Джеймс
Джеймс сидел в библиотеке, что в этом году становилось для него все более частым явлением. Это как карма за все те случаи в прошлом году, когда он лгал о своих репетиторских занятиях в библиотеке. Он довольно быстро понял, что Лили Эванс не из тех, кто позволит ему прогуливать уроки. И вот он снова в библиотеке, в то время как его друзья, вероятно, прекрасно проводят время. Ну, Лунатик, наверное, заставлял Сириуса заниматься, а Питер, скорее всего, сплетничал с Мэри или зависал с Мэгги. Любой из этих вариантов звучал сейчас лучше. Он учился с Лили в школе уже много лет, у них были одни и те же занятия и даже одни и те же друзья, но он и представить себе не мог, как мало он ее знает. Теперь он понял, почему Лили так часто отказывала ему в прежние годы. Он не знал ее достаточно хорошо, чтобы утверждать, что любит ее, о чем он имел привычку говорить всем, кто его слушал, до прошлого года. В действительности Лили не была такой идеальной, как он всегда думал, но он медленно осознавал, что таких людей и не существует. Лили все еще оставалась удивительной, в этом он не ошибался. Лили Эванс была из тех девушек, которые любят читать для развлечения, но вместо этого заставляют себя читать ради занятий. У нее была сила воли, чтобы достичь всего, чего она хотела в жизни. Не то чтобы ей не нравилось расслабляться и отдыхать на протяжении всего последнего года обучения, но у нее были перспективные стремления, о которых она заботилась больше. Джеймс восхищался этим, не то чтобы у него не было стремлений, но у него не было такого драйва, как у нее. Если не считать квиддич, то да, но квиддич больше похож на развлечение, а не на настоящую работу. Лили работала не покладая рук, и он знал, что она многого добьется в жизни, ведь в данный момент она хотела стать целителем. Он знал, что, без сомнения, Лили Эванс далеко продвинется в жизни. Кроме того, она была очень хорошим другом, он предполагал это из-за их долгой дружбы с Марлин и Мэри, но теперь он был уверен в этом. В этом году она была очень добра к нему, в чем он отчаянно нуждался. Не то чтобы у него не было замечательных друзей, но внимание Лили помогало ему больше, чем он мог выразить словами. Лили читала что-то о свойствах различных любовных заклинаний, когда он заметил, что она часто смотрит на него с любопытным выражением на лице. После пятого раза, когда она посмотрела на него, он отложил перо и повернулся к ней: — Тебе что-то нужно, Лили? Она покраснела и посмотрела на пергамент, но лишь на мгновение, прежде чем снова взглянуть на него с любопытным выражением лица: — Джеймс, ты когда-нибудь был влюблен? Джеймс покраснел от этого вопроса, это было, возможно, последнее, что Джеймс ожидал услышать от Лили. Коротким ответом на ее вопрос было бы «да», а длинным было бы «да», но он оканчивался бы тем, как его сердце разбивалось на куски. Он неловко почесал затылок: — Э-э, а почему ты об этом заговорила? Она невозмутимо пожала плечами: — Я просто читала о действии любовных зелий и подумала, насколько сильно это отличается от настоящей любви. Я никогда не была влюблена, так что я просто хотела узнать, может быть, ты знаешь. В этом был смысл, подумал он, возможно, не помешало бы посвятить кого-то в свою личную жизнь, кто не был в гуще событий. Конечно, он не стал бы упоминать Регулуса, но он мог бы рассказать ей основные моменты. — Э-э, да, вообще-то был, — он пожал плечами, как будто в этом не было ничего особенного, хотя на самом деле это было очень важно. Не выглядя особо удивленной, она кивнула, прежде чем спросить: — Ты все еще влюблен? Он нахмурился на вопрос, который слишком долго перебирал в уме: — Не так, как раньше. Я забочусь о них и хочу, чтобы они были счастливы, но не так, как раньше. Она кивнула, глядя на страницу перед собой, словно сравнивая эффект с учебником. Он вздохнул, решив помочь ей: — Хорошо, зачитай некоторые из этих эффектов и симптомов, и мы сравним. Она улыбнулась ему, явно довольная тем, что может применить учебник в реальной жизни: — Отлично! Вы проводили часы напролет, думая о них? Отвлекало ли это вас от повседневных дел или вещей, которые обычно были важны для вас? Зацикливались ли вы на мелочах, таких как их запах или одежда? Ревновали ли вы, когда другие подходили к ним? Вызывало ли это у вас желание выполнить… — Лили немного смущенно кашлянула: — Э-э-э… сексуальные услуги для них? Джеймс не мог не ухмыльнуться волнению Лили, а затем дискомфорту во время ее расспросов: — Да, я проводил значительную часть своего дня, думая о них. Они как бы постоянно были в глубине моего сознания. Я бы не сказал, что меня отвлекали повседневные дела, скорее я с нетерпением ждал, когда закончу дела, чтобы увидеть их. Но я никогда не отвлекался от квиддича. Я бы сказал, что одержимость — это слишком сильный термин, но я точно думал об определенных вещах больше, чем о чём-то ещё: об их запахе, их смехе, их волосах. Лили рассмеялась на это, ее глаза заискрились: — Вау, Джеймс Поттер, я никогда не считала тебя таким романтиком. Я всегда думала, что ты из тех парней, которые сосредоточены на физических особенностях. Я приятно удивлена. Джеймс усмехнулся и подмигнул ей: — Это было сделано исключительно ради твоего удобства, Лили, дорогая. Если