то, что Андромеде было не все равно, за кого она выйдет замуж. — Ты говоришь о своей ненависти к Люциусу или о моем благополучии? Признаться, я удивлена, что ты так заботишься о человеке, в котором течет кровь Блэков. Андромеда закатила глаза, как будто это Нарцисса была мелочной: — На случай, если это не осталось в твоей памяти, не я решила отречься от фамилии Блэк, это сделал наш отец. Я не чувствую меньшей любви к тем, кто все еще принадлежит к семье, чем раньше, что тебе хорошо известно. Нарцисса наклонилась вперед в своем кресле, бросая вызов: — И как именно я могу быть в курсе этого, дорогая? Из миллионов писем, которые ты написала мне, объясняя это. Андромеда посмотрела на Нарциссу, отставляя чашку: — Я написала тебе письмо, и, насколько я помню, ты ответила мне самым мерзким образом. Я решила, что лучше больше не писать. — Ты прислала мне одно письмо за два года, у тебя даже не хватило порядочности написать мне сразу после отъезда. Тебе понадобился месяц, чтобы написать, а потом в письме были одни оправдания, конечно, я ответила так, как ответила. Я была зла. — И сейчас не злишься? Нарцисса отпила чай, действительно на мгновение задумалась, прежде чем ответить: — Сейчас я равнодушна, но тогда я была зла. Я написала тебе не для того, чтобы подтвердить наши чувства друг к другу, а чтобы проявить заботу о моем дорогом кузене. Андромеда выглядела раздосадованной сменой темы, но ее глаза снова заблестели: — А, Регулус, ты знаешь, что он написал мне в начале этого года. Нарцисса чуть не выронила свою чашку, но быстро поставила ее на место, чтобы этого не произошло, ее мысли неслись вскачь. Она не знала, почему именно Регулус первым обратился к Андромеде. Регулус и она всегда были одинаковыми, оба вели себя лучше всех, по крайней мере, до зимних каникул. Почему Регулус написал ей, неужели после того, как от него отреклись? Она снова сделала безразличное лицо, но по ухмылке на лице Андромеды поняла, как эта новость потрясла ее: — Я этого не знала. О чем он тебе писал? Андромеда издала смешок, как будто поведение Нарциссы показалось ей смешным: — Мерлин, я давно не видела, чтобы кто-то так пытался контролировать свое выражение лица. В эти дни я вижу только подлинные эмоции, забавно видеть, как нас воспитывали сейчас. Не показывать ни малейшего намека на беспокойство, хотя ты явно чувствуешь себя неловко от мысли, что Регулус разговаривает со мной. Нарцисса нахмурилась на замечание сестер, решив не слишком задумываться над своими словами: — Я не чувствую себя неловко. Андромеда снова фыркнула: — Ну конечно. В любом случае, поскольку я знаю, что ты очень хочешь знать, Регулус написал мне прошлой осенью, чтобы, веришь или нет, спросить моего совета относительно тебя. Он был очень расстроен новостью о твоей предстоящей свадьбе с Люциусом Малфоем и был полон решимости убедить тебя не делать этого, хотя ему это явно не удалось. Он писал мне, потому что думал, что я могу понять, как заставить тебя образумиться, ведь мы были сестрами в течение двадцати лет. После этого мы обменялись несколькими письмами, но они прекратились на Рождество. Нарцисса медленно вздохнула, пытаясь обработать эту информацию: — Он действительно написал мне письмо, в котором предостерегал меня от свадьбы, и я была очень зла на него за это. На самом деле, я никогда больше не обсуждала с ним эту тему. Я сказала ему на рождественском ужине, что напишу ему об этом, но у меня не было возможности, пока в газетах не стало известно, что он выдвигает обвинения против Вальпурги и Ориона в жестоком обращении с детьми. Отречение последовало быстро. Лицо Андромеды потемнело, когда она ответила: — И, конечно, ты никогда бы не пошла против правил. Ни ради своей сестры, ни ради любимого кузена. Хотя, признаюсь, я бы хотела, чтобы ты была на моей стороне, когда я прошла через свое собственное отречение, хотя у меня был Тед, так что я была в порядке, но что насчет Регулуса? Ты поддержала Вальпургу, а не Регулуса, нашего младшего кузена. Ты не хуже меня знаешь, что происходило в том доме. Ты знала, что его обвинения не были ложными, но я готова поспорить, что ты солгала всем, просто чтобы защитить фамилию. Нарцисса почувствовала себя так, словно ее ударили по лицу: — Это неправда. Я бы никогда не позволила Регулусу чувствовать себя