B.M.

1

Остался один день. Джемин не считает. Считает Мэттью. Он этого не показывает, но по всему лицу видно, как ему жаль. Вот это да! Джемин запомнит. — Вот и всё! It’s over… it’s over… Мэттью, напевая, зажимает enter, отправляет очередное разрушающее, уничижительное письмо и радостно прокручивается в кресле. Ладони вместе, а потом он свои пальцы превращает в своеобразный пистолет и «выстреливает» в монитор. Заказчик будет доволен, ну а заказанный — ославлен на всю страну. Джемин, цепко следящий за цифрами уже на своём экране, через пять минут видит новые поступления. Пятнадцать тысяч долларов. Неплохо. Очень даже неплохо. — Можно поздравить величайшего критика с повышением? Он встаёт с соседнего кресла и протягивает руку Мэттью. Тот принимает её с крепким пожатием. А ещё растрачивается на сердечные признания, на «мы» и что без него, Джемина, он бы не справился. Джемин же улыбается другу, но настоящие мысли не озвучивает. Потому что нет. Справился бы. Всё мастерство его — в искусном языке, способным превратить писательское слово вкупе с известностью неприступного критика в массовое убийство и спуск с лестницы. А он же, Джемин, только находит, кто с радостью подкинет человека для уничтожения. И да, Мэттью для своих тридцати пяти ещё владеет пиар-агенством. Такой железной хватке ещё поучиться надо! — Что я буду без тебя делать, Мин? А? Ну вот что? Скажи! Мэттью уже разливает по стаканам крепкий виски. Хорошая статья, большие деньги — это всё ничто, если не закрепить результат. А именно — попросту отпраздновать. — А кто сказал, что через день я не обновлю заявление? — выгибает бровь Джемин. — Думал, избавишься от меня так просто? Мэттью красноречиво вздыхает. — До последнего не хотел это говорить… Он крепко зажмуривается, смотрит непонятным взглядом, но всё равно раздумывая: говорить или не говорить. Джемин, потеряв тягу к стакану с виски, заинтересованно подаётся вперёд. И Мэттью принимает решение, выпаливает как из автомата. — Твой отец нашёл тебя, — сдаётся Мэттью. — И он хочет тебя увидеть. Джемин думает, что Мэттью, такому острослову, грешно не обнажать правду. «Он хочет тебя обратно» — вот что нужно сказать, а не выдумывать с украшением. — Вот как, — хмыкает Джемин. И не удерживается от того, чтобы щёлкнуть ногтем по стакану. Ему хочется услышать звон растаявшего льда, потому что ничего больше не удивляет. — Дела в вашей «Виэн» совсем плохи, — качает головой Мэттью. — Серьёзно? — поднимает брови Джемин. — Серьёзно, — кивает Мэттью. — Последние новости не видел, что ли? — Да я как-то… — Джемин через янтарный цвет стекла смотрит на Мэттью. — Знаешь, не интересуюсь тем, что мне не интересно. Всё гениальное просто. — Там полный крах. — А я думал, там всё цветёт и пахнет, — смеётся Джемин. — Прованскими травами. Господин президент же клялся-божился, что превратит компанию в нового Бога. Обещал да так уверенно, что через пять лет под его руководством компания будет одним из лучших модных брендов Европы. Все эти «питоны и морганы» — или как их там? — окажутся на свалке, а он будет открывать магазины на Мёндоне и Оксфорд Стрит. Джемин самозабвенно смеётся, запрокидывая голову назад. — Что же? — кривя лицо в жалостливом выражении, спрашивает. — Не получилось? Не вышло?! Да как же так-то, господин наш президент? Мэттью смотрит на Джемина с недоверием, а после — и с некоторой осторожностью. — Да мне плевать на вашу эту «виэну»! — отбрасывая шутки, со всей внезапно накатившей злостью рычит Джемин. — Пусть хоть обанкротится, утонет в долгах, а сотни людей окажутся безработными, мне не будет никакого дела до неё! — Она уже. Мэттью спокойно отвечает, обрушивая лавину. Джемин медленно поднимает голову и переводит на него свой обострившийся колючий взгляд. — Да ну!.. — всё ещё не веря, выдаёт он. — Как же так-то… быстро? — Дай обезьяне гранату, — усмехается Мэттью. А потом он, видимо, улавливает изменившееся настроение Джемина, хотя тот как мог, пытался спрятать потерянный взгляд. Нет, он конечно бросался в лицо Джэхёну шутками, что из-за его амбиций они могут оказаться на вещевом рынке и торговать китайскими тапочками. Или же организуют фирму по оказанию эскорт-услуг престарелым олигархам — совершенно не опасно. Но кто же знал, что подобная смелая мечта, ну просто полёт фантазии, сбудется? — Всё, шоу начинается? — подначивает Мэттью. — Сердечко-то ёкнуло! Поём хэппи сонг и радуемся возвращению блудного сына? Джемин пытается взять себя в руки и справиться с накатившей бурей негативных эмоций. Так удивительно: полностью переделал себя, чтобы ничему