ты действительно захочешь, я могу рассказать тебе о том, насколько хороша их задница. Она закатила глаза, все еще немного смеясь: — Нет, все в порядке, я могу представить. Джеймс слегка наклонился к ней, как бы раскрывая секрет: — О, нет, ты точно не сможешь, но я бы хотел, чтобы ты увидела воспоминания, которые я сохранил здесь, — он постучал пальцем по лбу, прежде чем продолжить: — На чем я остановился? Ах да, я не ревновал, когда они просто разговаривали с другими людьми. Я точно помню, что ревновал только один раз, но они были склонны к ревности немного чаще, особенно к тебе. И да, я определенно хотел оказать им сексуальные услуги, но, если честно, я хотел этого еще до того, как влюбился. Лили ярко покраснела, готовая: — Они ревновали ко мне? Джеймс закатил глаза, словно вспоминая приятные воспоминания: — Да, просто потому, что я так долго был влюблен в тебя. Лили опустила взгляд на свои записи, пытаясь перестать краснеть. Джеймс вывел ее из задумчивости вопросом: — Значит, это помогло ответить на все твои вопросы? — О да, определенно. Большое спасибо, Джеймс! — она прикусила губу, как будто что-то обдумывая, прежде чем спросить, выглядя нервно: — Джеймс, я знаю, что это не совсем часть эксперимента, и ты можешь сообщить мне, если я перейду черту, но мне любопытно. Почему ты разлюбил их? Джеймс как бы ожидал этого, Лили была любопытным человеком, в конце концов. Он мог сказать ей, что не хочет отвечать, и знал, что она отнесется к этому с уважением, но все же по какой-то причине ему хотелось быть с ней честным. Он вздохнул: — Ну, я полагаю, это был более долгий процесс, чем кажется. На самом деле, только в последнее время я чувствую себя комфортно, даже говоря, что я покончил с ним. Потому что да, это был мальчик, Лили. Лили кивнула, ничуть не удивившись: — Я вроде как уловила это, когда ты впервые использовал не описательные гендерные термины. Он ухмыльнулся, она была довольно наблюдательна: — Хорошо подмечено. Да, мне нравятся и мальчики, и девочки, но он был первым мальчиком, с которым я действительно встречался. Я не хочу вдаваться в подробности, но суть в том, что все закончилось очень плохо, и он разбил мне сердце. Он не хотел предавать наши отношения огласке, а я хотел. Сейчас, наверное, хорошо, что мы этого не сделали, потому что если бы мне пришлось иметь дело с гомофобными придурками, да еще и собирать осколки своего сердца, я бы, наверное, не справился. Лили понимающе кивнула, но позволила ему продолжить: -Он был… Он стал так важен для меня, и я чувствовал, что в какой-то степени завишу от него в плане самооценки, а это так нездорово. Я совсем отчаялся, когда он порвал со мной, я дал несколько обещаний, которыми сейчас не горжусь, а он сказал несколько жестоких вещей. Я посещаю маггловского психотерапевта, и хожу где-то с августа, она говорит мне, что как бы я ни хотел свалить все на него, это было бы несправедливо. Он был последней соломинкой в горе сломанных щепок, после чего я был в депрессии несколько месяцев. Я… я был сам не свой, но несмотря на все это, я все еще любил его. Теперь, когда мне наконец-то стало лучше, я могу осознать, что я люблю именно воспоминания о нем, а не того, кто относился ко мне как к дерьму. Не знаю, имеет ли все это для тебя смысл, но я чувствую, что должен поделиться, потому что в последнее время мы стали очень близки. Я хотел, чтобы ты поняла, почему я иногда отдаляюсь от тебя и других наших друзей. Лили долго смотрела на него, а Джеймс все это время гадал, что она думает о том, что он только что ей сказал: — Джеймс, спасибо, что рассказал мне все это. Я уверена, что тебе было нелегко говорить об этом, но ты мне очень дорог, и я рада узнать тебя лучше. Я уверена, что он уже сожалеет о своем поступке, но даже если нет, это его потеря, потому что ты замечательный человек. Джеймс слегка приободрился от такого комплимента, радуясь, что столь уважаемая им девушка так высоко о нем думает. Тем не менее, он знал, что она не совсем понимает его, потому что Регулус явно не жалел о своем решении. Если бы он сожалел, то не сказал бы Джеймсу, на прошлой неделе, когда он столкнулся с ним возле туалетов во время обхода префектов, что ему нужно двигаться дальше. Джеймс не очень хорошо справился с этим взаимодействием, он мог это признать. Он был так удивлен, столкнувшись с человеком, которого избегал весь учебный год, во время обхода префектов. Предполагалось, что он будет проверять туалет на предмет отставших, пока Лили проверяла туалет для девочек, но тут к нему выскочил Регулус. Он казался немного не в себе, но это не помешало ему вести себя вызывающе и оскорбительно. Не говоря уже о том, что он был совершенно неправ, полагая, что у Джеймса уже есть новые отношения. Так что да, Джеймс солгал ему, точнее, он не поправил Регулуса, когда тот предположил, что Джеймс был с Лили. Он был уверен, что Лили не оценит того, что он использовал ее имя, чтобы отомстить своему бывшему, и обычно он сразу бы признался, но Регулус был настроен так агрессивно. Тем не менее, Регулус сказал ему, что ему нужно двигаться дальше, что он должен забыть об их прежних отношениях. Так что он явно не жалел о том, что разорвал их отношения. Может быть, ему действительно пора двигаться дальше и попытаться начать встречаться с кем-то другим. Он не был уверен, что готов к такому шагу, но был уверен, что доктору Мэнсфилд будет что сказать по этому поводу. Поэтому он сделал мысленную пометку поднять этот вопрос на следующем сеансе. Затем он вовлек Лили в более непринужденную беседу о предстоящих праздниках.****************************************