одиноким. Я писала ему, но он так и не ответил. Я полагаю, он мог заблокировать письма от семьи, бог знает, Вальпурга или Беллатриса прокляли бы его по почте. Я… я знаю, ты считаешь меня злым человеком, который никогда не сделает ничего против семьи, но я не могу поверить, что ты думаешь, будто я позволяю людям плохо обращаться с Регулусом. Признаюсь, я воздерживалась от прямых обвинений, как это делал он, но я намекала всем, с кем говорила, что его обвинения верны, хотя Люциус не одобрял этого поступка. Лицо Андромеды исказилось, как будто она не знала, что на это ответить, прежде чем она вздохнула: — Он действительно малыш в семье, не так ли? Мерлин знает, что никто из нас не спорил по поводу отречения Сириуса, но я полагаю, что для того, чтобы объединить людей, нужен семейный любимчик. Нарцисса попыталась найти юмор в словах Андромеды, она полагала, что в некотором смысле это довольно иронично. Отречение Андромеды разлучило их, отречение Сириуса не повлияло ни на кого из них, но Регулус, самый легко забываемый из кузенов, был тем, кто свел их вместе. Она не смогла сдержать улыбку, когда ответила: — Ну кто же не предвидел грядущего от Сириуса? Он ведь подстроил проигрыватель так, чтобы он играл только магловскую музыку во время Святочного бала, который устроила Вальпурга, когда ему было только двенадцать. Это заставило Андромеду тоже немного посмеяться: — Ах, Боуи, он всегда был неравнодушен к нему, верно? Неудивительно, что теперь у него есть парень, не так ли? Нарцисса фыркнула от смеха, ведь в детстве Сириус был самым явным гомосексуалистом. Три сестры обычно делали ставки на то, когда он приведет мальчика домой к Вальпурге, конечно, тогда они были слишком малы, чтобы понять, к каким последствиям может привести такой поступок: — Я думаю, что сначала меня насторожили плакаты этих магловских актеров. Какой подросток захочет видеть на своих стенах изображения мужчин без рубашек? Это вызвало искренний смех Андромеды, и Нарцисса почувствовала, как в груди разливается тепло. За сестру, за Сириуса, и особенно за свое детство до того, как все стало таким серьезным. Она знала, что ей и ее сестрам повезло больше, чем мальчикам: никто из них не собирался становиться наследником, поэтому у них было не так много обязанностей в детстве. Не говоря уже о том, что ни их мать, ни отец не были такими жестокими и страшными, как тетя Вальпурга. Андромеда первой опомнилась от смеха. Она заговорила довольно неожиданно, и это быстро испортило Нарциссе настроение: — Нарцисса, почему бы нам не поговорить о настоящей причине твоего присутствия здесь? Регулус, ты беспокоишься о нем, скажи мне почему. Она колебалась минуту, все еще борясь с внезапной сменой настроения: — Эм… Да, я беспокоюсь о Регулусе. Он другой. Я не знаю точно, в чем причина, или, может быть, это куча причин, смерть Ориона, то, что он стал наследником, или то, что от него отреклись на несколько месяцев. Я хочу сказать, что это может быть что угодно, но в нем определенно что-то изменилось. Его эмоции откровенно повсюду, что так странно для Регулуса, как ты знаешь. В одну минуту он практически в восторге, а в следующую — угрюм и подавлен. Даже на моей свадьбе было трудно понять, его настроение за минуту могло радикально измениться. Честно говоря, я беспокоюсь о его благополучии. Андромеда кивает, явно понимая: — Я бы удивилась, если бы вы не беспокоились. Я сомневаюсь, что между Реджем и Орионом была большая любовь, я с трудом припоминаю, чтобы этот человек вообще разговаривал со своим младшим сыном. Затем он оставляет ему все в пятнадцать лет. То есть, как я слышала, завещание было обновлено после его отречения, так что не может быть, чтобы он не знал, что делает, верно? Нарцисса нахмурилась, но кивнула: — К сожалению, я нахожусь под тем же впечатлением, что и ты, это кажется довольно жестоким нагружать Регулуса всей этой ответственностью в таком юном возрасте, особенно когда он знал, как рассердится остальная семья. Андромеда с любопытством посмотрела на мгновение, прежде чем спросить: — Насколько все было плохо? На прочтении завещания? — Было хуже, чем ты можешь себе представить, я готова заверить, что как только мальчики вошли, Вальпургу пришлось заколдовать и сдерживать. Белла все время дразнила их, а мать и отец недовольно