не поддаваться, но одно лишь слово о прошлом — и он всё. Готов. Готов своими руками свернуть шею любимому «родственнику». — Не представляю, что чувствует отец, — потерянно говорит Джемин. — Это же дело всей его жизни… Он столько себя вложил, чтобы какой-то… просто взял — и!.. Больше не сдерживаясь да и не отдавая себе отчёта, Джемин ударяет кулаком о стол. Мэттью новая привычка, вылившаяся последствиями от перекраивания личности, конкретно так уже подбешивает, Джемин это знает, но делать что-то… нет, не будет. — Старик держится, — смотря, как медленно растекается по бумагам виски, говорит Мэттью. — Я уже не говорю о том, что он после той моей статьи про хреновое качество шмоток твоей «виэны», вышел на наш офис в Праге. Но приехал не с судом. — Приехал даже? — эхом отзывается Джемин. — Вот как. — Помнишь, как мы вставили изображение с той твоей карикатуркой на Чона? Так вот по ней старик и узнал твой почерк. А ещё с кем ты повёлся и на кого промышляешь. — Я и не скрывался, — просто отвечает Джемин. И нет, он не хотел, чтобы его искали, не хотел, чтобы звали обратно. Ему ничего не нужно было, он даже не думал о какой-то там жалкой «мести» из подполья. Джемину было плевать, он оставил прошлую жизнь там, где-то между показом восемнадцатого года Midnight Skies и празднованием улетевшей на ура коллекции. Но когда Мэттью признался, что мечтой всей его жизни было написать статью, которая разнесла бы в пух и прах руководство успешной «Виэн», то в Джемине взыграл его новый характер. Он больше не сдерживался и позволял себе проявлять гнев и злость во всей красе — это приносило радость. Потому что может быть он зря продолжает молчать? Хотя не скажет, что за все эти годы без родных и близких по кому-то скучал. Что-то безвозвратно умерло в нём, а новое не спешило появляться. — И я не смог скрывать правду, — говорит Мэттью. — При более близком знакомстве понял, что он нормальный такой мужик, не то что мой отец, зря на него гнал. С твоим можно найти общий язык. И тебе до него, кстати, далеко. Ну, чтобы быть спокойным и рассудительным. — Ближе к делу, — не выдерживает Джемин. Чем подтверждает опять свою истинную горячность. — Он знает, когда заканчивается твой контракт, — прямо отвечает Мэттью. — И он ждёт тебя. Ему нужен тот, в чьи руки передаст управление компанией. Ты нужен ему, слышишь? Добавляет, что Джэхёна из-за каких-то проводимых махинаций вытурнули с поста директора — ему вообще теперь вход в компанию заказан. Совет директоров собирается каждый день, но никак не придёт к общему решению, что делать дальше. Джемин узнаёт, что отец временно взял управление в свои руки. Он закрывает глаза, пытаясь отогнать непрошеные чувства и воспоминания, что одолевают без промедления. — У тебя остался его номер? Джемин принимает решение. Похоже, и эту устаканившуюся жизнь ему придётся оставить. — Номера нет, сам звонил, — отвечает Мэттью. — Что ж, в таком случае… — поднимается Джемин с места. — Пойду собирать вещи. Если позвонит, передай ему мой пражский адрес. Мэттью с широкой улыбкой салютует, выкидывая «ес, сэр». И Джемин, останавливаясь уже у дверей, оборачивается: — И да, Биг Мэтт… — вспоминает Джемин старое прозвище. — Я помню ещё одну твою мечту. Если всё-таки стану президентом, то встретимся уже в «Виэн». Уверен, Джиу до сих там. Никогда не поздно всё исправить. Он столькому научил Джемина, что тот попросту не может остаться в стороне. Давнее соперничество их отцов не перешло болезнью к сыновьям, Мэттью сам нашёл Джемина в тот момент, когда последнему казалось, что жизнь остановилась вместе с открывшейся правдой. И показал, что можно жить не только ради любви к одному человеку — на свете слишком много вещей, чтобы привязывать себя к одной позиции. Можно учиться всю жизнь, путешествовать, открывать новые знания и умения. Или работать там, где нравится. Можно потерять семью и друзей, а можно найти настоящего друга в извечном сопернике. — Без «если», — командует Мэттью. — Помни о силе слов и какую установку они несут. Как писатель тебе говорю. И как друг тебя спрашиваю… а ты сможешь туда вернуться? Действительно готов? — Я просто помогу отцу, — тоном, не терпящим возражений, отвечает Джемин. — Это всё, что от меня требуется, не более. — Ты же знаешь, что я не об этом… — качает Мэттью головой. — Уверен, что в её присутствии сможешь быть таким, как сейчас? Знаешь, я помню, как тебя ломало… — Не переживай, — произносит Джемин, поднимая выше голову. — То, что сломано, уже не восстановится. Я забыл её. — Что-то я не верю в склероз по заказу. — Да и я — не ты.