Ремус
Ремус полагал, что у него много недостатков, некоторые из них были видны глазу, а некоторые — внутренние, но наименее заметный из них был тем, который доставлял ему больше всего хлопот. С тех пор как маленький Ремус Люпин наткнулся на свою первую нехудожественную книгу о планетах, он стал одержим желанием узнать все и вся о Солнечной системе. Его родители были вынуждены отобрать у него книги по этой теме, так как он отказывался что-либо делать, кроме как читать их. Это была лишь его первая одержимость, с возрастом проблема только нарастала. Его одержимость становилась все более частой и всепоглощающей. Обычно это был определенный предмет, который он хотел изучать в школе, а иногда это было что-то материальное. Все его навязчивые идеи каким-то образом оставались с ним, через информацию, которую он получал, а иногда и более осязаемым образом. Со временем навязчивые состояния исчезали, но они могли вернуться в любой момент, что всегда беспокоило его родителей. Да, у него были проблемы посерьезнее, но все же они так беспокоились, что он позволит себе вернуться к одному из своих состояний, пока он был в Хогвартсе. В какой-то степени так оно и было, но он встретил людей, которые знали, как позаботиться о нем и вывести его из этого настроя, если потребуется. Его друзья следили за тем, чтобы он достаточно ел, достаточно спал и достаточно отдыхал, так что это уже не было такой всепоглощающей проблемой, как раньше. Он знал, что его родители благодарны его лучшим друзьям за это и многое другое, что они для него сделали. Некоторые из навязчивых идей Ремуса переросли в нечто большее, почти в зависимость. Их было всего несколько, но они были гораздо сильнее, чем все остальное, что занимало его мысли. Это были вещи, без которых он не мог жить. Первой из них был шоколад, что звучит совершенно банально, но с того момента, как он впервые попробовал шоколад в возрасте четырех лет, он стал для него необходимой сладостью для регулярного функционирования. Ему действительно требовалось хотя бы немного шоколада каждый день, иначе его голова становилась туманной. Вторыми были сигареты, которые он впервые попробовал после того, как маггл из соседней деревни предложил ему одну штучку, когда ему было тринадцать лет. Он быстро пронес в школу целую заначку и пристрастил к ним и Сириуса. Последней и, возможно, самой сильной зависимостью был сам Сириус. Ему было смешно говорить, что он зависим от человека, но Сириус занимал его мысли каждую минуту каждого дня, и ему было физически больно, когда он отсутствовал слишком долго. Даже когда они были просто друзьями, он чувствовал, что это связано с Сириусом, с тех пор как впервые стал одержим им на четвертом курсе. Эти чувства только усиливались по мере того, как они все сильнее влюблялись друг в друга. И снова его переполняла ненависть к этой женщине. Ему стало интересно, видел ли ее Регулус летом. Он знал, что Регулус живет с их дядей, но это не означало, что он, как глава семьи, не должен видеть свою мать. Он надеялся, что это не так. У мадам Помфри было много чего сказать о Регулусе в его личном деле. У нее был определенный медицинский диагноз, но у нее также были свои собственные мнения и теории относительно его состояния. Не только в определенное время, но, похоже, она вела общие записи. Она говорила о Регулусе в клинических терминах, но Ремус уловил суть ее слов. В некоторых своих теориях она казалась уверенной, а другие казались скорее догадками. Некоторые слова привлекли его внимание: Общее тревожное расстройство острое стрессовое расстройство Бессонница — результат совместного действия лекарств? Нервная анорексия — из-за чрезмерного стресса. Обсессивно-компульсивное расстройство — конкретно в отношении школьной работы? Некоторые из них, похоже, были написаны в прошлом году, что, впрочем, не могло не насторожить Ремуса. В прошлом году у Регулуса был психический срыв. Его внимание привлекла пара записей, которые выглядели самыми новыми, возможно, написанными за последние пару дней. Расстройство деперсонализации-дереализации, возможно, учитывая действия пациента? Сообщения о странном и нехарактерном поведении пациента без признаков того, что пациент распознает реакцию. Расстройство, связанное с употреблением психоактивных веществ: ВНИМАНИЕ! При следующей встрече провести проверку зелий. Ремус совершенно не понимал, как к этому относиться. Очевидно, мадам Помфри тоже больше не считала, что это простое воздействие зелья. Оказалось, что она уже давно ведет записи о Регулусе. Ремус оценил ее доскональное изучение в этом деле, вместо того, чтобы потребовать от мальчика признания, особенно если учесть, что он, скорее всего, быстро закроет на это глаза, как только она затронет эту тему. В записях, которые она вела, подробно описывался определенный опыт, который студенты и профессоры приводили