переглядывались. Сириус, казалось, не обращал особого внимания на эти насмешки, но Регулус выглядел таким бледным и безжизненным, когда стоял и слушал их. Я не думаю, что он думал, что увидит кого-нибудь из нас так скоро после предъявления обвинений. Все стало еще хуже, когда завещание было прочтено. Все получили достаточно денег или имущества, чтобы не зависеть от Регулуса, но он получил все, и отец был в ярости. Я думаю, это было намерением Ориона, наказать Регулуса за то, что он опозорил семью, сделав его главой семьи, которая его презирает. Андромеда кивнула, не удивленная теорией Нарциссы: — Орион всегда был жестоким. Я сочувствую Регулусу, я не могу представить себе такого давления. Когда мне было пятнадцать, ну, кажется, сейчас ему шестнадцать, не так ли? В любом случае, когда я была в его возрасте, все, о чем я беспокоилась, это мои уроки и мальчишки. Нарцисса кивнула в знак согласия: — Так что я не знаю, думаю, мы ничего не можем сделать для него в плане снятия стресса, но, возможно, мы могли бы попробовать писать ему почаще и показывать свою поддержку. — Я думаю, это прекрасная идея, Цисси. Он замечательный собеседник, я очень скучаю по нашим письмам. Я с радостью возьмусь за эту привычку снова. Я также могла бы написать профессору Слизнорту или мадам Помфри, чтобы убедиться, что они тоже следят за ним. Нарцисса не думала об этом, но идея ей понравилась: — Это очень хорошая идея, Дром. Может быть, нам обеим стоит это сделать, просто чтобы показать, что мы настроены серьезно. Андромеда улыбнулась ей, и Нарцисса почувствовала тепло в груди, спросив: — Что? Андромеда пожала плечами: — Я просто давно не слышала, чтобы меня так называли. Нарцисса нахмурилась: — Дром? Как же тогда Теодор называет тебя? Только не говори мне, что он каждый раз использует твое полное имя. Андромеда рассмеялась: — Нет, для этого оно слишком неблагозвучно. Обычно он называет меня Энди. Нарцисса сморщила нос: — Это так по-плебейски, терпеть этого не могу. Андромеда закатила глаза, но на ее лице появилась небольшая улыбка. И как будто вселенная слушала их разговор, они вдруг услышали, как открылась входная дверь и голос позвал: — Энди! Они обе повернулись к двери и увидели Теодора, который вошел с маленьким ребенком на плечах. Теодор выглядел точно таким же, каким его помнила Нарцисса, но у ребенка были ярко-фиолетовые волосы, что немного настораживало в столь юном возрасте. Он выглядел смутно удивленным, увидев Нарциссу, как будто знал, что она придет, но думал, что она, вероятно, уже ушла. Что было вполне объяснимо, учитывая нестабильную ситуацию между сестрами. Он поставил ребенка на ноги, и она лишь слегка пошатнулась, прежде чем выпрямиться: — О, привет, Нарцисса. Давно не виделись, как поживаешь? Она натянула на лицо вежливую улыбку: — Я в полном порядке, Теодор, а ты как? Он нахмурился, услышав свое полное имя: — Пожалуйста, просто Тед. Я знаю, что ты хотя бы это помнишь. Нарцисса закатила глаза, не потрудившись ответить на просьбу. Теодор всегда пытался убедить ее называть его по этому ужасному прозвищу в Хогвартсе, но она принципиально отказывалась. Внезапно её схватили крошечные ручки, которые, казалось, пытались забраться по ее мантии. Дитя, это дитя Андромеды, хотело сесть к ней на колени? Нарцисса замерла, не зная, что делать, когда Андромеда сделала официальное представление: — Цисси, это наша дочь Нимфадора. Дора, это твоя тетя Цисси. Нарцисса почувствовала, как ее сердце затрепетало при слове «тетя». Она была тетей, а этот ребенок — ее племянницей. Это была странная мысль, но ей не было противно от ощущения, которое она вызвала. Она опомнилась, взяла ребенка на колени и посмотрела в его зеленые глаза: — Нимфадора, да? Твоя мать определенно не училась умению к сложным именам, не так ли? Ты не возражаешь, если я буду называть тебя Дорой? Ребенок кивнул, прежде чем ее волосы приобрели бледный светлый оттенок, а красивые зеленые глаза сменились на ее собственные стальные серые. Она потрясенно смотрела на ребенка, а Дора хихикала и хлопала в ладоши. Теодор и Дром разразились смехом над ее шоком: — О, Нарцисса, ты не представляешь, как весело видеть, как люди удивляются, когда она так делает. Наша дочь — метаморфаг. Она постоянно меняет свою внешность, и ей кажется забавным удивлять