в связи с поведением Регулуса. Ему стало интересно, почему они не довели информацию о нем до директора, почему только до колдоведьмы? Что-то во всем этом было не так, но Ремус был слишком сосредоточен на прочитанной информации. Вот почему он встал на рассвете, размышляя над разгадкой тайны Регулуса Блэка, в то время как объект его одержимости, его брат, прижимался к нему. Ему казалось, что это должны быть зелья, верно? Регулус использовал запрещенные зелья и, возможно, даже какие-то магловские наркотики, чтобы снять стресс. Все вроде бы сходилось, но все же трудно было представить, чтобы чопорный и правильный Регулус пристрастился к чему-либо, не говоря уже о чем-то столь непристойном, как запрещенные зелья. Он мог только представить, что скажет Сириус, если узнает об этом. Его парень был зол на брата, но Ремус знал, что грань между любовью и ненавистью всегда была тонкой между двумя братьями. Сириус был бы измучен беспокойством, а это означало, что Джеймс будет втянут в это. Джеймс наконец-то снова стал приходить в себя, и последнее, чего он хотел, это усугубить ситуацию. Тем не менее, он хотел помочь Регулусу, поэтому он постарается сделать все возможное, чтобы сделать это без участия своих друзей. Питер, возможно, захочет помочь, но, зная, что в прошлом году его другу пришлось хранить огромный секрет от людей, он сомневался, стоит ли его привлекать. Он не был уверен, как он вообще сможет подойти к мальчику, не говоря уже о том, чтобы обсуждать столь деликатный вопрос. Если верить Лили, а ей всегда можно было верить, то Регулус, возможно, даже не мог быть в состоянии разговаривать с Ремусом. Он мог бы обратиться к профессорам, но, честно говоря, они, похоже, уже знают, что что-то происходит, и ничего не предпринимают, к тому же Ремус не хотел, чтобы Регулуса выгнали из школы или что-то в этом роде. Ремус ломал над этим голову все утро, до тех пор, пока Сириус не решил, что это идеальное утро, чтобы разбудить своего мужчину минетом. Тот факт, что его мужчина уже проснулся, похоже, ничуть не беспокоил Сириуса. Это вытеснило все мысли о Регулусе из его головы до самого обеда. После обеда он принял очень глупое решение.
*********************************
Барти
— Крауч! Барти обернулся, сразу же прервав свой путь к теплицам, чтобы встретиться с Реми. Это оказался абсолютно последний человек, которого он ожидал увидеть. Ремус Люпин. Ремус Люпин был тем человеком, о котором Барти никогда не задумывался. Он знал, что Ремус Люпин встречается с братом его лучшего друга, но, честно говоря, он не любил думать о Сириусе Блэке. Поэтому он не мог представить, что может хотеть от него Ремус Люпин. В любом случае, он решил посмотреть, чего хочет этот придурок, скрестив руки: — Люпин. Ремус приблизился к нему, сохраняя приличное расстояние: — Ты видел Регулуса? Барти нахмурился, теперь это было еще более тревожно: — Что именно такому, как ты, нужно от Регулуса? Люпин нахмурился: — Такому, как я? И что же это должно означать? Барти закатил глаза, не обращая внимания на драматизм гриффиндорцев: — Мерлин, какого хрена тебе надо, полукровка? Люпин снова нахмурился на Барти, не желая продолжать спор: — Это действительно не твое дело, Крауч. Теперь я спрошу снова, поскольку ты, очевидно, слишком медлителен, чтобы понять что-то, когда это спрашивают в первый раз. Где Регулус? Барти не понравился тон высокого кретина, он подошел ближе к нему: — Ладно, если ты хочешь играть в эту игру, то я согласен. Я больше не буду спрашивать, поэтому действуй осмотрительно, что тебе нужно от Регулуса? Люпин беззлобно фыркнул: — Надо же, я конечно слышал, что ты был сторожевым пёсиком у Регулуса, но всегда думал, что это слух, который пустили скучающие слизеринцы. Я и не подозревал, что ты так серьезно относишься к своей роли, Крауч. Ну, разве Регулусу не повезло иметь такого преданного… дружка? Барти стиснул зубы, это был едва ли первый раз, когда его называли сторожевым псом Регулуса, но в этот раз все было по-другому. Обычно он просто отмахивался от неудачных попыток однокурсника раззадорить его, ссылаясь на их невежество, но Люпин-то не был глуп. Он был до жути умен, это было очевидно и для Барти, но, тем не менее, издевка, исходящая от человека с мозгами, ощущалась иначе. Тем не менее, он знал, что его подначивают, и что он не должен позволять этому задеть себя, но он был вспыльчив и всегда оставался таким. Он шагнул ближе, угрожающе: — Я не его гребаный сторожевой пес, но если ты будешь продолжать испытывать мое терпение, то узнаешь, как жестко я смогу разгрызть тебя! Барти был полностью готов сделать выпад в тот момент, когда Ремус заговорит дальше, не особо заботясь о том, что именно он скажет в защиту. Но он снова забыл, с кем имеет дело, Люпин отличался от его обычных противников, он застал Барти врасплох, рассмеявшись ему прямо в лицо. Барти застыл в замешательстве, никто никогда не смеялся над ним. Люди называли его психом, люди искренне боялись его, но никто никогда не смеялся над ним после того, как он им угрожал. — Вау, так это он? Это тот самый Барти Крауч, перед которым я должен был дрожать от страха? Ну, серьезно, Крауч, я знаю, ты можешь лучше. Давай, покажи мне, как ты наводишь ужас на массы, — теперь Люпин дразнил его, Барти это чертовски не понравилось, но он также испытывал странное нежелание выполнять свою угрозу. Что-то было в Люпине, что-то в нем было не так. Вместо этого он решил сделать шаг назад, закатив глаза: — Ну, массы склонны к идиотизму. Люпин кивнул в знак согласия, ухмылка все еще была на его лице: — Справедливо. — Так вот чего ты хочешь? Ты хочешь увидеть, как я злюсь, Люпин? Люпин закатил глаза, прислонился к стене рядом с ним, небрежно отдаляясь от него: — Нет, я просто хочу поговорить с Регулусом, и, похоже, в эти дни ты единственный, кто может до него достучаться. Барти скрестил руки, более чем подозрительно глядя на Люпина: — Да ну? Что ж, очень жаль. И с этим он развернулся и начал уходить по коридору, он не успел пройти и десяти метров, как услышал оклик Люпина: — Так чего он шатается тут накуренный в доску тогда? Ну и хороший же из тебя друг, Крауч! Барти замер на месте, переваривая услышанное. Крауч быстро надвигался на Люпина, затаскивая его в небольшой альков неподалеку. Он повернулся к нему со злобным рычанием: — Какого хера ты так кричишь? Ты пытаешься добиться его исключения? Люпин закатил глаза, от чего Барти захотелось ударить его еще раз: — Расслабься, здесь никого нет, я проверил, прежде чем пришел тебя искать. Барти нахмурился, не понимая: — И как именно ты это проверил? Как ты вообще меня нашел? — Это не твое дело, Крауч. Теперь-то мы поговорим о Регулусе или как? — Нет, не поговорим. Я понятия не имею, о чем ты говоришь, и если ты знаешь, что для тебя хорошо, то ты тоже об этом забудешь, — прорычал Барти. — Нельзя угрозами выходить из любой ситуации. Барти фыркнул: — С этим я не соглашусь. Люпин насмехается: — Неважно, с чем ты согласишься или нет, факт остается фактом: Регулус принимает зелья, наркотики или что-то еще. Я знаю только то, что он под кайфом с того момента, как переступил порог Хогвартса в этом году. — Ты ни черта не знаешь. Ты просто пытаешься что-то выяснить. — Пожалуйста, не надо играть в отрицание. На самом деле я пытаюсь ему помочь, поэтому мне и нужно с ним поговорить. Может быть, я смогу образумить его, очевидно, что ты либо не можешь, либо не хочешь делать это сам. Барти на мгновение уставился на Люпина, раздумывая: — А вот только я уже кое-что сделал, гребаный ты урод. Он завязал с этим на прошлой неделе. Так что, что бы ни привело тебя к этому альтруистическому порыву в данный момент, можешь забрать это с собой. Последнее, что нужно Регсу, это еще один гриффиндорец, который портит ему жизнь. В первый раз за все время обмена он увидел, как с лица Люпина соскользнул фасад, его челюсть крепко сжалась: — Да, точно, потому, что это Регулусу тут испортил жизнь какой-то гриффиндорец, не наоборот. — Что? Ты хочешь сказать, что действительно веришь в то, что Поттер был невинен в этом дерьмовом шоу? Что Регулус был жестоким, а Джеймс — невинной жертвой. Очнись. Глаза Люпина сузились: — Ты хоть знаешь, что между ними произошло? Барти пожал плечами, чувствуя, что наконец-то одержал верх: — Я знаю достаточно. Я знаю, что хотя Регулус, возможно, и был тем, кто бросил бедного Поттера, твой друг вряд ли может быть невиновен в этом деле. Учитывая, каким чертовски разбитым был Регулус после всего этого, и каким разбитым он остается до сих пор. Лицо Люпина смягчилось: — Ладно, я полагаю, что никто из нас не знает всей истории, но все же я хотел бы увидеть Регулуса. — Я же сказал тебе, он завязал с наркотиками. Он в порядке, так что отъебись, пока окончательно не вывел меня из себя, — Барти нахмурился. — Да, конечно, ты думаешь я поверю его пособнику? — Я не его гребаный пособник. — Правда, ты пытаешься сказать мне, что не знал, что он был на зельях до прошлой недели? Ты действительно думаешь, что я в это поверю? — Мне похуй, во что ты веришь, Люпин. Я не его гребаная сука-мать, я не собирался контролировать его жизнь. Я не давал ему никакой возможности пичкать себя дрянью, я просто позволил ему сделать свой собственный выбор, как большому мальчику. — Вау, вот это речь, из тебя бы получился отличный лайф-коуч! — Что, блядь, такое лайф-коуч? — прорычал Барти, чувствуя, что его оскорбляют. Люпин едва удостоил его язвительным взглядом, прежде чем пробормотать: — В словаре поищешь. Так ты позволил ему испортить свою жизнь и ничего не сказал? Ты знаешь, что его выгнали из префектов? — Конечно, блять, я знаю, он мой лучший друг. Ему никогда не нравилось быть префектом. Всегда напоминало ему о его матери. Так что я сомневаюсь, что его это сильно парит. — Правда? А как ты думаешь, он отнесся к тому, что его лишили роли капитана Слизерина? Барти помрачнел, это было то, что очень сильно беспокоило Регулуса с тех пор, как он вышел из оцепенения, вызванного зельями. Он злился на себя за то, что отказался от должности, которой так жаждал с тех пор, как попал в команду. Барти не нравилось, что Ремус Люпин был прав, и уж точно не нравилось, что тот знал, что был прав, учитывая его самодовольную ухмылку. Поэтому, конечно, он пошел на попятную: — Почему тебя это вообще волнует, Люпин? Только не говори мне, что это из-за Сириуса, потому что я знаю, что этому говнюку плевать на Регулуса. Так в чем дело, Люпин, ты здесь из-за Поттера? Люпин немного опешил от такого