людей. Как это было увлекательно! Нарцисса смутно помнила рассказы своей бабушки о том, что ген метаморфага передается по линии Блэков, но по большей части считала это выдумкой. Ей было интересно, будет ли этот дар и у ее будущих детей. Нарцисса не могла не улыбнуться ребенку, она была довольно милой: — Ну, она определенно удивила меня. Приятно познакомиться с тобой, Дора. Дора прильнула к ней, от чего сердце Нарциссы растаяло. Когда она снова посмотрела на Андромеду, та мягко улыбалась им обеим. Нарцисса не знала, почему, но когда их глаза встретились, все словно изменилось. Теодор слегка кашлянул, вероятно, не зная своего места в этом семейном деле. Что было вполне справедливо, Нарцисса никогда не считала его членом семьи. — Итак, Нарцисса, я как раз собирался приготовить ужин, не хочешь ли ты присоединиться к нам? Нарцисса перевела взгляд на Андромеду, которая с удивлением смотрела на своего мужа. Затем она перевела взгляд на Теодора, который спокойно смотрел на нее, хотя в его глазах читалась надежда. Тогда она поняла, что он протягивает ей теоретическую оливковую ветвь. Он хотел, чтобы она приняла его, не из-за своих чувств к ней, а потому что хотел, чтобы у его жены была сестра. Даже если раньше она никогда не была с ним груба, он больше заботился о чувствах жены, чем о своих собственных. Это было странно, хотя и не должно было. Нарциссе очень хотелось, чтобы мир, в котором она выросла, был именно таким, но нет, в ее мире выживает сильнейший. Как бы она ни заботилась и ни любила Люциуса, он ни за что не предложил бы эту ветвь Андромеде, даже если бы Нарцисса попросила его об этом. Это заставило ее впечатление о Теодоре довольно быстро измениться. Она нерешительно улыбнулась ему, ведь это было совсем не то, что попить чаю, обсуждая их кузена. Это был ужин с известными предателями крови, и если ее семья когда-нибудь узнает об этом, это будет не очень приятно. Она подумала, как хорошо, что она так круто владеет окклюменцией. — Да, Теодор, с удовольствием. Когда она в следующий раз встретила взгляд Андромеды, она поняла, что сделала правильный выбор.*******************************************************
Регулус
Регулус не был тупым, хотя он и был немного неуравновешенным в химическом смысле. Он знал, что Роули пытается поймать его наедине. Этот жуткий тип следил за Регулусом, что было очевидно. Регулус не всегда мог его заметить, но иногда он улавливал движение краем глаза и знал, что это Роули. На мальчике не было чар разочарования, даже если бы он знал это заклинание, то, скорее всего, не стал бы с ним возиться. Роули обладал несомненным талантом красться незаметно. Его шагов не было слышно, Регулус предположил, что он мог наложить амортизирующее заклинание на подошву своих ботинок, но он был уверен, что этот человек просто скрытен. К счастью, Регулус был достаточно близко к другим людям, когда заметил, что Роули преследует его. Меньше всего ему хотелось остаться наедине с человеком, который разрушил его жизнь, но казалось, что это произойдет в ближайшее время. По правде говоря, кроме того, что Роули, по сути, заставил его вычеркнуть из своей жизни всех, кроме Барти, опасаясь, что их убьют, Роули ничего ему не сделал. Если не считать того, что само его присутствие отталкивало Регулуса, что он вроде как и делал. Регулус всегда знал, что Роули смотрит на него гораздо дольше, чем нужно, но в этом году все стало намного хуже. Ему казалось, что на него всегда смотрит пара глаз, и по ледяному холодку, пробежавшему по позвоночнику, он точно знал, чьи это глаза. Регулус как бы ждал, что кто-то вот-вот подставит подножку. Он знал, что Роули чего-то от него хочет, его бредовое оправдание, что он хочет, чтобы род чистокровных не прерывался, было самым нелепым из всего, что Регулус когда-либо слышал. Он знал, что Роули наплевать на это дерьмо, но на каждом шагу использовал это как предлог, чтобы контролировать его. Прошло несколько месяцев с тех пор, как Роули впервые подошел к нему и заставил бросить Джеймса, и с тех пор он ждал настоящей причины. Он знал, что в конце концов Роули покажет свои истинные намерения, но он просто не предполагал, что это произойдет сегодня. Он даже не мог вспомнить, что он делал в это время на улице. Было уже поздно, это он знал точно. У него было какое-то задание, но он забыл о нем на полпути. Он понял, что бесцельно бродит по коридорам, только когда его затуманенное зрение начало проясняться, и тогда он понял, что не принял дозу после ужина. Возможно, это было потому, что он был совершенно уверен, что никогда не ходил на ужин. Возможно, именно туда он и направлялся, когда уходил, но по дороге отвлекся. В последнее время такое случалось все чаще и чаще, но он также знал, что Барти будет искать его, если он не сказал мальчику, куда идет, так что он должен был поговорить с ним в какой-то момент. Черт, Регулус чувствовал себя чертовски разрушенным, душевно и физически. Он чувствовал себя так, словно попал под Хогвартс-экспресс, и он знал, что единственная вещь, которая поможет ему избавиться от этого, лежит на его прикроватной тумбочке и только и ждет, когда он выпьет ее. Но он пропустил это, и теперь ему предстояло прочувствовать все то, что он откладывал в долгий ящик неделями, нет, месяцами. Он чувствовал себя как дерьмо, в буквальном смысле. И хотя он знал, что у него есть возможность все исправить, ему просто нужно было добраться до подземелий, вместо этого он оказался в ближайшем туалете, склонившись над унитазом, и неконтролируемо задыхаясь. От силы задышек, проходящего через все его тело, он чувствовал себя измученным и истощенным. Рационально он понимал, что если бы он сегодня что-нибудь съел, то сейчас это что-нибудь точно попало бы в унитаз. Самое поганое было то, что он не помнил ни обеда, ни завтрака, а это, черт возьми, было нехорошо. Когда он, наконец, смог соскрести себя с пола, он почувствовал чертовскую слабость, а он ненавидел чувствовать слабость. Он склонился над раковиной в шкафу, брызгая водой в лицо, ненавидя себя и всех остальных. Он поднялся, чтобы вытереть воду с глаз, и чуть не закричал. В зеркале было его собственное изможденное отражение и Роули. Он стоял футах в десяти позади Регулуса и не замечал этого человека, пока не увидел его в отражении. Он обернулся, не в восторге от мысли, что стоит спиной к Роули, полностью готовый к тому, что тот воткнет в него нож. Повернувшись, он с разочарованием увидел, что отражение не было жестокой галлюцинацией, которую разыгрывал его собственный разум, потому что перед ним был монстр из всех кошмаров Регулуса. Регулус замер, он был не в своей тарелке, а ему нужно было быть в своей тарелке, когда он был рядом с Роули. Ему нужно было, чтобы его язык был острым, его ум — работоспособным, и больше всего ему нужно было не чувствовать, что он может потерять сознание в любой момент. Роули ухмыльнулся ему. Роули, которого Регулус никогда не видел меняющим свое выражение лица по любому поводу. На самом деле, Регулус был уверен, что у этого человека нет чувств, но это было неправдой. Роули испытывал жестокость так же, как это всегда делала его мать. Радость от того, что два человека, вырезанные из одной ткани, могут получать удовольствие от издевательств над другим человеком, как кошка с мышкой, была ясна как день. Выражение лица было точно таким же, как у его матери на Рождество. Этот человек мучал его, и занимался этим уже несколько месяцев. Регулус считал, что ему просто повезло, что он не столкнулся с Роули в одиночку, несмотря на то, что знал, что мальчик следит за ним. В те моменты, когда он чувствовал на себе взгляд, но не мог никого разглядеть, он испытывал страх. Натаниэль Роули играл с ним все это время. Получая нездоровое удовольствие от наблюдения за тем, как Регулус накачивает себя зельями, он заставлял Регулуса бояться каждого мгновения одиночества. Заставляя его зависеть от общества других, чего он никогда не хотел. Его контролировали даже тогда, когда он считал свои решения собственными, какими бы безрассудными они ни были. Возможно, он увидел бы это раньше, возможно, он не позволил бы манипулировать собой снова, если бы хоть на минуту дал своему мозгу отдохнуть. В тот момент он чувствовал себя невероятно глупо. Он чувствовал себя мышью, которая попала в ловушку и теперь находится во власти своего похитителя. Он ненавидел Роули так сильно, что это причиняло ему боль, и ненавидел себя за то, что не разглядел его план раньше. — Так-так-так, что у нас тут? Бедный маленький наследник в полном одиночестве посреди ночи, выглядящий так, будто он может свалиться c