вопроса, но быстро подавил свое удивление безразличием: — Нет, я здесь ради себя, хочешь верь, хочешь нет. Сириус действительно заботится о своем брате, причем очень сильно, но в данный момент его ранит их последний разговор. Джеймс тоже заботится о Регулусе, но у него сейчас свои проблемы. У меня же достаточно времени, чтобы беспокоиться о мальчике, который, я надеюсь, когда-нибудь станет моим шурином. Теперь настала очередь Барти удивляться. Нельзя сказать, что волшебники не выходили замуж за друг друга, но это было редкостью. Некоторые ведьмы и волшебники были довольно гомофобны, поэтому многие геи решили, что проще оставаться незамужними. Ремус Люпин явно не считал так же, и эта мысль озадачила Барти. Возможно, это потому, что его отец был гомофобом, но он никогда не задумывался о том, что для некоторых пар это может быть предметом гордости. Самому Барти больше нравились девушки, но иногда его внимание мог привлечь и парень. В нем было так глубоко заложено, что гомосексуализм — это неправильно, что это было единственным, в чем он никогда не пытался восстать против своего отца. Он не успел ответить, как Люпин продолжил: — Так что да, я хочу быть уверен, что он доживет до свадьбы своего брата. Барти уставился на него и слабо ответил: — Но он же отрекся. Люпин поднял бровь: — Как и Сириус. В тот момент Барти имел в виду Сириуса, потому что он постоянно забывал, что Регулус тоже был отречен. Опять же, если один был главой семьи, а другой получил наследство, разве они оба технически могли считаться отреченными? Независимо от того, что говорил или не говорил дурацкий гобелен Вальпурги Блэк. Люпин зарычал, как будто Барти ему надоел: — Ладно, не говори мне, где он. Лучше бы ты не врал, когда сказал, что он чист. Хотя, пожалуйста, просто имей в виду, что наркоманы редко могут завязать с наркотиками. Я буду следить за ним, и если он снова сорвется, у меня есть свои средства, чтобы найти его. Так что проследи, чтобы ему стало лучше, Крауч. Барти остался смотреть на удаляющегося Люпина. Он не знал, привиделось ли ему все это, действительно ли Ремус Люпин был настолько странным. В любом случае, он пошел проверить Регулуса, на случай, если это не было его воображением. У него было странное чувство, что его только что обманули, причем еще и гриффиндорец, но он не был уверен, что это вообще возможно. Поэтому он твердо решил впредь избегать Ремуса Люпина.
*********************
Регулус
Когда Регулус вышел из наркотического оцепенения, все изменилось. Он не стал бы говорить, что испортил свою жизнь, но он определенно не поспособствовал ей. Если бы он все еще был в хороших отношениях с матерью, она бы кричала на него за те возможности, которые он выбросил в мусорную корзину, но он не мог найти себя слишком разочарованным тем, что он потерял на этом пути. Через день после того, как он официально отказался от использования зелий, даже сонных, его отозвал в сторону профессор Слизнорт. Гораций Слизнорт считал, что должность префекта может оказаться для него слишком тяжелой, и, видимо, все остальные префекты согласились с тем, что он должен отказаться от должности. Он не явился ни на одно дежурство или собрание, так что он не мог их винить. Кроме того, он никогда не хотел быть префектом, это всегда было планом его матери. Если честно, было приятно освободиться от еще одного окова, который она на него наложила. Кроме того, от него больше не ждали, что он будет присутствовать в Клубе Слизней. На самом деле, казалось, что Слизнорт теперь был убежден, что Регулусу не под силу делать в Хогвартсе вообще что-либо. Признаться, ему было больно, когда он узнал, что Слизнорт лишил его звания капитана по квиддичу через месяц после начала занятий. Видимо, тот факт, что он не запланировал пробный матч, убедил Слизнорта, что он не готов к такой ответственности. Он не знал, что Регулус был чересчур обкурен, чтобы беспокоиться о чем-то подобном. Теперь, когда его голова была на месте, он понял, как глупо он относился к квиддичу в этом году. В прошлом году он так хотел стать капитаном, а когда получил шанс, то все испортил, потому что не смог смириться с реальностью. Он был достаточно собранным, чтобы не напрягаться перед тренировками и играми, хотя и пропустил много тренировок. Любой другой член команды получил бы за это по заднице, но Регулус был ветераном команды, и он все еще был способен поймать снитч. Он должен был признать, что, хотя он старался оставаться относительно бодрым во время игр, наркотики настолько одурманили его мозг, что иногда ему было трудно сфокусировать взгляд. В этом году у них был средний результат. Регулусу удалось поймать снитч раньше, чем ловцу Хаффлпаффа, но не удалось против Макиннон, что, вероятно, было связано с тем, что он был немного под дурью во время той игры. И если бы встреча с Джеймсом могла причинить ему непосильную боль, теперь он еще и вместо этого рисковал упасть на высоте сто футов и погибнуть. Его оценки упали, но не так сильно, как могли бы. Регулус полагал, что должен благодарить зелье концентрации, которое он принимал в избытке, и которое предоставляло ему достаточно времени, чтобы закончить работу в школе, прежде чем он отвлечется на какое-нибудь другое бессмысленное