ног. Ты хорошо себя чувствуешь, сладкий? Ты выглядишь не лучшим образом, — он подошел ближе к Регулусу, и как бы Регулус ни хотел бежать, кричать, плакать, он знал, что с его самочувствием далеко не уйдет. Он мысленно определил, где находится его палочка, нащупав ее в заднем кармане. Ему захотелось вздохнуть с облегчением: как бы дерьмово он себя сейчас ни чувствовал, он не был полностью беспомощен. Роули быстро приблизился к нему, Регулус не был уверен, был ли его рассудок просто медленным или другой слизеринец был невероятно быстрым. Регулус заставил себя ответить, стараясь не думать о том, что его голос срывается от того, что он сделал несколько минут назад: — Чего ты хочешь, Роули? Регулус подскочил в шоке, когда Роули откинул назад голову и громко рассмеялся прямо перед лицом Регулуса: — Какой сложный вопрос, дорогой Регулус. Я хочу многого. Я хочу угодить Темному Лорду, как это делают остальные члены моей семьи. Я хочу смотреть, как грязнокровки и маглы корчатся под сапогами настоящих волшебников. Я хочу причинять боль, много боли самым разным людям. Но все это в долгосрочной перспективе, хотя в данный момент мне нужен только ты. По позвоночнику Регулуса пробежал холодок, и на мгновение Регулусу показалось, что Роули стоит у него за спиной, дышит ему в затылок, а не стоит перед ним и ухмыляется. Хотя Роули дал ему ответ, затуманенный мозг Регулуса не мог понять, что он сказал. Он сказал, что хочет Регулуса? И чего он вообще мог хотеть от него? — О, малыш, ты выглядишь таким растерянным. Не волнуйся, я быстро тебе все проясню, — голос Роули стал довольно хищным, и прежде чем Регулус успел осознать происходящее, рука Роули оказалась в его волосах. Он не тянул его, но гладил, словно Регулус был каким-то домашним животным. Как только Регулус восстановил свои двигательные функции, он рывком отдернул голову. Он уперся руками в грудь Роули, пытаясь увеличить пространство между ними, так как был прижат к раковине. Регулус не был уверен, было ли это из-за того, что он чувствовал себя слабым в данный момент, или Роули действительно был создан из кирпичей. Он не шелохнулся, когда Регулус толкнул его изо всех сил: — Да что с тобой, блядь, такое? Никогда, блядь, не смей меня касаться! Роули выглядел забавляющимся и совершенно ужасающим, Регулус всегда опасался Роули, но никогда так, как сейчас. Никогда раньше этот человек не казался таким опасным. Он схватил запястья Регулуса за грудь и прижал их к раковине позади него, сколько Регулус ни пытался ослабить хватку мужчины, ничего не получалось. — О, Регулус, ну вот зачем ты так себя ведешь? Ты умеешь быть хорошим малышом, я знаю. Именно таким же ты был для предателя крови, верно? Всегда позволял ему брать тебя как ему заблагорассудится, так почему же сейчас ты такой трудный? Что, тебе нужно, чтобы было грязно, чтобы это нравилось? Ты бы предпочел, чтобы я был грязным предателем крови, как Поттер. Ты был такой хорошей шлюшкой для него, так ведь? А теперь, почему бы тебе не побыть таким же для меня? Я буду так хорошо с тобой обращаться. Регулусу хотелось плакать, кричать, забить Роули до смерти каким-нибудь тупым предметом. Он никогда не чувствовал себя таким грязным, как сейчас. То, как Роули разговаривал с ним, называл его шлюхой, обращался с ним, как с продажной потаскухой. Как будто то, что он гей, означало, что он не против быть с любым мужчиной, как будто Джеймс действительно был просто обычным парнем. Регулус был напуган, он понятия не имел, на что способен Роули. Как далеко Роули зайдет, чтобы продолжить эту свою маленькую игру? Было ли это уже частью его игры в кошки-мышки или это была его награда за победу в игре? Регулус не знал, и будь он проклят, если будет ждать, пока это выяснится. Он должен был найти выход из этой ситуации, он должен был сбежать. — Ты чего так притих, Регулус? Полагал, что тебе будет что сказать, ведь в последнее время, кажется, ты не перестаешь говорить, но видимо, это побочка твоих зелий? Регулус поднял глаза, ненадолго оставив поиски выхода из хватки Роули, и удивился. Роули ухмыльнулся Регулусу: — Ты вовсе не такой скрытный и умный, каким хочешь казаться. На самом деле, ты настолько очевиден, насколько это возможно, но даже если бы это было не так, я бы всё равно всё знал, — этот человек наклонился ближе