дело. Регулус нашел под матрасом множество набросков и заметок, как будто это могло помешать кому-то увидеть их. Очевидно, Регулус был немного параноиком, когда был под кайфом. Барти не теряя времени рассказал Регулусу обо всех странных привычках, которые он приобрел за первые несколько месяцев учебы. Если это не было достаточно ужасающим, то оказалось, что Розье теперь чувствовал некоторую свободу в общении с ним. Пусть и не так часто ею пользовался, в основном это оказывались незначительные комментарии, которые были безобидными, но раздражающими. Тем не менее, Регулусу было совершенно ясно, что во всем этом деле что-то не так. Ему хотелось бы верить, что его поведение под кайфом было настолько незаметным, что никто из преподавателей об этом не узнал, но он знал, что это не так. Ну, во-первых, казалось, что Слизнорт знал достаточно, а мадам Помфри, по крайней мере, подозревала об этом, но все же у него было ощущение, что гораздо больше народу знало о том, что с ним происходит, чем он мог предположить. Тем не менее, он не был до конца уверен, что происходит что-то подозрительное, пока его не вызвали в кабинет директора посреди урока Чародейства. Регулус не часто посещал кабинет директора, он знал, что его брат был достаточно частым нарушителем, чтобы попасть туда, но это было не так. На самом деле, последний раз он был в этом кабинете, когда ему сообщили, что его отец умер. Он знал, что это не может быть связано с его матерью, потому что, как глава семьи, он должен был получить известие о ее кончине раньше всех. Он не понимал, чего от него хочет директор, но тот сохранял мрачное выражение лица, когда Регулус вошел в его кабинет: — Присядь, пожалуйста, Регулус. Регулус молчал, сидя с безразличным выражением лица, ожидая, когда директор заговорит первым. Но тот не говорил, вместо этого они молча смотрели друг на друга, ожидая, когда другой заговорит первым. Регулус мог сидеть неподвижно перед строгим лицом авторитета вечно — это ему вдолбила мать, но он действительно не понимал, что за игру затеял этот человек. Зачем профессору Хогвартса вообще играть в такую игру со студентом? Это была тактика запугивания? В конце концов, Дамблдор первым нарушил молчание, но только после того, как двое слишком долго смотрели в пустоту, оценивая друг друга. Он прочистил горло, положил руку на стеклянную чашу на своем столе и протянул ее Регулусу: — Будете лимонный щербет, мистер Блэк? Регулус покачал головой, поджав губы: — Нет, спасибо, профессор. Дамблдор слегка наклонил голову, глядя на Регулуса сквозь очки: — Как вы себя чувствуете, мистер Блэк? Регулус сузил глаза в ответ на вопрос: — Прекрасно, профессор. Почему вы спрашиваете? Дамблдор мягко улыбнулся, хотя его глаза оставались расчетливыми: — В этом году я слышал о вашем странном поведении на уроках и в коридорах. Похоже, если верить моим профессорам, вы вернулись в прежнее русло. Так что я просто проверяю, как вы себя чувствуете? Он всё знал, и Регулус обнаружил, что был при этом не так уж и удивлен. На самом деле, он не удивился бы, если бы Дамблдор знал обо всем, что происходит в Хогвартсе, но тут возникал вопрос. Если Дамблдор знал о его проблемах, то зачем было ждать, пока они пройдут, прежде чем подойти к нему? Если Регулус и раньше не был подозрительным, то теперь точно стал. Он аккуратно сложил руки на коленях, а затем устремил на директора расчетливый взгляд: — Я чувствую себя хорошо, профессор. Прошу простить меня за вопрос, но зачем спрашивать сейчас? Почему бы не спросить, когда вы впервые получили сообщения о моем поведении? Глаза Дамблдора засияли, он был рад такому вызову, что было ясно: — Не всегда разумно вмешиваться в дела моего ученика, независимо от серьезности моего беспокойства. Иногда людям нужно немного времени, чтобы понять, как помочь себе. Регулус скрестил руки: — Правда? Я думал, что ваша работа как работника образования заключается в том, чтобы оказывать студентам любую посильную помощь, чтобы помочь им в их пути? — Это распространенное заблуждение, мистер Блэк. Не волнуйтесь, многие люди совершают ту же ошибку, что и вы. Моя работа как работника образования заключается в том, чтобы убедиться, что мои студенты готовы справиться со всем, что им может понадобиться или с чем они могут столкнуться в своей жизни за пределами Хогвартса. Я предпочитаю, чтобы мои ученики учились помогать себе сами, а не давать им ответы на все их проблемы. Регулус сузил глаза: — Интересно, я ценю этот урок. Дамблдор кивнул, на его губах мелькнула ухмылка: — Уверен, что цените, я хорошо знаю, как вы цените школу, мистер Блэк. Иногда даже прерывая занятия, чтобы обсудить это. Регулус сохранял спокойное выражение лица, как только мог, чувствуя угрозу: — Что я могу сказать, сэр? Я люблю учиться. — Это замечательно, мистер Блэк. Это то, чего мы хотим для всех наших студентов. Хотя я должен быть честен с вами. Тактику, которую вы использовали, чтобы привить любовь к учебе, мы находим, однако, весьма сомнительной. Регулус изо всех сил старался сохранить лицо прямым, когда задал вопрос директору: — Сэр? Боюсь, я не совсем понимаю, о чем вы говорите. Дамблдор криво улыбнулся молодому студенту: — Мадам Помфри обратила мое внимание на многие проблемы, прежде