к Регулусу и прошептал ему на ухо: — Я наблюдал за тобой очень долгое время, Регулус, выжидая момент. Я наблюдал, как ты совершаешь ошибку за ошибкой, я знаю о тебе все. Тебе никогда от меня не уйти. Вместо того чтобы Регулус позволил Роули еще глубже залезть ему под кожу этими словами, он воспринял это как вызов. Он изо всех сил ударил коленом прямо в пах другого человека. Каким бы спокойным ни притворялся Роули, даже он не смог не отреагировать на это действие. Его руки отпадают от Регулуса, и он громко стонет. Регулус достает из кармана свою палочку, направляя ее на другого мальчика: — Петрификус Тоталус. Тот выпрямляется, как доска, и падает прямо на землю. Как бы Регулус ни хотел убежать как можно дальше и быстрее, он не пожалел времени, чтобы ударить каблуком по его морде. Он насладился звуком раздавшегося хруста, а затем поспешил убраться подальше. И как будто эта ночь не была достаточно кошмарной, на выходе из туалета он сталкивается не с кем иным, как с Джеймсом Поттером. К чертям собачьим его проклятую жизнь. Он даже не виделся с мальчиком по настоящему близко несколько месяцев, а вот теперь столкнулся с ним. В то время как он истощен наркотиками и сразу после того, как Роули пытался приставать к нему, Мерлин, что он вообще сделал, чтобы заслужить такое? Джеймс, со своей стороны, выглядел не менее шокированным, так как вытаращился на него: — Регулус? Что за… что ты здесь делаешь? Регулус оглянулся на ванную комнату, хотя он знал, что Роули не сможет двигаться, пока кто-нибудь не освободит его, он чувствовал, что этот человек может преследовать его в любой момент. Когда он обернулся к Джеймсу, мальчик нахмурился, прекрасный красивый мальчик, Мерлин Регулус соскучился, разглядывая его лицо: — Редж, ты в порядке? Что-то случилось? Вау, вау, это чертовски больно. Он и не думал, что будет так больно, когда Джеймс смотрит на него так, будто ему не все равно, даже после того, как Регулус разговаривал с ним в прошлом семестре и сейчас даже называет его Реджем. Черт, Регулус ничего не хотел больше, чем нырнуть в объятия Джеймса и позволить ему забрать всю боль. Стресс, наркотики, Роули, даже деньги — он хотел, чтобы все это исчезло. Все, чего он хотел, это Джеймс, но гриффиндорец оставался последним, с кем Регулус мог иметь дело. Все было еще хуже, чем он думал раньше, потому что раньше он подозревал, что Роули опасен, но теперь он понял, что этот человек опасен. И он был одержим Регулусом, что было совершенно очевидно. Этот человек и раньше использовал свою собственную семью как угрозу для Джеймса, но Регулус знал, что они никогда не были настоящей угрозой. Не тогда, когда Роули был жив и все еще следил за Регулусом. Этот человек уже давно наблюдал за Регулусом и, очевидно, сделает все, чтобы контролировать Регулуса. Это означало, что Джеймс был в гораздо большей опасности, чем он думал раньше. Поэтому Регулус проглотил свои чувства, как он всегда делал: — Какое тебе дело, Джеймс? Взгляд Джеймса смягчился, и тогда Регулус понял свою ошибку: Поттер, а не Джеймс. — Я в порядке, Поттер. Джеймс вздохнул, проведя рукой по своим растрепанным волосам: — Это не я перестал заботиться о нас двоих, Регулус. Если ты в порядке, то хорошо, но нельзя так поздно находиться здесь. Лили взорвется от злости, когда выйдет из туалета для девочек. Ты знаешь, что она уже злится на тебя. Глаза Регулуса сузились: — И почему именно меня должно ебать, что Лили Эванс думает обо мне? Джеймс поджал губы, как будто весь этот разговор истощал его эмоции: — Я к тому, что тебе должно быть не все равно, потому что она староста девочек, а ты вроде как должен быть префектом, но ты был груб с ней, когда она пыталась поговорить с тобой обо всех пропущенных тобой обходах. Да и вообще, что это такое? С каких это пор Регулус Блэк ничего не делает на 100% своих возможностей. Регулус постарался не реагировать на это, услышав, как Джеймс спрашивает его, что с ним не так. — Вау, Поттер, я тронут твоей заботой. Если бы ты действительно так беспокоился обо мне, возможно, ты бы сказал что-нибудь несколько месяцев назад, чего ты однако не сделал, потому что на самом деле тебе все равно. Не чувствуй себя виноватым из-за этого, нет никаких причин, по которым тебе должно быть на меня не насрать. Джеймс на мгновение закрыл