чем я позволил ей сделать анализ крови во время ваших еженедельных осмотров, — Регулус смутно помнит анализ крови: — Именно там она обнаружила, что ее опасения были обоснованными, поскольку в вашем организме было несколько довольно опасных веществ, Регулус. К сожалению, почти все они были запрещены. На этот раз Регулус не стал прикидываться дурачком, но все равно ни в чем не признался бы. Поэтому он предпочел хранить молчание. Дамблдор продолжил говорить: — Как вам хорошо известно из вашего пребывания в должности префекта, мистер Блэк, незаконное использование зелий строго запрещено на территории Хогвартса. У вас есть что сказать по этому вопросу? Регулус скорчил гримасу и покачал головой, полностью готовый к исключению. Выражение лица Дамблдора сменилось на искреннее, чему Регулус не поверил ни на секунду: — Регулус, я не хочу исключать вас. Это последнее, чего я хочу для вас. Вы очень способный студент, и хотя я знаю, что у вас есть определенные семейные обязанности, а также обязаны добиться от жизни того, чего хотите сами. Я не знаю вас хорошо, но у меня такое чувство, что последнее, чего вы хотите, это оказаться в ловушке в качестве наследника Блэков, которому больше нечего показать. К сожалению, Ж.А.Б.А. — это все в наши дни, и я не хочу, чтобы вам пришлось их упустить. Тем более, что вы так хорошо справились с С.О.В.ами. Ближе к делу, старик. Регулусу надоела его циркулярная эмпатия, она была скучной и наигранной. Регулусу не нужно было, чтобы кто-то притворялся, что он на его стороне, чтобы узнать о распространителе запрещенных зелий в школе. Регулусу просто нужно было, чтобы этот человек сказал ему, чего он от него хочет, чтобы он мог решить, стоит ли цена того. — Профессор, если позволите, вы, кажется, куда-то ведете. Возможно, вы могли бы добраться туда быстрее? Дамблдор на мгновение выглядел удивленным, а затем рассмеялся: — Надо же, никто, кроме Блэков, не может быть настолько взбалмошен, пока ждет известия о том, исключат его или нет. Что ж, это подводит меня к следующему вопросу. Регулус, я хочу помочь вам, но я был бы благодарен и за вашу помощь. — И вот наконец оно. Предложение о помощи, но с определенными условиями. — И что может сделать такой ничтожный шестнадцатилетний подросток, как я, чтобы помочь самому могущественному волшебнику в Британии? — пробурчал Регулус, совершенно не сдерживая своего сарказма. Дамблдор проигнорировал сарказм: — Регулус, мы с вами оба знаем, что вы не просто шестнадцатилетний студент. Вы управляете самой могущественной семьей в Британии. Вы, вполне возможно, самый экономически и политически влиятельный студент в школе. Регулус скрестил руки, нахмурившись: — Так что, вы хотите, чтобы я поддержал вас и ваше дело или что-то еще? Дамблдор поднял бровь: — И что вы считаете моим делом? Регулус закатил глаза: — Сторону света? Все это хорошее и святое? Ну, знаете, отсутствие тьмы и все прочее. Дамблдор забавно скривил губы: — Ахх, вы обсуждаете военные действия. Признаюсь, я бы очень хотел, чтобы кто-то с вашим финансовым и политическим влиянием был в нашем ряду, но я не думаю, что вы настолько контролируете остальных членов вашей семьи, чтобы это было действительно важно. Тем не менее, вы могли бы предложить мне определенную информацию, которая была бы очень полезна для моей стороны, как вы ее назвали. Регулус подпер рукой подбородок, размышляя: — Итак, давайте разберемся, вы хотите, чтобы я передавал информацию с войны, в которой я даже не участвовал, чтобы меня не исключили за то, что совершенно не связано с войной? Скажите, директор, вы пытаетесь меня шантажировать? Дамблдор нахмурился: — Конечно, нет. Если вы не хотите сотрудничать, то это совершенно нормально. Придется провести встречу с советом, и уже тогда они могут принять решение о вашем исключении, а могут и не принять. Никакой встречи не будет, в этом Регулус был уверен. Дамблдор собирался либо получить свою информацию, либо выгнать Регулуса из школы. Манипулятивный ублюдок. — Вы ведь понимаете, что я владею местом в Визенгамоте, и мой дядя также занимает место в нем? — Регулус предпринял полусерьезную попытку угрозы. Дамблдор ухмыльнулся: — Мистер Блэк, мы оба знаем, что вы не сможете служить в Визенгамоте до семнадцати лет, а ваш дядя скорее поможет мне, чем согласится быть на вашей стороне. Жестко, но достаточно правдиво. Регулусу надоело это дерьмо: — Так что если я дам вам всю информацию, которая мне известна на данный момент, вы оставите меня в покое? Я смогу продолжить учебу, и вы не будете выносить мне мозг? Дамблдор покачал головой: — К сожалению, вы не в том положении, чтобы выдвигать требования, мистер Блэк. Тем не менее, если вы назовете мне имена всех Пожирателей смерти, о которых вам известно, вы можете пока быть свободны. Я обращусь к вам, если мне понадобится еще какая-либо информация, но я позабочусь о том, чтобы этот инцидент с зельями был вычеркнут из архивов всех остальных сотрудников. Это звучит справедливо? Нет, для Регулуса это звучало как дерьмовая сделка. Это было похоже на еще одного человека, который будет контролировать его. Тем не менее, он больше ничего не мог сделать, он был беспомощен: — Вы не такой уж альтруист, каким вас выставляют. Договорились.