глаза, собираясь с мыслями: — Это вовсе не так, Регулус. Это также до абсурда несправедливо. Ты бросил меня, и мне потребовалось очень много времени, чтобы снова прийти в себя. — Конечно, я уверен, что это отняло у тебя много времени. Может быть, даже целое лето, но я готов поспорить на все состояние Блэков, что как только ты взглянул на маленькую мисс Совершенство, вся боль улетучилась. Это всегда должна была быть она, в конце концов, я был лишь отвлекающим маневром. Теперь лицо Джеймса исказилось от ярости: — Я никогда не слышал большей херни в жизни. Дело не в ней, Регулус. Дело было в тебе, ты был тем, кого я хотел, в ком я нуждался. Это ты решил, что я не подхожу тебе, так что не смей заставлять меня чувствовать себя виноватым за то, что я двигаюсь дальше. Регулус не смог сдержать небольшой вдох, он не ожидал этого. Регулус пытался отгородиться от Джеймса, как и в прошлом году, но он не ожидал услышать такое. В этом году он даже не замечал Джеймса с Лили Эванс, он был под кайфом почти каждый день с начала занятий. Конечно, прямо у него под носом, пока он проебывал свою жизнь, Джеймс успел найти себе другую. Регулус контролировал свое лицо настолько, чтобы справиться со своими следующими словами: — Хорошо, двигайся дальше, Поттер. Вперед, встречайся с Лили Эванс и будь счастлив, забудь обо всем, что у нас было. Это не важно и никогда не было важным, не позволяй этому удерживать тебя. Джеймс выглядел так, словно ему дали пощечину, но Регулус знал, что у него есть крайне ограниченное количество времени, прежде чем он сорвется на полную катушку. Поэтому он ушел, оставил Джеймса стоять там, уставившись на него, и убрался оттуда так быстро, как только мог. Надеясь, что Джеймс не зайдет в ванную и не увидит там Роули. Это вызвало бы огромное количество вопросов, на которые он не хотел отвечать. Когда он уже почти дошел до конца коридора, он услышал, как Лили Эванс вышла из туалета, извиняясь за то, что так задержалась из-за стонущей Миртл. Как только он вернулся в общежитие, то сразу же направился к кровати Барти. Барти проснулся, как только Регулус забрался под одеяло. Он не был особенно удивлен, так как перекинул руку через Регулуса, притягивая его ближе. Регулус зарылся лицом в плечо друга, пытаясь стереть ощущение Роула со своей кожи. — Ты в порядке? — прошептал Барти, в голосе его звучала озабоченность. Регулус покачал головой, не веря, что может говорить. Барти, казалось, почувствовал, как тот покачал головой, даже если было темно. — Что случилось? Голос Регулуса был таким надломленным, что он ответил, почти на грани слез: — Я ненавижу себя. Барти притянул его ближе и положил свой подбородок на макушку Регулуса: — Очень жаль, потому что я тебя люблю, как никого другого. Ты ведь знаешь это, правда? — Я тоже тебя люблю, Барти, — прошептал Регулус, чувствуя все больше и больше, что Барти был единственным, кто когда-либо мог любить его безоговорочно. Барти заговорил не сразу, а когда заговорил, то нерешительно: — Регс, ты должен завязать с этими зельями. Они никогда не помогут тебе так, как ты хочешь. Они не сделают тебя счастливым, по крайней мере, по-настоящему. Регулус знал, что в глубине души он понимал, что зелья были кратковременными и что они не заменят Джеймса. Тем не менее, если бы не его общение с Роули, он, возможно, боролся бы с этим до последнего. Но сейчас он не хотел позволить себе снова оказаться во власти Роули, а это означало, что ему нужно было посмотреть правде в глаза, даже если это было больно. — Я знаю. Барти испустил вздох облегчения, явно готовясь к ссоре: — Спасибо, Регулус. — Я вылью их завтра, обещаю. Барти издал придыхательный смешок: — Вообще-то я уже сделал это и пригрозил всем дилерам в школе. Даже если бы ты не согласился, ты бы никогда не смог заставить кого-нибудь снова продавать тебе зелья. Не знаю, известно ли тебе об этом, но люди, похоже, боятся меня. Регулус почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы: — Ты мой самый любимый человек на свете. Барти легонько поцеловал его в макушку: — Ну, а вот это как раз кстати, потому что ты мой тоже. На этом их разговор закончился, но Регулус не заснул. Вместо этого он лежал в объятиях Барти и тихо плакал, думая обо всем плохом, что он когда-либо сделал, и обо всем плохом, что еще предстоит